– Она выпила снотворное? Две таблетки? Да?
– Я их подменила, – плаксиво ответила Джоан. – Пока она была в ванной. Теперь она в "полете". Я послала ее "летать". Только и всего. Она сильнее меня, и я бы с ней не справилась. Должна же я наказать ее за все, что она натворила...
– Сколько таблеток она приняла?
– Две. Я подложила ей только две.
– Идиотка! – со свистом прошипел негодующий голос.
Я почувствовала, как мне пальцем подняли веко, повернули лицом к свету. И тут я впервые увидела того, кто держал меня. От страха я едва не потеряла сознание. Мужчина был безобразным: лоснящееся лицо неестественного коричневого цвета, глаза – темные узкие щелки, нос приплюснутый и словно нарисованные черной краской прилипшие к голове волосы.
Его рука коснулась моей груди, пальцы нащупали на моей ночной рубашке верхнюю пуговицу и медленно поползли вниз. Ноги мои подкосились. Меня приподняли и снова заставили встать.
– Она уже ничего не вспомнит, – как бы оправдываясь, тихо сказала Джоан. – Она в полной отключке.
– Мы не можем так рисковать. Что же нам делать? Как только они вернутся, твой брат сразу же начнет ее искать. Ну-ка, принеси ей пальто, а то она совсем закоченела.
– Нет! Пусть она замерзнет!
– Делай, что тебе приказано! А вдруг к ней вернется память? Зачем же нам так рисковать? Надо сделать так, чтобы твой брат подумал, что она сама ушла. В одной ночной рубашке она этого не сделала бы. На ней должно быть пальто. А вот это положи рядом с ее кроватью.
Я почувствовала, как мужчина опустил руку в свой карман и что-то из него достал.
– У нее в комнате есть фонарик?
– Откуда я знаю? – недовольно пробурчала Джоан, принимая протянутый ей белый пакетик.
– Поищи. Да побыстрее возвращайся! Фонарик у нее должен быть.
Я поежилась. Мне было очень холодно, поскольку я стояла босыми ногами на ледяном полу, в одной топкой ночной рубашке, да еще и на сквозняке.
Пока мужчина держал меня, Джоан просунула мои руки в рукава принесенного ею пальто и надела мне на ноги туфли.
– Закрой дверь, – приказал ей мужчина. – Только тогда мы будем чувствовать себя в безопасности. Теперь они ее уже не найдут. Если только мы им не поможем.
Потайная дверь закрылась, и мы погрузились в кромешную темноту. Сквозняк мгновенно прекратился, и стало совсем тихо. Даже шум моря сюда не проникал. Дрожа от страха, я смотрела туда, где должна была находиться потайная дверь, тщетно пытаясь увидеть там хотя бы крохотную щелку.
Я услышала, как кто-то сказал какую-то глупость и противно рассмеялся. Это был смех сумасшедшего. Я не сразу осознала, что смеялась я.
Джоан что-то испуганно прошептала, луч фонарика скользнул по каменной стене и ослепил меня.
– Она "летает", – тихо произнесла девушка. – Теперь она точно лишилась рассудка.
– А на что ты рассчитывала, подсовывая ей свои таблетки? – раздраженно прошептал мужчина. – Ну, пошли! Отведем ее туда, где нашли Филдинга. А то скоро твой брат начнет ее искать. Но на это у них уйдет много времени. Но нам все равно надо спешить. Как нам выбраться из того Кошмара, который ты устроила, я уже придумал. Ты с фонариком иди впереди и освещай нам дорогу, а я один с ней справлюсь.
Луч фонарика заплясал по булыжному полу, усыпанному отколовшимися от стен и потолка мелкими камешками. Тайный ход оказался настолько узким, что, продвигаясь по нему, я плечами касалась стен. Каменная крошка, набившаяся в туфли, причиняла мне боль. Чувство времени и реальности происходящего со мной я давно потеряла...
И тут я увидела себя на дискотеке в Гринвич-Виллидж. Я танцую с Грегом. В зале гремит музыка, мигают разноцветные лампочки, и у меня такое ощущение, что мы с ним плывем по воздуху. Неожиданно мне становится страшно: на стенах прожектор начинает высвечивать огромные лица моих знакомых. Первой я вижу миссис Хейлсворт.
– А я, Эли, думала, что ты станешь мне второй дочерью, – укоризненно произносит женщина. – Сестрою Джоан...
Следом за ней появляется улыбающееся лицо Монти.
– А говорила, что умеешь ездить на лошади, – усмехается он.
– В ее седле была игла, – объясняет ему Грег.
Затем поочередно по стене проплывают другие лица: Джоан, Урсулы Грант, девочек, с которыми я училась. Они кружатся, исчезают, появляются снова, сливаются, приобретая черты друг друга. Их мелькание становится все быстрее. Кто-то сзади подталкивает меня к ним, но я сопротивляюсь.
– Быстрее! – слышу я крик. – Ну, быстрее же!
Неожиданно все куда-то исчезает: лица людей, зал дискотеки, музыка, разноцветные лампочки... И мой страх тоже улетучился. Я успокаиваюсь, и мне становится необыкновенно хорошо. Я чувствую, что меня кто-то держит за руку.
– Эли, я веду тебя повидаться с мамой, – слышу я голос отца.
– Да, я очень хочу ее увидеть, – отвечаю я.
Двери в конце длинного коридора перед нами открываются. Мы с отцом входим в комнату с ослепительно белыми стенами, Я вижу перед собой мужчину с добрым лицом. Он приветливо нам улыбается, но мне, не знаю почему, снова становится страшно. По мере приближения к нему страх мой возрастает. Мужчина стоит возле стола, похожего на операционный. На столе под простыней, судя по всему, лежит человек. Однако ни врачей, ни медсестер я рядом не вижу. Отец мой куда-то внезапно исчезает, и я остаюсь в белой комнате наедине с приятным мужчиной и тем, что лежит на столе.
– Вы – Эли Каванаф? – мягким голосом произносит он.
– Да... – неуверенно отвечаю я.
– Вам эта женщина знакома? – откидывая простыню, спрашивает меня мужчина.
Теперь я вижу, что это не операционный стол, а высокая мраморная плита. Я с ужасом вглядываюсь в лицо мамы. Оно у нее такое, каким я видела его в последний раз в городском морге. Лицо ее изувечено до неузнаваемости. Меня всю трясет, я медленно открываю рот и начинаю дико кричать.
– Да останови же ее! – раздается испуганный голос. – Урсула, ради всего святого, останови ее! Я этого не выдержу!
– Сюда, Эли, – слышу я женский голос. – Сюда...
Я снова в кромешной темноте. Кто-то хлопает меня ладонями то по одной щеке, то по другой. Один шлепок... другой... третий...
Пытаясь увернуться от чьей-то руки, я мотаю головой и с огромным трудом переставляю одеревеневшие ноги. Мы идем по узкому проходу, между каменными стенами, по которым пляшет яркое пятно от фонарика Джоан. Видимо, ее, как и меня, всю трясет. Я уже слышу, как она всхлипывает.
– Идиотка, перестань хныкать! – раздается злобный шепот. – В этом виновата только ты!
– Она сошла с ума! – шепчет в ответ Джоан.
– Ладно, успокойся, – бормочет кто-то. – А что ты себе думала? Хотя... откуда тебе знать, как они подействуют... Особенно на того, кто принял сразу две.
– Теперь я об этом жалею...
– Знаешь, может быть, нам нечего опасаться? Если к ней и вернется память, то ей, как безумной, никто не поверит. Как они поймут, где в ее словах правда, а где игра больного воображения? Да и сама она этого не поймет.
Справа от себя я вижу в стене огромную черную дыру и в страхе замираю. Меня подталкивают. К шуршанию камней под нашими ногами примешивается другой звук, и я понимаю, что это шум моря. Но это не рев воды в бухте Дьявола, а тихий плеск воли.
Я вижу перед собой чугунную дверь с решеткой в центре. Ее толстые прутья сильно изъедены ржавчиной. Дверь наполовину открыта, а за ней – камера. Окошка в ней нет. Меня вновь охватывает ужас, и я как утопающий за соломинку пытаюсь схватиться за прутья, но не успеваю. Получив удар в спину, я вваливаюсь в темную камеру и плашмя падаю на пол. Дверь за мной с громким скрипом закрывается. В отчаянии я вскакиваю на ноги, хватаюсь за чугунные прутья решетки и начинаю изо всех сил трясти дверь. Джоан светит фонариком своему любовнику, а тот задвигает тяжелый чугунный засов. Яркий луч света ослепляет меня, и я, закрыв глаза, отступаю назад.
– Не бойся, Эли, – слышу я голос Урсулы Грант. – Долго взаперти мы тебя не продержим. Тому, кто был здесь до тебя, повезло гораздо меньше. Его в эту камеру заточил Эндрю Хейлсворт и собирался убить. Но не успел: он, как и ты, Эли, сошел с ума и покончил с собой. А его пленника так и не нашли. Бедняга оставался в этой камере до тех пор, пока не превратился в пыль. Она у тебя под ногами. Он отсчитывал дни и делал зарубки. Ты их видишь, Эли? Вон они на стене, там же его имя. Для Джоан эти зарубки – главное доказательство того, что в нашем роду был сумасшедший.
– Не говори так! – кричит Джоан.
Луч фонарика скользит по стене и высвечивает на камне черточки и буквы. Но мне они уже ни о чем не говорят.
– Насколько мне известно, пленником старика Эндрю был священник, – вновь раздается голос Урсулы. – Но ты, Эли, не бойся – так долго, как он, ты в этой камере не пробудешь. Ты больна и должна некоторое время побыть в изоляции. Так поступают со всеми умалишенными, тебе, как медсестре, это хорошо известно. Я принесу тебе одеяло, еду и крепкий кофе. Когда ты успокоишься и не будешь представлять угрозы для окружающих, я тебя выпущу. Будешь блуждать в темноте до тех пор, пока тебя не найдут. Потом тебя отвезут туда, где место таким, как ты.
– Надо оставить ей фонарик, – сказала Джоан. Я услышала, как по каменному полу камеры что-то покатилось.
– Вряд ли она сможет им воспользоваться. Ты только посмотри на нее! Она уже ничего не соображает. Посмотри, как она сидит! Это же поза ребенка в утробе матери! Мы называем ее эмбриональной. Сейчас твоя бывшая подруга уходит в небытие, откуда она может и не вернуться. Да, такое случается часто...
– Нет! – вскрикивает Джоан. – Эли, не надо!
В отличие от остальных студентов, которые с огромным вниманием слушали доктора Риссона, я на его лекциях по психиатрии часто дремала. После этого я твердо решила, что с психически больными ни за что работать не буду.
Насколько я помнила, доктор Риссон, маленький, очень подвижный старичок, говорил на одной из своих лекций: "Перед тем как войти в конечный ступор, больной шизофренией обычно принимает позу эмбриона. Если он в ней остается, то это свидетельствует о том, что все, что вокруг него происходит, им уже не воспринимается. Он как бы уходит в потусторонний мир, в котором ничего нет. Такой больной не испытывает ни боли, ни голода. Он даже снов не видит". В своей книге о кататоническом состоянии больных шизофренией профессор Гран пишет об идентичности симптомов такого ступора и того, что испытывает нормальный человек после принятия таких галлюциногенных препаратов, как мескалин или диэтиламид лизергиновой кислоты.
– Все, она от нас ушла! – раздается голос Урсулы. – Я же тебе говорила... Теперь она ничего не слышит.
– О, Эли, прости меня! – в отчаянии кричит Джоан. – Тебе не надо было сюда приезжать! Зачем ты это сделала? Зачем?
– Из-за больших денег, – отвечает Урсула. – Это из-за них она приехала в Сторм-Тауэрс. Твоя мать предложила ей занять мое место и пообещала огромное жалованье. А за деньги, Джоан, можно купить кого угодно. Вместо меня рядом с тобой была бы она. Но ты этого не хочешь. Правда? Или ты передумала?
– Нет-нет!
– Как ты думаешь, почему она собиралась остаться? Из-за большой любви к тебе? Джоан, да ты только взгляни на нее! Ну, хочешь, чтобы она была вместо меня?
Я вижу, как сердито смотрит на меня доктор Риссон. Стоя за кафедрой, он указывает на меня пальцем и кричит на весь зал:
– Мисс Каванаф, почему вы приняли позу эмбриона? Вы находитесь в лекционном зале, а не в клинике для душевнобольных. Ваше поведение возмутительно! Немедленно прекратите!
Не обращая на него внимания, я еще плотнее сворачиваюсь в клубок. Я уже ничего не вижу и не слышу и постепенно погружаюсь в тот самый вакуум, о котором часто говорил доктор Риссон.
Глава 10
Кто-то настойчиво стучал в мою дверь.
Этот стук вывел меня из глубокого сна. Так неохотно я еще никогда ни просыпалась. Мое нежелание прийти в себя объяснялось не тем, что я лежала в мягкой теплой постели. Наоборот, я чувствовала под собой камни. Да и вокруг меня была кромешная темнота. Даже слабый лучик не проникал в мою комнату.
Стук в дверь становился все громче и громче. Я пошевелилась, и тут же от боли все тело мое заныло. Пытаясь приподняться, я вместо мягкого матраса нащупала под собой мелкие камешки. Вспомнив, что нахожусь в камере, а дверь ее снаружи заперта на тяжелый засов, я от страха застонала. Я вытянула перед собой руки, и они уперлись в холодную каменную стену. Пробыв в такой темноте еще немного, я могу и ослепнуть, – первое, что я подумала.
Мой мозг уже реагировал на боль. Я снова попыталась приподняться, но, вспомнив, что со мной произошло, словно окаменела.
Стук, будораживший мой мозг, уже давил на мои барабанные перепонки. Я не сразу поняла, что доносится он откуда-то издалека и постепенно ко мне приближается. В этом стуке было нечто угрожающее, это вызывало во мне животный страх. Сердце мое так бешено колотилось, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Мне хотелось забиться в угол, закрыть лицо руками и зарыдать. Но что-то сильнее моей воли заставило меня подняться, и пойти на этот пугающий звук. Сделав по камере несколько неуверенных шагов, я наткнулась руками на металлическую решетку. Дальше идти я уже не могла. Меня вновь охватил ужас.
Удары, до этого раздававшиеся в темноте, сменились каким-то треском, не менее пугающим. Этот звук становился все сильнее. Неожиданно я поняла, что это не треск сухого дерева, а лай собак. Вспомнив, как злобно лаяли собаки в ночь моего приезда в Сторм-Тауэрс, я содрогнулась. У меня вновь появилось желание забиться в угол.
Прижавшись лбом к чугунной решетке, я вглядывалась в зловещую темноту. Тело мое, в синяках и ссадинах, судорожно тряслось, а зубы от страха и холода выдавали барабанную дробь.
И тут я заметила, что темнота в конце узкого тоннеля начинает рассеиваться. Нет, это не был луч света, просто чернота за дверной решеткой постепенно теряла свою густоту. Вскоре я уже могла различать очертания прохода, в который меня втолкнули перед тем, как закрыть за мной дверь.
Неожиданно тьму в конце каменного мешка прорезал яркий луч света, и я увидела собаку на поводке. Опустив низко голову, она, видимо взяв чей-то след, жадно принюхивалась и тянула за собой хозяина. Послышались мужские голоса. Вслед за первой собакой появилась вторая. Но и она, не свернув в отсек, в котором я находилась, протащила своего хозяина дальше. Третий человек, которого я увидела в проеме, держал в руках нечто похожее на топор. А четвертый...
– Дональд! – закричала я. – Дональд!
Мои крики повторило громкое эхо.
Дональд остановился и замер.
– Эли! – крикнул он. – Где ты?
– Справа от тебя, – дождавшись, когда стихнет эхо, отозвалась я. – Дональд, сверни вправо.
Освещая себе путь фонариком, он побежал на мой голос.
Я увидела, что за ним бежит Грег. Остальные мужчины в нерешительности остановились. Их собаки, взяв след, явно не мой, рвались в другой проход.
Продолжая держаться за прутья решетки, я в изнеможении опустилась на колени. В этот момент к двери подбежал Дональд и направил на меня свой фонарик.
– Эли! Эли, как ты?
Увидев меня, он с тяжелым вздохом произнес:
– О боже!
Когда чугунная дверь со скрипом отворилась, обнял меня и поставил на ноги Грег, а не Дональд Хейлсворт.
– Я позову доктора Пирсона, – глядя на меня испуганными глазами, сказал Грег.
– Не надо, – сурово произнес Дональд. – Я отнесу ее, а ты с остальными продолжай поиски. Грег, сделайте все, чтобы он не ушел. Он должен быть наказан.
– Продолжайте погоню! Я вас догоню! – крикнул Грег мужчинам с собаками, посветил фонариком себе под ноги и, нагнувшись, что-то поднял. – Дон, смотри, что я нашел. Нейлоновый чулок... Видишь, какой он растянутый? Даже форму чулка потерял. Тот, кого мы ищем, надевал его на голову. Поэтому он так и выглядел, как ты его описал.
Дональд крепко сжал меня в своих объятиях.
– Эли, у того, кто тебя сюда затащил, на голове был чулок? – спросил он.
– Да, – чуть слышно произнесла я.
– А Джоан? Она была с ним?
– Да. Они... они подсунули мне... наркотик...
– Проклятие! – вскричал Дональд. – Эли, теперь тебе ничто ни угрожает. Поэтому постарайся о случившемся не вспоминать. Доктор Пирсон уже у нас. Мы показали ему пакетик, который нашли на твоей тумбочке. Он полагает, что в нем был ЛСД.
– Мы могли подумать, что ты, приняв его, вышла из дома и где-то бродишь, – сказал Грег. – Ведь твоего пальто и фонарика в комнате не было. Но дверь твоя оказалась запертой на задвижку. Поэтому мы сразу догадались, что из твоей комнаты есть другой выход. Правда, нам пришлось изрядно попортить стены кабинета, но потайную дверь мы все-таки нашли. Собаки тотчас взяли след. Но не твой, а его. Точно такую же дверь и потайной ход Дональд с полицейскими обнаружил и в комнате Джоан. Когда они ворвались к ней, ее уже в комнате не было. Мы с собаками стали преследовать любовника Джоан, и тайный ход из ее комнаты привел нас к бухте Дьявола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Я их подменила, – плаксиво ответила Джоан. – Пока она была в ванной. Теперь она в "полете". Я послала ее "летать". Только и всего. Она сильнее меня, и я бы с ней не справилась. Должна же я наказать ее за все, что она натворила...
– Сколько таблеток она приняла?
– Две. Я подложила ей только две.
– Идиотка! – со свистом прошипел негодующий голос.
Я почувствовала, как мне пальцем подняли веко, повернули лицом к свету. И тут я впервые увидела того, кто держал меня. От страха я едва не потеряла сознание. Мужчина был безобразным: лоснящееся лицо неестественного коричневого цвета, глаза – темные узкие щелки, нос приплюснутый и словно нарисованные черной краской прилипшие к голове волосы.
Его рука коснулась моей груди, пальцы нащупали на моей ночной рубашке верхнюю пуговицу и медленно поползли вниз. Ноги мои подкосились. Меня приподняли и снова заставили встать.
– Она уже ничего не вспомнит, – как бы оправдываясь, тихо сказала Джоан. – Она в полной отключке.
– Мы не можем так рисковать. Что же нам делать? Как только они вернутся, твой брат сразу же начнет ее искать. Ну-ка, принеси ей пальто, а то она совсем закоченела.
– Нет! Пусть она замерзнет!
– Делай, что тебе приказано! А вдруг к ней вернется память? Зачем же нам так рисковать? Надо сделать так, чтобы твой брат подумал, что она сама ушла. В одной ночной рубашке она этого не сделала бы. На ней должно быть пальто. А вот это положи рядом с ее кроватью.
Я почувствовала, как мужчина опустил руку в свой карман и что-то из него достал.
– У нее в комнате есть фонарик?
– Откуда я знаю? – недовольно пробурчала Джоан, принимая протянутый ей белый пакетик.
– Поищи. Да побыстрее возвращайся! Фонарик у нее должен быть.
Я поежилась. Мне было очень холодно, поскольку я стояла босыми ногами на ледяном полу, в одной топкой ночной рубашке, да еще и на сквозняке.
Пока мужчина держал меня, Джоан просунула мои руки в рукава принесенного ею пальто и надела мне на ноги туфли.
– Закрой дверь, – приказал ей мужчина. – Только тогда мы будем чувствовать себя в безопасности. Теперь они ее уже не найдут. Если только мы им не поможем.
Потайная дверь закрылась, и мы погрузились в кромешную темноту. Сквозняк мгновенно прекратился, и стало совсем тихо. Даже шум моря сюда не проникал. Дрожа от страха, я смотрела туда, где должна была находиться потайная дверь, тщетно пытаясь увидеть там хотя бы крохотную щелку.
Я услышала, как кто-то сказал какую-то глупость и противно рассмеялся. Это был смех сумасшедшего. Я не сразу осознала, что смеялась я.
Джоан что-то испуганно прошептала, луч фонарика скользнул по каменной стене и ослепил меня.
– Она "летает", – тихо произнесла девушка. – Теперь она точно лишилась рассудка.
– А на что ты рассчитывала, подсовывая ей свои таблетки? – раздраженно прошептал мужчина. – Ну, пошли! Отведем ее туда, где нашли Филдинга. А то скоро твой брат начнет ее искать. Но на это у них уйдет много времени. Но нам все равно надо спешить. Как нам выбраться из того Кошмара, который ты устроила, я уже придумал. Ты с фонариком иди впереди и освещай нам дорогу, а я один с ней справлюсь.
Луч фонарика заплясал по булыжному полу, усыпанному отколовшимися от стен и потолка мелкими камешками. Тайный ход оказался настолько узким, что, продвигаясь по нему, я плечами касалась стен. Каменная крошка, набившаяся в туфли, причиняла мне боль. Чувство времени и реальности происходящего со мной я давно потеряла...
И тут я увидела себя на дискотеке в Гринвич-Виллидж. Я танцую с Грегом. В зале гремит музыка, мигают разноцветные лампочки, и у меня такое ощущение, что мы с ним плывем по воздуху. Неожиданно мне становится страшно: на стенах прожектор начинает высвечивать огромные лица моих знакомых. Первой я вижу миссис Хейлсворт.
– А я, Эли, думала, что ты станешь мне второй дочерью, – укоризненно произносит женщина. – Сестрою Джоан...
Следом за ней появляется улыбающееся лицо Монти.
– А говорила, что умеешь ездить на лошади, – усмехается он.
– В ее седле была игла, – объясняет ему Грег.
Затем поочередно по стене проплывают другие лица: Джоан, Урсулы Грант, девочек, с которыми я училась. Они кружатся, исчезают, появляются снова, сливаются, приобретая черты друг друга. Их мелькание становится все быстрее. Кто-то сзади подталкивает меня к ним, но я сопротивляюсь.
– Быстрее! – слышу я крик. – Ну, быстрее же!
Неожиданно все куда-то исчезает: лица людей, зал дискотеки, музыка, разноцветные лампочки... И мой страх тоже улетучился. Я успокаиваюсь, и мне становится необыкновенно хорошо. Я чувствую, что меня кто-то держит за руку.
– Эли, я веду тебя повидаться с мамой, – слышу я голос отца.
– Да, я очень хочу ее увидеть, – отвечаю я.
Двери в конце длинного коридора перед нами открываются. Мы с отцом входим в комнату с ослепительно белыми стенами, Я вижу перед собой мужчину с добрым лицом. Он приветливо нам улыбается, но мне, не знаю почему, снова становится страшно. По мере приближения к нему страх мой возрастает. Мужчина стоит возле стола, похожего на операционный. На столе под простыней, судя по всему, лежит человек. Однако ни врачей, ни медсестер я рядом не вижу. Отец мой куда-то внезапно исчезает, и я остаюсь в белой комнате наедине с приятным мужчиной и тем, что лежит на столе.
– Вы – Эли Каванаф? – мягким голосом произносит он.
– Да... – неуверенно отвечаю я.
– Вам эта женщина знакома? – откидывая простыню, спрашивает меня мужчина.
Теперь я вижу, что это не операционный стол, а высокая мраморная плита. Я с ужасом вглядываюсь в лицо мамы. Оно у нее такое, каким я видела его в последний раз в городском морге. Лицо ее изувечено до неузнаваемости. Меня всю трясет, я медленно открываю рот и начинаю дико кричать.
– Да останови же ее! – раздается испуганный голос. – Урсула, ради всего святого, останови ее! Я этого не выдержу!
– Сюда, Эли, – слышу я женский голос. – Сюда...
Я снова в кромешной темноте. Кто-то хлопает меня ладонями то по одной щеке, то по другой. Один шлепок... другой... третий...
Пытаясь увернуться от чьей-то руки, я мотаю головой и с огромным трудом переставляю одеревеневшие ноги. Мы идем по узкому проходу, между каменными стенами, по которым пляшет яркое пятно от фонарика Джоан. Видимо, ее, как и меня, всю трясет. Я уже слышу, как она всхлипывает.
– Идиотка, перестань хныкать! – раздается злобный шепот. – В этом виновата только ты!
– Она сошла с ума! – шепчет в ответ Джоан.
– Ладно, успокойся, – бормочет кто-то. – А что ты себе думала? Хотя... откуда тебе знать, как они подействуют... Особенно на того, кто принял сразу две.
– Теперь я об этом жалею...
– Знаешь, может быть, нам нечего опасаться? Если к ней и вернется память, то ей, как безумной, никто не поверит. Как они поймут, где в ее словах правда, а где игра больного воображения? Да и сама она этого не поймет.
Справа от себя я вижу в стене огромную черную дыру и в страхе замираю. Меня подталкивают. К шуршанию камней под нашими ногами примешивается другой звук, и я понимаю, что это шум моря. Но это не рев воды в бухте Дьявола, а тихий плеск воли.
Я вижу перед собой чугунную дверь с решеткой в центре. Ее толстые прутья сильно изъедены ржавчиной. Дверь наполовину открыта, а за ней – камера. Окошка в ней нет. Меня вновь охватывает ужас, и я как утопающий за соломинку пытаюсь схватиться за прутья, но не успеваю. Получив удар в спину, я вваливаюсь в темную камеру и плашмя падаю на пол. Дверь за мной с громким скрипом закрывается. В отчаянии я вскакиваю на ноги, хватаюсь за чугунные прутья решетки и начинаю изо всех сил трясти дверь. Джоан светит фонариком своему любовнику, а тот задвигает тяжелый чугунный засов. Яркий луч света ослепляет меня, и я, закрыв глаза, отступаю назад.
– Не бойся, Эли, – слышу я голос Урсулы Грант. – Долго взаперти мы тебя не продержим. Тому, кто был здесь до тебя, повезло гораздо меньше. Его в эту камеру заточил Эндрю Хейлсворт и собирался убить. Но не успел: он, как и ты, Эли, сошел с ума и покончил с собой. А его пленника так и не нашли. Бедняга оставался в этой камере до тех пор, пока не превратился в пыль. Она у тебя под ногами. Он отсчитывал дни и делал зарубки. Ты их видишь, Эли? Вон они на стене, там же его имя. Для Джоан эти зарубки – главное доказательство того, что в нашем роду был сумасшедший.
– Не говори так! – кричит Джоан.
Луч фонарика скользит по стене и высвечивает на камне черточки и буквы. Но мне они уже ни о чем не говорят.
– Насколько мне известно, пленником старика Эндрю был священник, – вновь раздается голос Урсулы. – Но ты, Эли, не бойся – так долго, как он, ты в этой камере не пробудешь. Ты больна и должна некоторое время побыть в изоляции. Так поступают со всеми умалишенными, тебе, как медсестре, это хорошо известно. Я принесу тебе одеяло, еду и крепкий кофе. Когда ты успокоишься и не будешь представлять угрозы для окружающих, я тебя выпущу. Будешь блуждать в темноте до тех пор, пока тебя не найдут. Потом тебя отвезут туда, где место таким, как ты.
– Надо оставить ей фонарик, – сказала Джоан. Я услышала, как по каменному полу камеры что-то покатилось.
– Вряд ли она сможет им воспользоваться. Ты только посмотри на нее! Она уже ничего не соображает. Посмотри, как она сидит! Это же поза ребенка в утробе матери! Мы называем ее эмбриональной. Сейчас твоя бывшая подруга уходит в небытие, откуда она может и не вернуться. Да, такое случается часто...
– Нет! – вскрикивает Джоан. – Эли, не надо!
В отличие от остальных студентов, которые с огромным вниманием слушали доктора Риссона, я на его лекциях по психиатрии часто дремала. После этого я твердо решила, что с психически больными ни за что работать не буду.
Насколько я помнила, доктор Риссон, маленький, очень подвижный старичок, говорил на одной из своих лекций: "Перед тем как войти в конечный ступор, больной шизофренией обычно принимает позу эмбриона. Если он в ней остается, то это свидетельствует о том, что все, что вокруг него происходит, им уже не воспринимается. Он как бы уходит в потусторонний мир, в котором ничего нет. Такой больной не испытывает ни боли, ни голода. Он даже снов не видит". В своей книге о кататоническом состоянии больных шизофренией профессор Гран пишет об идентичности симптомов такого ступора и того, что испытывает нормальный человек после принятия таких галлюциногенных препаратов, как мескалин или диэтиламид лизергиновой кислоты.
– Все, она от нас ушла! – раздается голос Урсулы. – Я же тебе говорила... Теперь она ничего не слышит.
– О, Эли, прости меня! – в отчаянии кричит Джоан. – Тебе не надо было сюда приезжать! Зачем ты это сделала? Зачем?
– Из-за больших денег, – отвечает Урсула. – Это из-за них она приехала в Сторм-Тауэрс. Твоя мать предложила ей занять мое место и пообещала огромное жалованье. А за деньги, Джоан, можно купить кого угодно. Вместо меня рядом с тобой была бы она. Но ты этого не хочешь. Правда? Или ты передумала?
– Нет-нет!
– Как ты думаешь, почему она собиралась остаться? Из-за большой любви к тебе? Джоан, да ты только взгляни на нее! Ну, хочешь, чтобы она была вместо меня?
Я вижу, как сердито смотрит на меня доктор Риссон. Стоя за кафедрой, он указывает на меня пальцем и кричит на весь зал:
– Мисс Каванаф, почему вы приняли позу эмбриона? Вы находитесь в лекционном зале, а не в клинике для душевнобольных. Ваше поведение возмутительно! Немедленно прекратите!
Не обращая на него внимания, я еще плотнее сворачиваюсь в клубок. Я уже ничего не вижу и не слышу и постепенно погружаюсь в тот самый вакуум, о котором часто говорил доктор Риссон.
Глава 10
Кто-то настойчиво стучал в мою дверь.
Этот стук вывел меня из глубокого сна. Так неохотно я еще никогда ни просыпалась. Мое нежелание прийти в себя объяснялось не тем, что я лежала в мягкой теплой постели. Наоборот, я чувствовала под собой камни. Да и вокруг меня была кромешная темнота. Даже слабый лучик не проникал в мою комнату.
Стук в дверь становился все громче и громче. Я пошевелилась, и тут же от боли все тело мое заныло. Пытаясь приподняться, я вместо мягкого матраса нащупала под собой мелкие камешки. Вспомнив, что нахожусь в камере, а дверь ее снаружи заперта на тяжелый засов, я от страха застонала. Я вытянула перед собой руки, и они уперлись в холодную каменную стену. Пробыв в такой темноте еще немного, я могу и ослепнуть, – первое, что я подумала.
Мой мозг уже реагировал на боль. Я снова попыталась приподняться, но, вспомнив, что со мной произошло, словно окаменела.
Стук, будораживший мой мозг, уже давил на мои барабанные перепонки. Я не сразу поняла, что доносится он откуда-то издалека и постепенно ко мне приближается. В этом стуке было нечто угрожающее, это вызывало во мне животный страх. Сердце мое так бешено колотилось, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Мне хотелось забиться в угол, закрыть лицо руками и зарыдать. Но что-то сильнее моей воли заставило меня подняться, и пойти на этот пугающий звук. Сделав по камере несколько неуверенных шагов, я наткнулась руками на металлическую решетку. Дальше идти я уже не могла. Меня вновь охватил ужас.
Удары, до этого раздававшиеся в темноте, сменились каким-то треском, не менее пугающим. Этот звук становился все сильнее. Неожиданно я поняла, что это не треск сухого дерева, а лай собак. Вспомнив, как злобно лаяли собаки в ночь моего приезда в Сторм-Тауэрс, я содрогнулась. У меня вновь появилось желание забиться в угол.
Прижавшись лбом к чугунной решетке, я вглядывалась в зловещую темноту. Тело мое, в синяках и ссадинах, судорожно тряслось, а зубы от страха и холода выдавали барабанную дробь.
И тут я заметила, что темнота в конце узкого тоннеля начинает рассеиваться. Нет, это не был луч света, просто чернота за дверной решеткой постепенно теряла свою густоту. Вскоре я уже могла различать очертания прохода, в который меня втолкнули перед тем, как закрыть за мной дверь.
Неожиданно тьму в конце каменного мешка прорезал яркий луч света, и я увидела собаку на поводке. Опустив низко голову, она, видимо взяв чей-то след, жадно принюхивалась и тянула за собой хозяина. Послышались мужские голоса. Вслед за первой собакой появилась вторая. Но и она, не свернув в отсек, в котором я находилась, протащила своего хозяина дальше. Третий человек, которого я увидела в проеме, держал в руках нечто похожее на топор. А четвертый...
– Дональд! – закричала я. – Дональд!
Мои крики повторило громкое эхо.
Дональд остановился и замер.
– Эли! – крикнул он. – Где ты?
– Справа от тебя, – дождавшись, когда стихнет эхо, отозвалась я. – Дональд, сверни вправо.
Освещая себе путь фонариком, он побежал на мой голос.
Я увидела, что за ним бежит Грег. Остальные мужчины в нерешительности остановились. Их собаки, взяв след, явно не мой, рвались в другой проход.
Продолжая держаться за прутья решетки, я в изнеможении опустилась на колени. В этот момент к двери подбежал Дональд и направил на меня свой фонарик.
– Эли! Эли, как ты?
Увидев меня, он с тяжелым вздохом произнес:
– О боже!
Когда чугунная дверь со скрипом отворилась, обнял меня и поставил на ноги Грег, а не Дональд Хейлсворт.
– Я позову доктора Пирсона, – глядя на меня испуганными глазами, сказал Грег.
– Не надо, – сурово произнес Дональд. – Я отнесу ее, а ты с остальными продолжай поиски. Грег, сделайте все, чтобы он не ушел. Он должен быть наказан.
– Продолжайте погоню! Я вас догоню! – крикнул Грег мужчинам с собаками, посветил фонариком себе под ноги и, нагнувшись, что-то поднял. – Дон, смотри, что я нашел. Нейлоновый чулок... Видишь, какой он растянутый? Даже форму чулка потерял. Тот, кого мы ищем, надевал его на голову. Поэтому он так и выглядел, как ты его описал.
Дональд крепко сжал меня в своих объятиях.
– Эли, у того, кто тебя сюда затащил, на голове был чулок? – спросил он.
– Да, – чуть слышно произнесла я.
– А Джоан? Она была с ним?
– Да. Они... они подсунули мне... наркотик...
– Проклятие! – вскричал Дональд. – Эли, теперь тебе ничто ни угрожает. Поэтому постарайся о случившемся не вспоминать. Доктор Пирсон уже у нас. Мы показали ему пакетик, который нашли на твоей тумбочке. Он полагает, что в нем был ЛСД.
– Мы могли подумать, что ты, приняв его, вышла из дома и где-то бродишь, – сказал Грег. – Ведь твоего пальто и фонарика в комнате не было. Но дверь твоя оказалась запертой на задвижку. Поэтому мы сразу догадались, что из твоей комнаты есть другой выход. Правда, нам пришлось изрядно попортить стены кабинета, но потайную дверь мы все-таки нашли. Собаки тотчас взяли след. Но не твой, а его. Точно такую же дверь и потайной ход Дональд с полицейскими обнаружил и в комнате Джоан. Когда они ворвались к ней, ее уже в комнате не было. Мы с собаками стали преследовать любовника Джоан, и тайный ход из ее комнаты привел нас к бухте Дьявола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15