А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Десять лет разницы в возрасте создали настоящую пропасть между ними; к тому же их характеры были настолько разными, что, даже будь они ближе по возрасту, все равно бы возникали медленно тлеющие ссоры. Рэндал, средний ребенок, выступал в роли необходимого буфера. Теперь же без смягчающего влияния Рэндала между Николасом и Атиной постоянно происходили стычки. Она возмущалась, что не родилась мужчиной, и считала несправедливым, что сначала Рэндал, а потом Ник унаследовал все богатство Шербурнов. И если она как-то смирилась с тем, что Рэндалу достались поместья их отца, ее выводило из себя, что сейчас в таком же положении оказался Ник. Все это не давало ей покоя.Думая о ее высокомерных манерах, Николаc встряхнул головой. Его ничуть не удивляло, что Атина так и не вышла замуж. Только мертвый мог бы выслушивать эти сварливые речи! Он вздохнул: если не произойдет что-нибудь радикальное, то, похоже, ему придется мириться с ней до конца дней!Это была тягостная мысль. Сегодня Николаc отпустил Лавджоя пораньше и, вернувшись на свою половину на ночь, медленно стянул шейный платок и машинально бросил камзол на кресло. «Может, мне удастся найти ей мужа, — размышлял он. — Менее чем через месяц ей будет сорок два, она давно уже считается старой девой, но если дать за ней достаточно денег… Она по-прежнему привлекательна», — нехотя признал он, вспоминая, как она выглядела несколько лет назад, когда плавно и величественно сходила с лестницы, чтобы поприветствовать его, приехавшего в поместье Шербурнов. На ней тогда было яблочно-зеленое декольтированное платье с высокой талией и длинным шлейфом. Атина была ростом со среднего мужчину, но при этом прекрасно сложена. Она обладала — и Николаc первым признал это — неким королевским величием. Атину можно было назвать скорее привлекательной, нежели красивой: густые черные волосы, большие лучистые черные глаза Талмиджей, но по сравнению с братом — более нежные нос и подбородок.Уже не в первый раз Николаc задавался вопросом, отчего она не вышла замуж. «В юности она, наверное, была великолепна, а ее злой язычок тогда не был острым, как бритва», — ядовито размышлял он. Конечно, если бы она была замужем, ему до приходилось бы о ней заботиться, и ссорились бы они гораздо реже. Их стычкам не могло помешать даже присутствие бабушки.При, мысли о бабушке Паллас суровое лицо Николаcа смягчилось. «Пожалуй, она — единственный член нашей семьи, которого я искренне люблю», — с нежностью подумал он. Скорее всего так было потому, что никто из его родных не выражал свою любовь к нему.Родители не то что не любили его, но были слишком заняты своей жизнью. Он был младшим сыном, не наследником, поэтому считался некоей гарантией на случай, если что-нибудь стрясется с Рэндалом…Николаc усмехнулся. Что ж, с Рэндалом «что-то стряслось», и ему теперь чертовски хочется, чтобы Атина приняла это как данность и прекратила вести себя так, словно он спланировал безвременную кончину брата. Николаc покачал головой. Вот уже скоро год, как Рэндала нет, а Атина до сих пор не может уяснить себе, что он является графом Шербурном.«И если она не перестанет накидываться на меня в присутствии Паллас, я буду настаивать, чтобы она перебралась в усадьбу Доувер! — На лице Николаcа появилась жесткая улыбка. — И пусть попробует не подчиниться!» Он представил себе, как разъярится Атина, но вскоре выбросил эти мысли из головы, ему больше хотелось думать о бабушке, а заодно и о том, что он не слишком продвинулся в поисках невесты.Налив себе бренди из хрустального графина, Николаc сел в красное кожаное кресло, вытянул ноги и принялся потягивать янтарную жидкость, возвращаясь мыслями к вчерашней ночи. Тогда он пил бренди вместе с маленькой ведьмочкой с огненно-рыжими волосами…Вздрогнув, Николаc прервал эротические грезы и вернулся к насущным проблемам: к бабушке Паллас и ее упорному желанию увидеть его женатым, и чем раньше, тем лучше. «Бабушка — восхитительная женщина», — задумался Николае. Сватовство в пятнадцать лет. Материнство в шестнадцать.И потом осталась одна, после громкого скандала, причиной которого послужил ее муж, дед Николаcа Бенедикт. Он исчез, прихватив с собой бриллианты Шербурнов и жену своего ближайшего соседа!Сейчас Паллас было восемьдесят три, и она казалась внуку очень хрупкой и слабенькой. В горле у него появился комок. Он не хотел, чтобы бабушка умерла, не хотел разочаровывать ее, отказав в единственной просьбе — жениться и, разумеется, оставить наследника. Раз она хочет, чтобы он женился и стал отцом следующего поколения Шербурнов, видит Бог, он решится на это!На его красивом лице отразилась печаль. Как раз только что он нашел подходящую невесту. Пикантное личико с огромными фиалковыми глазами и сверкающими рыжими локонами молнией вспыхнуло перед его мысленным взором, однако он с раздражением отогнал от себя лукавое видение. Из всех этих Долли получаются прекрасные любовницы, но не жены!Бабушка хочет, чтобы он женился, и хотя он не слишком разделял это стремление, тем не менее чувствовал, что должен уступить ей. Он понимал, как ей нужен наследник: ведь он последний в роду, и если с ним случится что-нибудь непредвиденное, графов Шербурнов больше не будет. Откинув темноволосую голову на мягкую кожаную спинку кресла, Николаc потягивал бренди и размышлял о будущем.Унаследовав титул, Николаc не мог отрицать, что другими глазами стал смотреть на свой дом. Им овладела гордость за родовое гнездо, он почувствовал на своих плечах бремя ответственности за каждого, кто принадлежал к их роду. Не только само поместье, но также фермы и деревни требовали внимания, и он открыл в себе огромное желание видеть, что земли его плодоносят, а люди живут в достатке и знают, что им нечего бояться своего хозяина, что он всем сердцем за то, чтобы им было хорошо.Николаc сморщился. В этом крылась причина, по которой их с бабушкой желание видеть наследника совпадало. Каждому важно знать, что его род будет продолжен, а будущее детей обеспечено. «Бог знает, — сардонически подумал он, — если все останется в руках Атины, а это вполне возможно, если с ним случится какое-нибудь несчастье, она радостно отправится в Лондон и до самой своей смерти будет выкачивать из имения все до последней кровинки».Ее, так же, как и покойного Рэндала, неумолимо тянуло к игорным столам, ко всякого рода лотереям и играм, где удача зависит от слепого случая. И хотя состояние Шербурнов огромно, все же оно небесконечно. Продолжи эта милая парочка свой образ жизни — следующее поколение унаследовало бы от них разве что долги.Вот и сегодня карточные долги Атины вызвали между ними ссору. Обед только что закончился, и, не желая пить вино в гордом одиночестве, Николаc немедленно присоединился к двум дамам в голубом салоне, который бабушка любила больше других.Паллас была довольна внуком. Усевшись в изысканное кресло времен Людовика XV, обитое бледно-голубым полосатым атласом, Николае настроился приятно провести остаток вечера. Бабушка разливала чай. Когда Николаc сел, они обменялись доброжелательными взглядами.Восторженно сверкая голубыми глазами, Паллас спросила:— Тебе не хватает собственного общества?— Не хватает, если я могу разделить его с тобой, — улыбнулся он в ответ.Графиня Шербурн была миниатюрной женщиной, а ее когда-то светлые волосы теперь стали серебряными. Нежно-розовое лицо ее светилось. Но все же было заметно, что ей восемьдесят три года.Николаc знал, что все эти дни она быстро уставала и уже не пробуждалась с первыми лучами солнца, как делала много лет подряд. Она протянула ему чашку чая, а он, глядя на ее тонкие, с голубыми прожилками руки, вдруг осознал, как скоро Бог может забрать ее к себе.В глазах его появилась тревога.— С тобой все хорошо? — тихо спросил он.— О Боже, разумеется! — Она посмотрела на него своими ясными глазами. — Особенно с тех пор, как ты приехал.Атина сидела в кресле напротив, возле огня, который ярко горел в отделанном серым мрамором камине. При словах Паллас у нее вырвался недостойный леди смешок.— Бабушка, — с отвращением произнесла она, — не надо льстить ему. Он и так напыщен и красуется перед нами, ведь он — граф Шербурн!Николаc, прищурившись, поглядел на нее.— Вот как? — протянул он. — Принимая во внимание то, что меня не готовили к настоящему делу, я полагал, что веду себя достаточно осмотрительно. А у тебя есть какие-то жалобы?Напрасно он это сказал.— Ты сам знаешь, что есть! — взорвалась Атина. — Боже!Если бы только я родилась мужчиной, тогда я была бы графом! И мне не пришлось бы жить на гроши, на твое жалкое содержание!Николаc вздохнул.— Если бы ты не играла так бездумно, твое содержание показалось бы тебе достаточным. И это не гроши, тем более не я назначил тебе такую сумму. Потрудись-ка вспомнить: несколько месяцев назад, когда мы обсуждали этот вопрос, ты мне сказала, что на твои нужды этих денег хватает.— Однако Рэндал, — стиснув зубы, произнесла она, — всегда давал мне аванс, когда ко мне приставали кредиторы. Он никогда не говорил мне, чтобы я возвращалась в Шербурн, когда у меня было пусто в карманах!— В этом месяце ты приезжала домой, и видя, как ты тратишь свои средства, я не считаю резонным давать тебе деньги авансом, чтобы ты разбрасывала их на игральных столиках или тратила на очередную пару туфелек с бриллиантовыми каблуками!Атина рывком поднялась на ноги, сжав пальцы в кулаки.— Мне жаль твою несчастную жену, если тебе, конечно, удастся найти бедное существо, которое пожелает мириться с таким деспотом!Как бы я хотела, чтобы ты, а не Рэндал погиб на этой проклятой дуэли!— О, Атина, дорогая, — жалобно начала Паллас, — ты ведь не хотела этого сказать!— Не хотела? — загремела Атина и в ярости вылетела из комнаты.Николаc и бабушка молча смотрели друг на друга. Глаза старушки были исполнены печали.— Подумать только, за все эти годы она так и не научилась держать себя в руках. Я уверена, она не имела в виду все эти ужасные вещи. Ты же знаешь Атину — всегда говорит прежде, чем подумает. Постарайся не обижаться на ее слова, Николаc, дорогой.Николаc улыбнулся и нежно взял ее руку.— Я не сержусь, бабушка, потому что понимаю — ей очень тяжело, они ведь были так близки с Рэндалом. А он был к ней чересчур снисходительным.— А ты.., не можешь заставить себя быть таким же? — с надеждой в голосе спросила Паллас.— Если тебя это обрадует, я поговорю с Робертсоном относительно увеличения ее квартального содержания. Лишь бы это вернуло в семью мир.— Тебе не стоит это делать для меня, но для Атины.., может, тогда вы станете лучше понимать друг друга?— И все мы тоже, — вздохнул Николаc.Паллас ласково улыбнулась ему.— Ты не пожалеешь об этом, и, надеюсь, когда-нибудь оценишь свою сестру. Может, она и вспыльчивая, но не такая высокомерная и острая на язык, как кажется. Когда позапрошлой зимой я болела и страшно кашляла, а это длилось несколько месяцев, она почти не отходила от меня и была доброй и заботливой. Вам двоим, похоже, больше всех досталось.— Ну если ты так считаешь… — сухо заметил Николаc.— Да. — Голубые глаза ее засверкали над краем чашки, которую она держала в руке. Отпив глоток чая, она поставила чашку и решительно произнесла:— А теперь скажи мне, пожалуйста, почему ты так неожиданно вернулся? Я думала, ты собираешься остаться в Лондоне до конца «небольшого» сезона.., или пока не найдешь?..Николаc усмехнулся. Интересно, что он может сказать, черт возьми? Вряд ли сможет объяснить, что поспешно вернулся домой из-за опасения сделать предложение леди Мэрианн Галливел. Единственное, ради чего он ездил в Лондон, — найти невесту. А что касается разговора, который состоялся между ним и герцогом Роксбери… Нет, чем меньше людей знает об этой причине возвращения в поместье Шербурнов, тем лучше.Склонив набок голову, Паллас задумчиво смотрела на внука.— Надеюсь, это не имеет отношения к этой ужасной особе, Мэрианн?Николаc подпрыгнул как ужаленный.— Откуда ты узнала про нее? — не успев подумать, спросил он.Паллас улыбнулась.— Дорогой, ты же знаешь, в таких домах, как наш, тайн не бывает. Слуги знают все. Когда ты несколько лет назад впервые повстречался с ней, Лавджой написал об этом своему дяде Беллингхэму, тот мимоходом обронил это моему камердинеру Симпсону, а тот сказал мне, что в Лондоне есть молодая леди, которая привлекла твое внимание. И только намного позже мы узнали, что она оказалась настолько безвкусна, что выбрала себе в мужья какого-то богатого старика. От нескольких моих друзей, выезжающих в свет чаще меня, я узнала, что теперь она вдова и очень хороша собой… Теперь она насылает на тебя свои чары?— Ты — настоящая колдунья, — сказал Николаc, встревоженный и удивленный одновременно. — От тебя ничего не скроешь!Бабушка засмеялась и, отпив еще чая, промурлыкала:— О, я думаю, что если бы ты захотел скрыть от меня какую-нибудь тайну, мне пришлось бы здорово потрудиться, разгадывая ее. — Ее блестящие голубые глаза слегка затуманились, и она добавила:— Но, разумеется, тебе придется применить весь свой ум, чтобы скрыть что-нибудь от меня!— Да уж! — фыркнул Николаc. — Но отвечаю на твой вопрос: да, полагаю, именно из-за Мэрианн я так поспешно уехал из Лондона. — Он бросил на старую леди внимательный взгляд. — Видишь Ли, сейчас она готова выйти за меня замуж…— В самом деле, дорогой? Но ведь, конечно, она этого не сделает? В конце концов, у нее уже была такая возможность, однако она ею пренебрегла. — Паллас сморщила маленький носик от отвращения. — Мы, Талмиджи, не пользуемся бывшими в употреблении вещами, пока не захотим этого всем сердцем. Только в таком случае мы так поступаем!Поставив на стол чашку с блюдцем, Николаc мрачно сказал:— Мое сердце не принадлежит ей, но, по-моему, найти невесту не так легко, как я думал вначале.— Естественно, нет! Это же не покупка породистой лошади для собственной конюшни, сам понимаешь. Ты ведь ищешь себе жену.Ту, что станет матерью твоих детей и с кем ты проведешь всю свою жизнь. — Бабушка наклонилась к нему. — Я знаю, что ты хочешь доставить мне удовольствие и что женитьба для тебя жизненно необходима, но, Николаc, — тихо произнесла она, — ты должен прежде всего доставить удовольствие себе. Это превыше всего. Ты будешь жить с этой женщиной и, надеюсь, проживешь долго после того, как я рассыплюсь в прах в могиле. — Лицо ее сделалось задумчивым. — Не торопись, чтобы не совершить ужасную ошибку…— Как ты? — тихо спросил он.Паллас пришла в замешательство: она поняла, что имеет в виду внук.— О нет, мой дорогой! — страстно воскликнула она. — Я никогда не считала, что брак с твоим дедушкой был ошибкой!Эту тему они никогда не обсуждали. Имя деда редко называлось, а если и упоминалось, то, как правило, в неодобрительном контексте. И тут до Николаcа внезапно дошло, что Паллас никогда не говорила о своем муже.— Ты не обвиняешь его за то, что он бросил тебя? За то, что обошелся с тобой таким постыдным образом? — недоверчиво спросил Николаc.Мягкий свет зажегся в глазах старой леди. Она посмотрела на огромную картину, которая занимала одну из стен комнаты.— Нет, — хрипло ответила она. — Я никогда не винила его. Я любила, уважала его и несказанно жалела…Николаcа разбирало любопытство. Он встал и подошел к написанному маслом портрету.— Вы были красивой парой, — бесстрастно сказал он, рассматривая картину.Портрет его бабушки и дедушки был написан через полгода после их свадьбы. Юное лицо Паллас светилось от счастья — столько в нем было любви к высокому строгому мужчине, ее мужу, стоявшему рядом с ней, что это поражало Николаcа всякий раз, когда он видел портрет. Паллас была изображена сидящей в этой самой комнате, одетая в пышное бальное платье из светло-голубого шелка и роскошно украшенная знаменитыми бриллиантами Шербурнов — тиарой, серьгами, ожерельем, брошью, браслетом и восхитительным кольцом с самым большим алмазом, который когда-либо видел Николае. Все эти бриллианты исчезли вместе с ее мужем.Отведя глаза от кольца, Николаc принялся рассматривать лицо дедушки, поразительно похожее на его собственное. Это было гордое, даже надменное лицо. Густые черные волосы отброшены назад и открывают благородные брови, в черных испанских глазах читается намек на веселый нрав, решительный подбородок слегка поднят, большой подвижный рот изогнулся в слегка циничной улыбке. «С первого взгляда, — отметил Николаc, — ни за что не подумаешь, что это человек, который похитил жену другого, а затем бросил собственную жену и новорожденного сына». На портрете рука Бенедикта по-хозяйски лежала на спинке стула, на котором восседала Паллас.Другой рукой он держал шпагу, висевшую у него на боку.Николасу пришла в голову любопытная мысль, что оба этих жеста многое говорили ему о деде и поза эта не лишена смысла. Все в нем ясно указывало на то, что это человек, который заботится о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43