Это не препятствует им быть все же сегодня недовольными. Зависть – вот тот комплекс, который их мучает! Таков уж, очевидно, немец, что ему трудно перенести, что кому-либо другому, например, соседу или даже другу, живется лучше. Тогда он полон зависти и недоволен, вне зависимости от того, каково его собственное материальное положение. Этот особый вид отсутствия чувства меры представляет серьезную опасность для нашей страны. Эту опасность надо осознать. Долг всех дальновидных людей – бороться с ней.
Последние цели
Мне часто задают вопрос, какова конечная цель проводимой мною экономической политики. Кто так ставит вопрос, тот всегда в скрытой форме высказывает опасение, что бесконечное следование по раз намеченному пути развития может привести к самоупразднению. Эта постановка вопроса несомненно оправдана, и поэтому я и не хочу уклоняться от ответа.
Мой ответ ясен и недвусмыслен: я не считаю, что при установлении хозяйственно-политических целей настоящего времени речь идет как бы о вечных законах. Мы даже наверняка придем к тому, что с полным правом придется поставить вопрос – правильно ли и полезно ли все еще производить все больше благ, все упорнее добиваться материального благополучия, и не было ли бы более разумным отказаться от всего этого «прогресса» и больше времени посвятить осознанию себя, досугу и отдыху? Однако тут дело касается уже не только министра народного хозяйства, но в такой же степени и богослова, социолога и политика.
Эта проблематика весьма сложна, и разобраться в ней поэтому можно только, исходя из соображений, лежащих уже в плане духовном и душевном. Занимаясь ею, нельзя избежать постановки другого трудного вопроса: в достаточной ли мере люди освободились от всего, что их внутренне сковывает, и достаточно ли они «раскрылись», чтобы быть в состоянии «использовать» (в лучшем смысле этого слова) свой досуг? Что нам надлежит еще сделать, и в каком плане это должно произойти, чтобы достичь той степени внутренней зрелости, когда отказ человека от материальных благ станет для него благословением и приобретением?
При этом надо еще иметь в виду, что больший объем свободного времени повлечет за собой также и измененные отношения к жизни и к хозяйствованию. Все это нельзя просто сконструировать или организовать, – все это должно вырасти органически.
До тех пор, пока в плоскости политики действуют по лозунгу: давайте работать меньше, чтобы можно было больше потреблять! – мы будем стоять на неверном пути. Если же затронутый процесс развития будет иметь место в том смысле, что наш народ рядом с ценностью материальной стороны жизни будет во все возрастающей мере считать также и духовное и душевное обогащение полезным и полноценным, – тогда в будущем мы должны придти и к известной корректуре хозяйственной политики. Едва ли кто-либо тогда будет до такой степени догматиком, чтобы и дальше усматривать благополучие лишь в продолжающейся экспансии экономики, то есть только в материальной плоскости[52].
Сегодня, однако, нам еще не следовало бы чрезмерно затруднять себя такого рода размышлениями. Приведем лишь сравнение между США и Германией. Тогда станет ясным, насколько еще возможно и полезно дальше проводить хозяйственную экспансию, увеличивать благосостояние, освобождать человека от материальных забот. Пока же я придерживаюсь мнения, что нам по-прежнему надлежит заботиться о том, чтобы миллионы людей, все еще обремененные каждодневными заботами, были окончательно освобождены от этой напасти. Еще слишком много людей стоит в тени взлета и подъема, и поэтому у нас нет никакого основания уменьшать наши усилия.
Глава ХI. Психологические вопросы вокруг марки и пфеннига
«Если при помощи психологических способов воздействия удастся добиться изменения отношения населения к экономике, то это психологическое воздействие станет экономической реальностью и начнет выполнять ту же задачу, которая выполняется с помощью других мероприятий обычной конъюнктурной политики». В этих словах, высказанных мною от имени правительства ГФР в речи на заседании Бундестага 19 октября 1955 года в Берлине, отмечена та основная мысль, которая заставила меня применять целый ряд способов психологического воздействия, чтобы поставить его, в качестве равноправного средства, рядом со знакомыми методами традиционной конъюнктурной политики.
С точки зрения чистой теории этот род воздействия на участников рынка, а в условиях высокой конъюнктуры также и попытка влияния на цены, пожалуй, не очень согласовываются с системой рыночного хозяйства обычного типа. Тем не менее, я не считаю возможным отказаться от него из-за соображений догматического характера. Нередко меня поносили за то, что я якобы слишком верен системе. Поэтому не стоит меня слишком бранить за то, что я, как хозяйственно-политический деятель, хочу раз отклониться от идеального типа чисто экономического метода действий. В моих глазах здесь нет еще никакого прегрешения против правильно понятой идеи рыночного хозяйства. Дело сводится просто к использованию хозяйственной психологии: хозяйственные явления не подчиняются законам механики. Экономика не живет какой-то своей собственной жизнью в смысле бездушного автоматизма, а создается и оформляется людьми. Если это так, – а иначе быть не может, – то структура и облик народного хозяйства не могут не изменяться под влиянием наших действий. Вот почему не следует считать маловажным метод психологического воздействия[62].
При наличии таких далеко идущих взаимозависимостей, доводы «классических» либералов, которые прибегают исключительно к старым и избитым методам, теряют свое значение. Критикам крайне либерального толка не следовало бы огорчаться по поводу моей недостаточной верности убеждениям. Я придерживаюсь даже взгляда, что применяемым мною методам до сих пор слишком мало уделено было места как в теории, так и в экономической политике; на них очень мало обращали внимания и их слишком редко применяли.
Современная психология требует прямо того, чтобы экономические процессы воспринимались не только как механические, технические; человека нельзя игнорировать, он является движущей силой в народном хозяйстве. Для народного хозяйства имеет решительное значение, как мы поступаем, как мы действуем. Настроены ли мы оптимистически или пессимистически, спекулируем ли на повышении или понижении цен, хотим ли мы копить или тратить – все это находит свое выражение в показателях экономики. В свою очередь эти показатели, например, цены – падающие, устойчивые или растущие – влияют на наш образ действия.
Было бы неверно утверждать, что мысль о психологическом воздействии в области экономики зародилась впервые лишь в условиях недавней высокой конъюнктуры, с достижением полной занятости. За последние годы многие скептики и критики хулили меня за то, что я слишком часто покидаю свой служебный кабинет, чтобы произносить речи на севере и юге, на востоке и на западе; но я поступал так по соображениям, весьма сходным с изложенными. Правда, мои соображения относительно психологического воздействия получили свой специфический оттенок и стали применяться более систематическим образом лишь в самое последнее время. Я убежден, что проводимый мною психологический поход, который в Германии получил название «душевного массажа», в будущем немыслимо будет устранить как метод экономической политики.
Правда, еще не наступило, пожалуй, время для составления учебника систематического психологического руководства экономикой, – этим пусть займется наука на протяжении ближайших десятилетий, когда мы будем располагать большим опытом. Но, во всяком случае, мне кажется важным указать уже сейчас, что, например, работать, слишком подчеркнуто опираясь на моральные призывы, не отвечало бы реальностям жизни.
Само собой разумеется опять же, что этим я отнюдь не утверждаю, будто я считаю хозяйство и хозяйственную деятельность людей аморальными. Однако мало смысла обращаться к людям с призывами, если они склонны думать, что от них требуются жертвы лишь в угоду данному министру или правительству. Наоборот, надо обращаться к участникам рынка с разъяснениями, в какой степени следование голосу здравого человеческого рассудка и экономической разумности отвечает их же интересам.
Постоянная высокая конъюнктура
Нужно апеллировать к представлению о выгоде и к личному интересу хозяйственного человека, который – в данной конкретной ситуации высокой конъюнктуры – ничего не может выиграть от того, что он свои товары и услуги будет продавать дорого, но затем принужден будет отдавать за чужие услуги и блага всю приобретенную им так называемую прибыль. При этом теряют все, потому что это взаимное воздействие цен на заработную плату, как и заработной платы на цены, должно привести к подрыву здоровых основ всякого хозяйственного строя и роли свободной конкуренции[72].
Эти взгляды заставили меня уже раньше как-то объявить, что я не намерен воздвигать почетные доски тем, кто следует моим благим рекомендациям. Если я в прошедшие месяцы вновь и вновь напоминал рабочим и профсоюзам, что они должны соблюдать чувство меры и дисциплину, то я делал это во имя их же собственной судьбы[66]. Так же взывал я и к предпринимателям – не соглашаться на чрезмерное повышение заработной платы, т. е. на такое повышение, которое превышает возможности данного момента и угрожает нарушить устойчивость цен. Я обращаюсь к предусмотрительности и честности людей, ибо мы ведь хотим вкушать плоды высокой конъюнктуры, но не ввергать ее в автоматизм конъюнктурного цикла, со всеми отрицательными последствиями этого. Стремление избежать их – высший закон, и потому я всегда напоминал людям, что, если они, предаваясь какой-то иллюзии, захотят исчерпать все представляющиеся личные шансы, то они несомненно потеряют больше, чем они когда-либо могут при этом выиграть. Если, наоборот, люди окажутся на высоте требований дня, то, по моему убеждению, высокая конъюнктура может продержаться и без инфляционных мероприятий[68].
Из сказанного достаточно ясно, что достигается проводимым мною «душевным массажем» в фазе высокой конъюнктуры и так называемой полной занятости, которая характерна для немецкого народного хозяйства, начиная с середины 1955 года. Наибольшая опасность поддержанию высокой конъюнктуры, а равно и неизменному экономическому прогрессу, угрожает не со стороны чрезмерно распространяющегося материализма, как это иногда утверждается. Я полагаю, что опасность со стороны демагогически поддерживаемого иллюзионизма представляется гораздо более серьезной.
Быстро растущие желания, безудержное осуществление которых нас привело бы к гибельным инфляционистским тенденциям развития, проистекают из непонимания сущности и функций народного хозяйства. Поэтому приходится вновь и вновь констатировать, что внутренняя зависимость между потреблением, накоплением сбережений и инвестированием капиталов, редко воспринимается правильно и полностью.
Оставляя в стороне политическое ослепление, которое находит свое выражение в так называемой «активной политике в области заработной платы», – нельзя серьезно отрицать зависимость между зарплатой и ценами. Уже в течение некоторого времени замечаемое поочередное повышение, – то заработной платы, то цен, – говорит, однако, о том, что осознание этой зависимости не имеет глубоких корней или в сильной степени затемнено политическими влияниями[75].
Мы будем действовать соответственно тому, насколько нам удастся утвердить в сознании людей понятие о соотношении между занятостью – в данном случае между рабочим временем – и производительностью, между заработной платой и жизненным стандартом; это определит также, можем ли мы смотреть на будущее развитие с уверенностью или оно должно вызывать у нас беспокойство. В этой фазе экономического развития мы не имеем никакого основания считать наше хозяйство чем-то нездоровым. Отдельные неполадки являются, по моему убеждению, следствием образа действий людей, не соответствующего хозяйственным возможностям.
Для полноты картины необходимо отметить, что, наряду со столь опасной переоценкой реальных возможностей, следует усмотреть еще опасность в том, что обстановка высокой конъюнктуры считается многими очень подходящей для злоупотребления экономическим могуществом. В таких случаях попытка воздействовать на людей психологическими средствами, конечно, не будет иметь никакого успеха. Здесь уже потребуются широко задуманные контрмеры.
Государство – «ночной сторож» – ушло в прошлое
Я уже привел возражения тем критикам, которые полагают, что признание современной психологии подходящим инструментом воздействия в руках современного хозяйственно-политического деятеля не сочетаемо с представлениями о рыночном хозяйстве классического типа.
Такого рода мышление проистекает, по моему мнению, из допотопного манчестерского либерализма. Я не склонен принять безоговорочно и для любой фазы экономического развития ортодоксальные правила игры рыночного хозяйства, по которым только предложение и спрос определяют цену и руководитель народного хозяйства должен поэтому воздерживаться от всякого вмешательства в область цен в любой фазе экономического развития.
Здесь я придерживаюсь даже принципиально иного мнения: современное и сознающее свою ответственность государство просто не может себе позволить еще раз вернуться к роли «ночного сторожа». Эта неверно понимаемая свобода как раз была тем, что привело в могилу свободу и свободный строй[69]. Такое пассивное отношение тем более не может быть сегодня оправдано, что – за отсутствием действительно свободного мирового рынка и свободно размениваемых валют – функция международного уровня цен полностью не осуществима и оздоровляющий регулятор всемирной конкуренции не проявляет своего действия.
Если мы хотим уяснить себе взаимоотношения между классическими средствами и новым экономическим орудием психологического воздействия, то сделать это очень легко. Я хочу объяснить это на примере создавшегося в ГФР положения.
Как государственный банк, так и федеральное правительство несут ответственность за то, чтобы была обеспечена устойчивость валюты. Таким образом, я желаю добиться того же самого, что государственный банк старается провести при помощи денежной, кредитной и валютной политики. По поводу слишком «перегретой» конъюнктуры я высказывал свое мнение на открытии германской промышленной выставки в Берлине 24 сентября 1955 года, а именно: «Если угодно так понимать, то в настоящее время имеет место состязание между мною и Банком немецких земель». Методы хозяйственной, финансовой и валютной политики классического типа имеют целью направить определенным образом ход хозяйственной жизни. Если мне удастся при помощи психологического воздействия соответствующим образом изменить тот или иной образ действия людей, то тогда у меня будет возможность провести подобную же перегруппировку экономических факторов, и притом в направлении, сознательно выбранном мною, более целесообразном с народнохозяйственной точки зрения. В конце концов не имеет значения, начнут ли люди вести себя иначе под принуждением политики эмиссионного банка или в результате осознания ими своих личных интересов. Речь идет поэтому не о полярности или враждебности между различными методами, а о некоем сочетании: «как это – так и то». Тот, кто подобно мне считает разум человека наиболее могучей силой, может ожидать с уверенностью, что психологическому воздействию, как весьма либеральному методу действия, будет и в будущем отведено место в конъюнктурной политике.
При такой осторожной попытке взвесить и оценить этот метод следует не упускать также из виду, что в наши дни происходящее в экономике определяется не только индивидуумами, но во все большей степени и группами. Тем более кажется мне необходимым способствовать внедрению разумных взглядов, будить добрую волю, обращаться к здравому смыслу людей, чтобы добиться торжества экономического благоразумия[61].
Особенно благоприятным является то, что этот психологический метод воздействия может быть применен уже в ранней фазе угрожающих конъюнктурных опасностей. Например, в полном согласии с государственным банком я мог установить уже при начальной высокой конъюнктуре, что ухудшение касалось не столько фактического уровня цен, сколько атмосферы, в которой определялись цены. В тот момент было бы еще преждевременным прибегать к воздействию традиционными средствами, разве только, что при этом высказывалась готовность затормозить на сравнительно ранней стадии благоприятное развитие экономики, позволяющее нам говорить о высокой конъюнктуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Последние цели
Мне часто задают вопрос, какова конечная цель проводимой мною экономической политики. Кто так ставит вопрос, тот всегда в скрытой форме высказывает опасение, что бесконечное следование по раз намеченному пути развития может привести к самоупразднению. Эта постановка вопроса несомненно оправдана, и поэтому я и не хочу уклоняться от ответа.
Мой ответ ясен и недвусмыслен: я не считаю, что при установлении хозяйственно-политических целей настоящего времени речь идет как бы о вечных законах. Мы даже наверняка придем к тому, что с полным правом придется поставить вопрос – правильно ли и полезно ли все еще производить все больше благ, все упорнее добиваться материального благополучия, и не было ли бы более разумным отказаться от всего этого «прогресса» и больше времени посвятить осознанию себя, досугу и отдыху? Однако тут дело касается уже не только министра народного хозяйства, но в такой же степени и богослова, социолога и политика.
Эта проблематика весьма сложна, и разобраться в ней поэтому можно только, исходя из соображений, лежащих уже в плане духовном и душевном. Занимаясь ею, нельзя избежать постановки другого трудного вопроса: в достаточной ли мере люди освободились от всего, что их внутренне сковывает, и достаточно ли они «раскрылись», чтобы быть в состоянии «использовать» (в лучшем смысле этого слова) свой досуг? Что нам надлежит еще сделать, и в каком плане это должно произойти, чтобы достичь той степени внутренней зрелости, когда отказ человека от материальных благ станет для него благословением и приобретением?
При этом надо еще иметь в виду, что больший объем свободного времени повлечет за собой также и измененные отношения к жизни и к хозяйствованию. Все это нельзя просто сконструировать или организовать, – все это должно вырасти органически.
До тех пор, пока в плоскости политики действуют по лозунгу: давайте работать меньше, чтобы можно было больше потреблять! – мы будем стоять на неверном пути. Если же затронутый процесс развития будет иметь место в том смысле, что наш народ рядом с ценностью материальной стороны жизни будет во все возрастающей мере считать также и духовное и душевное обогащение полезным и полноценным, – тогда в будущем мы должны придти и к известной корректуре хозяйственной политики. Едва ли кто-либо тогда будет до такой степени догматиком, чтобы и дальше усматривать благополучие лишь в продолжающейся экспансии экономики, то есть только в материальной плоскости[52].
Сегодня, однако, нам еще не следовало бы чрезмерно затруднять себя такого рода размышлениями. Приведем лишь сравнение между США и Германией. Тогда станет ясным, насколько еще возможно и полезно дальше проводить хозяйственную экспансию, увеличивать благосостояние, освобождать человека от материальных забот. Пока же я придерживаюсь мнения, что нам по-прежнему надлежит заботиться о том, чтобы миллионы людей, все еще обремененные каждодневными заботами, были окончательно освобождены от этой напасти. Еще слишком много людей стоит в тени взлета и подъема, и поэтому у нас нет никакого основания уменьшать наши усилия.
Глава ХI. Психологические вопросы вокруг марки и пфеннига
«Если при помощи психологических способов воздействия удастся добиться изменения отношения населения к экономике, то это психологическое воздействие станет экономической реальностью и начнет выполнять ту же задачу, которая выполняется с помощью других мероприятий обычной конъюнктурной политики». В этих словах, высказанных мною от имени правительства ГФР в речи на заседании Бундестага 19 октября 1955 года в Берлине, отмечена та основная мысль, которая заставила меня применять целый ряд способов психологического воздействия, чтобы поставить его, в качестве равноправного средства, рядом со знакомыми методами традиционной конъюнктурной политики.
С точки зрения чистой теории этот род воздействия на участников рынка, а в условиях высокой конъюнктуры также и попытка влияния на цены, пожалуй, не очень согласовываются с системой рыночного хозяйства обычного типа. Тем не менее, я не считаю возможным отказаться от него из-за соображений догматического характера. Нередко меня поносили за то, что я якобы слишком верен системе. Поэтому не стоит меня слишком бранить за то, что я, как хозяйственно-политический деятель, хочу раз отклониться от идеального типа чисто экономического метода действий. В моих глазах здесь нет еще никакого прегрешения против правильно понятой идеи рыночного хозяйства. Дело сводится просто к использованию хозяйственной психологии: хозяйственные явления не подчиняются законам механики. Экономика не живет какой-то своей собственной жизнью в смысле бездушного автоматизма, а создается и оформляется людьми. Если это так, – а иначе быть не может, – то структура и облик народного хозяйства не могут не изменяться под влиянием наших действий. Вот почему не следует считать маловажным метод психологического воздействия[62].
При наличии таких далеко идущих взаимозависимостей, доводы «классических» либералов, которые прибегают исключительно к старым и избитым методам, теряют свое значение. Критикам крайне либерального толка не следовало бы огорчаться по поводу моей недостаточной верности убеждениям. Я придерживаюсь даже взгляда, что применяемым мною методам до сих пор слишком мало уделено было места как в теории, так и в экономической политике; на них очень мало обращали внимания и их слишком редко применяли.
Современная психология требует прямо того, чтобы экономические процессы воспринимались не только как механические, технические; человека нельзя игнорировать, он является движущей силой в народном хозяйстве. Для народного хозяйства имеет решительное значение, как мы поступаем, как мы действуем. Настроены ли мы оптимистически или пессимистически, спекулируем ли на повышении или понижении цен, хотим ли мы копить или тратить – все это находит свое выражение в показателях экономики. В свою очередь эти показатели, например, цены – падающие, устойчивые или растущие – влияют на наш образ действия.
Было бы неверно утверждать, что мысль о психологическом воздействии в области экономики зародилась впервые лишь в условиях недавней высокой конъюнктуры, с достижением полной занятости. За последние годы многие скептики и критики хулили меня за то, что я слишком часто покидаю свой служебный кабинет, чтобы произносить речи на севере и юге, на востоке и на западе; но я поступал так по соображениям, весьма сходным с изложенными. Правда, мои соображения относительно психологического воздействия получили свой специфический оттенок и стали применяться более систематическим образом лишь в самое последнее время. Я убежден, что проводимый мною психологический поход, который в Германии получил название «душевного массажа», в будущем немыслимо будет устранить как метод экономической политики.
Правда, еще не наступило, пожалуй, время для составления учебника систематического психологического руководства экономикой, – этим пусть займется наука на протяжении ближайших десятилетий, когда мы будем располагать большим опытом. Но, во всяком случае, мне кажется важным указать уже сейчас, что, например, работать, слишком подчеркнуто опираясь на моральные призывы, не отвечало бы реальностям жизни.
Само собой разумеется опять же, что этим я отнюдь не утверждаю, будто я считаю хозяйство и хозяйственную деятельность людей аморальными. Однако мало смысла обращаться к людям с призывами, если они склонны думать, что от них требуются жертвы лишь в угоду данному министру или правительству. Наоборот, надо обращаться к участникам рынка с разъяснениями, в какой степени следование голосу здравого человеческого рассудка и экономической разумности отвечает их же интересам.
Постоянная высокая конъюнктура
Нужно апеллировать к представлению о выгоде и к личному интересу хозяйственного человека, который – в данной конкретной ситуации высокой конъюнктуры – ничего не может выиграть от того, что он свои товары и услуги будет продавать дорого, но затем принужден будет отдавать за чужие услуги и блага всю приобретенную им так называемую прибыль. При этом теряют все, потому что это взаимное воздействие цен на заработную плату, как и заработной платы на цены, должно привести к подрыву здоровых основ всякого хозяйственного строя и роли свободной конкуренции[72].
Эти взгляды заставили меня уже раньше как-то объявить, что я не намерен воздвигать почетные доски тем, кто следует моим благим рекомендациям. Если я в прошедшие месяцы вновь и вновь напоминал рабочим и профсоюзам, что они должны соблюдать чувство меры и дисциплину, то я делал это во имя их же собственной судьбы[66]. Так же взывал я и к предпринимателям – не соглашаться на чрезмерное повышение заработной платы, т. е. на такое повышение, которое превышает возможности данного момента и угрожает нарушить устойчивость цен. Я обращаюсь к предусмотрительности и честности людей, ибо мы ведь хотим вкушать плоды высокой конъюнктуры, но не ввергать ее в автоматизм конъюнктурного цикла, со всеми отрицательными последствиями этого. Стремление избежать их – высший закон, и потому я всегда напоминал людям, что, если они, предаваясь какой-то иллюзии, захотят исчерпать все представляющиеся личные шансы, то они несомненно потеряют больше, чем они когда-либо могут при этом выиграть. Если, наоборот, люди окажутся на высоте требований дня, то, по моему убеждению, высокая конъюнктура может продержаться и без инфляционных мероприятий[68].
Из сказанного достаточно ясно, что достигается проводимым мною «душевным массажем» в фазе высокой конъюнктуры и так называемой полной занятости, которая характерна для немецкого народного хозяйства, начиная с середины 1955 года. Наибольшая опасность поддержанию высокой конъюнктуры, а равно и неизменному экономическому прогрессу, угрожает не со стороны чрезмерно распространяющегося материализма, как это иногда утверждается. Я полагаю, что опасность со стороны демагогически поддерживаемого иллюзионизма представляется гораздо более серьезной.
Быстро растущие желания, безудержное осуществление которых нас привело бы к гибельным инфляционистским тенденциям развития, проистекают из непонимания сущности и функций народного хозяйства. Поэтому приходится вновь и вновь констатировать, что внутренняя зависимость между потреблением, накоплением сбережений и инвестированием капиталов, редко воспринимается правильно и полностью.
Оставляя в стороне политическое ослепление, которое находит свое выражение в так называемой «активной политике в области заработной платы», – нельзя серьезно отрицать зависимость между зарплатой и ценами. Уже в течение некоторого времени замечаемое поочередное повышение, – то заработной платы, то цен, – говорит, однако, о том, что осознание этой зависимости не имеет глубоких корней или в сильной степени затемнено политическими влияниями[75].
Мы будем действовать соответственно тому, насколько нам удастся утвердить в сознании людей понятие о соотношении между занятостью – в данном случае между рабочим временем – и производительностью, между заработной платой и жизненным стандартом; это определит также, можем ли мы смотреть на будущее развитие с уверенностью или оно должно вызывать у нас беспокойство. В этой фазе экономического развития мы не имеем никакого основания считать наше хозяйство чем-то нездоровым. Отдельные неполадки являются, по моему убеждению, следствием образа действий людей, не соответствующего хозяйственным возможностям.
Для полноты картины необходимо отметить, что, наряду со столь опасной переоценкой реальных возможностей, следует усмотреть еще опасность в том, что обстановка высокой конъюнктуры считается многими очень подходящей для злоупотребления экономическим могуществом. В таких случаях попытка воздействовать на людей психологическими средствами, конечно, не будет иметь никакого успеха. Здесь уже потребуются широко задуманные контрмеры.
Государство – «ночной сторож» – ушло в прошлое
Я уже привел возражения тем критикам, которые полагают, что признание современной психологии подходящим инструментом воздействия в руках современного хозяйственно-политического деятеля не сочетаемо с представлениями о рыночном хозяйстве классического типа.
Такого рода мышление проистекает, по моему мнению, из допотопного манчестерского либерализма. Я не склонен принять безоговорочно и для любой фазы экономического развития ортодоксальные правила игры рыночного хозяйства, по которым только предложение и спрос определяют цену и руководитель народного хозяйства должен поэтому воздерживаться от всякого вмешательства в область цен в любой фазе экономического развития.
Здесь я придерживаюсь даже принципиально иного мнения: современное и сознающее свою ответственность государство просто не может себе позволить еще раз вернуться к роли «ночного сторожа». Эта неверно понимаемая свобода как раз была тем, что привело в могилу свободу и свободный строй[69]. Такое пассивное отношение тем более не может быть сегодня оправдано, что – за отсутствием действительно свободного мирового рынка и свободно размениваемых валют – функция международного уровня цен полностью не осуществима и оздоровляющий регулятор всемирной конкуренции не проявляет своего действия.
Если мы хотим уяснить себе взаимоотношения между классическими средствами и новым экономическим орудием психологического воздействия, то сделать это очень легко. Я хочу объяснить это на примере создавшегося в ГФР положения.
Как государственный банк, так и федеральное правительство несут ответственность за то, чтобы была обеспечена устойчивость валюты. Таким образом, я желаю добиться того же самого, что государственный банк старается провести при помощи денежной, кредитной и валютной политики. По поводу слишком «перегретой» конъюнктуры я высказывал свое мнение на открытии германской промышленной выставки в Берлине 24 сентября 1955 года, а именно: «Если угодно так понимать, то в настоящее время имеет место состязание между мною и Банком немецких земель». Методы хозяйственной, финансовой и валютной политики классического типа имеют целью направить определенным образом ход хозяйственной жизни. Если мне удастся при помощи психологического воздействия соответствующим образом изменить тот или иной образ действия людей, то тогда у меня будет возможность провести подобную же перегруппировку экономических факторов, и притом в направлении, сознательно выбранном мною, более целесообразном с народнохозяйственной точки зрения. В конце концов не имеет значения, начнут ли люди вести себя иначе под принуждением политики эмиссионного банка или в результате осознания ими своих личных интересов. Речь идет поэтому не о полярности или враждебности между различными методами, а о некоем сочетании: «как это – так и то». Тот, кто подобно мне считает разум человека наиболее могучей силой, может ожидать с уверенностью, что психологическому воздействию, как весьма либеральному методу действия, будет и в будущем отведено место в конъюнктурной политике.
При такой осторожной попытке взвесить и оценить этот метод следует не упускать также из виду, что в наши дни происходящее в экономике определяется не только индивидуумами, но во все большей степени и группами. Тем более кажется мне необходимым способствовать внедрению разумных взглядов, будить добрую волю, обращаться к здравому смыслу людей, чтобы добиться торжества экономического благоразумия[61].
Особенно благоприятным является то, что этот психологический метод воздействия может быть применен уже в ранней фазе угрожающих конъюнктурных опасностей. Например, в полном согласии с государственным банком я мог установить уже при начальной высокой конъюнктуре, что ухудшение касалось не столько фактического уровня цен, сколько атмосферы, в которой определялись цены. В тот момент было бы еще преждевременным прибегать к воздействию традиционными средствами, разве только, что при этом высказывалась готовность затормозить на сравнительно ранней стадии благоприятное развитие экономики, позволяющее нам говорить о высокой конъюнктуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40