Он нашел Корнелла беспокойным, даже в чем-то привлекательным. Его личность до такой степени идентифицировалась с окружавшим его мрамором, что с трудом можно было представить этого человека в роли осведомителя. Он действительно должен был совершить достаточно подозрительные поступки, чтобы по доброй воле пасть так низко.
– Я несколько раз встречал Сандерса, и всегда вместе со Шварцем, но я очень мало знаю его.
Его легкий южный акцент и надменная усмешка на губах, появившаяся, когда он заговорил о Гордоне, с предельным красноречием свидетельствовали о том, что если однажды и свершится полная интеграция Гордона, то это произойдет без его участия.
– Я видел его вечером в день преступления. Мы встретились у "Двух макак", а затем поужинали у Хейнса. Я припоминаю, что Дороти Мерфи была рассержена, так как он утром не встретился с ней. В качестве извинения он сказал, что обязан был встретиться с кем-то из его семьи, кто был в Париже проездом. Вы должны бы проверить, правда ли то, что он сказал.
– Бы думаете, что это он убийца?
– Это возможно. Хотя я не понимаю, почему бы он это сделал. Он ведь более или менее жил за ее счет.
– Возможно, из ревности.
– Она была очень красива и вокруг нее увивалось много мужчин. Однако она держала их на расстоянии. Это была очень сдержанная женщина, очень нежная... исключительно нежная, – добавил он.
– Никто не знал о ее неверности? – неожиданно спросил Говард.
– О ее неверности? – Брови на лице Корнелла, до того бесстрастном, взметнулись вверх.
– Она была любовницей Боттомуорта и Льезака. Возможно, он узнал об этом? Возможно, у нее были другие любовники?
– Я так же удивлен, как был бы удивлен сам Сандерс, если бы он узнал об этом, я совершенно в этом уверен... У вас действительно есть доказательства? Я никогда бы не подумал этого о ней.
Он неодобрительно покачал головой, затем на его лице появилась гримаса, в которой отразилась вся его пуританская непреклонность:
– Я вроде бы знал, что мы живем в эпоху распущенных нравов, и все-таки я шокирован, – сухо сказал он.
Он посмотрел на свои часы, и как бы говоря сам с собой, проворчал с угрюмой разочарованностью:
– Я считал ее другой...
* * *
– Патрон хочет тебя видеть, – сообщила ему Симона, как только он вернулся в свой кабинет.
– Джо быстро обернулся со своей жалобой, – сказал Говард, поправляя пиджак перед зеркалом и готовясь стоически встретить самую большую неприятность. – Однако я не вижу, кто другой мог бы выдать меня. Он один знал, где я находился.
– Он и я, – уточнила Симона дрожащим голосом предательницы из кинофильма.
– Ты не знала, что мы закончим вечер в "Цветущей вилке". Иначе говоря, успокойся, я стал бы подозревать тебя настолько же, как и его, – пошутил он.
– Я могла бы позвонить, когда пошла в туалет...
– Телефон находился рядом с баром, и я смотрел в том направлении, когда ждал тебя.
– Всегда внимателен в малейшей детали, не так ли?
– Я это делаю машинально, это стало моей профессиональной привычкой.
– Я вижу, два года отдыха не притупили твоих рефлексов.
– Случайно патрон не сказал тебе, почему он хотел меня видеть?
– Патрон никогда со мной не говорит. Он ограничивается тем, что отдает мне приказания. Знаешь ли, что я никогда не видела его? Я даже не знаю, на кого он похож.
– Физически на Спиро Агню, только на пятьдесят сантиметров пониже, а идеологически на любого начальника на действительной службе. Только начальники уходят, а он остается.
Говард спустился в полуподвал. Длинный коридор, где он должен был трижды показать специальный значок, вел к главному штабу патрона. Он вошел в просторный зал, освещенный неоновым светом. Стены зала были сплошь заставлены металлическими шкафами.
От однотонной белизны комнаты Корнелла он перешел теперь к компактной серости служебных помещений Великого Мастера разведки. "Оба эти человека похожи друг на друга, – подумал Говард. – Пуританская несгибаемость их принципов была совершенно иезуитской".
Четвертый цербер ввел его в кабинет. Патрон сидел к нему спиной и смотрел в окно, хотя снаружи не было ничего, кроме трех стен, окружавших малюсенький дворик. Комната тоже была очень маленькой, с металлическим столом, стулом, на котором он сидел в ноллевском кресле. На стенах висели фотографии с автографами умерших Фостера Даллеса и Эдгара Гувера, его духовного учителя.
– Что произошло вчера вечером?
Говард дал ему отчет, именно такой, какими и ценил их патрон, настолько же детальный, насколько и лаконичный.
– Вы совершили серьезную ошибку, отправившись скандалить в Джо О'Брайену и предварительно не посоветовавшись со мной. Он один из наших лучших информаторов и слишком полезен нам во всех отношениях, чтобы настраивать его против нас. Впрочем, я не понимаю, почему вы тратите время на это дело. Оно не представляет для нас никакого интереса. Пусть французская полиция сама распутывает его.
– Жертва и главный подозреваемый – выходцы из Америки, – сказал Говард.
– Ну и что же? Мы отдаем абсолютное предпочтение политическому и экономическому сектору.
– Французская полиция попросила меня воспользоваться нашими контактами в американской колонии.
– Вам достаточно им позвонить и пригласить их в свой кабинет. Нам дают кредиты не для того, чтобы бесплатно работать на французскую полицию, это чисто криминальное дело, подпадающее под их юрисдикцию... Не думаете ли вы, что это были убийцы той женщины, которые напали на вас вчера вечером?
– Я не вижу никого другого. Однако это же было детской игрой – убить меня вчера вечером... Я этого совершенно не ожидал! Или они были плохими стрелками, или у них была иная цель.
– Какая?
– Запугать меня... или вывести из игры. Если агента так хорошо выследили, что он не может и шага ступить, чтобы его не обстреляли из укрытия, то такой агент многого не стоит. Они должны быть очень хорошо информированы, чтобы так быстро узнать, что я занимался этим делом.
– Разумеется. Отныне ваша работа будет заключаться в том, чтобы найти того, кто вас предал, Рей. Мне будет жаль, если это кто-то из нашей службы. Жизнь и безопасность моих агентов гораздо важнее, чем эта женщина, которой, впрочем, уже занимается французская полиция.
– Оба дела, безусловно, тесно связаны.
– Но интересует нас лишь одно. Хорошенько запомните это, Рей. Оставьте это убийство и займитесь исключительно выявлением того, кто вас выдал. И не дай бог мне узнать, что вы нарушили мои указания... Вы можете идти.
– Вы разрешите мне вернуться к Джо О'Брайену? – спросил Говард.
– Вы действительно думаете, что это был он?
– Нет, – не колеблясь, ответил Говард. – Я только делаю вид, что это так.
Патрон засмеялся смехом, похожим на кашель, сухой и короткий. Когда он смеялся, это было равнозначно комплименту.
– Я разрешаю вам это, Рей. Я лично поговорю об этом с Джо.
Глава 8
В это же утро Дебур улетел в Нант. В аэропорту его ждала машина, предоставленная ему местной полицией. Он хотел видеть мадам Лефон, консьержку из резиденции Делакруа, которая проводила свой отпуск в Эскубларе, в трех километрах от Ля Боль, у одной из своих сестер.
Около десятка мальчишек в возрасте от пяти до двенадцати лет играли в садике перед домом. Как только он вошел в калитку, ребята сразу же прервали игру.
Дебур слышал, как они шептались между собой:
– Это полицейский.
Десять пар испуганных глаз смотрели на него. Дебур улыбнулся им, но, кажется, не сумел их успокоить. Они стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и серьезно, как судьи.
Мадам Лафон, предупрежденная о его визите, ждала его около двери дома. Дебур направился к ней. Как только он повернулся к детям спиной, раздался общий вздох облегчения, тотчас же потонувший в шуме возобновившейся игры.
– Нас три сестры, и у всех троих были только мальчики, – объяснила она со стоической улыбкой, приглашая его войти в гостиную, ставшую общей спальней, где царил неописуемый беспорядок.
Они проложили себе путь, отодвигая раскладушки и перешагивая через одежду и игрушки, разбросанные по полу. Она освободила кресло, заваленное еще влажными майками, и предложила ему сесть.
– Невозможно навести порядок с этой оравой, – извинилась она. – Надо было бы убираться целый день, а ведь мы тоже имеем право немного отдохнуть, как вы думаете?
Дебур недолго сидел в кресле. Его брюки быстро стали влажными и прилипали к коже, и ему казалось, что он принимает сидячую ванну.
Мадам Лафон была женщиной тридцати лет, пухленькой и болтливой. Вскоре Дебур был уже в курсе секретной интимной жизни всех ее жильцов. Следуя советам, которые она охотно ему давала, он захотел опросить некоторых из них.
Напротив, о Дженни и Гордоне Дебур смог собрать лишь скудные и банальные сведения. Как считала мадам Лафон, они были спокойной парой и не ссорились. Правда, они вели, по ее мнению, слишком независимую жизнь, но это вовсе не шокировало ее, поскольку речь шла об американцах. Насколько она знала, Дженни никогда не принимала у себя мужчин в отсутствие Гордона. Она также никогда не замечала, что он пил.
– Однако я видела, что он всегда ходит прямо, не шатаясь, – воскликнула она, узнав об этом. – Знаете, он очень симпатичный. Он постоянно делает нам подарки!
Дебур уже смирился с тем, что уедет ни с чем и перед отъездом задал ей несколько вопросов о Мэнни.
Он был владельцем четырех квартир в здании: квартиры Гордона, господина Юссно, расположенной над ней, и двух квартир на пятом этаже – мадемуазель Аллар и супругов Риу. За исключением Гордона, все они были его служащими. Господин Юссно работал бухгалтером в его бюро на улице Ля Боети, как и мадемуазель Аллар, которая была его французской секретаршей, поскольку у него было их несколько, различных национальностей. Господин Риу был директором одного из его заводов, в Сюрене, где производились разные механизмы из пластмассы, даже машины и самолеты, как она слышала от господина Риу. Она редко видела Мэнни, но, видимо, он часто заходил в дом, потому что она несколько раз замечала ему машину в гараже.
– В каком гараже? – спросил Дебур, вдруг заинтересовавшись.
– В полуподвале. Там один гараж на весь дом. Господин Шварц купил его вместе с квартирами. Он находится на дороге Типолей, на боковой улице. Оттуда на лифте можно подняться прямо в квартиры, не проходя мимо моей каморки. Поэтому я почти никогда не вижу господина Шварца, когда он проходит в дом.
– Кто пользуется этим гаражом?
– Господин Юссно и господин Риу; у мадам Аллар и господина Сандерса нет машин.
Его подозрения в отношении Мэнни удвоились. Значит, кто-то мой войти и выйти из здания утром в день преступления, так, что его не заметила мадам Бертран.
Однако у Мэнни было солидное, неопровержимое алиби. Может быть, он нанял наемных убийц?
* * *
Дороти и Гордон разместились на террасе "Купола", в компании двух девиц: им, по всей видимости, было не более восемнадцати лет. Одна из них была маленькая, игривая, со вздернутым носиком и веснушками; другая – более высокая и красивая, а также более скромная, несмотря на свою микроюбку. Когда она села, юбка поднялась до трусиков, и, смутившись, она тщетно пыталась одернуть ее. И в итоге, отчаявшись, она сложила руки крест-накрест, чтобы спрятать нескромный треугольник из белого нейлона, который, подобно магниту, притягивал взоры мужчин больше, чем ее великолепные длинные ноги.
Чтобы расположить к себе девушек, Дороти предложила каждой жвачку. Затем, без лишних слов, она положила на стол свой магнитофон и начала задавать им вопросы. Гордон, смущенный нескромностью этих вопросов, рассеянно смотрел в сторону, делая вид, что не вслушивается в разговор.
Какая-то пара поднялась из-за столика сзади них. Мужчина сел на их место и тотчас углубился в чтение газеты "Монд". В глубине зала, за другим столиком, Гордон заметил одного из цыпленочков Дебура; он был очень толстый, и еще больше выделялся тем, что, не отрываясь, смотрел на него.
Через полчаса девицы ушли. Едва выйдя на улицу, они начали посмеиваться, а затем разразились громким смехом.
– Всегда после интервью оно начинает забавлять их, – сказала Дороти грустно и разочарованно. – Именно в этот момент они осознают те чудовищные вещи, о которых они говорили.
– Если я тебе больше не нужен, я поеду, – решил Гордон.
– Зачем? Нелюбезно оставлять меня совсем одну. Хочешь пойти в театр?
Под ее резким и агрессивным характером скрывалась чуткая, привязчивая натура. Она очень переживала за Гордона. Он был из тех мужчин, которые внутренне терзаются, не говоря об этом ни слова. И она знала, что лучшее лекарство от этого самоистязания – наполнение времени, насыщение его всякими пустяками, неважно чем, лишь бы перестать думать. И, главное, не следовало оставлять его одного.
– Я никуда не хочу идти, Дороти.
Он, не скрываясь, показал пальцем на полицейского.
– Ты знаешь, что меня подозревают в убийстве Дженни? И куда бы мы ни пошли, он всюду последует за нами.
– Тебе остается только укрыться в моей спальне... Туда он не сможет пойти за нами, иначе будет иметь дело со мной. Уверяю тебя, что умею ударить, куда нужно. Когда я была с Кэмроном, то постоянно участвовала в различных столкновениях. Он любил это и научил меня этой любви. К счастью! Потому, что с тех пор, как я живу одна, я должна драться еще больше.
Гордон не очень многое знал о жизни Дороти.
– Кэмрон? Как это?
– Бывший. Мой второй и последний муж.
– Вы разошлись?
– Нет, он умер от рака семь лет назад.
Она залпом выпила свой бурбон:
– Благодаря ему я стала журналисткой. Он писал для "Нью-Йорк Таймс". Он-то был серьезным журналистом, поборником справедливости, не таким, как я, коллекционирующая откровения шлюх.
– Я все-таки поеду, приму ванну и переоденусь, – уступил Гордон. – Я приеду за тобой в 7.30. Куда ты хочешь пойти?
– Посмотреть комедию, – не колеблясь, ответила Дороти.
– Почему ты снова не вышла замуж? – внезапно спросил ее Гордон.
Он хотел знать ее мнение, так как был уверен, что сам не сможет этого сделать.
– Ну, не так-то легко найти мужа. Мужчин – да. Это гораздо легче и проблем бывает меньше, особенно с моим характером!.. А в моем возрасте я не могу больше терять время. Когда какой-нибудь мужчина мне нравится, я больше не думаю о том, чтобы выйти за него замуж, но лишь о том, чтобы снять платье, – призналась она с легкомысленной откровенностью.
Она встретилась со взглядом Гордона. Внезапно она стала серьезной.
Они разъехались, каждый к себе домой.
Полицейский вскочил вслед за Гордоном. Мужчина рядом с их столиком сложил газету и поднялся. Он пошел к стоянке такси. Это был Говард Рей.
* * *
Дебур вернулся в Париж в конце рабочего дня. Прямо из Орли он отправился в резиденцию Делакруа.
Прежде, чем припарковаться, он объехал здание кругом, ища дверь гаража. Она была облицована глазурованной плиткой, как и остальной фасад, и сливалась с ним. Лишь покатый край тротуара позволил ему найти вход в гараж. Дверь открывалась с помощью электронного глазка. Он несколько раз просигналил фарами, но безуспешно. Видимо, код знали лишь те, кто пользовался гаражом. Он отказался от дальнейших попыток и отправился в квартиру Гордона.
Он провел там больше часа, тщательно осматривая каждую комнату. Посмотрев на потолок и вновь увидев украшающие его подвески, он вдруг подумал о заводе пластмассовых изделий Мэнни. Конечно же, это украшение было сделано там; у Гордона не было денег, чтобы покупать такую дорогую вещь.
Он спустился к мадам Бертран и попросил у нее ключ от квартиры господина Юссно. Побеспокоенная в то время, когда она смотрела телесериал, мадам Бертран поспешила вручить ему целую связку ключей, проворчав:
– Это ключ номер шесть.
Затем, повернувшись к нему спиной, она поспешила вновь усесться перед телевизором.
Украшение потолка квартиры Юссно было таким же, как в квартире Гордона. Дебур заметил мебель, завернутую в упаковочную бумагу: стол, несколько стульев, кресло и комод, присланные, конечно, антикваром. Он спросил себя, была ли простым совпадением эта доставка мебели утром в день преступления.
Покрытие пола квартиры составляли самоклеющиеся квадраты, и было очень просто отделить их. Он убрал несколько квадратов. В перекрытии были просверлены дырочки, выкрашенные внутри зеленой краской, и через них можно было видеть все, что происходило в квартире этажом ниже.
Дебур не помнил, какого цвета были глаза Мэнни, но в этот момент он поспорил бы, что они были зеленые. Он сказал себе, что только что обнаружил если не убийцу, то по крайней мере самого изворотливого любителя подглядывать за все время своей службы.
* * *
– Ну, и как прошло это путешествие в Ля Боль? – спросил его Рейналь, когда увидел, что он вновь появился в кабинете.
– На обратном пути я нашел очень хорошую дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Я несколько раз встречал Сандерса, и всегда вместе со Шварцем, но я очень мало знаю его.
Его легкий южный акцент и надменная усмешка на губах, появившаяся, когда он заговорил о Гордоне, с предельным красноречием свидетельствовали о том, что если однажды и свершится полная интеграция Гордона, то это произойдет без его участия.
– Я видел его вечером в день преступления. Мы встретились у "Двух макак", а затем поужинали у Хейнса. Я припоминаю, что Дороти Мерфи была рассержена, так как он утром не встретился с ней. В качестве извинения он сказал, что обязан был встретиться с кем-то из его семьи, кто был в Париже проездом. Вы должны бы проверить, правда ли то, что он сказал.
– Бы думаете, что это он убийца?
– Это возможно. Хотя я не понимаю, почему бы он это сделал. Он ведь более или менее жил за ее счет.
– Возможно, из ревности.
– Она была очень красива и вокруг нее увивалось много мужчин. Однако она держала их на расстоянии. Это была очень сдержанная женщина, очень нежная... исключительно нежная, – добавил он.
– Никто не знал о ее неверности? – неожиданно спросил Говард.
– О ее неверности? – Брови на лице Корнелла, до того бесстрастном, взметнулись вверх.
– Она была любовницей Боттомуорта и Льезака. Возможно, он узнал об этом? Возможно, у нее были другие любовники?
– Я так же удивлен, как был бы удивлен сам Сандерс, если бы он узнал об этом, я совершенно в этом уверен... У вас действительно есть доказательства? Я никогда бы не подумал этого о ней.
Он неодобрительно покачал головой, затем на его лице появилась гримаса, в которой отразилась вся его пуританская непреклонность:
– Я вроде бы знал, что мы живем в эпоху распущенных нравов, и все-таки я шокирован, – сухо сказал он.
Он посмотрел на свои часы, и как бы говоря сам с собой, проворчал с угрюмой разочарованностью:
– Я считал ее другой...
* * *
– Патрон хочет тебя видеть, – сообщила ему Симона, как только он вернулся в свой кабинет.
– Джо быстро обернулся со своей жалобой, – сказал Говард, поправляя пиджак перед зеркалом и готовясь стоически встретить самую большую неприятность. – Однако я не вижу, кто другой мог бы выдать меня. Он один знал, где я находился.
– Он и я, – уточнила Симона дрожащим голосом предательницы из кинофильма.
– Ты не знала, что мы закончим вечер в "Цветущей вилке". Иначе говоря, успокойся, я стал бы подозревать тебя настолько же, как и его, – пошутил он.
– Я могла бы позвонить, когда пошла в туалет...
– Телефон находился рядом с баром, и я смотрел в том направлении, когда ждал тебя.
– Всегда внимателен в малейшей детали, не так ли?
– Я это делаю машинально, это стало моей профессиональной привычкой.
– Я вижу, два года отдыха не притупили твоих рефлексов.
– Случайно патрон не сказал тебе, почему он хотел меня видеть?
– Патрон никогда со мной не говорит. Он ограничивается тем, что отдает мне приказания. Знаешь ли, что я никогда не видела его? Я даже не знаю, на кого он похож.
– Физически на Спиро Агню, только на пятьдесят сантиметров пониже, а идеологически на любого начальника на действительной службе. Только начальники уходят, а он остается.
Говард спустился в полуподвал. Длинный коридор, где он должен был трижды показать специальный значок, вел к главному штабу патрона. Он вошел в просторный зал, освещенный неоновым светом. Стены зала были сплошь заставлены металлическими шкафами.
От однотонной белизны комнаты Корнелла он перешел теперь к компактной серости служебных помещений Великого Мастера разведки. "Оба эти человека похожи друг на друга, – подумал Говард. – Пуританская несгибаемость их принципов была совершенно иезуитской".
Четвертый цербер ввел его в кабинет. Патрон сидел к нему спиной и смотрел в окно, хотя снаружи не было ничего, кроме трех стен, окружавших малюсенький дворик. Комната тоже была очень маленькой, с металлическим столом, стулом, на котором он сидел в ноллевском кресле. На стенах висели фотографии с автографами умерших Фостера Даллеса и Эдгара Гувера, его духовного учителя.
– Что произошло вчера вечером?
Говард дал ему отчет, именно такой, какими и ценил их патрон, настолько же детальный, насколько и лаконичный.
– Вы совершили серьезную ошибку, отправившись скандалить в Джо О'Брайену и предварительно не посоветовавшись со мной. Он один из наших лучших информаторов и слишком полезен нам во всех отношениях, чтобы настраивать его против нас. Впрочем, я не понимаю, почему вы тратите время на это дело. Оно не представляет для нас никакого интереса. Пусть французская полиция сама распутывает его.
– Жертва и главный подозреваемый – выходцы из Америки, – сказал Говард.
– Ну и что же? Мы отдаем абсолютное предпочтение политическому и экономическому сектору.
– Французская полиция попросила меня воспользоваться нашими контактами в американской колонии.
– Вам достаточно им позвонить и пригласить их в свой кабинет. Нам дают кредиты не для того, чтобы бесплатно работать на французскую полицию, это чисто криминальное дело, подпадающее под их юрисдикцию... Не думаете ли вы, что это были убийцы той женщины, которые напали на вас вчера вечером?
– Я не вижу никого другого. Однако это же было детской игрой – убить меня вчера вечером... Я этого совершенно не ожидал! Или они были плохими стрелками, или у них была иная цель.
– Какая?
– Запугать меня... или вывести из игры. Если агента так хорошо выследили, что он не может и шага ступить, чтобы его не обстреляли из укрытия, то такой агент многого не стоит. Они должны быть очень хорошо информированы, чтобы так быстро узнать, что я занимался этим делом.
– Разумеется. Отныне ваша работа будет заключаться в том, чтобы найти того, кто вас предал, Рей. Мне будет жаль, если это кто-то из нашей службы. Жизнь и безопасность моих агентов гораздо важнее, чем эта женщина, которой, впрочем, уже занимается французская полиция.
– Оба дела, безусловно, тесно связаны.
– Но интересует нас лишь одно. Хорошенько запомните это, Рей. Оставьте это убийство и займитесь исключительно выявлением того, кто вас выдал. И не дай бог мне узнать, что вы нарушили мои указания... Вы можете идти.
– Вы разрешите мне вернуться к Джо О'Брайену? – спросил Говард.
– Вы действительно думаете, что это был он?
– Нет, – не колеблясь, ответил Говард. – Я только делаю вид, что это так.
Патрон засмеялся смехом, похожим на кашель, сухой и короткий. Когда он смеялся, это было равнозначно комплименту.
– Я разрешаю вам это, Рей. Я лично поговорю об этом с Джо.
Глава 8
В это же утро Дебур улетел в Нант. В аэропорту его ждала машина, предоставленная ему местной полицией. Он хотел видеть мадам Лефон, консьержку из резиденции Делакруа, которая проводила свой отпуск в Эскубларе, в трех километрах от Ля Боль, у одной из своих сестер.
Около десятка мальчишек в возрасте от пяти до двенадцати лет играли в садике перед домом. Как только он вошел в калитку, ребята сразу же прервали игру.
Дебур слышал, как они шептались между собой:
– Это полицейский.
Десять пар испуганных глаз смотрели на него. Дебур улыбнулся им, но, кажется, не сумел их успокоить. Они стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и серьезно, как судьи.
Мадам Лафон, предупрежденная о его визите, ждала его около двери дома. Дебур направился к ней. Как только он повернулся к детям спиной, раздался общий вздох облегчения, тотчас же потонувший в шуме возобновившейся игры.
– Нас три сестры, и у всех троих были только мальчики, – объяснила она со стоической улыбкой, приглашая его войти в гостиную, ставшую общей спальней, где царил неописуемый беспорядок.
Они проложили себе путь, отодвигая раскладушки и перешагивая через одежду и игрушки, разбросанные по полу. Она освободила кресло, заваленное еще влажными майками, и предложила ему сесть.
– Невозможно навести порядок с этой оравой, – извинилась она. – Надо было бы убираться целый день, а ведь мы тоже имеем право немного отдохнуть, как вы думаете?
Дебур недолго сидел в кресле. Его брюки быстро стали влажными и прилипали к коже, и ему казалось, что он принимает сидячую ванну.
Мадам Лафон была женщиной тридцати лет, пухленькой и болтливой. Вскоре Дебур был уже в курсе секретной интимной жизни всех ее жильцов. Следуя советам, которые она охотно ему давала, он захотел опросить некоторых из них.
Напротив, о Дженни и Гордоне Дебур смог собрать лишь скудные и банальные сведения. Как считала мадам Лафон, они были спокойной парой и не ссорились. Правда, они вели, по ее мнению, слишком независимую жизнь, но это вовсе не шокировало ее, поскольку речь шла об американцах. Насколько она знала, Дженни никогда не принимала у себя мужчин в отсутствие Гордона. Она также никогда не замечала, что он пил.
– Однако я видела, что он всегда ходит прямо, не шатаясь, – воскликнула она, узнав об этом. – Знаете, он очень симпатичный. Он постоянно делает нам подарки!
Дебур уже смирился с тем, что уедет ни с чем и перед отъездом задал ей несколько вопросов о Мэнни.
Он был владельцем четырех квартир в здании: квартиры Гордона, господина Юссно, расположенной над ней, и двух квартир на пятом этаже – мадемуазель Аллар и супругов Риу. За исключением Гордона, все они были его служащими. Господин Юссно работал бухгалтером в его бюро на улице Ля Боети, как и мадемуазель Аллар, которая была его французской секретаршей, поскольку у него было их несколько, различных национальностей. Господин Риу был директором одного из его заводов, в Сюрене, где производились разные механизмы из пластмассы, даже машины и самолеты, как она слышала от господина Риу. Она редко видела Мэнни, но, видимо, он часто заходил в дом, потому что она несколько раз замечала ему машину в гараже.
– В каком гараже? – спросил Дебур, вдруг заинтересовавшись.
– В полуподвале. Там один гараж на весь дом. Господин Шварц купил его вместе с квартирами. Он находится на дороге Типолей, на боковой улице. Оттуда на лифте можно подняться прямо в квартиры, не проходя мимо моей каморки. Поэтому я почти никогда не вижу господина Шварца, когда он проходит в дом.
– Кто пользуется этим гаражом?
– Господин Юссно и господин Риу; у мадам Аллар и господина Сандерса нет машин.
Его подозрения в отношении Мэнни удвоились. Значит, кто-то мой войти и выйти из здания утром в день преступления, так, что его не заметила мадам Бертран.
Однако у Мэнни было солидное, неопровержимое алиби. Может быть, он нанял наемных убийц?
* * *
Дороти и Гордон разместились на террасе "Купола", в компании двух девиц: им, по всей видимости, было не более восемнадцати лет. Одна из них была маленькая, игривая, со вздернутым носиком и веснушками; другая – более высокая и красивая, а также более скромная, несмотря на свою микроюбку. Когда она села, юбка поднялась до трусиков, и, смутившись, она тщетно пыталась одернуть ее. И в итоге, отчаявшись, она сложила руки крест-накрест, чтобы спрятать нескромный треугольник из белого нейлона, который, подобно магниту, притягивал взоры мужчин больше, чем ее великолепные длинные ноги.
Чтобы расположить к себе девушек, Дороти предложила каждой жвачку. Затем, без лишних слов, она положила на стол свой магнитофон и начала задавать им вопросы. Гордон, смущенный нескромностью этих вопросов, рассеянно смотрел в сторону, делая вид, что не вслушивается в разговор.
Какая-то пара поднялась из-за столика сзади них. Мужчина сел на их место и тотчас углубился в чтение газеты "Монд". В глубине зала, за другим столиком, Гордон заметил одного из цыпленочков Дебура; он был очень толстый, и еще больше выделялся тем, что, не отрываясь, смотрел на него.
Через полчаса девицы ушли. Едва выйдя на улицу, они начали посмеиваться, а затем разразились громким смехом.
– Всегда после интервью оно начинает забавлять их, – сказала Дороти грустно и разочарованно. – Именно в этот момент они осознают те чудовищные вещи, о которых они говорили.
– Если я тебе больше не нужен, я поеду, – решил Гордон.
– Зачем? Нелюбезно оставлять меня совсем одну. Хочешь пойти в театр?
Под ее резким и агрессивным характером скрывалась чуткая, привязчивая натура. Она очень переживала за Гордона. Он был из тех мужчин, которые внутренне терзаются, не говоря об этом ни слова. И она знала, что лучшее лекарство от этого самоистязания – наполнение времени, насыщение его всякими пустяками, неважно чем, лишь бы перестать думать. И, главное, не следовало оставлять его одного.
– Я никуда не хочу идти, Дороти.
Он, не скрываясь, показал пальцем на полицейского.
– Ты знаешь, что меня подозревают в убийстве Дженни? И куда бы мы ни пошли, он всюду последует за нами.
– Тебе остается только укрыться в моей спальне... Туда он не сможет пойти за нами, иначе будет иметь дело со мной. Уверяю тебя, что умею ударить, куда нужно. Когда я была с Кэмроном, то постоянно участвовала в различных столкновениях. Он любил это и научил меня этой любви. К счастью! Потому, что с тех пор, как я живу одна, я должна драться еще больше.
Гордон не очень многое знал о жизни Дороти.
– Кэмрон? Как это?
– Бывший. Мой второй и последний муж.
– Вы разошлись?
– Нет, он умер от рака семь лет назад.
Она залпом выпила свой бурбон:
– Благодаря ему я стала журналисткой. Он писал для "Нью-Йорк Таймс". Он-то был серьезным журналистом, поборником справедливости, не таким, как я, коллекционирующая откровения шлюх.
– Я все-таки поеду, приму ванну и переоденусь, – уступил Гордон. – Я приеду за тобой в 7.30. Куда ты хочешь пойти?
– Посмотреть комедию, – не колеблясь, ответила Дороти.
– Почему ты снова не вышла замуж? – внезапно спросил ее Гордон.
Он хотел знать ее мнение, так как был уверен, что сам не сможет этого сделать.
– Ну, не так-то легко найти мужа. Мужчин – да. Это гораздо легче и проблем бывает меньше, особенно с моим характером!.. А в моем возрасте я не могу больше терять время. Когда какой-нибудь мужчина мне нравится, я больше не думаю о том, чтобы выйти за него замуж, но лишь о том, чтобы снять платье, – призналась она с легкомысленной откровенностью.
Она встретилась со взглядом Гордона. Внезапно она стала серьезной.
Они разъехались, каждый к себе домой.
Полицейский вскочил вслед за Гордоном. Мужчина рядом с их столиком сложил газету и поднялся. Он пошел к стоянке такси. Это был Говард Рей.
* * *
Дебур вернулся в Париж в конце рабочего дня. Прямо из Орли он отправился в резиденцию Делакруа.
Прежде, чем припарковаться, он объехал здание кругом, ища дверь гаража. Она была облицована глазурованной плиткой, как и остальной фасад, и сливалась с ним. Лишь покатый край тротуара позволил ему найти вход в гараж. Дверь открывалась с помощью электронного глазка. Он несколько раз просигналил фарами, но безуспешно. Видимо, код знали лишь те, кто пользовался гаражом. Он отказался от дальнейших попыток и отправился в квартиру Гордона.
Он провел там больше часа, тщательно осматривая каждую комнату. Посмотрев на потолок и вновь увидев украшающие его подвески, он вдруг подумал о заводе пластмассовых изделий Мэнни. Конечно же, это украшение было сделано там; у Гордона не было денег, чтобы покупать такую дорогую вещь.
Он спустился к мадам Бертран и попросил у нее ключ от квартиры господина Юссно. Побеспокоенная в то время, когда она смотрела телесериал, мадам Бертран поспешила вручить ему целую связку ключей, проворчав:
– Это ключ номер шесть.
Затем, повернувшись к нему спиной, она поспешила вновь усесться перед телевизором.
Украшение потолка квартиры Юссно было таким же, как в квартире Гордона. Дебур заметил мебель, завернутую в упаковочную бумагу: стол, несколько стульев, кресло и комод, присланные, конечно, антикваром. Он спросил себя, была ли простым совпадением эта доставка мебели утром в день преступления.
Покрытие пола квартиры составляли самоклеющиеся квадраты, и было очень просто отделить их. Он убрал несколько квадратов. В перекрытии были просверлены дырочки, выкрашенные внутри зеленой краской, и через них можно было видеть все, что происходило в квартире этажом ниже.
Дебур не помнил, какого цвета были глаза Мэнни, но в этот момент он поспорил бы, что они были зеленые. Он сказал себе, что только что обнаружил если не убийцу, то по крайней мере самого изворотливого любителя подглядывать за все время своей службы.
* * *
– Ну, и как прошло это путешествие в Ля Боль? – спросил его Рейналь, когда увидел, что он вновь появился в кабинете.
– На обратном пути я нашел очень хорошую дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18