Кто поймет этих девчонок?
Коул был доволен своей ученицей. В это лето они часто ходили к ручью. Эллисон уже совсем не боялась воды, хотя так и не решалась погружать лицо в воду.
Однажды, когда они сидели на берегу и кидали камешки в воду, Эллисон вдруг сказала:
— Знаешь, Коул, мне с тобой повезло. Ты для меня как брат, которого у меня никогда не было.
— А ты мне как сестра, которой у меня тоже никогда не было.
— Ты всегда будешь для меня самым лучшим братом.
— Ну и я, если понадобится, всегда тебя выручу Так и знай!
Коулу было четырнадцать, когда однажды после обеда отец сказал:
— Сын, мне надо с тобой поговорить. Пойдем в кабинет.
Коул посмотрел на мать, обвел взглядом остальных членов семьи, сидевших за столом. Казалось, никто из них в словах отца не видел ничего необычного.
— В чем дело, папа? — спросил он.
Отец, не ответив, встал из-за стола. Мать молча принялась убирать посуду. Пожав плечами, Коул пошел за отцом. В кабинете отец кивнул в сторону кресла у камина и, когда они сели, сказал:
— Знаешь, сынок, иногда очень трудно объяснить то, что случается в жизни. Коул заволновался:
— Что случилось, отец?
— В семействе Тони и Кетлин плохие новости. Похоже, у Кетлин запущенный рак, и ничего нельзя сделать. Врачи говорят, ей осталось жить всего несколько недель.
Коул в ужасе посмотрел на отца.
— Неужели мать Эллисон умирает?
— Да. Боюсь, что так. Я знаю, что вы с Эллисон близкие друзья. Ей собираются сказать об этом сегодня вечером. Вот мы и решили подготовить тебя, чтобы ты знал, что ей предстоит пережить.
Коул почувствовал, как к горлу подступил комок.
— А что же врачи?
— Говорят, что уже поздно… Поражен весь организм. Она давно чувствует себя неважно. Обратись она раньше, возможно, ей бы помогли. Но сейчас шансов нет.
Коул был потрясен. Ему так нравилась миссис Альварес, такая приветливая, она ни разу не повысила на него голос. У Коула слезы навернулись на глаза.
— Да, трудно такое понять и смириться. Но ты должен об этом знать. Эллисон будет нужен хороший друг рядом — Я всегда буду ей другом, папа. Всегда.
— Что хорошего ты нашла в Родни Снайдере? — строго крикнул Коул, как только дружок Эллисон отъехал. В тот вечер Коул поджидал ее, сидя под деревом и, как только она сошла с дороги на тропинку, сразу выскочил ей наперерез.
Он никак не мог понять, почему отец Эллисон разрешает ей иметь дружка-старшеклассника. Ведь Родни его ровесник. И, по его мнению, слишком взрослый для нее.
Эллисон чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав его голос, из чего стало ясно, что она его не заметила.
— А что тут такого? По крайней мере он уделяет мне внимание и приглашает погулять.
— Что ты хочешь этим сказать? А разве я не уделяю тебе внимание?
Она отвернулась и пошла по тропинке.
— Разве нет? — настаивал он на ответе, не отставая от нее.
Эллисон взглянула на него через плечо.
— Откуда же у тебя время на меня, если ты встречаешься с другими девчонками? Если бы твоя мама знала, сколько их у тебя, ее бы наверняка хватил удар.
— Не обо мне речь. Меня интересуешь ты. Она не останавливалась.
— А я не хочу с тобой разговаривать.
— Я это заметил еще полгода назад. Только не понял, почему? За что ты ко мне стала так относиться? Я думал, мы друзья.
Коул остановился, а Эллисон ушла немного вперед. Луна светила так ярко, что они отчетливо видели друг друга. Эллисон, обернувшись, внимательно посмотрела на Коула. Он крепко стоял на земле, слегка расставив ноги, засунув руки в карманы.
Эллисон, не торопясь, подошла к нему.
— А ты и не догадываешься? — спросила она.
Он покачал головой.
— Я знаю тебя всю жизнь. И мне кажется, я знаю о тебе все. Ты же меня не знаешь совсем, — наконец сказала она.
— Это не так. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. — И, немного помедлив, добавил:
— Думаешь, мне было не известно о твоих прогулках с кем попало?
Так, обмениваясь упреками, они незаметно пришли на ранчо и оказались в загоне для скота. Эллисон, скрестив руки на груди, оперлась спиной о стену сарая.
— Тебя не интересует, что я чувствую, что я думаю. В твоем представлении я — девчонка-сорванец, которая повсюду таскается за тобой, как верная собачонка.
— Неужели в этом все дело? Тебе кажется, что ты для меня ничего не значишь?
— Да. А может, и нет. Я не знаю. Наверное, все вместе. Мне просто надоели девчонки в школе, которые набиваются мне в подружки только для того, чтобы я пригласила их на ранчо. Как же, ты такая знаменитость! Староста класса, капитан футбольной команды, самый лучший ученик. Ты вообще самый лучший во всем, за что берешься, потому что ты из самой лучшей семьи — Коллоуэев.
— И что, это плохо?
— Конечно, нет. Коллоуэи должны быть такими.
— Тогда я не понимаю, в чем проблема.
— А ты и не поймешь.
— Так объясни мне по-человечески то, чего мне не дано понять.
Отвернувшись, она уставилась вдаль.
— А что ты делал, когда караулил меня под деревом?
— Волновался за тебя.
Не глядя в его сторону, она спросила:
— Почему?
— Потому что у Снайдера дурная репутация, и я не хотел, чтобы он вел себя с тобой так, как с другими девчонками.
Эллисон резко повернулась к нему лицом.
— Смешно слышать такое от тебя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты говоришь, у Родни дурная репутация. А разве не о тебе шепчутся девчонки из старших классов, да и из младших тоже? Всем интересно обсудить, как ты целуешься.
— Что ты сказала?
— Да-да, как ты целуешься. Родни тоже просил меня сегодня об этом, но я велела ему не распускать руки. «Коли занимаешься этим с Коллоуэем, почему не хочешь и со мной? Тоже мне краля», — передразнила она Родни и сердито вздернула подбородок. Луна ярко высветила ее лицо, и Коул заметил на щеках две серебристые дорожки от слез.
— О Эллисон, не плачь, — сказал Коул, притянув ее к себе.
Ей было так хорошо в его объятиях.
— Доберусь я до этого типа… Завтра же найду и сделаю из него отбивную. Как он посмел так говорить с тобой? Какое он имеет право?
Она уткнулась ему в грудь, и поэтому ее голос прозвучал совсем глухо:
— А разве ты не знаешь, что в школе все считают, будто мы с тобой спим? В их понимании я — часть наемной рабочей силы на вашем ранчо. Ведь мой отец — управляющий, ты — хозяйский сын. Так что сам Бог велел.
— Кто говорит про тебя эту чушь? Скажи мне — кто? Я им всем объясню…
— Тебе никто не поверит, Коул. Неужели не ясно? Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что всем известно… Всем известно… Как я отношусь к тебе. Всем… Кроме тебя.
Коул остолбенел. И, взглянув вниз, увидел только темную макушку Эллисон, так как лицо она спрятала у него на груди, и ее голос едва было слышно. Нет, она не могла сказать того, что он услышал. Она, конечно…
— Эллисон. Она молчала.
— Посмотри на меня, пожалуйста. Она медленно подняла голову и взглянула на него.
Слезы медленно текли по ее щекам. Внезапно нахлынувшее чувство вины чуть не бросило его перед ней на колени.
Эллисон — маленькая девочка с косичками, которая ходила за ним по пятам столько лет. Эллисон — его верная подружка. Эллисон — его любит!
— Милая, я и не догадывался, — прошептал он дрогнувшим голосом. Она отвела глаза.
— Какое это имеет значение.
— Очень большое.
— Вряд ли.
— Послушайте, мисс Хоти Эллисон Альварес. Для меня имеет огромное значение все, что связано с вами. Почему ты мне никогда не говорила об этом раньше?
— Потому что ты был слишком занят другими девчонками.
— Если я не ошибаюсь, это ревность.
— Вот уж нет.
— А если я тебе скажу, что все эти девчонки для меня на одно лицо? Что для меня существует только одна, и я хочу, чтобы только она была в моей жизни?
Она снова недоверчиво посмотрела на него.
— Не смейся надо мной, пожалуйста, Коул. Если наша дружба для тебя что-то значит, не стоит этим злоупотреблять.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй. Он почувствовал, как она замерла и тут же отпрянула от него.
— В чем дело? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
— Я же знаю, ты относишься ко мне, как к сестре.
Он засмеялся.
— А, так в этом дело? Тебе не понравился мой братский поцелуй? А что ты скажешь о таком?
В этот следующий поцелуй он вложил все свои чувства и весь опыт, полученный за последние два года упражнений в поцелуях с местными красотками. Чтобы не испугать Эллисон, он не хотел его поначалу затягивать, но стоило их губам соприкоснуться, они уже не могли оторваться друг от друга, дрожа, как в ознобе. Наконец он опомнился:
— А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец будет беспокоиться.
— Но, Коул…
— Я сказал, иди домой. Нам надо быть осторожными, чтобы не перейти границу раньше времени. Мне еще четыре года учиться, да и тебе тоже надо закончить школу и подумать о колледже, а потом…
— Коул, о чем ты?
— Я хочу сказать, что с этого момента ты — моя девушка. И я не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к тебе. Но и твоей неопытностью я не собираюсь воспользоваться. Ты меня слышишь? Ты еще маленькая, а у нас впереди масса времени — целая жизнь.
— Ты хочешь сказать, что мы отныне вместе?
— Совершенно верно.
— И ты больше не будешь встречаться с Дарлин? Или с Пегги? Или со Сью? Или с Дженнифер?
Он улыбнулся.
— Я не думал, что ты знаешь всех их наперечет.
— Мне все о тебе известно.
— Так уж и все?
— Абсолютно.
— Сомневаюсь. Но впредь так и будет. Пойдешь со мной на бал старшеклассников?
— Еще бы, Коул!
— Ладно. А теперь иди домой.. — Он быстро чмокнул ее в губы, повернулся и, подпрыгивая, понесся к Большому Дому. Эллисон очень хорошенькая и кого угодно может довести до греха.
Но, как говорит его отец, она достойна не только его любви, но и уважения. Он готов подождать, пока они поженятся, чтобы заниматься с ней любовью. Ее он может ждать сколько угодно, а всего несколько лет — просто ерунда…
А потом был самый черный день в его жизни. Коул вышел из Большого Дома через черный ход. Ему никого не хотелось видеть. Ему ни с кем не хотелось говорить. После того как все вернулись с кладбища, он сразу ушел.
Переодевшись в выцветшие джинсы, старую ковбойку и сбитые ботинки, он пошел в конюшню за своим четырехлетним мерином, которого два года назад в честь окончания школы подарил ему отец. С легкостью опытного наездника он оседлал его и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло и выехал за ворота.
Коул не хотел никого видеть, ему надоело снова и снова повторять одни и те же слова всем, выражающим сочувствие, больно было смотреть на горе и растерянность Кэмерона и маленького Коди. Его безумно раздражала тетя Летти, рассказывавшая всем, сколько раз она предупреждала своего брата, чтобы он не гонял с такой скоростью, а вот он ее не слушал.
Ему надо было уйти от них всех.
Коул проскакал несколько часов, но если бы кто-нибудь спросил его потом, где он был, он бы не смог ответить. Последний раз он ездил верхом с отцом.
Отец, почему ты со мной так обошелся? Ведь ты мне так нужен. Ты всегда был рядом. Какие бы проблемы у меня ни возникали. Помнишь, как мы ездили с тобой вместе верхом, ты и я? Ты мог ответить на любой мой вопрос, каким бы глупым он ни казался. Ты научил меня гордиться моей семьей и предками, тем, что я — из династии Коллоуэй.
Когда тетя Летти позвонила ему в колледж, где он учился уже второй год, и рассказала о случившемся, Коул не плакал. Он не плакал и тогда, когда приехал домой и увидел горе братьев и работников ранчо. Тетя сказала, что теперь он глава семьи, и все на нем. И он делал все, что положено в таких случаях: встречал множество людей, приходивших отдать последний долг одному из известнейших людей Техаса и выразить свое соболезнование. А потом Коул стоял над открытой могилой и стоически смотрел, как в нее опускают его отца и мать.
Несмотря на то что вокруг была целая толпа народа, рядом стояли братья и тетка, Коул чувствовал себя совершенно одиноким.
Он не был готов к случившемуся. Коулу казалось, что отец будет жить еще долго, ведь он был в самом расцвете сил. Он не должен был умереть. Во всяком случае — сейчас. Коул не хотел быть главой семьи. Ему еще надо было учиться. Они с отцом тщательно продумали всю его карьеру. Он был настоящим сыном своего отца. И должен был пойти по его стопам. Бог мой, но не теперь! Это уже невозможно.
Лошадь остановилась и принялась пить из ручья. Коул оглянулся и понял, что он возле старой запруды, в том секретном месте, куда отец впервые привел его еще ребенком и научил плавать. Научил быть мужественным.
Теперь уроки кончились. Он сам должен продолжить плавание.
Коул слез с лошади. Был октябрь, но день стоял жаркий. Сев на берегу, Коул снял ботинки и носки и опустил ноги в воду. Но вскоре ему захотелось искупаться.
Быстро стянув рубашку, джинсы и трусы, Коул бросился в воду. Стараниями отца бывшая запруда за минувшие годы превратилась в большой прекрасный пруд. Коулу вспомнилось немало счастливых минут, проведенных здесь с отцом… и с Эллисон.
Он видел Эллисон на похоронах. Она была рядом со своим отцом и почти не общалась с Коулом. Когда он уезжал в августе с ранчо в колледж, ему ужасно не хотелось расставаться с ней. И это раздражало его, потому что он не желал, чтобы кто бы то ни было имел над ним власть. Даже Эллисон.
Вот и сейчас он избегал ее, чувствуя, что слишком уязвим.
Коул долго плавал, пока его мускулы не стали дрожать от усталости, а боль во всем теле не вытеснила навязчивые мысли из головы. Лишь почувствовав, что сил больше нет, он встал ногами на дно и пошел к берегу.
Только тогда он заметил Эллисон, скромно сидевшую рядом с его одеждой.
— Я так и знала, что ты здесь, — сказала она, увидев, что он ее заметил.
— А что ты здесь делаешь?
— Я беспокоилась за тебя.
— Не стоит. Я могу и сам о себе побеспокоиться.
Он стоял в воде по пояс.
— А я и не говорю, что не можешь. Она явно не собиралась уходить. Обеими руками он откинул волосы с лица.
— Видишь ли, Эллисон, я, мягко говоря, не одет для беседы. Почему бы нам не встретиться попозже дома, в спокойной обстановке?
— Ты не сможешь мне показать ничего такого, чего я еще не видела, — сказала она, неуверенно улыбнувшись.
Но у него не было настроения шутить.
— Прекрасно, — сказал он и смело вышел из воды, направившись прямо к ней.
Коул отдавал себе отчет, какой это вызовет эффект. За последние два года его тело возмужало и окрепло не от тяжелой работы на ранчо, а от упорных занятий в гимнастическом зале. Внезапно расширившиеся глаза Эллисон красноречиво подтверждали, что есть существенная разница между телом десятилетнего мальчика и парня, которому двадцать.
Она быстро отвела глаза и стала разглядывать деревья, окружавшие пруд. Коул слегка обтерся рубашкой, не спеша натянул трусы и джинсы, и растянулся на траве рядом с Эллисон. Закинув руки за голову, он закрыл глаза.
Должно быть, он тотчас уснул, потому что, открыв глаза, он увидел, как удлинились тени, а поднявшийся ветерок шевелил листву на деревьях.
Эллисон спала рядом с ним.
Он мог по пальцам перечесть, сколько раз он видел ее спящей. Всякий раз это было, когда отцы брали их с собой в свои походы. Мужчины любили побродить по полям и лесам, а дети старались не отставать от них. Как давно это было.
Восемнадцатилетняя красавица, мирно спавшая рядом, очень мало напоминала ту девчушку с чумазым личиком и длинными черными косичками, с которой ему случалось лежать рядом во время привалов. Коул залюбовался ее нежной кожей, сметанно-белой, черными бровями вразлет. Ее длинные черные ресницы касались румяных щек. Коул вдруг почувствовал неодолимое желание провести ей пальцем по носу — от переносицы до вздернутого кончика, чтобы ощутить неповторимость его линии.
Ее губы были цвета зрелой, сочной малины. Он хорошо помнил их вкус. С тех пор, как он впервые поцеловал ее два года назад, они провели вместе немало часов, заполненных поцелуями и ласками, изучением друг друга, но он ни разу не перешел ту грань, за которой бы он не смог справиться со своим желанием, благо опыт помогал ему не заходить слишком далеко.
Он вдруг почувствовал, как изголодался по ее губам, и, будучи не в силах побороть искушение, склонился над ней и нежно коснулся ее губ.
Эллисон пошевелилась во сне, слегка прогнув спину, от чего приподнялась ее упругая грудь, и у него перехватило дыхание. Как прекрасны были ее черные блестящие волосы, тонкая талия, изящные линии бедра и точеные ножки с узкими лодыжками. Желание обожгло его.
Целуя Эллисон во второй раз, Коул почувствовал, что теряет голову. Не открывая глаз, она привлекла его к себе, и Коул с жаром откликнулся на ее ласку. Вырвавшийся из ее груди томный вздох он прервал страстным поцелуем. Ему не хватало воздуха, но как только он чуть-чуть ослабил объятия, Эллисон открыла глаза, смотревшие черной бездной, в которой, казалось, обитает ее душа.
— О, Коул. Я так соскучилась по тебе, — прошептала она, нежно касаясь пальцами его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Коул был доволен своей ученицей. В это лето они часто ходили к ручью. Эллисон уже совсем не боялась воды, хотя так и не решалась погружать лицо в воду.
Однажды, когда они сидели на берегу и кидали камешки в воду, Эллисон вдруг сказала:
— Знаешь, Коул, мне с тобой повезло. Ты для меня как брат, которого у меня никогда не было.
— А ты мне как сестра, которой у меня тоже никогда не было.
— Ты всегда будешь для меня самым лучшим братом.
— Ну и я, если понадобится, всегда тебя выручу Так и знай!
Коулу было четырнадцать, когда однажды после обеда отец сказал:
— Сын, мне надо с тобой поговорить. Пойдем в кабинет.
Коул посмотрел на мать, обвел взглядом остальных членов семьи, сидевших за столом. Казалось, никто из них в словах отца не видел ничего необычного.
— В чем дело, папа? — спросил он.
Отец, не ответив, встал из-за стола. Мать молча принялась убирать посуду. Пожав плечами, Коул пошел за отцом. В кабинете отец кивнул в сторону кресла у камина и, когда они сели, сказал:
— Знаешь, сынок, иногда очень трудно объяснить то, что случается в жизни. Коул заволновался:
— Что случилось, отец?
— В семействе Тони и Кетлин плохие новости. Похоже, у Кетлин запущенный рак, и ничего нельзя сделать. Врачи говорят, ей осталось жить всего несколько недель.
Коул в ужасе посмотрел на отца.
— Неужели мать Эллисон умирает?
— Да. Боюсь, что так. Я знаю, что вы с Эллисон близкие друзья. Ей собираются сказать об этом сегодня вечером. Вот мы и решили подготовить тебя, чтобы ты знал, что ей предстоит пережить.
Коул почувствовал, как к горлу подступил комок.
— А что же врачи?
— Говорят, что уже поздно… Поражен весь организм. Она давно чувствует себя неважно. Обратись она раньше, возможно, ей бы помогли. Но сейчас шансов нет.
Коул был потрясен. Ему так нравилась миссис Альварес, такая приветливая, она ни разу не повысила на него голос. У Коула слезы навернулись на глаза.
— Да, трудно такое понять и смириться. Но ты должен об этом знать. Эллисон будет нужен хороший друг рядом — Я всегда буду ей другом, папа. Всегда.
— Что хорошего ты нашла в Родни Снайдере? — строго крикнул Коул, как только дружок Эллисон отъехал. В тот вечер Коул поджидал ее, сидя под деревом и, как только она сошла с дороги на тропинку, сразу выскочил ей наперерез.
Он никак не мог понять, почему отец Эллисон разрешает ей иметь дружка-старшеклассника. Ведь Родни его ровесник. И, по его мнению, слишком взрослый для нее.
Эллисон чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав его голос, из чего стало ясно, что она его не заметила.
— А что тут такого? По крайней мере он уделяет мне внимание и приглашает погулять.
— Что ты хочешь этим сказать? А разве я не уделяю тебе внимание?
Она отвернулась и пошла по тропинке.
— Разве нет? — настаивал он на ответе, не отставая от нее.
Эллисон взглянула на него через плечо.
— Откуда же у тебя время на меня, если ты встречаешься с другими девчонками? Если бы твоя мама знала, сколько их у тебя, ее бы наверняка хватил удар.
— Не обо мне речь. Меня интересуешь ты. Она не останавливалась.
— А я не хочу с тобой разговаривать.
— Я это заметил еще полгода назад. Только не понял, почему? За что ты ко мне стала так относиться? Я думал, мы друзья.
Коул остановился, а Эллисон ушла немного вперед. Луна светила так ярко, что они отчетливо видели друг друга. Эллисон, обернувшись, внимательно посмотрела на Коула. Он крепко стоял на земле, слегка расставив ноги, засунув руки в карманы.
Эллисон, не торопясь, подошла к нему.
— А ты и не догадываешься? — спросила она.
Он покачал головой.
— Я знаю тебя всю жизнь. И мне кажется, я знаю о тебе все. Ты же меня не знаешь совсем, — наконец сказала она.
— Это не так. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. — И, немного помедлив, добавил:
— Думаешь, мне было не известно о твоих прогулках с кем попало?
Так, обмениваясь упреками, они незаметно пришли на ранчо и оказались в загоне для скота. Эллисон, скрестив руки на груди, оперлась спиной о стену сарая.
— Тебя не интересует, что я чувствую, что я думаю. В твоем представлении я — девчонка-сорванец, которая повсюду таскается за тобой, как верная собачонка.
— Неужели в этом все дело? Тебе кажется, что ты для меня ничего не значишь?
— Да. А может, и нет. Я не знаю. Наверное, все вместе. Мне просто надоели девчонки в школе, которые набиваются мне в подружки только для того, чтобы я пригласила их на ранчо. Как же, ты такая знаменитость! Староста класса, капитан футбольной команды, самый лучший ученик. Ты вообще самый лучший во всем, за что берешься, потому что ты из самой лучшей семьи — Коллоуэев.
— И что, это плохо?
— Конечно, нет. Коллоуэи должны быть такими.
— Тогда я не понимаю, в чем проблема.
— А ты и не поймешь.
— Так объясни мне по-человечески то, чего мне не дано понять.
Отвернувшись, она уставилась вдаль.
— А что ты делал, когда караулил меня под деревом?
— Волновался за тебя.
Не глядя в его сторону, она спросила:
— Почему?
— Потому что у Снайдера дурная репутация, и я не хотел, чтобы он вел себя с тобой так, как с другими девчонками.
Эллисон резко повернулась к нему лицом.
— Смешно слышать такое от тебя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты говоришь, у Родни дурная репутация. А разве не о тебе шепчутся девчонки из старших классов, да и из младших тоже? Всем интересно обсудить, как ты целуешься.
— Что ты сказала?
— Да-да, как ты целуешься. Родни тоже просил меня сегодня об этом, но я велела ему не распускать руки. «Коли занимаешься этим с Коллоуэем, почему не хочешь и со мной? Тоже мне краля», — передразнила она Родни и сердито вздернула подбородок. Луна ярко высветила ее лицо, и Коул заметил на щеках две серебристые дорожки от слез.
— О Эллисон, не плачь, — сказал Коул, притянув ее к себе.
Ей было так хорошо в его объятиях.
— Доберусь я до этого типа… Завтра же найду и сделаю из него отбивную. Как он посмел так говорить с тобой? Какое он имеет право?
Она уткнулась ему в грудь, и поэтому ее голос прозвучал совсем глухо:
— А разве ты не знаешь, что в школе все считают, будто мы с тобой спим? В их понимании я — часть наемной рабочей силы на вашем ранчо. Ведь мой отец — управляющий, ты — хозяйский сын. Так что сам Бог велел.
— Кто говорит про тебя эту чушь? Скажи мне — кто? Я им всем объясню…
— Тебе никто не поверит, Коул. Неужели не ясно? Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что всем известно… Всем известно… Как я отношусь к тебе. Всем… Кроме тебя.
Коул остолбенел. И, взглянув вниз, увидел только темную макушку Эллисон, так как лицо она спрятала у него на груди, и ее голос едва было слышно. Нет, она не могла сказать того, что он услышал. Она, конечно…
— Эллисон. Она молчала.
— Посмотри на меня, пожалуйста. Она медленно подняла голову и взглянула на него.
Слезы медленно текли по ее щекам. Внезапно нахлынувшее чувство вины чуть не бросило его перед ней на колени.
Эллисон — маленькая девочка с косичками, которая ходила за ним по пятам столько лет. Эллисон — его верная подружка. Эллисон — его любит!
— Милая, я и не догадывался, — прошептал он дрогнувшим голосом. Она отвела глаза.
— Какое это имеет значение.
— Очень большое.
— Вряд ли.
— Послушайте, мисс Хоти Эллисон Альварес. Для меня имеет огромное значение все, что связано с вами. Почему ты мне никогда не говорила об этом раньше?
— Потому что ты был слишком занят другими девчонками.
— Если я не ошибаюсь, это ревность.
— Вот уж нет.
— А если я тебе скажу, что все эти девчонки для меня на одно лицо? Что для меня существует только одна, и я хочу, чтобы только она была в моей жизни?
Она снова недоверчиво посмотрела на него.
— Не смейся надо мной, пожалуйста, Коул. Если наша дружба для тебя что-то значит, не стоит этим злоупотреблять.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй. Он почувствовал, как она замерла и тут же отпрянула от него.
— В чем дело? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
— Я же знаю, ты относишься ко мне, как к сестре.
Он засмеялся.
— А, так в этом дело? Тебе не понравился мой братский поцелуй? А что ты скажешь о таком?
В этот следующий поцелуй он вложил все свои чувства и весь опыт, полученный за последние два года упражнений в поцелуях с местными красотками. Чтобы не испугать Эллисон, он не хотел его поначалу затягивать, но стоило их губам соприкоснуться, они уже не могли оторваться друг от друга, дрожа, как в ознобе. Наконец он опомнился:
— А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец будет беспокоиться.
— Но, Коул…
— Я сказал, иди домой. Нам надо быть осторожными, чтобы не перейти границу раньше времени. Мне еще четыре года учиться, да и тебе тоже надо закончить школу и подумать о колледже, а потом…
— Коул, о чем ты?
— Я хочу сказать, что с этого момента ты — моя девушка. И я не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к тебе. Но и твоей неопытностью я не собираюсь воспользоваться. Ты меня слышишь? Ты еще маленькая, а у нас впереди масса времени — целая жизнь.
— Ты хочешь сказать, что мы отныне вместе?
— Совершенно верно.
— И ты больше не будешь встречаться с Дарлин? Или с Пегги? Или со Сью? Или с Дженнифер?
Он улыбнулся.
— Я не думал, что ты знаешь всех их наперечет.
— Мне все о тебе известно.
— Так уж и все?
— Абсолютно.
— Сомневаюсь. Но впредь так и будет. Пойдешь со мной на бал старшеклассников?
— Еще бы, Коул!
— Ладно. А теперь иди домой.. — Он быстро чмокнул ее в губы, повернулся и, подпрыгивая, понесся к Большому Дому. Эллисон очень хорошенькая и кого угодно может довести до греха.
Но, как говорит его отец, она достойна не только его любви, но и уважения. Он готов подождать, пока они поженятся, чтобы заниматься с ней любовью. Ее он может ждать сколько угодно, а всего несколько лет — просто ерунда…
А потом был самый черный день в его жизни. Коул вышел из Большого Дома через черный ход. Ему никого не хотелось видеть. Ему ни с кем не хотелось говорить. После того как все вернулись с кладбища, он сразу ушел.
Переодевшись в выцветшие джинсы, старую ковбойку и сбитые ботинки, он пошел в конюшню за своим четырехлетним мерином, которого два года назад в честь окончания школы подарил ему отец. С легкостью опытного наездника он оседлал его и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло и выехал за ворота.
Коул не хотел никого видеть, ему надоело снова и снова повторять одни и те же слова всем, выражающим сочувствие, больно было смотреть на горе и растерянность Кэмерона и маленького Коди. Его безумно раздражала тетя Летти, рассказывавшая всем, сколько раз она предупреждала своего брата, чтобы он не гонял с такой скоростью, а вот он ее не слушал.
Ему надо было уйти от них всех.
Коул проскакал несколько часов, но если бы кто-нибудь спросил его потом, где он был, он бы не смог ответить. Последний раз он ездил верхом с отцом.
Отец, почему ты со мной так обошелся? Ведь ты мне так нужен. Ты всегда был рядом. Какие бы проблемы у меня ни возникали. Помнишь, как мы ездили с тобой вместе верхом, ты и я? Ты мог ответить на любой мой вопрос, каким бы глупым он ни казался. Ты научил меня гордиться моей семьей и предками, тем, что я — из династии Коллоуэй.
Когда тетя Летти позвонила ему в колледж, где он учился уже второй год, и рассказала о случившемся, Коул не плакал. Он не плакал и тогда, когда приехал домой и увидел горе братьев и работников ранчо. Тетя сказала, что теперь он глава семьи, и все на нем. И он делал все, что положено в таких случаях: встречал множество людей, приходивших отдать последний долг одному из известнейших людей Техаса и выразить свое соболезнование. А потом Коул стоял над открытой могилой и стоически смотрел, как в нее опускают его отца и мать.
Несмотря на то что вокруг была целая толпа народа, рядом стояли братья и тетка, Коул чувствовал себя совершенно одиноким.
Он не был готов к случившемуся. Коулу казалось, что отец будет жить еще долго, ведь он был в самом расцвете сил. Он не должен был умереть. Во всяком случае — сейчас. Коул не хотел быть главой семьи. Ему еще надо было учиться. Они с отцом тщательно продумали всю его карьеру. Он был настоящим сыном своего отца. И должен был пойти по его стопам. Бог мой, но не теперь! Это уже невозможно.
Лошадь остановилась и принялась пить из ручья. Коул оглянулся и понял, что он возле старой запруды, в том секретном месте, куда отец впервые привел его еще ребенком и научил плавать. Научил быть мужественным.
Теперь уроки кончились. Он сам должен продолжить плавание.
Коул слез с лошади. Был октябрь, но день стоял жаркий. Сев на берегу, Коул снял ботинки и носки и опустил ноги в воду. Но вскоре ему захотелось искупаться.
Быстро стянув рубашку, джинсы и трусы, Коул бросился в воду. Стараниями отца бывшая запруда за минувшие годы превратилась в большой прекрасный пруд. Коулу вспомнилось немало счастливых минут, проведенных здесь с отцом… и с Эллисон.
Он видел Эллисон на похоронах. Она была рядом со своим отцом и почти не общалась с Коулом. Когда он уезжал в августе с ранчо в колледж, ему ужасно не хотелось расставаться с ней. И это раздражало его, потому что он не желал, чтобы кто бы то ни было имел над ним власть. Даже Эллисон.
Вот и сейчас он избегал ее, чувствуя, что слишком уязвим.
Коул долго плавал, пока его мускулы не стали дрожать от усталости, а боль во всем теле не вытеснила навязчивые мысли из головы. Лишь почувствовав, что сил больше нет, он встал ногами на дно и пошел к берегу.
Только тогда он заметил Эллисон, скромно сидевшую рядом с его одеждой.
— Я так и знала, что ты здесь, — сказала она, увидев, что он ее заметил.
— А что ты здесь делаешь?
— Я беспокоилась за тебя.
— Не стоит. Я могу и сам о себе побеспокоиться.
Он стоял в воде по пояс.
— А я и не говорю, что не можешь. Она явно не собиралась уходить. Обеими руками он откинул волосы с лица.
— Видишь ли, Эллисон, я, мягко говоря, не одет для беседы. Почему бы нам не встретиться попозже дома, в спокойной обстановке?
— Ты не сможешь мне показать ничего такого, чего я еще не видела, — сказала она, неуверенно улыбнувшись.
Но у него не было настроения шутить.
— Прекрасно, — сказал он и смело вышел из воды, направившись прямо к ней.
Коул отдавал себе отчет, какой это вызовет эффект. За последние два года его тело возмужало и окрепло не от тяжелой работы на ранчо, а от упорных занятий в гимнастическом зале. Внезапно расширившиеся глаза Эллисон красноречиво подтверждали, что есть существенная разница между телом десятилетнего мальчика и парня, которому двадцать.
Она быстро отвела глаза и стала разглядывать деревья, окружавшие пруд. Коул слегка обтерся рубашкой, не спеша натянул трусы и джинсы, и растянулся на траве рядом с Эллисон. Закинув руки за голову, он закрыл глаза.
Должно быть, он тотчас уснул, потому что, открыв глаза, он увидел, как удлинились тени, а поднявшийся ветерок шевелил листву на деревьях.
Эллисон спала рядом с ним.
Он мог по пальцам перечесть, сколько раз он видел ее спящей. Всякий раз это было, когда отцы брали их с собой в свои походы. Мужчины любили побродить по полям и лесам, а дети старались не отставать от них. Как давно это было.
Восемнадцатилетняя красавица, мирно спавшая рядом, очень мало напоминала ту девчушку с чумазым личиком и длинными черными косичками, с которой ему случалось лежать рядом во время привалов. Коул залюбовался ее нежной кожей, сметанно-белой, черными бровями вразлет. Ее длинные черные ресницы касались румяных щек. Коул вдруг почувствовал неодолимое желание провести ей пальцем по носу — от переносицы до вздернутого кончика, чтобы ощутить неповторимость его линии.
Ее губы были цвета зрелой, сочной малины. Он хорошо помнил их вкус. С тех пор, как он впервые поцеловал ее два года назад, они провели вместе немало часов, заполненных поцелуями и ласками, изучением друг друга, но он ни разу не перешел ту грань, за которой бы он не смог справиться со своим желанием, благо опыт помогал ему не заходить слишком далеко.
Он вдруг почувствовал, как изголодался по ее губам, и, будучи не в силах побороть искушение, склонился над ней и нежно коснулся ее губ.
Эллисон пошевелилась во сне, слегка прогнув спину, от чего приподнялась ее упругая грудь, и у него перехватило дыхание. Как прекрасны были ее черные блестящие волосы, тонкая талия, изящные линии бедра и точеные ножки с узкими лодыжками. Желание обожгло его.
Целуя Эллисон во второй раз, Коул почувствовал, что теряет голову. Не открывая глаз, она привлекла его к себе, и Коул с жаром откликнулся на ее ласку. Вырвавшийся из ее груди томный вздох он прервал страстным поцелуем. Ему не хватало воздуха, но как только он чуть-чуть ослабил объятия, Эллисон открыла глаза, смотревшие черной бездной, в которой, казалось, обитает ее душа.
— О, Коул. Я так соскучилась по тебе, — прошептала она, нежно касаясь пальцами его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15