Размер сумм, которые банки могли предоставить в качестве средне и долгосрочных кредитов, включая и ссуды Кредитного установления содействия восстановлению, достиг к концу 1949 г., 2,6 миллиарда; за первое полугодие 1950 года эта сумма увеличилась еще на 2 миллиарда.
В апреле 1950 года федеральное правительство приняло решение провести снижение налогов и допустить возвратную выплату уже уплаченных по завышенным налоговым ставкам сумм. Это была одна из мер, которые должны были способствовать усилению потребления и облегчению экономических затруднений. Отметим одно противоречие: в «войне меморандумов» западные союзники критиковали немецкую бездейственность, однако на проведение реформы налоговой системы они первоначально отказались дать свое разрешение. В этой связи уместно вспомнить, сколько энергии было потрачено на споры с союзниками – независимо от того, шла ли речь о размере производства стали, или о разумной политике демонтажа и разукрупнения предприятий, или об использовании так называемых компенсационных средств, или о наиболее целесообразных методах по ликвидации нехватки долларов, или, наконец, о том, как проводить дальнейшую ликвидацию направляемого хозяйства. Едва ли нужно еще указывать на то, что эта фаза в развитии «рынка покупателей» пришлась мне весьма кстати, – я смог ликвидировать ставшие нереальными остатки мероприятий и предписаний, касающихся направляемого хозяйства и регулирования цен.
Оценивая положение за истекший год, я заявил в выступлении по Баварскому радио 27 декабря 1949 года:
«Отходящий в прошлое 1949 год прошел под знаком укреплявшегося хозяйства, которое, однако, одновременно еще набирало силы и расширялось. Я поручился, и именно в истекшем году, что таким путем нам удастся успешно справиться также и с социальной проблемой. И никто не сможет сейчас отрицать, что реальная покупательная способность, а следовательно, и жизненный уровень немецкого народа не переставали улучшаться, и что это было достигнуто частично благодаря увеличению номинальных доходов, но главным образом путем постоянного улучшения качества предлагаемых товаров при одновременном снижении иен»
В корейском конфликте не было нужды…
Ликвидацию тех трудностей, которые мы преодолевали путем осторожного взвешивания применяемых мер, нельзя приписать исключительно вызванному событиями в Корее бурному оживлению. Утверждать противное означало бы извращать исторические факты. Неуступчивость по отношению ко всем требованиям отказаться от борьбы за устойчивость валюты уже до этого дала положительные результаты. Индекс производства поднялся с 90,9 в январе 1950 г. до 107,6 в июне того же года, причем это почти двадцатипроцентное увеличение было гораздо более значительным, чем соответственное повышение в те же месяцы предыдущего года.
В самой Германии продолжалось снижение цен и соответственно этому расширялся рынок покупателей, что делало экспорт вдвойне привлекательным. Экспорт в соответствии с этим вырос с 485,5 миллионов немецких марок в декабре 1949 г. до 651,9 миллионов в июне 1950 г. За эти шесть месяцев превышение импорта над экспортом сократилось с 532,7 миллионов в январе 1950 г. до всего лишь 138,6 миллионов марок в июне того же года. За это полугодие число безработных сократилось на 360.000 человек; число работающих увеличилось еще сильнее.
Сегодня мы располагаем всеми статистическими данными и знаем: для дальнейшего подъема германской экономики или для того, чтобы темпы этого подъема были ускорены – для этого в корейском конфликте не было нужды. Правильнее будет противоположная оценка – «бум» корейского конфликта принес германской экономической политике больше трудностей, чем полезных стимулов.
Достаточно представить себе, сколь благоприятный для потребителя период оказался прерванным: в сентябре 1950 г. т. е. к тому времени, когда стало сказываться связанное с корейскими событиями повышение цен, индекс цен на жизненно необходимые товары значительно снизился – с 168 в январе 1949 г. до 148, в то время как ставки зарплаты сохраняли тенденцию к повышению (1938 год равен 100). К тому моменту, когда в связи с началом корейского конфликта мир был охвачен чувством страха, самым сильным за весь период после 1939 г., германская экономика как раз успела создать предпосылки для своего дальнейшего развития. Здоровое и естественное развитие было, таким образом, самым чувствительным образом нарушено.
Глава III. Последствия корейского кризиса и их преодоление
Война в Корее вызвала беспокойство и ощущение неуверенности, что повлекло за собой значительное увеличение спроса. Надежды на то, что потребитель будет спокойно реагировать на создавшееся положение, оказались обманчивыми. Но следует отметить и тот положительный факт, что со времени денежной реформы были сделаны довольно большие капиталовложения; правда большая часть этих капиталовложений, вследствие отсутствия достаточного рынка капиталов, оплачивалась по завышенным наценкам. Такую практику можно весьма по-разному оценивать, в зависимости от того, подходить ли к ней с точки зрения морали или руководствоваться только интересами разумно ведущегося народного хозяйства. Все же не следует забывать, что за первые пять месяцев корейского конфликта увеличение спроса повлекло за собой и увеличение продукции, определяющееся изменением индекса с 107,6 в июне до 133,3 в ноябре 1950 года. Одновременно, однако, повысился и индекс цен на промышленное сырье (1938 = 100) с 218 до 265, а индекс фабричных цен на готовые товары со 178 до 195. Несмотря на такую тенденцию бурного подъема, рост цен у нас, благодаря поразительной эластичности производства, был все же более слабым, чем в других западноевропейских странах.
К сожалению, не удалось избежать того, что и потребителю пришлось почувствовать это повышение. Индекс стоимости жизни упорно повышался с низшей точки (148) в сентябре 1950 г., до 151 в конце 1950 года и даже до 170 в конце 1951 года (1938 = 100, по потребительской схеме 1949 года). В этих изменениях индексов ясно отражаются как повышение цен на мировом рынке, так и состояние нервной напряженности потребителя и покупателя.
Лишь немногие были склонны верить тому, что «свобода потребления», которая для меня является одной из самых существенных основных человеческих свобод, сможет пережить этот кризис. В своем выступлении 6 февраля 1952 года в Цюрихе, оглядываясь на прошедшее время, я отмечал:
«Естественно и понятно, что такое событие, как война в Корее, особенно чувствительно отразилось на немецком народе, испытавшем на себе столько инфляции. Иначе говоря, все как-то заколебались и несколько вышли из равновесия. Одни стремились запастись сырьем по любой цене и любыми путями, что вполне понятно в такой бедной сырьем стране, как Германия. С другой стороны нужно было считаться с наученным горьким опытом потребителем, который был обеспокоен тем, будет ли вообще завтра достаточно товаров для удовлетворения насущных нужд, и опасался того, что, может быть, опять придется вернуться к системе планового хозяйства или карточной системе нормированного снабжения товарами. Немецкий потребитель был поэтому готов скорее заплатить сегодня высокую цену за плохой товар, чем остаться завтра вообще без ничего. И все это происходило в такой обстановке, которая в области денежной и валютной политики предоставляла довольно ограниченные возможности для маневрирования».
Взвинченная атмосфера в Бонне
Действительно, в то время в Германии царило напряженное нервное оживление. Во многих отношениях обстановка напоминала конец 1948 года. Противники рыночного хозяйства блокировались с вечно колеблющимися и выжидающими кругами. Даже разбирающиеся в вопросах экономики люди считали, что возврат к принудительному хозяйству неизбежен. Не вызывало, конечно, удивления, что оппозиция – Социал-демократическая партия Германии – предпринимала все возможное лишь бы устранить нежелательную ей хозяйственную политику. Но и в среде собственного правительства и коалиции политика рыночного хозяйства встречала лишь частичную поддержку; сплошь и рядом приходилось бороться даже со скрытым и явным противодействием, что представляло собой уже явление чрезвычайно тревожное, а также и опасное для дальнейшего здорового развития хозяйства.
В 1951 году правительственный и коалиционный лагерь представлял собой картину удручающего отсутствия единства с проистекающей из этого неспособностью проводить необходимые мероприятия. И только присущая социальному рыночному хозяйству внутренняя сила спасла эту систему свободного хозяйствования и пронесла ее через все тогдашние невзгоды. Нет надобности напоминать читателю все подробности дискуссии того времени, – это вышло бы за рамки данного описания событий. Все же не следует упускать из виду, насколько эти дискуссии парализовали многие начинания, необоснованно увеличивали многие существовавшие затруднения и затягивали смягчение их.
С какими только представлениями не приходилось бороться в то время министру народного хозяйства? Какие только планы ни обсуждались: желание министерства финансов скопировать английскую систему налога на закупки; предложения назначить специального комиссара по валютным вопросам с целью ограничить в этой области полномочия министра народного хозяйства. Проектировалось создание особого «хозяйственного кабинета» под постоянным руководством доктора Эрнста, а к концу 1951 года возникла даже мысль об учреждении сверхминистерства, в котором министр народного хозяйства был бы лишен возможности проявлять плодотворную активность.
При наличии таких заблуждений и замешательства становилось все труднее и труднее добиваться проведения правильных идей. Так, потерпел крушение мой проект проведения размораживания цен, необходимость которого давно уже назрела для преодоления узких мест в области сырьевого хозяйства. Потребовались многие месяцы для того, чтобы провести в жизнь план вложения капиталов в сырьевую промышленность сначала при помощи «сбережений на восстановление хозяйства», а затем, после ряда изменений, приступить к проведению закона о помощи капиталовложениями; этот закон, в конце концов, был принят парламентом 31 декабря 1951 года. Ко всем этим трудностям следует добавить нападки и вмешательство американских инстанций, сокративших помощь по плану Маршалла; они противодействовали также оказанию Германии надлежаще уместной первоначальной поддержки при основании Европейского платежного союза; они же затягивали ассигнования из «фонда эквивалентов». В то время можно было услышать и весьма странные заявления (например, что немецкая налоговая система является «самой несоциальной в мире»). Следует упомянуть и о том, что представители США упорно добивались введения предписаний, имеющих характер принудительного хозяйственного планирования, чтобы на их основании иметь право на приобретение важных рационированных товаров.
Борьба с международным Управлением по делам Рурской области за важнейший дефицитный товар – «уголь» – не сходила с повестки дня. Доходило до исключительно резких столкновений с Германским объединением профсоюзов, федеральное руководство которого, после многомесячных препирательств, постановило прекратить сотрудничество во всех инстанциях, занимающихся вопросами экономической политики.
Перечень подобных фактов можно было бы продолжить по желанию; данные такого перечня заполнили бы весь период времени вплоть до начала 1952 года, то есть до того момента, когда необходимость и возможность системы рыночного хозяйства стала очевидной даже для невежд. Два факта особенно ярко характеризуют этот перелом. В конце 1951 года Германии не только больше не угрожала опасность превысить установленный предел кредитования со стороны Европейского платежного союза, а наоборот. Западная Германия впервые становится кредитором Европейского платежного союза. Одновременно наступило и успокоение в области цен.
Эти полные бурных событий недели нашли отражение во всех моих выступлениях[12].
«Вероятно потому, что я считался в Германии с правилами экономической разумности и со здравым смыслом людей, обращенное ко мне требование гласило: теперь – либо твердые цены, либо отставка. Однако я не подал в отставку и не распорядился о введении твердых цен. Конечно, я не мог быть в претензии на то, что мои противники из социалистического лагеря смотрели на вещи через призму своих партийных концепций. Хуже было то, что и добрые друзья были сбиты с толку и считали, что от моей экономической политики не приходится ждать добра для Германии. Я возражал на это советом сохранить хоть немного спокойствия, что в конце концов и оправдало себя».
Сделанный мной краткий обзор событий того времени показывает, как важно было сохранить крепкие нервы. Выше уже отмечалось распространившееся во второй половине 1950 года стремление покупать во что бы то ни стало, которое весной 1951 года привело к «уродливому росту оборота». Так, за 1 год торговый оборот по обуви повысился на 90 процентов. Развитие оборота розничной торговли показывает, каких громадных достижений добилось в то время немецкое хозяйство, в сколь сильной степени оправдала себя одновременно система рыночного хозяйства. Ограничимся лишь одним примером: показатели оборота розничной торговли по одежде и белью возросли следующим образом:
Рост оборота во время вызванного событиями в Корее повышения цен
Первое полугодие 1949 г. = 86
Второе полугодие 1949 г. = 114
Первое полугодие 1950 г. = 109
Второе полугодие 1950 г. = 152
Первое полугодие 1951 г. = 136
Второе полугодие 1951 г. = 157
Ряд факторов благоприятствовал этому обусловленному политическими событиями закупочному психозу. Имевшее место перед возникновением корейского конфликта падение цен побудило как предпринимателя, так и конечного потребителя придерживаться осмотрительной тактики складского хранения и обзаведения запасами. Но затем на мировом рынке обозначился перелом, сопровождавшийся резкими скачками цен. Сопоставление нормального уровня цен до «корейской конъюнктуры» со средними данными за 1951 год дает представление о размерах этого процесса. Несколько примеров повышения оптовых цен на важные товары мировой торговли дает следующая таблица:
Значительные повышения цен на товары мировой торговли
Ртуть, в долл. за бутыль, Нью-Йорк
с 71 до 210,15
Резина, в центах за фунт, Нью-Йорк
с 17,60 до 60,54
Шерсть в центах за фунт, Нью-Йорк
с 130,8 до 220,8
Свинец в фунтах за англ. тонну, Лондон
с 97 до 162,0
Чугун в долл. за англ. тонну, Нью-Йорк
с 49,9 до 57,0
Индекс Рейтера для Соединенного Королевства на предметы потребления (18.9.1931 = 100)
с 465,3 до 605,9
Индекс Муди, США (массовые товары) (31.12.1931 = 100)
с 346 до 488,6
Индекс «Фольксвирта» на мировые товары (1936 = 100)
с 225 до 312,9
По данным Берлинского Банка, февраль 1956 года.
В процессе этого оживленного конъюнктурного подъема пределы производственной мощности находившейся еще в стадии своего восстановления западногерманской промышленности были скоро достигнуты в отдельных ее отраслях, и – что важнее – явственно обнаружены. Значительную роль в этом процессе сыграло и то, что прекратилось хранение населением наличных денег, накопленных из различных побуждений и разными путями и притом, возможно, что чуть ли не со времен валютной реформы. Ко всему этому прибавилось новое осложнение, а именно: мероприятия для оживления хозяйства, проведение которых так настоятельно требовалось всего лишь несколько месяцев тому назад, начали сказываться как раз в это время, т. е. в самый неподходящий момент. Также и закон об изменении подоходного налога от 23 апреля 1950 года (в конце концов все же одобренный союзниками), принесший в общем желательное снижение налогов, был разработан и принят, исходя из совершенно иной хозяйственно-политической перспективы. В довершение всего оказалось, что потребитель, под влиянием «закупочного психоза», стал в своем стремлении обзаводиться запасами черпать для этого средства не только из обычно расходуемой на закупки части своего дохода, но также и из той части его, которая в предыдущие годы служила ему для пополнения своих сбережений. Теперь и эта часть дохода почти полностью пошла на приобретение товаров широкого потребления. В течение нескольких месяцев почти полностью прекратился рост вкладов по сбережениям.
Узкие места в результате роста производства
Показатели производства отражают это лихорадочное развитие: общий индекс промышленного производства (1936 = 100) возрос с 107,6 (в июне 1950 года) в течение одного года до 130,9 и даже достиг 147,8 (кульминационная точка в ноябре 1951 года).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В апреле 1950 года федеральное правительство приняло решение провести снижение налогов и допустить возвратную выплату уже уплаченных по завышенным налоговым ставкам сумм. Это была одна из мер, которые должны были способствовать усилению потребления и облегчению экономических затруднений. Отметим одно противоречие: в «войне меморандумов» западные союзники критиковали немецкую бездейственность, однако на проведение реформы налоговой системы они первоначально отказались дать свое разрешение. В этой связи уместно вспомнить, сколько энергии было потрачено на споры с союзниками – независимо от того, шла ли речь о размере производства стали, или о разумной политике демонтажа и разукрупнения предприятий, или об использовании так называемых компенсационных средств, или о наиболее целесообразных методах по ликвидации нехватки долларов, или, наконец, о том, как проводить дальнейшую ликвидацию направляемого хозяйства. Едва ли нужно еще указывать на то, что эта фаза в развитии «рынка покупателей» пришлась мне весьма кстати, – я смог ликвидировать ставшие нереальными остатки мероприятий и предписаний, касающихся направляемого хозяйства и регулирования цен.
Оценивая положение за истекший год, я заявил в выступлении по Баварскому радио 27 декабря 1949 года:
«Отходящий в прошлое 1949 год прошел под знаком укреплявшегося хозяйства, которое, однако, одновременно еще набирало силы и расширялось. Я поручился, и именно в истекшем году, что таким путем нам удастся успешно справиться также и с социальной проблемой. И никто не сможет сейчас отрицать, что реальная покупательная способность, а следовательно, и жизненный уровень немецкого народа не переставали улучшаться, и что это было достигнуто частично благодаря увеличению номинальных доходов, но главным образом путем постоянного улучшения качества предлагаемых товаров при одновременном снижении иен»
В корейском конфликте не было нужды…
Ликвидацию тех трудностей, которые мы преодолевали путем осторожного взвешивания применяемых мер, нельзя приписать исключительно вызванному событиями в Корее бурному оживлению. Утверждать противное означало бы извращать исторические факты. Неуступчивость по отношению ко всем требованиям отказаться от борьбы за устойчивость валюты уже до этого дала положительные результаты. Индекс производства поднялся с 90,9 в январе 1950 г. до 107,6 в июне того же года, причем это почти двадцатипроцентное увеличение было гораздо более значительным, чем соответственное повышение в те же месяцы предыдущего года.
В самой Германии продолжалось снижение цен и соответственно этому расширялся рынок покупателей, что делало экспорт вдвойне привлекательным. Экспорт в соответствии с этим вырос с 485,5 миллионов немецких марок в декабре 1949 г. до 651,9 миллионов в июне 1950 г. За эти шесть месяцев превышение импорта над экспортом сократилось с 532,7 миллионов в январе 1950 г. до всего лишь 138,6 миллионов марок в июне того же года. За это полугодие число безработных сократилось на 360.000 человек; число работающих увеличилось еще сильнее.
Сегодня мы располагаем всеми статистическими данными и знаем: для дальнейшего подъема германской экономики или для того, чтобы темпы этого подъема были ускорены – для этого в корейском конфликте не было нужды. Правильнее будет противоположная оценка – «бум» корейского конфликта принес германской экономической политике больше трудностей, чем полезных стимулов.
Достаточно представить себе, сколь благоприятный для потребителя период оказался прерванным: в сентябре 1950 г. т. е. к тому времени, когда стало сказываться связанное с корейскими событиями повышение цен, индекс цен на жизненно необходимые товары значительно снизился – с 168 в январе 1949 г. до 148, в то время как ставки зарплаты сохраняли тенденцию к повышению (1938 год равен 100). К тому моменту, когда в связи с началом корейского конфликта мир был охвачен чувством страха, самым сильным за весь период после 1939 г., германская экономика как раз успела создать предпосылки для своего дальнейшего развития. Здоровое и естественное развитие было, таким образом, самым чувствительным образом нарушено.
Глава III. Последствия корейского кризиса и их преодоление
Война в Корее вызвала беспокойство и ощущение неуверенности, что повлекло за собой значительное увеличение спроса. Надежды на то, что потребитель будет спокойно реагировать на создавшееся положение, оказались обманчивыми. Но следует отметить и тот положительный факт, что со времени денежной реформы были сделаны довольно большие капиталовложения; правда большая часть этих капиталовложений, вследствие отсутствия достаточного рынка капиталов, оплачивалась по завышенным наценкам. Такую практику можно весьма по-разному оценивать, в зависимости от того, подходить ли к ней с точки зрения морали или руководствоваться только интересами разумно ведущегося народного хозяйства. Все же не следует забывать, что за первые пять месяцев корейского конфликта увеличение спроса повлекло за собой и увеличение продукции, определяющееся изменением индекса с 107,6 в июне до 133,3 в ноябре 1950 года. Одновременно, однако, повысился и индекс цен на промышленное сырье (1938 = 100) с 218 до 265, а индекс фабричных цен на готовые товары со 178 до 195. Несмотря на такую тенденцию бурного подъема, рост цен у нас, благодаря поразительной эластичности производства, был все же более слабым, чем в других западноевропейских странах.
К сожалению, не удалось избежать того, что и потребителю пришлось почувствовать это повышение. Индекс стоимости жизни упорно повышался с низшей точки (148) в сентябре 1950 г., до 151 в конце 1950 года и даже до 170 в конце 1951 года (1938 = 100, по потребительской схеме 1949 года). В этих изменениях индексов ясно отражаются как повышение цен на мировом рынке, так и состояние нервной напряженности потребителя и покупателя.
Лишь немногие были склонны верить тому, что «свобода потребления», которая для меня является одной из самых существенных основных человеческих свобод, сможет пережить этот кризис. В своем выступлении 6 февраля 1952 года в Цюрихе, оглядываясь на прошедшее время, я отмечал:
«Естественно и понятно, что такое событие, как война в Корее, особенно чувствительно отразилось на немецком народе, испытавшем на себе столько инфляции. Иначе говоря, все как-то заколебались и несколько вышли из равновесия. Одни стремились запастись сырьем по любой цене и любыми путями, что вполне понятно в такой бедной сырьем стране, как Германия. С другой стороны нужно было считаться с наученным горьким опытом потребителем, который был обеспокоен тем, будет ли вообще завтра достаточно товаров для удовлетворения насущных нужд, и опасался того, что, может быть, опять придется вернуться к системе планового хозяйства или карточной системе нормированного снабжения товарами. Немецкий потребитель был поэтому готов скорее заплатить сегодня высокую цену за плохой товар, чем остаться завтра вообще без ничего. И все это происходило в такой обстановке, которая в области денежной и валютной политики предоставляла довольно ограниченные возможности для маневрирования».
Взвинченная атмосфера в Бонне
Действительно, в то время в Германии царило напряженное нервное оживление. Во многих отношениях обстановка напоминала конец 1948 года. Противники рыночного хозяйства блокировались с вечно колеблющимися и выжидающими кругами. Даже разбирающиеся в вопросах экономики люди считали, что возврат к принудительному хозяйству неизбежен. Не вызывало, конечно, удивления, что оппозиция – Социал-демократическая партия Германии – предпринимала все возможное лишь бы устранить нежелательную ей хозяйственную политику. Но и в среде собственного правительства и коалиции политика рыночного хозяйства встречала лишь частичную поддержку; сплошь и рядом приходилось бороться даже со скрытым и явным противодействием, что представляло собой уже явление чрезвычайно тревожное, а также и опасное для дальнейшего здорового развития хозяйства.
В 1951 году правительственный и коалиционный лагерь представлял собой картину удручающего отсутствия единства с проистекающей из этого неспособностью проводить необходимые мероприятия. И только присущая социальному рыночному хозяйству внутренняя сила спасла эту систему свободного хозяйствования и пронесла ее через все тогдашние невзгоды. Нет надобности напоминать читателю все подробности дискуссии того времени, – это вышло бы за рамки данного описания событий. Все же не следует упускать из виду, насколько эти дискуссии парализовали многие начинания, необоснованно увеличивали многие существовавшие затруднения и затягивали смягчение их.
С какими только представлениями не приходилось бороться в то время министру народного хозяйства? Какие только планы ни обсуждались: желание министерства финансов скопировать английскую систему налога на закупки; предложения назначить специального комиссара по валютным вопросам с целью ограничить в этой области полномочия министра народного хозяйства. Проектировалось создание особого «хозяйственного кабинета» под постоянным руководством доктора Эрнста, а к концу 1951 года возникла даже мысль об учреждении сверхминистерства, в котором министр народного хозяйства был бы лишен возможности проявлять плодотворную активность.
При наличии таких заблуждений и замешательства становилось все труднее и труднее добиваться проведения правильных идей. Так, потерпел крушение мой проект проведения размораживания цен, необходимость которого давно уже назрела для преодоления узких мест в области сырьевого хозяйства. Потребовались многие месяцы для того, чтобы провести в жизнь план вложения капиталов в сырьевую промышленность сначала при помощи «сбережений на восстановление хозяйства», а затем, после ряда изменений, приступить к проведению закона о помощи капиталовложениями; этот закон, в конце концов, был принят парламентом 31 декабря 1951 года. Ко всем этим трудностям следует добавить нападки и вмешательство американских инстанций, сокративших помощь по плану Маршалла; они противодействовали также оказанию Германии надлежаще уместной первоначальной поддержки при основании Европейского платежного союза; они же затягивали ассигнования из «фонда эквивалентов». В то время можно было услышать и весьма странные заявления (например, что немецкая налоговая система является «самой несоциальной в мире»). Следует упомянуть и о том, что представители США упорно добивались введения предписаний, имеющих характер принудительного хозяйственного планирования, чтобы на их основании иметь право на приобретение важных рационированных товаров.
Борьба с международным Управлением по делам Рурской области за важнейший дефицитный товар – «уголь» – не сходила с повестки дня. Доходило до исключительно резких столкновений с Германским объединением профсоюзов, федеральное руководство которого, после многомесячных препирательств, постановило прекратить сотрудничество во всех инстанциях, занимающихся вопросами экономической политики.
Перечень подобных фактов можно было бы продолжить по желанию; данные такого перечня заполнили бы весь период времени вплоть до начала 1952 года, то есть до того момента, когда необходимость и возможность системы рыночного хозяйства стала очевидной даже для невежд. Два факта особенно ярко характеризуют этот перелом. В конце 1951 года Германии не только больше не угрожала опасность превысить установленный предел кредитования со стороны Европейского платежного союза, а наоборот. Западная Германия впервые становится кредитором Европейского платежного союза. Одновременно наступило и успокоение в области цен.
Эти полные бурных событий недели нашли отражение во всех моих выступлениях[12].
«Вероятно потому, что я считался в Германии с правилами экономической разумности и со здравым смыслом людей, обращенное ко мне требование гласило: теперь – либо твердые цены, либо отставка. Однако я не подал в отставку и не распорядился о введении твердых цен. Конечно, я не мог быть в претензии на то, что мои противники из социалистического лагеря смотрели на вещи через призму своих партийных концепций. Хуже было то, что и добрые друзья были сбиты с толку и считали, что от моей экономической политики не приходится ждать добра для Германии. Я возражал на это советом сохранить хоть немного спокойствия, что в конце концов и оправдало себя».
Сделанный мной краткий обзор событий того времени показывает, как важно было сохранить крепкие нервы. Выше уже отмечалось распространившееся во второй половине 1950 года стремление покупать во что бы то ни стало, которое весной 1951 года привело к «уродливому росту оборота». Так, за 1 год торговый оборот по обуви повысился на 90 процентов. Развитие оборота розничной торговли показывает, каких громадных достижений добилось в то время немецкое хозяйство, в сколь сильной степени оправдала себя одновременно система рыночного хозяйства. Ограничимся лишь одним примером: показатели оборота розничной торговли по одежде и белью возросли следующим образом:
Рост оборота во время вызванного событиями в Корее повышения цен
Первое полугодие 1949 г. = 86
Второе полугодие 1949 г. = 114
Первое полугодие 1950 г. = 109
Второе полугодие 1950 г. = 152
Первое полугодие 1951 г. = 136
Второе полугодие 1951 г. = 157
Ряд факторов благоприятствовал этому обусловленному политическими событиями закупочному психозу. Имевшее место перед возникновением корейского конфликта падение цен побудило как предпринимателя, так и конечного потребителя придерживаться осмотрительной тактики складского хранения и обзаведения запасами. Но затем на мировом рынке обозначился перелом, сопровождавшийся резкими скачками цен. Сопоставление нормального уровня цен до «корейской конъюнктуры» со средними данными за 1951 год дает представление о размерах этого процесса. Несколько примеров повышения оптовых цен на важные товары мировой торговли дает следующая таблица:
Значительные повышения цен на товары мировой торговли
Ртуть, в долл. за бутыль, Нью-Йорк
с 71 до 210,15
Резина, в центах за фунт, Нью-Йорк
с 17,60 до 60,54
Шерсть в центах за фунт, Нью-Йорк
с 130,8 до 220,8
Свинец в фунтах за англ. тонну, Лондон
с 97 до 162,0
Чугун в долл. за англ. тонну, Нью-Йорк
с 49,9 до 57,0
Индекс Рейтера для Соединенного Королевства на предметы потребления (18.9.1931 = 100)
с 465,3 до 605,9
Индекс Муди, США (массовые товары) (31.12.1931 = 100)
с 346 до 488,6
Индекс «Фольксвирта» на мировые товары (1936 = 100)
с 225 до 312,9
По данным Берлинского Банка, февраль 1956 года.
В процессе этого оживленного конъюнктурного подъема пределы производственной мощности находившейся еще в стадии своего восстановления западногерманской промышленности были скоро достигнуты в отдельных ее отраслях, и – что важнее – явственно обнаружены. Значительную роль в этом процессе сыграло и то, что прекратилось хранение населением наличных денег, накопленных из различных побуждений и разными путями и притом, возможно, что чуть ли не со времен валютной реформы. Ко всему этому прибавилось новое осложнение, а именно: мероприятия для оживления хозяйства, проведение которых так настоятельно требовалось всего лишь несколько месяцев тому назад, начали сказываться как раз в это время, т. е. в самый неподходящий момент. Также и закон об изменении подоходного налога от 23 апреля 1950 года (в конце концов все же одобренный союзниками), принесший в общем желательное снижение налогов, был разработан и принят, исходя из совершенно иной хозяйственно-политической перспективы. В довершение всего оказалось, что потребитель, под влиянием «закупочного психоза», стал в своем стремлении обзаводиться запасами черпать для этого средства не только из обычно расходуемой на закупки части своего дохода, но также и из той части его, которая в предыдущие годы служила ему для пополнения своих сбережений. Теперь и эта часть дохода почти полностью пошла на приобретение товаров широкого потребления. В течение нескольких месяцев почти полностью прекратился рост вкладов по сбережениям.
Узкие места в результате роста производства
Показатели производства отражают это лихорадочное развитие: общий индекс промышленного производства (1936 = 100) возрос с 107,6 (в июне 1950 года) в течение одного года до 130,9 и даже достиг 147,8 (кульминационная точка в ноябре 1951 года).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40