А что касается внимания – иногда под ним маскируется безразличие.
Мелисса решительно взбила подушку: не собирается же она размышлять всю ночь. Все. Пора перестать тосковать о том, чего нельзя изменить: надо искать основание, на котором может существовать их брак. Убедив себя в разумности своих мыслей. Мелисса легла и хотела заснуть, однако сон не шел. В голову лезли воспоминания о пылких ласках Доминика, выражение его глаз перед тем, как он отвернулся от нее, уходя. Она заснула с горьким сознанием, что сделала непростительную глупость…
Ничего удивительного, что утром Мелисса раскрыла глаза в дурном настроении, совсем не освеженная сном. Ее мысли возвращались к мужу, и все сомнения, мучавшие ее, вернулись.
Итак, Мелисса хоть немного поспала. Иначе дело обстояло с ее рассерженным мужем. Доминик вылетел из спальни жены, проклиная ее, и потом ворочался на постели, мечтая вернуться обратно, прижаться к ее ароматному телу, снова почувствовать пьянящее наслаждение… Это была самая неспокойная ночь в его жизни. Все, чего он хотел, обычно доставалось ему легко. Красота его лица, фигуры, – обаяние, семейные связи, богатство – все это он получил безо всяких усилий. Теперь оказалось, что женщина, которую он считал безумно обольстительной, была к нему абсолютно безразлична, и это явилось для него настоящим ударом.
Снова и снова Доминик вспоминал минуты, проведенные в постели Мелиссы, ее реакцию на его ласки, отчаянно пытаясь доказать себе, что она лгала, говоря о своем равнодушии к нему. Он натянул рубашку и брюки, надел сапоги и вышел на галерею, чтобы подышать пронизанным запахом магнолий воздухом.
«Что за дьявольская ситуация, – думал он. – „Жениться на женщине, приводящей и в восторг. и в ярость“. Гордость его была уязвлена, вера в свои достоинства мужчины поколеблена. Молодой муж мрачно слонялся по галерее, пытаясь понять, что случилось.
В его жизни встречались женщины, которые не воспринимали его, и он не делал попыток завладеть их вниманием. Но это случалось крайне редко и никогда так не уязвляло его самолюбия, как сейчас. Ни одна женщина не затронула его сердца, пока он не увидел эту волнующую и очаровательную мисс Сеймур.
Так, расхаживая по галерее, Доминик дошел до стола, на котором лежал ящичек с сигарами. Иногда он курил, и сейчас взял одну. Затянувшись, снова принялся ходить, окутанный клубами дыма.
Доминик никак не хотел сознаться в том, что он не в состоянии справиться с кареглазой рыжеволосой бестией, которая сейчас безмятежно спит наверху, что попал в ловушку, подобно Моргану. Ни за что, клялся себе Доминик, прикусив сигару, не влюбится он в Мелиссу, не позволит себе стать рабом женщины, посвятить ей жизнь! Он уверен, что его страсть объясняется долгим воздержанием. То, что он отдал ей деньги за половину жеребца, – тоже объяснимо: всего лишь акт великодушия. Сеймуры находились в отчаянно стесненных обстоятельствах, и он им помог. Правда, никогда прежде он не занимался филантропией и пренебрежительно относился к ней, но получил удовольствие, расстроив планы Латимера. И вообще он пошел на брак под гнетом обстоятельств.
Удовлетворенный объяснением своего поведения, Доминик почувствовал себя лучше, глубоко вздохнул, но его мысли все возвращались к его поражению, и это угнетало его.
Доминик обладал чувством юмора, но в сложившейся ситуации было трудно увидеть что-либо забавное. Он не был чрезмерно самоуверенным человеком, хотя и придерживался достаточно хорошего мнения о себе. Он никак не мог поверить, что Мелисса осталась равнодушна к нему. Он занимался любовью со многими, знал, когда женщина действительно получает удовольствие, и был уязвлен как любовник, не смогший доставить партнерше удовлетворение; с раздражением он заметил, что желание вновь охватило его.
Первый розовый отблеск зари появился на горизонте, когда Доминик пришел к неприятным выводам. По-видимому, его жена вбила себе в голову, что должна отталкивать его попытки сделать их брак настоящим, в то время как он собирался достичь этой цели и надеялся, что ему удастся. Он может силой заставить ее исполнять супружеские обязанности, и закон на его стороне, но этого ему очень не хотелось: насилие никогда его не привлекало. Он и сам виноват. Если бы не красота девушки, ослепившая его, и земные желания тела, он никогда бы не сунул голову в капкан.
Задумчиво Доминик закурил вторую сигару и посмотрел на позолоченный зарей дуб и магнолию возле дома. Он размышлял о том, что сам обрек себя на этот брак, но не хотел, чтобы он был таким, как у многих, женившихся ради денег и положения. Мелисса, возможно, и вышла за него по расчету, но он не видел оснований для отказа от попытки сделать их брак счастливым. Вдруг улыбка озарила его лицо. Бог ты мой! Он не позволит Мелиссе обречь их на совместную жизнь, лишенную тепла, радости и… чувств. Их объединяет страсть, даже если она отрицает это, и он не позволит чувствам угаснуть. Нет, подумал Доминик, сощурившись, он не собирается уйти из ее жизни, из ее комнаты, из ее постели. На какое-то время – да, может быть. Но потом…
Ничего не подозревая о ночном бдении мужа, Мелисса позволила Анне одеть себя. Она все еще мучилась от вины за то, что выдворила мужа из постели. Но поскольку не в ее характере было долго роптать на судьбу, она гордо расправила хрупкие плечи, вздернула подбородок и, не обращая внимания на внутреннюю дрожь, вышла из спальни.
Мелисса еще не была хорошо знакома с домом, но, поскольку он был невелик, быстро нашла лестницу, ведущую вниз, в маленькую, залитую солнцем комнату для завтраков, с окном, выходящим в аккуратный садик с розами. Она услышала шорох муслиновых занавесок, прекрасно гармонирующих с бледно-абрикосовыми стенами. Из-за малого размера комнаты в ней почти не было мебели – только небольшой дубовый буфет, столик с витыми ножками и четыре простых» стула. Ковер красно-коричневых и зеленоватых оттенков устилал пол, а узкое длинное зеркало придавало особый уют. Но Мелисса едва замечала все это, слабый румянец заиграл на ее щеках, когда она встретилась глазами с мужчиной, сидящим на стуле и с явным наслаждением попивающим кофе. Страстно желая, чтобы ее сердце не билось с такой силой, Мелисса, сохраняя бесстрастное лицо, вежливо сказала супругу:
– Доброе утро, мистер Слэйд. Бровь Доминика взметнулась вверх, а насмешливая улыбка тронула губы.
– Мистер Слэйд? Так официально, моя дорогая? И это после нынешней ночи?
Румянец на щеках Мелиссы превратился в огонь, но она не собиралась отступать, и, не меняя интонации, спросила:
– А как мне вас называть? Произнеся эти слова, она посмотрела на лицо Доминика и пожалела, что вовремя не прикусила язык.
Он встал из-за стола, подошел к ней, провел пальцем по ее пылающей щеке и любезно предложил несколько вариантов:
– Любимый? Дорогой? Милый? Любое из них, моя дорогая.
Да, он неотразим. Шаловливые чертики плясали в его глазах, и на секунду Мелисса едва не забыла про свой план, но потом, вспомнив, что Доминик – опытный соблазнитель, стиснула зубы и процедила:
– Ты мне не любимый.
– О? А я уверен, что ты ошибаешься. Я прекрасно помню, как этой ночью…
Он со смехом смотрел на нее, и она едва не затопала ногами от ярости. Ну как можно сопротивляться ему, особенно такому, какой он сейчас! Жакет из поплина в мелкий рубчик серо-голубого цвета отлично сидел на нем, синие бриджи подчеркивали стройность мускулистых ног. Темные волосы были аккуратно зачесаны и вились у висков, галстук оттенял свежесть его чисто выбритого бронзового подбородка. Но насмешка в его серых глазах волновала ее, и Мелисса вдруг подумала, что если он говорит о прошлой ночи с юмором, то же может себе позволить и она. Мелисса застенчиво опустила глаза и, слегка заикаясь, сказала:
– Если бы у меня был тактичный любовник, он бы меня гак не смущал…
Насмешливость из его глаз исчезла, и, глядя на милые черты ее очаровательного личика, на каштановые волосы, он спросил:
– Тактичный любовник?
Мелиссе не понравилось, как повернулся разговор. Кровь так громко застучала в висках, что она испугалась: он услышит, и выпалила:
– Я думаю, сейчас не время это обсуждать. – Веселость мужа, да и сам его вид, вызывали у нее легкое головокружение и смущение. Не желая ввязываться в спор, Доминик отступил и, взяв молодую жену под руку, повел ее к столу.
– Да, это бестактно с моей стороны: кидаться на тебя, не давая выпить чашку кофе… А может, ты хочешь шоколад?
– О нет, кофе, – поторопилась Мелисса, испугавшись ощущения интимности, которую создавала эта маленькая комната. Несмотря на проведенную с ним брачную ночь, она все еще робела и чувствовала себя неуверенно, – ведь они слишком мало времени провели наедине и оставались малознакомыми людьми, связанными обстоятельствами, а не любовью, что очень смущало Мелиссу.
Молча она наблюдала, как заботливо Доминик наливает ей дымящийся кофе из
высокого серебряного кофейника, судорожно размышляя, о чем с ним говорить. Не о последней же ночи!
Доминик не пытался облегчить положение, он боролся с желанием поцеловать ее в этот сладкий соблазнительный ротик: Мелисса была очаровательна в своем новом халате из легкой розовой хлопчатобумажной ткани с высокой талией. Брабантские шелковые кружева тонкой работы окаймляли ворот и рукава по локоть. Доминику было приятно смотреть, как хороша она в наряде, который он сам выбирал, мысленно представляя ее в нем, рассматривая образцы у самой дорогой модистки, рекомендованной Салли Манчестер, невольно вспомнил и полупрозрачное белье, выбранное тогда же. Его грудь стеснило.
Неловкое молчание затянулось, и каждый из супругов углубился в собственные мысли.
С усилием Доминик заставил себя избавиться от соблазнительных образов и откашлялся:
– Наша свадьба состоялась так быстро. Можно было бы отправиться в Нью-Орлеан, когда кончится сезон желтой лихорадки, на месяц-другой. Я думаю, что тебе будет хорошо и в нашем новом доме в Тысяче Дубов.
Доминик предпочел бы увезти Мелиссу в Лондон, но эта проклятая война! Когда-нибудь он покажет ей Англию… Легкая улыбка пробежала по его лицу. Зная свою невесту, он был уверен, что больше всего времени они проведут на фермах, где разводят породистых лошадей, а не в салонах или на званых вечерах, которые вряд ли привлекут его жену. И, с удивлением признался себе Доминик, его бы это вполне устроило.
Поскольку обстоятельства их брака не были романтическими. Мелисса не размышляла о медовом месяце. Но у нее была слабая надежда, что они отправятся куда-нибудь ненадолго, чтобы отвлечься. Время, проведенное в компании других людей, в развлечениях, постепенно сблизило бы их и, конечно, уменьшило бы напряженность в их отношениях, так как они лучше бы узнали друг друга. Мелисса даже не осознавала, насколько сильно ей хочется поближе узнать своего мужа. У нее мелькнула мысль, что теперь, когда они женаты, он может похоронить ее молодость в глуши Уиллоуглена. Чувство вины заставило ее признаться себе, что вряд ли она вправе осуждать мужа, если он захочет удерживать ее в деревне. А как еще поступить с такой непокорной женой?
Когда Доминик заметил печальный изгиб ее губ, он понял свой промах: вне всякого сомнения, жена ожидала от него шикарного медового месяца. Как он мог забыть, что она вышла за него замуж из-за денег? Он не оправдывает ее надежд. И Доминик с чувством неловкости сказал:
– Ну не унывай, моя прелесть. Если ты будешь себя хорошо вести и по-другому относиться к моим ласкам, я попробую рассеять твое разочарование относительно несостоявшегося свадебного путешествия.
Конечно, так заявлять было бестактно, но Доминик был в дурном настроении и не выбирал слов. Швырнув льняную салфетку, он встал.
– Я хочу прокатиться верхом. Мне нужен свежий воздух.
Удивленная, Мелисса уставилась ему вслед, когда крупными шагами он выходил из комнаты. Ее хорошенький ротик был приоткрыт. Обидные слова сказаны. Он оскорбил ее, подумала Мелисса с возрастающим гневом. Но, кроме гнева, она почувствовала смущение от того, как они сейчас расстались. Не может же он поверить, что она интересуется только тем, что он может ей дать. Или он действительно так думает? Ну, конечно же, нет!
«Доминик вел себя как человек, имеющий дело с жадной до денег маленькой шлюшкой, заполучившей того, кто дал больше», – думала она про себя, и ее волнение нарастало. А ее поведение этой ночью… Она невольно проглотила слюну. Несчастная и смущенная. Мелисса смотрела на чашку из тонкого фарфора, на ум приходили мысли, которые все больше ее расстраивали. Джош ясно говорил, что Доминик очень коварен, когда речь идет о женщинах. А письмо Латимера? Оно подтвердило, что ее муж самый настоящий распутник и ему нельзя верить в серьезных делах. Но как же так – с ней Доминик был добр и терпелив… «В нем столько хорошего, не говоря уж о красоте и привлекательности», – с болью подумала Мелисса. Он добр к Захарию, он был великодушен при покупке Фолли, он совершил поступок, делавший ему честь, женившись на ней после того случая… Может, Джош ошибался…
А Латимер? Обвинения Латимера вызваны его озлобленностью, и она не правильно судит о Доминике, представляя его себе бесчувственным чудовищем, а он на самом деле – настоящий джентльмен? Охваченная внезапной верой в то, что незаслуженно плохо думала о Доминике, Мелисса выскочила из-за стола с одной мыслью – найти его и начать по-другому строить с ним отношения.
Какая же она дура, ругала себя Мелисса, выбегая через переднюю дверь и несясь к маленькому строению за домом. Она должна увидеть его сейчас же и попытаться заделать трещину, возникшую в их отношениях. Не обратив внимания на удивленный взгляд конюха, уставившегося на ее наряд, она приказала быстро оседлать лошадь и, пришпорив коня, полетела туда, куда, как указал конюх, направился Доминик.
Мелисса не проехала и полумили, как подумала: как она скажет своему мужу, что сожалеет о своем поведении? Что она себя вела так потому, что думала о нем как об обольстителе и распутнике?
Попридержав лошадь, она нерешительно прикусила губу. Она могла извиниться за последнюю ночь, не объясняя причин своего поведения. Ее губы задрожали. Это нетрудно, даже сейчас она бы не смогла сказать, почему эти противоречивые эмоции борются в ней. И она решила, что просто все свалит на волнение новобрачной, что, в общем, тоже было бы правдой, и это снимет подозрение в том, что она вышла за него только из корыстных целей.
Если бы Доминик догадался, что она в гостинице оказалась в такой же ловушке, как и он, и что ее не интересовали его деньги, может, они научились бы доверять друг другу и даже любить? На ее лице появилась задумчивость. Она и не знала, что на самом деле уже на полпути к этому!
Но первое, о чем Мелисса озабоченно думала, – надо убедить его: деньги не были причиной брака. С надеждой, нервничая. Мелисса вновь пустила лошадь галопом, горя желанием помириться с мужем.
Глава 16
В то время, как молодая жена думала о примирении, Доминик мрачно размышлял, как найти способ отомстить своей соблазнительной супруге, направляя мерина по слегка извивающейся дороге в сторону Уиллоуглена.
Когда он отъезжал от дома, то еще не знал, куда отправится. Ему просто надо было подальше убраться от расчетливой маленькой жены, чтобы не выйти из себя. Эта миссис Слэйд задела его гордость, а он не привык сносить оскорбления. Доминик успокаивал себя тем, что придумывал разные варианты, как поставить на колени женщину, на которой ему выпало жениться. Его бы вполне удовлетворило, примись Мелисса умолять о внимании и любви: конечно, он ответил бы равнодушием на ее жалобные мольбы.
И в этот момент Доминик обратил внимание, что он – на полпути к Уиллоуглену. Не желая возвращаться домой, он поехал дальше, подумав, что поболтает с Захарием и взглянет на Фолли.
И уж, конечно, Доминик никак не ожидал встретиться с Деборой Латимер, или, точнее, леди Деборой Боуден, как теперь она себя называла. Но только он свернул на тропу к Уиллоуглену, как наткнулся на нее, едущую в сопровождении грума. Несмотря на то что настроения обмениваться вежливыми любезностями не было, он не мог не остановиться и не поздороваться. К тому же у него возникло любопытство, – что она тут делает? Навещала юного Зака?
Улыбнувшись, он сказал:
– Доброе утро, леди Боуден. Ранняя прогулка?
Ее нежные черты, шелковистые локоны, обрамляющие лицо, невинные голубые глаза, ясные и влекущие… Дебора томно улыбнулась Доминику.
– Доброе утро. Доминик, – сказала она тихим робким голосом. И, глядя на него, добавила:
– Почему так официально? Особенно после того, как когда-то…
«Удивительно, – думал Доминик, сидя на своей норовистой лошади; как он сейчас безразличен к ней». Он с любопытством заметил, как тщательно подобран привлекательный костюм для верховой езды сапфирово-голубого цвета, подчеркивающий стройность ее фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мелисса решительно взбила подушку: не собирается же она размышлять всю ночь. Все. Пора перестать тосковать о том, чего нельзя изменить: надо искать основание, на котором может существовать их брак. Убедив себя в разумности своих мыслей. Мелисса легла и хотела заснуть, однако сон не шел. В голову лезли воспоминания о пылких ласках Доминика, выражение его глаз перед тем, как он отвернулся от нее, уходя. Она заснула с горьким сознанием, что сделала непростительную глупость…
Ничего удивительного, что утром Мелисса раскрыла глаза в дурном настроении, совсем не освеженная сном. Ее мысли возвращались к мужу, и все сомнения, мучавшие ее, вернулись.
Итак, Мелисса хоть немного поспала. Иначе дело обстояло с ее рассерженным мужем. Доминик вылетел из спальни жены, проклиная ее, и потом ворочался на постели, мечтая вернуться обратно, прижаться к ее ароматному телу, снова почувствовать пьянящее наслаждение… Это была самая неспокойная ночь в его жизни. Все, чего он хотел, обычно доставалось ему легко. Красота его лица, фигуры, – обаяние, семейные связи, богатство – все это он получил безо всяких усилий. Теперь оказалось, что женщина, которую он считал безумно обольстительной, была к нему абсолютно безразлична, и это явилось для него настоящим ударом.
Снова и снова Доминик вспоминал минуты, проведенные в постели Мелиссы, ее реакцию на его ласки, отчаянно пытаясь доказать себе, что она лгала, говоря о своем равнодушии к нему. Он натянул рубашку и брюки, надел сапоги и вышел на галерею, чтобы подышать пронизанным запахом магнолий воздухом.
«Что за дьявольская ситуация, – думал он. – „Жениться на женщине, приводящей и в восторг. и в ярость“. Гордость его была уязвлена, вера в свои достоинства мужчины поколеблена. Молодой муж мрачно слонялся по галерее, пытаясь понять, что случилось.
В его жизни встречались женщины, которые не воспринимали его, и он не делал попыток завладеть их вниманием. Но это случалось крайне редко и никогда так не уязвляло его самолюбия, как сейчас. Ни одна женщина не затронула его сердца, пока он не увидел эту волнующую и очаровательную мисс Сеймур.
Так, расхаживая по галерее, Доминик дошел до стола, на котором лежал ящичек с сигарами. Иногда он курил, и сейчас взял одну. Затянувшись, снова принялся ходить, окутанный клубами дыма.
Доминик никак не хотел сознаться в том, что он не в состоянии справиться с кареглазой рыжеволосой бестией, которая сейчас безмятежно спит наверху, что попал в ловушку, подобно Моргану. Ни за что, клялся себе Доминик, прикусив сигару, не влюбится он в Мелиссу, не позволит себе стать рабом женщины, посвятить ей жизнь! Он уверен, что его страсть объясняется долгим воздержанием. То, что он отдал ей деньги за половину жеребца, – тоже объяснимо: всего лишь акт великодушия. Сеймуры находились в отчаянно стесненных обстоятельствах, и он им помог. Правда, никогда прежде он не занимался филантропией и пренебрежительно относился к ней, но получил удовольствие, расстроив планы Латимера. И вообще он пошел на брак под гнетом обстоятельств.
Удовлетворенный объяснением своего поведения, Доминик почувствовал себя лучше, глубоко вздохнул, но его мысли все возвращались к его поражению, и это угнетало его.
Доминик обладал чувством юмора, но в сложившейся ситуации было трудно увидеть что-либо забавное. Он не был чрезмерно самоуверенным человеком, хотя и придерживался достаточно хорошего мнения о себе. Он никак не мог поверить, что Мелисса осталась равнодушна к нему. Он занимался любовью со многими, знал, когда женщина действительно получает удовольствие, и был уязвлен как любовник, не смогший доставить партнерше удовлетворение; с раздражением он заметил, что желание вновь охватило его.
Первый розовый отблеск зари появился на горизонте, когда Доминик пришел к неприятным выводам. По-видимому, его жена вбила себе в голову, что должна отталкивать его попытки сделать их брак настоящим, в то время как он собирался достичь этой цели и надеялся, что ему удастся. Он может силой заставить ее исполнять супружеские обязанности, и закон на его стороне, но этого ему очень не хотелось: насилие никогда его не привлекало. Он и сам виноват. Если бы не красота девушки, ослепившая его, и земные желания тела, он никогда бы не сунул голову в капкан.
Задумчиво Доминик закурил вторую сигару и посмотрел на позолоченный зарей дуб и магнолию возле дома. Он размышлял о том, что сам обрек себя на этот брак, но не хотел, чтобы он был таким, как у многих, женившихся ради денег и положения. Мелисса, возможно, и вышла за него по расчету, но он не видел оснований для отказа от попытки сделать их брак счастливым. Вдруг улыбка озарила его лицо. Бог ты мой! Он не позволит Мелиссе обречь их на совместную жизнь, лишенную тепла, радости и… чувств. Их объединяет страсть, даже если она отрицает это, и он не позволит чувствам угаснуть. Нет, подумал Доминик, сощурившись, он не собирается уйти из ее жизни, из ее комнаты, из ее постели. На какое-то время – да, может быть. Но потом…
Ничего не подозревая о ночном бдении мужа, Мелисса позволила Анне одеть себя. Она все еще мучилась от вины за то, что выдворила мужа из постели. Но поскольку не в ее характере было долго роптать на судьбу, она гордо расправила хрупкие плечи, вздернула подбородок и, не обращая внимания на внутреннюю дрожь, вышла из спальни.
Мелисса еще не была хорошо знакома с домом, но, поскольку он был невелик, быстро нашла лестницу, ведущую вниз, в маленькую, залитую солнцем комнату для завтраков, с окном, выходящим в аккуратный садик с розами. Она услышала шорох муслиновых занавесок, прекрасно гармонирующих с бледно-абрикосовыми стенами. Из-за малого размера комнаты в ней почти не было мебели – только небольшой дубовый буфет, столик с витыми ножками и четыре простых» стула. Ковер красно-коричневых и зеленоватых оттенков устилал пол, а узкое длинное зеркало придавало особый уют. Но Мелисса едва замечала все это, слабый румянец заиграл на ее щеках, когда она встретилась глазами с мужчиной, сидящим на стуле и с явным наслаждением попивающим кофе. Страстно желая, чтобы ее сердце не билось с такой силой, Мелисса, сохраняя бесстрастное лицо, вежливо сказала супругу:
– Доброе утро, мистер Слэйд. Бровь Доминика взметнулась вверх, а насмешливая улыбка тронула губы.
– Мистер Слэйд? Так официально, моя дорогая? И это после нынешней ночи?
Румянец на щеках Мелиссы превратился в огонь, но она не собиралась отступать, и, не меняя интонации, спросила:
– А как мне вас называть? Произнеся эти слова, она посмотрела на лицо Доминика и пожалела, что вовремя не прикусила язык.
Он встал из-за стола, подошел к ней, провел пальцем по ее пылающей щеке и любезно предложил несколько вариантов:
– Любимый? Дорогой? Милый? Любое из них, моя дорогая.
Да, он неотразим. Шаловливые чертики плясали в его глазах, и на секунду Мелисса едва не забыла про свой план, но потом, вспомнив, что Доминик – опытный соблазнитель, стиснула зубы и процедила:
– Ты мне не любимый.
– О? А я уверен, что ты ошибаешься. Я прекрасно помню, как этой ночью…
Он со смехом смотрел на нее, и она едва не затопала ногами от ярости. Ну как можно сопротивляться ему, особенно такому, какой он сейчас! Жакет из поплина в мелкий рубчик серо-голубого цвета отлично сидел на нем, синие бриджи подчеркивали стройность мускулистых ног. Темные волосы были аккуратно зачесаны и вились у висков, галстук оттенял свежесть его чисто выбритого бронзового подбородка. Но насмешка в его серых глазах волновала ее, и Мелисса вдруг подумала, что если он говорит о прошлой ночи с юмором, то же может себе позволить и она. Мелисса застенчиво опустила глаза и, слегка заикаясь, сказала:
– Если бы у меня был тактичный любовник, он бы меня гак не смущал…
Насмешливость из его глаз исчезла, и, глядя на милые черты ее очаровательного личика, на каштановые волосы, он спросил:
– Тактичный любовник?
Мелиссе не понравилось, как повернулся разговор. Кровь так громко застучала в висках, что она испугалась: он услышит, и выпалила:
– Я думаю, сейчас не время это обсуждать. – Веселость мужа, да и сам его вид, вызывали у нее легкое головокружение и смущение. Не желая ввязываться в спор, Доминик отступил и, взяв молодую жену под руку, повел ее к столу.
– Да, это бестактно с моей стороны: кидаться на тебя, не давая выпить чашку кофе… А может, ты хочешь шоколад?
– О нет, кофе, – поторопилась Мелисса, испугавшись ощущения интимности, которую создавала эта маленькая комната. Несмотря на проведенную с ним брачную ночь, она все еще робела и чувствовала себя неуверенно, – ведь они слишком мало времени провели наедине и оставались малознакомыми людьми, связанными обстоятельствами, а не любовью, что очень смущало Мелиссу.
Молча она наблюдала, как заботливо Доминик наливает ей дымящийся кофе из
высокого серебряного кофейника, судорожно размышляя, о чем с ним говорить. Не о последней же ночи!
Доминик не пытался облегчить положение, он боролся с желанием поцеловать ее в этот сладкий соблазнительный ротик: Мелисса была очаровательна в своем новом халате из легкой розовой хлопчатобумажной ткани с высокой талией. Брабантские шелковые кружева тонкой работы окаймляли ворот и рукава по локоть. Доминику было приятно смотреть, как хороша она в наряде, который он сам выбирал, мысленно представляя ее в нем, рассматривая образцы у самой дорогой модистки, рекомендованной Салли Манчестер, невольно вспомнил и полупрозрачное белье, выбранное тогда же. Его грудь стеснило.
Неловкое молчание затянулось, и каждый из супругов углубился в собственные мысли.
С усилием Доминик заставил себя избавиться от соблазнительных образов и откашлялся:
– Наша свадьба состоялась так быстро. Можно было бы отправиться в Нью-Орлеан, когда кончится сезон желтой лихорадки, на месяц-другой. Я думаю, что тебе будет хорошо и в нашем новом доме в Тысяче Дубов.
Доминик предпочел бы увезти Мелиссу в Лондон, но эта проклятая война! Когда-нибудь он покажет ей Англию… Легкая улыбка пробежала по его лицу. Зная свою невесту, он был уверен, что больше всего времени они проведут на фермах, где разводят породистых лошадей, а не в салонах или на званых вечерах, которые вряд ли привлекут его жену. И, с удивлением признался себе Доминик, его бы это вполне устроило.
Поскольку обстоятельства их брака не были романтическими. Мелисса не размышляла о медовом месяце. Но у нее была слабая надежда, что они отправятся куда-нибудь ненадолго, чтобы отвлечься. Время, проведенное в компании других людей, в развлечениях, постепенно сблизило бы их и, конечно, уменьшило бы напряженность в их отношениях, так как они лучше бы узнали друг друга. Мелисса даже не осознавала, насколько сильно ей хочется поближе узнать своего мужа. У нее мелькнула мысль, что теперь, когда они женаты, он может похоронить ее молодость в глуши Уиллоуглена. Чувство вины заставило ее признаться себе, что вряд ли она вправе осуждать мужа, если он захочет удерживать ее в деревне. А как еще поступить с такой непокорной женой?
Когда Доминик заметил печальный изгиб ее губ, он понял свой промах: вне всякого сомнения, жена ожидала от него шикарного медового месяца. Как он мог забыть, что она вышла за него замуж из-за денег? Он не оправдывает ее надежд. И Доминик с чувством неловкости сказал:
– Ну не унывай, моя прелесть. Если ты будешь себя хорошо вести и по-другому относиться к моим ласкам, я попробую рассеять твое разочарование относительно несостоявшегося свадебного путешествия.
Конечно, так заявлять было бестактно, но Доминик был в дурном настроении и не выбирал слов. Швырнув льняную салфетку, он встал.
– Я хочу прокатиться верхом. Мне нужен свежий воздух.
Удивленная, Мелисса уставилась ему вслед, когда крупными шагами он выходил из комнаты. Ее хорошенький ротик был приоткрыт. Обидные слова сказаны. Он оскорбил ее, подумала Мелисса с возрастающим гневом. Но, кроме гнева, она почувствовала смущение от того, как они сейчас расстались. Не может же он поверить, что она интересуется только тем, что он может ей дать. Или он действительно так думает? Ну, конечно же, нет!
«Доминик вел себя как человек, имеющий дело с жадной до денег маленькой шлюшкой, заполучившей того, кто дал больше», – думала она про себя, и ее волнение нарастало. А ее поведение этой ночью… Она невольно проглотила слюну. Несчастная и смущенная. Мелисса смотрела на чашку из тонкого фарфора, на ум приходили мысли, которые все больше ее расстраивали. Джош ясно говорил, что Доминик очень коварен, когда речь идет о женщинах. А письмо Латимера? Оно подтвердило, что ее муж самый настоящий распутник и ему нельзя верить в серьезных делах. Но как же так – с ней Доминик был добр и терпелив… «В нем столько хорошего, не говоря уж о красоте и привлекательности», – с болью подумала Мелисса. Он добр к Захарию, он был великодушен при покупке Фолли, он совершил поступок, делавший ему честь, женившись на ней после того случая… Может, Джош ошибался…
А Латимер? Обвинения Латимера вызваны его озлобленностью, и она не правильно судит о Доминике, представляя его себе бесчувственным чудовищем, а он на самом деле – настоящий джентльмен? Охваченная внезапной верой в то, что незаслуженно плохо думала о Доминике, Мелисса выскочила из-за стола с одной мыслью – найти его и начать по-другому строить с ним отношения.
Какая же она дура, ругала себя Мелисса, выбегая через переднюю дверь и несясь к маленькому строению за домом. Она должна увидеть его сейчас же и попытаться заделать трещину, возникшую в их отношениях. Не обратив внимания на удивленный взгляд конюха, уставившегося на ее наряд, она приказала быстро оседлать лошадь и, пришпорив коня, полетела туда, куда, как указал конюх, направился Доминик.
Мелисса не проехала и полумили, как подумала: как она скажет своему мужу, что сожалеет о своем поведении? Что она себя вела так потому, что думала о нем как об обольстителе и распутнике?
Попридержав лошадь, она нерешительно прикусила губу. Она могла извиниться за последнюю ночь, не объясняя причин своего поведения. Ее губы задрожали. Это нетрудно, даже сейчас она бы не смогла сказать, почему эти противоречивые эмоции борются в ней. И она решила, что просто все свалит на волнение новобрачной, что, в общем, тоже было бы правдой, и это снимет подозрение в том, что она вышла за него только из корыстных целей.
Если бы Доминик догадался, что она в гостинице оказалась в такой же ловушке, как и он, и что ее не интересовали его деньги, может, они научились бы доверять друг другу и даже любить? На ее лице появилась задумчивость. Она и не знала, что на самом деле уже на полпути к этому!
Но первое, о чем Мелисса озабоченно думала, – надо убедить его: деньги не были причиной брака. С надеждой, нервничая. Мелисса вновь пустила лошадь галопом, горя желанием помириться с мужем.
Глава 16
В то время, как молодая жена думала о примирении, Доминик мрачно размышлял, как найти способ отомстить своей соблазнительной супруге, направляя мерина по слегка извивающейся дороге в сторону Уиллоуглена.
Когда он отъезжал от дома, то еще не знал, куда отправится. Ему просто надо было подальше убраться от расчетливой маленькой жены, чтобы не выйти из себя. Эта миссис Слэйд задела его гордость, а он не привык сносить оскорбления. Доминик успокаивал себя тем, что придумывал разные варианты, как поставить на колени женщину, на которой ему выпало жениться. Его бы вполне удовлетворило, примись Мелисса умолять о внимании и любви: конечно, он ответил бы равнодушием на ее жалобные мольбы.
И в этот момент Доминик обратил внимание, что он – на полпути к Уиллоуглену. Не желая возвращаться домой, он поехал дальше, подумав, что поболтает с Захарием и взглянет на Фолли.
И уж, конечно, Доминик никак не ожидал встретиться с Деборой Латимер, или, точнее, леди Деборой Боуден, как теперь она себя называла. Но только он свернул на тропу к Уиллоуглену, как наткнулся на нее, едущую в сопровождении грума. Несмотря на то что настроения обмениваться вежливыми любезностями не было, он не мог не остановиться и не поздороваться. К тому же у него возникло любопытство, – что она тут делает? Навещала юного Зака?
Улыбнувшись, он сказал:
– Доброе утро, леди Боуден. Ранняя прогулка?
Ее нежные черты, шелковистые локоны, обрамляющие лицо, невинные голубые глаза, ясные и влекущие… Дебора томно улыбнулась Доминику.
– Доброе утро. Доминик, – сказала она тихим робким голосом. И, глядя на него, добавила:
– Почему так официально? Особенно после того, как когда-то…
«Удивительно, – думал Доминик, сидя на своей норовистой лошади; как он сейчас безразличен к ней». Он с любопытством заметил, как тщательно подобран привлекательный костюм для верховой езды сапфирово-голубого цвета, подчеркивающий стройность ее фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38