– Я бы хотел передать ей... чтобы она, как вернется, позвонила господину Дебуру...
Он взглянул на диск телефона и сказал номер.
Положив трубку, он в течение нескольких секунд размышлял, полулежа на кровати. Он рассеянно смотрел на декоративные украшения, подвешенные к потолку: находящие один на другой диски из прозрачного пластика, сходные с теми, которые он прежде заметил в гостиной и в ванной. Эти украшения скорее можно было представить себе в каком-нибудь ночном кафе или в магазине мод, чем в квартире.
Он поднялся и вернулся в ванную.
Войдя туда, он ощутил легкую дрожь. Затем, вновь обретя профессиональную невозмутимость, наклонился, чтобы рассмотреть вблизи тело Дженни.

* * *

– Леже, ты можешь зайти сюда на минутку?
Дебур звал своего коллегу, жестом приглашая его зайти в спальню, как если бы хотел сообщить ему что-то по секрету.
Леже нехотя оставил Гордона. Входя в спальню, он обошел пижамную куртку и трусики Дженни, которые еще валялись на полу, рядом со стенным шкафом.
Дебур закрыл дверь.
– Как ты думаешь, может, надо подождать Манэна, чтобы узнать, в какое время она умерла? – предложил он спокойно.
– Ишь ты, какой добренький выискался! – закричал Леже, позеленев от гнева. – Ты тоже хочешь давать мне советы? Я на пятнадцать лет дольше, чем ты, работаю в полиции!
– Да, папа, – согласился Дебур с лукавой улыбкой. Внезапно его лицо стало жестким: – Не мешает, чтобы ты знал, что я сам должен вести следствие. Я понимаю, что ты скучаешь, потому что теперь даже воры отдыхают в августе и тебе нечем заняться. Но это не причина, чтобы портить мне работу. При первой же трудности или неблагоприятном повороте дела ты все взвалишь на меня! Так что я предпочел бы с самого начала самостоятельно вести это дело.
– Что? Ты еще хочешь и приказывать мне! Подожди, вот вернется патрон, тогда посмотрим!
– Перестань, пожалуйста, Леже! Ты, как и я, знаешь, что смотреть нечего. Позволь мне делать мою работу, – твердо, но без малейшей враждебности, сказал Дебур.
То, что говорил Дебур, было правдой, однако Леже не мог ее принять. Пока еще не мог. Хоть он и был по службе выше Дебура, однако это было лишь на время отпусков. И если между ними возникнет конфликт, то их шеф, по возвращении, будет судить об их отличиях строго с профессиональной точки зрения. А у Леже было больше, чем у Дебура, шансов на то, что его отстранят от дела.
Было бы, однако, несправедливым сказать, что Леже был обязан своей лишней нашивкой только продолжительности службы. Он лучше, чем Дебур знал, как обращаться с бродягами. Он хвастался знанием их языка, и его старые добрые методы всегда оказывались эффективными, чтобы заставить их раскаяться. В противоположность Дебуру, который вел себя деликатно, даже если говорил со всякой швалью, Леже, чтобы ударить кого-то, никогда не прибегал к помощи своих подчиненных. Если борьба с воровским миром была обычным делом, начальную стратегию которого ему удалось усвоить, то вне этой области он плелся в хвосте событий. На самом деле, несмотря на всю его грубость, у него была душа мелкого чиновника. Распутывать отдельные преступления или замысловатые грабежи, выявлять их виновников, находить их притоны – такую работу обычно доверяли Дебуру.
– Будь все-таки помягче, – сказал Дебур примирительно. – Это не клошар и не бандит...
– Знаешь, когда поживешь в колониях, как я, то поймешь, что негры не лучше, – пробормотал Леже снисходительно, готовый забыть только что перенесенное оскорбление.
– Это американец...
– Ба! Да они у себя дома негров ни во что не ставят. И ты думаешь, что они будут расстраиваться из-за того, что он находится у нас!
– Я так не говорил. Во всяком случае, надо предупредить посольство.
– Ну уж нет! – заупрямился Леже. – Если американцы сунут сюда нос, то я сразу же сбагрю тебе это дело. Я воевал с ними. Сначала они хлопают тебя по плечу, называют по имени, словом, да здравствует равенство! Однако в итоге именно они отдают тебе приказания. Так что – тысяча раз нет! Я не смогу этого допустить. Все-таки мы у себя дома!
Когда он не говорил на хулиганском жаргоне, Леже копировал Жозефа Прюдома Жозеф Прюдом – персонаж, созданный Анри Моннье – французским писателем и карикатуристом, 1817-1877. Это мелкий буржуа, ограниченный и самодовольный, конформизм которого проявляется в напыщенных банальностях (Прим. перев.)

.

* * *

Внезапно Гордон подумал о письме, которое по воле судьбы осталось в кармане его брюк и от которого любой ценой надо было избавиться. Леже был способен приказать обыскать его: даже удивительно, что он этого еще не сделал.
Поскольку полицейский, печатавший на машинке, был занят тем, что собирал и скреплял копии его показаний, Гордон воспользовался этим, чтобы опустить руку в карман и схватить письмо.
Он вытащил руку, как только Леже появился в комнате, и скрестил руки на груди, чтобы избежать возможной дрожи, которая выдала бы его нервозность.
Леже хмуро взглянул на него. У него пропало желание продолжать допрос. Он надел очки, чтобы прочесть показания Гордона, что сразу же сделало его лицо менее грозным.
– Извините меня, – обратился к нему Гордон. – Я хотел бы пойти в туалет.
Леже оглядел его с головы до ног с недоверчивым видом. Затем сделал знак тому, кто печатал на машинке, сопровождать его.
– Подождите!
Леже обернулся, чтобы окликнуть его. Он снял очки, вновь обретая свирепый вид.
Гордон вздрогнул.
– Надеюсь, что ты... что вы не заснете, как в кино! – расхохотался Леже.

* * *

– Эй, Манэн пришел!
Дебур быстро вошел в гостиную.
– Ну, наконец-то ты здесь! – сердито сказал он судебно-медицинскому эксперту, маленькому человеку, отвороты пиджака которого были покрыты перхотью. Казалось, он спрятался от внешнего мира за бесчисленным количеством трупов, в которых ему пришлось копаться за свою жизнь.
– Не говори мне об этом! – простонал Манэн с поникшим видом. – У меня на полдороги сломалось сцепление, и остаток пути я проделал пешком, так как в этом проклятом предместье невозможно найти такси!
– Ее убили вчера утром. Во всяком случае, до двух... может быть, до трех часов дня.
Манэн считал разумным прибавить немного времени.
– Ну, ты всегда точен! – сказал Дебур с иронией.
– Что ты хочешь? Мы же не волшебники. Откройте кредит и дайте нам лазеры, какие есть у японцев. Тогда достаточно изучить роговицу глаза трупа, чтобы узнать точное время смерти.
Манэн протянул ему два кольца, украшавшие пальцы Дженни: обручальное и мексиканское, подарок Гордона.
– Должно быть, ее предварительно заставили выпить снотворное, но это можно узнать лишь при вскрытии.
Дебур проводил его до двери. Оба мужчины, внешне такие непохожие, разделяли одну страсть: бега. Это было предметом оживленного разговора.

* * *

Вместе с Леже и Дебуром Гордон должен был вернуться в ванную, чтобы опознать труп Дженни: формальность, которую Леже сделал еще более тягостной, долго и тщательно осматривая тело. Затем они обошли всю квартиру, чтобы убедиться, что ничего не исчезло.
Последней они осмотрели спальню. Заглянув в ящик своего ночного столика, Гордон с удивлением заметил, что его небольшой пистолет, немецкий "лилипут", был похищен. Однако он ничего не сказал двум полицейским. Они перешли к столику Дженни. Дебур взял в руки две книги, лежавшие сверху, и перелистал их.
"Ее последние книги", – подумал Гордон. Это были два путеводителя, один по Корсике, другой по Северной Африке. Дженни, надеясь, что они в конце концов поедут в другое место, а не к Мэнни, в течение некоторого времени искала недорогие места, чтобы поехать в отпуск.
В ящике, среди всякого женского хлама, находилась пачка писем, в основном от ее семьи из Лос-Анджелеса.
Леже отдал их Дебуру, который знал английский и быстро прочел их. Внутри одного из этих писем, сложенное там, будто его хотели спрятать, Дебур обнаружил еще письмо, написанное совершенно другим почерком, гораздо более нервным, чем почерк матери Дженни.
Дебур, прочтя его, отвел взгляд от Гордона.
– Что это такое? – раздраженно спросил Гордон.
Дебур, удрученно пожав плечами, протянул ему письмо.
Гордон прочел его и перечитал вновь. Он был ошеломлен, его глаза остановились на последнем абзаце:
"Если бы я знал тебя, когда был моложе, я бы, конечно, не стал тем, кем являюсь сейчас. Встреча с тобой добавила к моей ностальгии поэта по потерянному раю ностальгию мужчины, которым я не смог стать. Но я никогда не любил никого так, как тебя. Билли"
– Вы знаете, кто это?
– Да.
– Кто? – потребовал Леже.
– Один гомосексуалист.
– Действительно? – сказал Дебур недоверчиво.
Гордон горько улыбнулся.
– О! Иногда то, что он пишет, имеет очень мужской вид. Знаете, ведь искусство – это лишь иллюзия.

* * *

Провидение улыбнулось Леже. Ему позвонили из комиссариата и сказали, что президент Республики должен на будущей неделе отправиться на аэродром Виллакубле, чтобы присутствовать при полете самолета нового образца. Поскольку кортеж президента должен проезжать через Севр, то ему необходимо расставить охрану, которая обеспечила бы защиту главы государства. Это было обычное дело, но оно послужило ему предлогом, чтобы "умыть руки", не теряя при этом "лица".
С внушительным видом, сознавая тяжелую ответственность, свалившуюся на его плечи, он доверил Дебуру продолжение следствия. Он настолько серьезно относился к новому заданию, что иногда это выглядело довольно комично.

* * *

– Теперь мы остались вдвоем, – сказал Дебур Гордону, вежливым жестом приглашая его сесть на канапе.
Гордон, продолжая напряженно стоять, сразу начал речь, которую он приготовил для Леже:
– Я требую, чтобы немедленно проинформировали мое посольство. Без адвоката я больше не скажу ни слова!
– Вы можете связаться с вашим посольством и вашим адвокатом, когда захотите. Успокойтесь, вы же свободны.
– Ваш коллега... – пробормотал Гордон, сбитый с толку таким неожиданно мягким обращением.
– Теперь я занимаюсь этим делом.
– Пришел некий господин Шварц или что-то в этом роде, который сказал, что его вызвали, – доложил жандарм.
– Извините... – Дебур быстро вышел на лестничную площадку, чтобы встретить его.
Спустя некоторое время Гордон услышал стон. Затем... Возможно ли это? Мэнни плакал? Тот Мэнни, которого знал Гордон, не имел ничего общего с тем, который вошел в спальню.
Шаркая ногами, без стыда вытирая рукавом пиджака покрасневшие глаза, Мэнни рухнул в кресло, ошеломленно глядя на Гордона. От великолепного Мэнни почти ничего не осталось. Еще немного, и Гордон должен был бы его утешать.
– Господин Шварц, – начал Дебур, стоя перед Мэнни. – Мы вызвали вас, чтобы вы подтвердили, как господин Сандерс проводил время вчера во второй половине дня. Однако нам больше не нужны эти сведения, так как мы только что узнали, что мадам Сандерс умерла где-то пополудни. И все-таки, поскольку господин Сандерс не помнит...
– Это с ним часто происходит. От этого он не чувствует себя хуже, – прервал Дебура. Мэнни, который, даже в убитом состоянии, казалось, мог говорить с людьми лишь властным тоном.
– Он был именно в таком состоянии, когда вы привезли его сюда вчера вечером?
– Невозможно узнать, когда господин Сандерс находится в "таком состоянии". Это никак не проявляется.
– Вы не вошли вместе с ним в квартиру?
– Я не выходил из своей машины, – сухо ответил Мэнни.
– В таком случае, господин Сандерс поднялся один?
– Да, как взрослый человек.
Раздался телефонный звонок.
– Месье Дебур, вас спрашивают, – сказал ему полицейский, печатавший на машинке. – Это мадемуазель Блан-шар.
– Если вы позволите, я поговорю с ней из вашей спальни.
И не дожидаясь ответа Гордона, Дебур вышел, закрыв за собой дверь.

* * *

Выйдя во двор, Гордон глубоко вздохнул, как заключенный, вновь обретший свободу после долгого заключения.
Мэнни посмотрел на него. Обычно его живые глаза смотрели прямо на собеседника, с любопытством и властностью; сейчас же они казались остекленевшими. Они еще не сказали друг ругу ни слова, и Мэнни молчал, считая, конечно, все слова бесполезными. Не зная, как выразить свою скорбь, он взял Гордона за руку.
– Я не понимаю, – сказал Гордон.
– Чего?
– Что он позволил мне уйти вот так, не задавая больше вопросов.
– Почему бы он стал задавать тебе вопросы. Ты должен знать об этом деле еще меньше, чем он.
– Не беспокойся, он еще задаст их. Однако прежде он подумает. Он не такой, как другой полицейский. Видел бы ты этого громилу. Еще немного, и он надел бы на меня наручники.
– Кто это был? – спросил Мэнни, нахмурясь.
– Не знаю... Может быть, комиссар? Почему ты спрашиваешь?
– У меня есть связи. Достаточно назначить соответствующую цену, чтобы заставить его провести скверные четверть часа. И кто знает... – Мэнни зло улыбнулся: – Если у него нет друзей, более влиятельных, чем мои...
Он прищелкнул языком:
– ...Можно покончить с его карьерой?
Он показал ему свою машину. Улица была пустынна, но он припарковал ее на обозначенном месте.
– Почему бы тебе не пожить у меня? По крайней мере, на время следствия, предложил он, вставляя ключ в зажигание.
– Не хочу тебе докучать...
"Еще одна вещь, которой я был бы ему обязан", – подумал Гордон, испытывая облегчение при мысли, что по крайней мере у него есть в мире хоть один друг.
Что же касается Мэнни, то он был обязан Гордону тем, чего нельзя купить за все золото мира: своей жизнью, которую Гордон спас ему в Корее.
Это была одна из причин, почему Мэнни, как только сколотил состояние, не переставал выражать весьма преувеличенным образом свою благодарность.
– Я испытывал большую привязанность к этой малышке, – проворчал Мэнни, заводя свой "ягуар", прежде чем стремительно помчаться по почти пустынной улице, которая тоже, казалось, отдыхала.
Через сто метров Мэнни проехал мимо стоящей аварийной машины по починке водопровода. Других машин на улице не было.
"Техничка" вскоре после них тронулась с места.

* * *

– Правда, что я рассказываю истории, когда напьюсь? – внезапно спросил Гордон у Мэнни.
– Да.
– И какие истории?
– Сногсшибательные истории без конца и начала, – сказал Мэнни с легкой улыбкой.
– Расскажи мне!
– Ты же знаешь, что я не помню подробностей. У тебя, видимо, большие претензии к человеческому роду, ибо ты просто напичкан трупами! Спроси у Билли, это твой самый внимательный слушатель...
Услышав имя Билли, Гордон помрачнел.
– Как только ты кончаешь свою болтовню, он с поразительной регулярностью бежит скрыться в туалете. Готов поспорить, для того, чтобы тут же все записать, – продолжал Мэнни. – Ты должен потребовать комиссионные с его авторских прав.
Они приближались к Севрскому мосту. Мэнни остановился во втором ряду перед кафе:
– Я должен был встретиться с Корнеллом. Я позвоню ему, чтобы он больше не ждал меня.
Гордон повернулся, чтобы бросить свой плащ на заднее сиденье и заметил аварийную машину, которая тормозила в пятидесяти метрах от них. Он нахмурился и пошел вслед за Мэнни, ничего ему не сказав.
Разговаривавшие у стойки рабочие с "Рено" посмотрели на этих двух необычных посетителей: негр богемного вида, бывший на дружеской ноге с мужчиной, от которого просто несло процветанием. Затем рабочие вновь заговорили, о новой модели, выпущенной компанией "Ситроен".
– Я жду тебя уже больше получаса! – воскликнул Корнелл с холодным раздражением, как только услышал голос Мэнни.
Мэнни тщетно искал слова, чтобы сообщить ему о смерти Дженни. Его глаза потемнели.
– ...Я с Гордоном, – пробормотал он. – Дженни...
– Где она? – резко спросил Корнелл. – Я специально для нее приглашаю импресарио, который ищет танцовщиц для современного балета, мы должны встретиться в два часа, а она не только не приходит, но даже не звонит!
Скорее можно было вообразить Корнелла заседающим в суде инквизиции, чем преследующим женщину своими ухаживаниями. Однако он тоже, кажется, был влюблен в Дженни. Несмотря на свое раздражение, его голос, обычно сухой и резкий, становился мягче, когда он говорил о ней.
– Дженни мертва! – бросил Мэнни, охваченный внезапным приступом ревности.
– Что? – Удивленный крик вырвался из горла Корнелла, как если бы его оглушили сильным ударом.
– Она была убита, в своей ванной!
Странным образом, Мэнни испытал вдруг некое мрачное наслаждение, описывая убийство Дженни. Он не утаил от Корнелла самой малой подробности, которая была ему известна.
– Ты возвращаешься к себе? – с трудом проговорил Корнелл. Не надо было прилагать больших усилий, чтобы услышать, как он дрожит на другом конце провода.
– Да.
– Я приеду к тебе...
Было слышно, как трубка Корнелла стукнулась о письменный стол. Она, конечно, выпала у него из рук.
– Я тоже должен позвонить, – решил Гордон, увидев выходящего друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18