Людмиле он перезвонит потом из машины, когда встанет где-нибудь в пробке на Профсоюзном проспекте, Витю Бакланова наберет из офиса, а вот кто этот неопознанный? Может, это из канцелярии генерального?
Впрочем, что гадать. Перезвонят, если надо.
С Людмилой у Дюрыгина отношения просто образцово-классные.
Он целых полтора года выводил привередливую Людку в такой формат, чтобы ему – минимум ответственности и обязанностей, а от нее – максимум самоотдачи, верности и тепла.
Приятели наверняка завидуют ему.
Особенно женатые.
Людмила – бывшая чемпионка Федерации по прыжкам в воду, призерша Олимпийских игр. Фигура – умопомрачительная.
И что ценно – сама приедет на уикенд, за ней и заезжать никогда не надо, своя машинка у нее, и приедет всегда со своей снедью, сготовит, в квартире бардак приберет, вещи его после стиральной машины погладит.
Сын Людмилы, двенадцати лет, на все выходные всегда к ее бывшему супругу отбывает – матери руки развязывает.
Людмила сама тренером работает в модном шейпинг-фитнес-фигитнесс-клубе. Деньги неплохие зарабатывает. И отношениями с Дюрыгиным гордится.
Пара они.
Сам-то Дюрыгин – известный продюсер и режиссер.
И телеведущим успел достаточно побыть. Настолько достаточно, чтобы гаишная шобла придорожных милиционеров вежливо его узнавала и если что, отпускала поздорову-подобру от греха – а то ведь с этими журналистами можно и на гласность нарваться!
***
Московское утро.
«Хонда» весело катила по Профсоюзному.
Удивительно, полдвенадцатого, а пробки нет.
Что эти думские и из министерств? Уже все проехали? Или они все в Питер подались на юбилей реки Невы и Ладожского озера с Вороньим камнем? Вслед за главным питерским уроженцем.
Они лет шесть тому назад с ребятами канала АРТВ как-то специально ездили в Питер снимать родной двор державного начальника, где будущий порфироноситель много лет назад прыгал с дровяных сараев и, играя в войнушку, вместо «лимонок» бросал в неприятеля вывернутые в подъезде лампочки. Басков переулок, а номер дома Дюрыгин уже позабыл.
Помнил только, что неподалеку от державных пенат возвышалось строгое военное здание. Может, оттуда в далеком пятьдесят седьмом, наблюдая за невинными детскими забавами мальцов-огольцов с Баскова, некий прозорливый аналитик отдела кадров в погонах майора и вычислил и предугадал в пацане Вове будущего царя?
Однако зря надеялся и напрасно радовался Дюрыгин.
На траверсе гостиницы ЦК Профсоюзов встал-таки в пробке.
Сейчас, что ли, этого фокусника-премьера в его Белый дом повезут?
Дюрыгину нравился придуманный одним его приятелем образ фокусника, достающего шарики изо рта и зайцев из шляпы, так удачно и остроумно подходивший к их нынешнему главе правительства.
Похож!
Вот уж на все сто процентов похож!
Тоненько и мелодично запел телефон, музыкальная система, управляемая умным компьютером, автоматически убавила звук.
– Але? Валерий Максимович? – Дюрыгин узнал в гарнитуре голосок Оленьки, секретарши самого главного. – С Михаилом Викторовичем можете разговаривать?
С самым главным Дюрыгин не то что из машины мог разговаривать, да будь он в постели с Дженнифер Лопес или в сортире – всегда и в любом виде стал бы он говорить с самим Михаилом Викторовичем!
– Соединяю, – бодренько пискнула в трубку секретарша.
Пискнула и не соединила.
Обманула или связь оборвалась?
Дюрыгин, заходя в приемную самого главного, всегда пялился на ювелирно-аккуратные очертания Оленькиной фигурки и, грешен, – рисовал себе в своем испорченном воображении эротические картинки соития Оленьки с ее шефом.
Может, она и теперь как раз занялась напряженными чреслами его высокопревосходительства?
Но нет, вот снова тренькнуло и соединилось.
– Валера? – Дюрыгин услыхал в правом ухе неповторимый тембр голоса шефа. – Говорить можешь?
– Могу, – ответил Люрыгин, пропуская из правого ряда наглую девицу на красной «Рено».
– Я насчет твоей заявки. Там не все однозначно, мне твоя идея нравится, но ты сам знаешь твой главный минус.
– Знаю, – покорно согласился в гарнитуру Дюрыгин.
– В общем, старина, если надыбаешь классную ведущую, я твой союзник.
– Сколько у меня еще времени? – спросил Дюрыгин
– Если начинать шоу в сентябре, – задумчиво пробормотал главный, – если начинать шоу в сентябре, то у тебя еще… еще шесть недель.
Шесть недель.
Велика Москва, как говорил комиссар Клочков, но в иной ситуации хорошую ведущую на этой самой Москве и в шесть месяцев не найдешь.
***
Наташка оказалась предательницей.
Агаша давно смутно подозревала, что подруга ее рано или поздно бросит где-нибудь раненую помирать – не вынесет с поля боя, не подаст руки, не кинет круг.
На работе в кафе, когда выдалась свободная минутка, полезла Агаша в сумочку и визитки вчерашнего Джона не обнаружила. Ах, какая она доверчивая дура!
И ведь даже не догадалась списать номер или вбить его в память телефона.
Теперь на встречу с продюсером пойдет Наташка, а Агаша останется ни с чем.
И вот сейчас, пока Агаша на своей смене, Наташка наверняка звонит Джону и договаривается с ним о пробах, о кастинге или о чем-то еще. Дружба дружбой, а телевизионная карьера врозь.
Агаша вздохнула горестно. Вздохнула, вспомнив, как однажды чуть не влипла в жуткую историю из-за Наташки. Они тогда первый год жили в Москве – «зелеными» дурочками были совсем. Агаша тогда в Ипполитова-Иванова экзамены завалила и решила остаться в столице, на следующее лето снова поступать. Ну и затащила ее Наташка утешаться в одно «нерусское» кафе. И поволокли обеих в тесную гардеробную, мол, давайте, девчонки, порадуйте братских представителей Кавказа…
Хитрая Наташка тогда в туалет попросилась – ее пустили, а один гад на дверях встал сторожить. Но она – ловкая такая, через окошко под потолком сперва в мужской туалет переползла, а оттуда через окно на улицу.
И не вернулась. И милицию не вызвала даже.
Агашу тогда просто чудо спасло – в кафе завалилась огромная разбитная компания человек в десять, отпустили ее кавказцы, хоть и ужасные морды при этом у них были.
А дома вечером Наташка сказала, что в милицию бесполезно, дохлый номер в таких случаях обращаться, менты сами заставили бы всей смене сосать. Агаша благодарила Бога, что все обошлось, но не могла понять: почему Наташка не вернулась за ней, бросила подругу одну? Две недели злилась, хотела даже с квартиры от нее с другой компаньонкой отъезжать, но потом отошла.
Помирились до поры. Год вместе прожили и вот увлеклись идеей на телевидение просочиться. Сперва в массовки, а оттуда – кто знает?
Агаша смену еле-еле доработала. Так устала, что почти половину от своих чаевых, заработанных натруженными ножками, решила истратить на такси. Вернее, на частника, потому как на такси из Текстильщиков до Новогиреева и всей суммы едва бы хватило. Приехала, ввалилась – сил не было уже даже душ принять, не то что на чай да на разговоры. А Наташка вся светилась и, судя по всему, как раз нуждалась в слушателе.
– Ну что? – спросила Агаша, валясь лицом на подушку. – Изменила мне? С Джоном встречалась?
– Ага, встречалась, – бесстыдно призналась подруга. И тут же поспешно принялась оправдываться: – Ты понимаешь, я бы и тебя обязательно взяла бы с собой и без тебя бы ни за что одна бы не поехала, но ты ведь в своем кафе сегодня, а у меня выходной. Я позвонила, дай, думаю, узнаю, есть ли он вообще, этот Джон, на белом свете, или все это вранье. А он возьми да и предложи мне сразу на встречу к нему приехать. Я тебе уже хотела звонить…
– Да не ври ты, – сквозь подступающий сон пробормотала Агаша в подушку, – ты же его визитку у меня из сумочки украла, а говоришь, хотела потом позвонить.
Обидно было Агаше. Обидно, что предала ее Наташка, в третий раз уже предала. Но спать хотелось ужасно.
– Утром поговорим, – пробормотала Агаша, засыпая.
А утром Наташка собиралась на работу в свой магазин. Не магазин даже, а ларек на метро «Войковская». Собиралась и, как всегда, опаздывала.
– Ну, рассказывай, что там у вас вчера с этим Джоном было? – спросила Агаша, почистив зубы и поплескав на мордашку.
Наташка в предстартовой суматохе металась по квартирке. Из ванной на кухню – из кухни в комнату, смешная-заполошная в черном лифчике и белых кружевных стрингах.
– Лак мой не брала?
– Не брала я твой лак, ты про Джона-то расскажи!
– Слушай, некогда мне, Агаша, опять на работу опаздываю, Тофик мне морду набьет, ей-богу!
– Ну так отдай тогда мне визитку Джона, – ровным тоном попросила Агаша, – у меня сегодня выходной, и я ему позвоню.
И тут Наташка застыла на месте. Сжалась вся, губы в струнку стянула, напряглась, как кошка при виде собаки.
– Слушай, а ведь Джон просил меня, чтоб больше никому его телефон не давать.
Сказала – и глядит не мигая. Агашу даже оторопь взяла. А Наташка совсем стыд потеряла. Перешагнула за пограничную черту дозволенного и, преодолев ее, решила идти ва-банк.
– Погоди, постой, но ведь он сам мне первой свой телефон дал, и ты у меня его попросту вытащила, – беспомощная перед вопиющей ложью и обезоруженная жуткой несправедливостью подруги, лепетала Агаша.
А Наташка с колготками в руках тут и выдала:
– Ну и что, что тебе первой дал, надо было первой и звонить, тут, подруга, кто первый съел, тот и смел.
Агаша даже поперхнулась от такого поворота в Наташкиной логике.
– Значит, не дашь телефон?
– Значит, не дам, и не обижайся.
Хлопнула за «компаньонкой» дверь. Агаша так и осталась сидеть на неубранной кровати, опустошенная и брошенная.
– Надо искать, с кем другую квартиру снимать, – сказала она себе и, вздохнув, повалилась спиной в подушки.
***
– У нас в прямом эфире Ирма Вальберс. Здравствуй, Ирма!
– Здравствуй, Сережа.
Джон стоял, прислонившись спиной к стене так называемой «большой» эфирной студии, откуда делались передачи с приглашенными гостями.
На самом деле «большой» эта студия называлась с большой натяжкой, как условно называются «большими» комары или муравьи. Комнатка пять на четыре, где посредине стоит эфирный микшерский пульт с диск-жокеем, а напротив, впритык к пульту, придвинут стол, на который можно поставить три микрофона и посадить максимум трех гостей.
На радио по сравнению с телевизионными масштабами вообще все всегда гораздо меньших размеров. И студии, и сами АСБ, и деньги, что вертятся здесь, да и сами люди – соответственно. И пенисы у этих людей – тоже короче и меньше, во всяком случае Джон был в этом уверен. Он всегда считал себя человеком более телевизионным, чем радийным, но не брезговал и на радио частенько забегать, обделывая здесь всякие свои делишки.
Вот и сегодня – это он привел на утренний эфир Ирму Вальберс. Привел ее в эфир к диджею Сереже Мирскому за тысячу долларов своих административно-посреднических.
Ирма, естественно, ничего об этом не знает, а Джону лишняя тонна грюников никак не помешает. В этом вся его останкинская жизнь – крутись, вертись, прокручивай поганки.
Он наблюдал за тем, как Мирский раскручивает Ирмочку на то, чтобы та сказала в эфир какую-нибудь сальную непристойность.
Тесная студия. Даже дивана здесь не поставить, чтобы сопровождающим с комфортом присесть.
Джон вспомнил, как однажды был здесь с ребятами из «Мазерз Продакшн», которые привозили в Москву группу «Грин Калчур». Трех англичан-музыкантов рассадили тогда за столик с микрофонами, рядом на корточках примостился программный директор, у того на спине сидели продюсеры из «Мазере» и администраторы с канала МТБ. Да еще вдоль стен, подобно кариатидам, подпирая низкий в дырочках подвесной потолок, теснились охранники, которых по договору с принимающей стороной «Грин-калчуровцы» таскали за собою даже в ванную и в туалет.
Вот на телевидении, в АСБ-1, – там да. Где деньги, там и простор. И наоборот, где простор, там и деньги.
Но и радио тоже иногда бывает полезным. Радио – этот младший робкий брат большого и сильного брата – телевидения. Это все знают.
Мирский уже вошел в раж и, соря повсюду своими привычными, ставшими частью его имиджа орешками и чипсами, крутился на стуле, елозил толстым неспортивным задом, хохотал, хихикал, повизгивал своим шуточкам и все подводил Ирму к тому, чтобы в тон ему, пошляку, та сказала в эфире что-нибудь этакое сексуально-непристойное.
– Ирмочка, скажи пожалуйста, а ты когда у себя в квартире одна, вот ты утром встаешь – ты голая по квартире расхаживаешь: На кухню, в ванную, в бассейн? У тебя есть в квартире бассейн?
– Я, Сереженька, не в квартире, я на даче живу.
– По Рублевке, что ли?
– Нет, по Киевскому, в Переделкино.
– Ух ты, тоже неплохо! Бибигона там голого не видала?
– Нет, голого Бибигона не видела.
– А на меня голого хочешь посмотреть?
– Нет, Сережа, на тебя голого не хочу.
– Но если захочешь, Ирмочка, я к твоим услугам, – Мирский в очередной раз неуклюже подпрыгнул на стуле и, зайдясь в восторге, протяжно крикнул:
– У нас в эфире секс-идол и одновременно секс-символ современности Ирррр-ма Вальберррррррс! Она разыгрывает в эфире сексуальные призы от нашей сексуальной радиостанции! Сегодня это чашки в виде, пардон, в виде задницы, очень такие красивые чашки или, вернее, кружки, из которых удобно и приятно пить чай по утрам и вечерам. А еще, глядя на эти кружки, можно мечтать о маленькой круглой попочке Ирмы Вальберс.
– Или о большой толстой заднице моего визави Сережи Мирского, – вставила-таки Ирмочка.
– Правильно, дорогая Ирма, if you feel lonely tonight you may dream of my sweet ass.
– Это ты по-какому сказал?
– По-иностранному, Ирмочка, прости, дорогая, но я еще хочу напомнить нашим радиослушателям телефон, по которому надо звонить, чтобы выиграть кружку в виде попочки, похожей на попку нашей Ирмы, это телефон нашей студии: 888-5-888. Легко запомнить, звоните и выигрывайте, а мне, как самому главному победителю, представится возможность воочию полюбоваться попкой Ирмы Вальберс.
– Воочию? – изумилась Ирма. – Ты хочешь сказать, что у попки есть очи?
– Да, есть, – в очередной раз подпрыгнул в своем кресле Мирский, – недаром обитатели тюрем на своей фене попу еще называют «очком», впрочем, по этому поводу есть анекдот, но я расскажу его после песни «Буча-Буча-Буча» в исполнении ансамбля «Загадка Би», которую мы сейчас будем все вместе слушать…
***
Агаша, сама не зная, зачем она это делает, взяла и набрала номер.
Наташка номер продюсера Джона украла, что теперь ей остается? Только и остается, что звонить на радио.
Три восьмерки, пять и снова три восьмерки. Все равно ведь не попаду! Агаша затосковала. Ну что за жизнь! В Ипполитова-Иванова не поступила, и еще не известно, поступит ли в этом году, Наташка обманула… Бах – попала! Вызов… Длинные гудки.
Голос оператора:
– Вы позвонили на «Москва-Сити FM», не отсоединяйтесь, сейчас вам ответят…
Агаша даже дышать перестала.
Лежала с закрытыми глазами на спине и только слушала музыку, доносившуюся из радиоприемника. И такая же музыка, только с секундным отставанием, слышалась в телефоне.
– Алло, вы еще не отсоединились, хорошо, сейчас вас переключаю на эфир.
Музыка в телефоне сменилась узнаваемым голосом Сережи Мирского.
– Алло, мы вас слушаем, представьтесь, пожалуйста, вы в прямом эфире «Москва-Сити FM».
– Меня зовут Агата, – сказала Агаша и вздрогнула, вдруг услышав свой голос в приемнике.
– Радио у себя сделайте только потише, Агата, чтобы микрофон не заводился, – фамильярно заговорил Мирский, – и ответьте на наш вопрос, Агаточка, а вопрос вот такой в связи с вашим именем… Скажите, как вас называет ваш любимый мальчик, или муж, или любовник, когда вас начинает обнимать и целовать? Он называет вас Агата или Агаточка? Или Агафончик?
Агаша почувствовала, что краснеет. Она уже сильно пожалела, что позвонила в этот эфир, черт ее дернул!
– Нет, никак не зовет, – выдавила она.
Он что же у вас, глухонемой? – спросил Мирский. Спросил и, не дожидаясь ответа, тут же принялся комментировать: – Представляешь, Ирма, у Агаты такой парень, что он только сопит и молчит, сопит и молчит и никак не называет свою красавицу – Агату, никак. А ведь существует поговорка: берешься за грудь, говори что-нибудь. Вот я, когда беру девушку за грудь, я всегда так нежно ей шепчу, Ирррррр-мочка, Ирррр-мочка моя дорррррррогая!
Агаша уже собралась дать отбой, как Сережа Мирский вдруг прокричал:
– Дорогие радиослушатели, Агата выиграла две кружки с задницами – с моей и с попкой Ирмы Вальберс, выиграла, потому что у нее глухонемой любовник, одна кружка ему, другая Агате, Агата, вы не отсоединяйтесь, наш администратор вам сейчас скажет, куда и как подъехать за выигранными вами призами…
ГЛАВА 2
РАДИО «МОСКВА-СИТИ FM»
Дюрыгин поморщился.
– Какая пошлость, е-мое!
Но сделал радио погромче.
Этот Мирский – воплощенная распущенность, а было бы здорово в контрасте с миленькой Ирмой попробовать его в телеэфире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25