Я буду говорить, а ты считай. Во-первых, каждый пассажир за два-три стакана выпитого чаю вместо пятнадцати - двадцати копеек дает вам по рублю? Дает. И вы берете? Берете. - Не ожидая подтверждения Али-балы, Дадаш продолжал: - Во-вторых, после каждого рейса вы мешками собираете в купе пустые бутылки и сдаете их? Сдаете. Точнее сказать, продаете и от этого кое-что тоже кладете в карман? Кладете. И я еще говорю о мелочах, о том, что на виду у всех. Ну, а то, что каждый раз ты покупаешь в Москве ходовые товары и привозишь их в Баку, - это что, не в счет? А что берете безбилетных пассажиров и везете их иногда по нескольку перегонов - это что, вы делаете задарма? Рискуете, что составят акт, дадут выговор или вытурят с работы за красивые глаза безбилетников, а? Продолжать или достаточно?
- Посуду собираем, сдаем. Чаевые бывают, но мы их не просим, - ответил Алибала. - А безбилетников я не вожу... И торговлей дефицитом не занимаюсь.
- Возможно, вдвоем с женой вы прокормитесь. Но вот Садых и другие подобные ему - они ведь ничем не брезгуют? Моя купля-продажа - это, по-твоему, спекуляция. Что ж, пусть будет по-твоему; Но я ставлю эту торговлю выше собирания и продажи пустых бутылок, оставленных кем-то в купе. Мое дело все же достойнее!
Дадаш подошел к столу, сел.
Алибала допил минеральную воду, оставшуюся в фужере.
- Я тебя не оскорбляю, Дадаш. Я высказал тебе свое мнение, не задевая твоего достоинства. Но ты моего достоинства не щадишь. Выходит, ты плохо обо мне думаешь. Так вот знай: никогда и ни перед кем я не унижался. Не унижался и не подхалимничал ради двух-трех рублей. Никогда не брал с пассажиров лишней копейки за выпитый чай. Это во-первых. Во-вторых, о бутылках.
Ты верно заметил, что каждый раз после рейса в вагоне их остается немало. Проводникам приходится их убирать. Что делать с этими бутылками? Выбрасывать, засорять пристанционную территорию, бить? Собираем, сдаем. Ничего унизительного тут не вижу.
- Это зависит от человека, Алибала.
- Я не считаю себя ниже кого-нибудь. И вовсе не раскаиваюсь, что работаю проводником. Не всем быть учеными, начальниками. Нужны люди и в сфере обслуживания. И я один из них. Если каменщик служит людям тем, что строит для них дома, портной - тем, что шьет им одежду, то проводник - тем, что заботится об их удобствах в дороге.
Дадаш снова встал и зашагал по комнате.
В груди у Алибалы жгло, словно он съел целую тарелку маринованных баклажанов.
Он наполнил фужер минеральной водой и выпил ее.
- Ты презираешь мою работу, Дадаш, высмеиваешь меня, а я презираю твой бизнес. Меня на мою работу поставило государство. А кто тебя просил стать между магазином и покупателем? Или ты продаешь свое? Люди не могут найти необходимого, а такие, как ты, через нечестных людей заранее узнают, где что будет продаваться, и тучей, как коршуны на падаль, набрасываются на товар, закупают все, до нитки, берут товар со складов и баз, а потом по цене, которую им вздумается назначить, реализуют. И еще хотят ходить, высоко задрав голову. Спекулянт, ты меня извини, - это вор, рука которого постоянно шарит в народном кармане...
- А ты, конечно, благодетель, который только и думает о других, о пользе людей... - начал Дадаш, но его прервал продолжительный звонок телефона. Дадаш поднял трубку. - Да, да, - сказал он телефонистке и обратился к Алибале: Баку. Соединяют.
Алибала поднял трубку.
- Алло, я слушаю.
Телефонистка сказала, что несколько раз набирала номер телефона, но никто не отвечает.
- Опять не отвечает?
Алибала обеспокоился. Был уже одиннадцатый час вечера. Куда могла уйти Хырдаханум в такую пору, тем более что ожидает звонка?
- Не знаю, дочка, что и сказать... Если не отвечает, то что можно сделать?
- Аннулировать заказ?
- Ну что ж... придется аннулировать.
Алибала наверняка знал, что Хырдаханум должна быть дома, что она ждет его звонка и весь день сидит у телефона... Неужели этот проклятый телефон опять испортился? АТС-61 работала из рук вон плохо, жители микрорайона постоянно на это жаловались, к ним иногда просто невозможно было дозвониться: когда ни наберешь номер, или не отвечает, или занято. Оставалось надеяться, что когда-нибудь связь наладится. И вот потребовалось позвонить домой, а телефон не работает. Бедная Хырдаханум сидит там, волнуется, а он нервничает тут неужели придется ждать до утра? Была бы машина, не посмотрел бы на поздний час, прямо сейчас и поехал бы.
Конечно, если бы Алибала попросил у Дадаша машину, тот .немедленно отправил бы его в Баку с Явузом, но после такого разговора самолюбие не позволяло ему просить Дадаша о чем бы то ни было.
Он положил трубку. Продолжать прежний разговор с Дадашем он тоже счел неуместным.
- У меня просто сердце сжимается, - сказал он. - Выйду на улицу, воздухом подышу. Дадаш указал на стол:
- А ужинать не будем? Все осталось нетронутым.
- Ты кушай, я не хочу.
И Алибала, оставив Дадаша, вышел.
Был теплый осенний вечер. Перед гостиницей громко разговаривали трое молодых людей. Они только что вышли из ресторана и были навеселе.
Алибала обошел молодых людей и свернул вправо от гостиницы. Он подумал, что Дадаш последует за ним, а видеть его и разговаривать с ним ему было противно. Мысленно он разговаривал с Хырдаханум: "Знаю, сейчас ты попрекаешь меня: не послушался меня, уехал в Кубу, и не звонит, не сообщает о своем положении, чтобы я знала, как дела... Ты права, Хырда, виноват я перед тобой, напрасно поехал..."
Алибала шел по тесной боковой улице, удаляясь от гостиницы. Улица была пустынна. Редкие пешеходы молча шли по своим делам. Только один старик, проходя мимо, сказал ему: "Доброй ночи". И Алибала ответил ему. Он бродил по улицам Кубы, думал о разговоре с Дадашем, и обвинения Дадаша звучали в его ушах. Почему он считает работу проводника унизительной? Где бы человек ни работал, если его работа приносит людям хоть малую пользу, она возвеличивает его. Алибала никогда не сожалел о том, что работал проводником. За много лет работы на железной дороге он только один раз возымел желание уйти с этой работы.
А было так.
Война только что кончилась. Демобилизовавшись, он долго размышлял, куда пойти работать. В конце концов решил пойти на железную дорогу. В первое время ездил проводником в поезде Баку - Нахичевань. Выйдя из столицы вечером, наутро поезд достигал южных пределов страны и медленно шел вдоль Аракса. Араке, подобно острому мечу, рассекал азербайджанскую землю на две части. По ту и другую сторону границы жил один народ. По эту раскинул свои земли Северный Азербайджан, по ту - Южный, но и название земли, и народ той земли были поглощены коротким словом "Иран".
Напарник Алибалы, старый Гулам, позвал его, сказал: "Сынок, мы вдоль границы проезжаем, ты впервые в этих местах, иди полюбуйся Араксом. Смотри, кажется, стоит протянуть руку - и ты на той стороне".
Алибала много слышал об этой реке. О ней пелось в песнях, говорилось в дастанах, имя ее воплощалось в людских именах и фамилиях. Араке представлялся ему могучей рекой, но, оказывается, это не такая уж большая река, куда уже Куры. Местами, Гулам-киши прав, вроде бы стоит протянуть руку - и достанешь до правого берега. В теснинах течет быстро, словно торопится скорее добежать до Каспия, но, вырвавшись из теснин, отдыхает от быстрого бега, течет неспешно, плавно, спокойно. Вон на том берегу босоногий мальчишка черпает ведром воду, а увидев поезд, выпрямился, стал махать рукой пассажирам, которые выглядывали из всех окон. Но Алибале показалось, что мальчик машет не кому-нибудь, а именно ему, и ему улыбается. Боже, как этот парнишка был похож на Машаллаха, друга детства, которого Алибала коротко называл Маша! Вспомнилось, как вместе играли с утра до вечера на тихой улице Касума Измайлова. Но родители Машаллаха были иранскими подданными, а перед войной, по требованию иранского правительства, всех иранских подданных отправили в Иран. Алибала со слезами простился со своим товарищем. Это было так давно... Но сейчас, когда он смотрел из вагона на Аракс, его детское горе ожило, он расчувствовался и, чтобы напарник не увидел его слез, отвернулся, а потом пошел и умылся под краном. "Чего это я так расчувствовался?" - упрекнул он себя. Сперва ему казалось, что едва не расплакался он потому, что мальчик, черпавший воду из Аракса, напомнил ему Машаллаха. Но и в следующий раз, когда они ехали вдоль Аракса, а мальчика, разумеется, уже не было на берегу, Алибала вновь прослезился. И потом каждый раз это повторялось - он не мог спокойно смотреть на Араке и, как ни старался держаться безразлично, не мог совладать с собой. Наконец однажды, вернувшись из рейса, он пошел к начальнику и попросил не посылать его по этому маршруту. Если возможно, пусть назначат на любой другой маршрут. А если невозможно, он напишет заявление и уйдет с работы. Начальник немало подивился па эту блажь, но просьбу его удовлетворил, и с тех пор Алибала ездил в Москву и, чего только ни случалось в дороге, с работы этой уйти не помышлял.
XII
Наутро, едва стало светать, Алибала оделся и вышел из гостиницы. Он не пошел на рейсовый автобус, а решил ждать попутной машины. К счастью, в такси, идущем в Баку, оказалось одно свободное место, и водитель его взял.
Он уехал, не простившись и даже не повидавшись ни с Дадашем, ни с Явузом и в дороге ни разу не вспомнил о них.
В Баку, возле автовокзала, он рассчитался с водителем такси, пересел на автобус и отправился в свой микрорайон.
Всю дорогу он думал о жене, представляя, как она встретит его с недовольным видом и, как всегда, будучи обиженной, покачает головой: "Ах, Али, Али!" Он ожидал, что жена будет упрекать уже не за поездку, а за то, что не позвонил из Кубы. И она имела право упрекать его, и Алибала приготовил ответ на это.
Он сел в лифт и поднялся на свой этаж. Нажал на кнопку звонка. Подождал. Как только Хырдаханум откроет дверь, он, опережая ее, скажет: "Ай, Хырда, зря я не послушался тебя и поехал в Кубу, виноват перед тобой, прости меня". Алибала знал, что всегда, когда оп был виноват и признавал свою вину, гнев жены быстро остывал.
Но дверь не открылась. Алибала позвонил снова и долго держал палец на кнопке звонка. Звон слышался и в квартире, и на лестничной площадке, а дверь не открывалась. Алибала начал тревожиться: "Что это с Хырдой? Неужели спит, да еще так крепко, что и звонка не слышит? Это па нее не похоже. Наверное, бедняжка всю ночь не спала, ждала моего звонка, устала, к утру сон и сморил ее, а утренний сон крепок..." Алибала подождал, не послышатся ли знакомые шаги. Нет, тихо в квартире. Тут он вспомнил, что в кармане у него есть ключ от квартиры, и успокоился, не стал больше звонить. "Пусть спит", - подумал он про жену и потихоньку отпер дверь, вошел в прихожую. Тихо снял плащ, ботинки, надел тапочки. На цыпочках подошел к открытой двери спальни, заглянул. Жены на кровати не было. Прошел в гостиную. И там ее не было. Заглянул на кухню, в ванную. Чувствовалось, что в квартире никого нет. Где же Хырда? Куда могла уйти в такую рань?
Комнаты были неубраны. Алибала по-настоящему встревожился. Хырдаханум ни за что бы не ушла из дому, не убрав постель, какое бы важное дело у нее ни было в городе. Что все это значило, невозможно было понять. Тревога его росла, в голову лезли самые невероятные предположения: "Что, если Хырда, встревожившись и не дождавшись звонка, рано утром отправилась в Кубу? С нее станется. Когда человек беспокоится за своего ближнего, как Хырда за меня, он может пойти на край света. Но если Хырда отправилась в Кубу, то это очень плохо..."
Алибала беспомощно ходил по комнатам, пока не почувствовал, что сердце покалывает. Накапал в стопку валокордина, выпил. Присел на кухне. Тут его взгляд коснулся газовой плиты, и мелькнула мысль проверить, горяч ли чайник. Он подошел, потрогал оба чайника - они были холодные. "Неужели даже глотка чаю не выпила и голодная вышла из дому? Если бы она приехала в Кубу вчера вечером, я об этом узнал бы. Утром могли разминуться..." Что же ему теперь делать, куда пойти, как узнать, где она? Если куда надумала надолго уйти или уехать, на всякий случай кому-нибудь об этом сказала, чтобы ему передали... Он поднял было трубку, чтобы позвонить сестре?, но передумал. Может, лучше подождать. Может, вот-вот вернется?
Одно из окон квартиры открывалось в треугольный сквер. В сквере - пусто. Алибала простоял у окна с полчаса, но никто не появлялся. Тогда он решил спросить соседей, - может, они что-то знают. Вышел на лестничную площадку/, после долгого размышления нажал звонок - позвонил в соседнюю квартиру. Никто не откликнулся, не открыл двери. Видимо, никого нет дома. Впрочем, ведь их даже вечером дома не бывает, не то что утром, отметил про себя Алибала: это была квартира молодоженов. Подумав, он позвонил в другую квартиру. В глазке мелькнул свет, кто-то сказал из-за двери:
- Подождите, сейчас открою.
Худой пожилой мужчина с седыми редкими волосами, в очках открыл дверь и гостеприимно пригласил Алибалу войти.
- Доброе утро, Алибала. Входи, пожалуйста.
- Доброе утро, Асадулла-муаллим. Вот, побеспокоил...
- Да входа, входи, поговорим. Ты как раз мне нужен.
Едва соседе; открыл дверь, на Алибалу дохнуло запахом старой "бумаги, как в библиотеках и на книжных складах, но к: этому запаху примешивался и запах табака.
Алибала вошел. Одна стена узкого коридора была заставлена от пола до потолка книжными полками, в которых тесно стояли книги. Всякий раз, заходя в эту квартиру, Алибала думал, что попал не в человеческое жилье, а в красный уголок или читальню, потому что не только коридор, но и обе комнаты были заставлены книжными шкафами и полками, и только в углу одной из комнат стояли кровать и платяной шкаф. Правда, сам Алибала не видел, но слесарь, из домоуправления рассказывал, что у соседа даже в туалете укреплена полка с книгами и он якобы читает их, когда сидит на унитазе... Впрочем, слесарь был человек насмешливый, ядовитый, верить ему на сто процентов нельзя...
Асадулла страдал ревматизмом. Шаркая старыми шлепанцами по стертому паркету, он снова предложил Алибале:
- Проходи
Алибала редко встречался с Асадуллой-киши, но знал, что, кто бы ни заходил к старику, Асадулла заводил разговор о книгах. То он достал хорошую книгу, то ему принесли редкую рукопись, то какой-то ученый предлагает ему большие деньги за старинное издание Физули, но Физули он, Асадулла, ни за какие деньги не отдаст,- одним словом, весь мир для старика сосредоточился на книгах, и Алибала очень боялся, что Асадулла-муаллим снова сядет на своего любимого конька, - поэтому он постарался опередить хозяина:
- Асадулла-муаллим, я ездил в Кубу...
- Знаю, дорогой, знаю,- перебил его старик.- Когда вернулся?
- Да уж больше часу. Небывалое дело: приехал, а двери закрыты и Хырдаханум нет дома. Ждал, думал, что она с утра пораньше пошла в магазин или на базар. Но время идет, а ее нет... Я уж беспокоюсь.
- Ты хорошо сделал, что зашел ко мне. Я вчера вечером и ночью дважды звонил вам, но дверь мне никто не открыл, и я понял, что ты еще не вернулся из Кубы...
От волнения у Алибалы сжалось сердце, перехватило дыхание. "Что это такое говорит Асадулла-муаллим? Как он узнал, что я должен был поехать в Кубу и скоро вернусь? Почему он вчера вечером и ночью стучался к нам? Какое важное дело было у него? Судя по его словам, получается, что вчера вечером у нас никого не было. Видно, Хырдаханум уже с вечера куда-то ушла".
- Асадулла-муаллим, прошу вас, ничего не скрывайте от меня, если что-нибудь с Хырдаханум случилось...
- Не волнуйся, дорогой, ничего страшного не произошло. Она вчера в обед к нам позвонила. Открываю дверь, вижу - это Хырдаханум, а рядом с ней женщина в белом халате. Что, спрашиваю, стряслось? Да ничего, говорит, особенного, а вот почувствовала себя плохо, на всякий случай вызвала "скорую помощь", и вот доктор говорит, что одну меня оставить дома нельзя, должна непременно лечь в больницу, какое-то время находиться под присмотром врачей... Полежишь там, говорит, два дня, станет лучше, поедешь домой... В общем, Хырдаханум просила передать тебе, чтобы ты не беспокоился.
- Так она в больнице? Асадулла-муаллим, прошу вас ничего не скрывать от меня... Если что...
- Слушай, я же сказал тебе: Хырдаханум сама, своими ногами, отправилась с врачом "скорой помощи". Клянусь, не вру. А вечером и ночью я звонил, думал, что ты вернулся, и хотел все это передать тебе.
- Не знаете, в какую больницу ее отвезли?
- Знаю. Хырдаханум сама сказала, чтобы ее отвезли в больницу железнодорожников. Передай, говорит, это Алибале, чтобы не искал меня в другом месте.
Алибала медленно приходил в себя от услышанного. Он вспомнил, что в больнице его знают, там есть у него знакомые врачи, надо срочно ехать туда.
- Не суетись, Алибала, не теряйся, все будет в порядке, с кем угодно может случиться, а с годами болезни все чаще наседают на человека, надо к этому привыкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
- Посуду собираем, сдаем. Чаевые бывают, но мы их не просим, - ответил Алибала. - А безбилетников я не вожу... И торговлей дефицитом не занимаюсь.
- Возможно, вдвоем с женой вы прокормитесь. Но вот Садых и другие подобные ему - они ведь ничем не брезгуют? Моя купля-продажа - это, по-твоему, спекуляция. Что ж, пусть будет по-твоему; Но я ставлю эту торговлю выше собирания и продажи пустых бутылок, оставленных кем-то в купе. Мое дело все же достойнее!
Дадаш подошел к столу, сел.
Алибала допил минеральную воду, оставшуюся в фужере.
- Я тебя не оскорбляю, Дадаш. Я высказал тебе свое мнение, не задевая твоего достоинства. Но ты моего достоинства не щадишь. Выходит, ты плохо обо мне думаешь. Так вот знай: никогда и ни перед кем я не унижался. Не унижался и не подхалимничал ради двух-трех рублей. Никогда не брал с пассажиров лишней копейки за выпитый чай. Это во-первых. Во-вторых, о бутылках.
Ты верно заметил, что каждый раз после рейса в вагоне их остается немало. Проводникам приходится их убирать. Что делать с этими бутылками? Выбрасывать, засорять пристанционную территорию, бить? Собираем, сдаем. Ничего унизительного тут не вижу.
- Это зависит от человека, Алибала.
- Я не считаю себя ниже кого-нибудь. И вовсе не раскаиваюсь, что работаю проводником. Не всем быть учеными, начальниками. Нужны люди и в сфере обслуживания. И я один из них. Если каменщик служит людям тем, что строит для них дома, портной - тем, что шьет им одежду, то проводник - тем, что заботится об их удобствах в дороге.
Дадаш снова встал и зашагал по комнате.
В груди у Алибалы жгло, словно он съел целую тарелку маринованных баклажанов.
Он наполнил фужер минеральной водой и выпил ее.
- Ты презираешь мою работу, Дадаш, высмеиваешь меня, а я презираю твой бизнес. Меня на мою работу поставило государство. А кто тебя просил стать между магазином и покупателем? Или ты продаешь свое? Люди не могут найти необходимого, а такие, как ты, через нечестных людей заранее узнают, где что будет продаваться, и тучей, как коршуны на падаль, набрасываются на товар, закупают все, до нитки, берут товар со складов и баз, а потом по цене, которую им вздумается назначить, реализуют. И еще хотят ходить, высоко задрав голову. Спекулянт, ты меня извини, - это вор, рука которого постоянно шарит в народном кармане...
- А ты, конечно, благодетель, который только и думает о других, о пользе людей... - начал Дадаш, но его прервал продолжительный звонок телефона. Дадаш поднял трубку. - Да, да, - сказал он телефонистке и обратился к Алибале: Баку. Соединяют.
Алибала поднял трубку.
- Алло, я слушаю.
Телефонистка сказала, что несколько раз набирала номер телефона, но никто не отвечает.
- Опять не отвечает?
Алибала обеспокоился. Был уже одиннадцатый час вечера. Куда могла уйти Хырдаханум в такую пору, тем более что ожидает звонка?
- Не знаю, дочка, что и сказать... Если не отвечает, то что можно сделать?
- Аннулировать заказ?
- Ну что ж... придется аннулировать.
Алибала наверняка знал, что Хырдаханум должна быть дома, что она ждет его звонка и весь день сидит у телефона... Неужели этот проклятый телефон опять испортился? АТС-61 работала из рук вон плохо, жители микрорайона постоянно на это жаловались, к ним иногда просто невозможно было дозвониться: когда ни наберешь номер, или не отвечает, или занято. Оставалось надеяться, что когда-нибудь связь наладится. И вот потребовалось позвонить домой, а телефон не работает. Бедная Хырдаханум сидит там, волнуется, а он нервничает тут неужели придется ждать до утра? Была бы машина, не посмотрел бы на поздний час, прямо сейчас и поехал бы.
Конечно, если бы Алибала попросил у Дадаша машину, тот .немедленно отправил бы его в Баку с Явузом, но после такого разговора самолюбие не позволяло ему просить Дадаша о чем бы то ни было.
Он положил трубку. Продолжать прежний разговор с Дадашем он тоже счел неуместным.
- У меня просто сердце сжимается, - сказал он. - Выйду на улицу, воздухом подышу. Дадаш указал на стол:
- А ужинать не будем? Все осталось нетронутым.
- Ты кушай, я не хочу.
И Алибала, оставив Дадаша, вышел.
Был теплый осенний вечер. Перед гостиницей громко разговаривали трое молодых людей. Они только что вышли из ресторана и были навеселе.
Алибала обошел молодых людей и свернул вправо от гостиницы. Он подумал, что Дадаш последует за ним, а видеть его и разговаривать с ним ему было противно. Мысленно он разговаривал с Хырдаханум: "Знаю, сейчас ты попрекаешь меня: не послушался меня, уехал в Кубу, и не звонит, не сообщает о своем положении, чтобы я знала, как дела... Ты права, Хырда, виноват я перед тобой, напрасно поехал..."
Алибала шел по тесной боковой улице, удаляясь от гостиницы. Улица была пустынна. Редкие пешеходы молча шли по своим делам. Только один старик, проходя мимо, сказал ему: "Доброй ночи". И Алибала ответил ему. Он бродил по улицам Кубы, думал о разговоре с Дадашем, и обвинения Дадаша звучали в его ушах. Почему он считает работу проводника унизительной? Где бы человек ни работал, если его работа приносит людям хоть малую пользу, она возвеличивает его. Алибала никогда не сожалел о том, что работал проводником. За много лет работы на железной дороге он только один раз возымел желание уйти с этой работы.
А было так.
Война только что кончилась. Демобилизовавшись, он долго размышлял, куда пойти работать. В конце концов решил пойти на железную дорогу. В первое время ездил проводником в поезде Баку - Нахичевань. Выйдя из столицы вечером, наутро поезд достигал южных пределов страны и медленно шел вдоль Аракса. Араке, подобно острому мечу, рассекал азербайджанскую землю на две части. По ту и другую сторону границы жил один народ. По эту раскинул свои земли Северный Азербайджан, по ту - Южный, но и название земли, и народ той земли были поглощены коротким словом "Иран".
Напарник Алибалы, старый Гулам, позвал его, сказал: "Сынок, мы вдоль границы проезжаем, ты впервые в этих местах, иди полюбуйся Араксом. Смотри, кажется, стоит протянуть руку - и ты на той стороне".
Алибала много слышал об этой реке. О ней пелось в песнях, говорилось в дастанах, имя ее воплощалось в людских именах и фамилиях. Араке представлялся ему могучей рекой, но, оказывается, это не такая уж большая река, куда уже Куры. Местами, Гулам-киши прав, вроде бы стоит протянуть руку - и достанешь до правого берега. В теснинах течет быстро, словно торопится скорее добежать до Каспия, но, вырвавшись из теснин, отдыхает от быстрого бега, течет неспешно, плавно, спокойно. Вон на том берегу босоногий мальчишка черпает ведром воду, а увидев поезд, выпрямился, стал махать рукой пассажирам, которые выглядывали из всех окон. Но Алибале показалось, что мальчик машет не кому-нибудь, а именно ему, и ему улыбается. Боже, как этот парнишка был похож на Машаллаха, друга детства, которого Алибала коротко называл Маша! Вспомнилось, как вместе играли с утра до вечера на тихой улице Касума Измайлова. Но родители Машаллаха были иранскими подданными, а перед войной, по требованию иранского правительства, всех иранских подданных отправили в Иран. Алибала со слезами простился со своим товарищем. Это было так давно... Но сейчас, когда он смотрел из вагона на Аракс, его детское горе ожило, он расчувствовался и, чтобы напарник не увидел его слез, отвернулся, а потом пошел и умылся под краном. "Чего это я так расчувствовался?" - упрекнул он себя. Сперва ему казалось, что едва не расплакался он потому, что мальчик, черпавший воду из Аракса, напомнил ему Машаллаха. Но и в следующий раз, когда они ехали вдоль Аракса, а мальчика, разумеется, уже не было на берегу, Алибала вновь прослезился. И потом каждый раз это повторялось - он не мог спокойно смотреть на Араке и, как ни старался держаться безразлично, не мог совладать с собой. Наконец однажды, вернувшись из рейса, он пошел к начальнику и попросил не посылать его по этому маршруту. Если возможно, пусть назначат на любой другой маршрут. А если невозможно, он напишет заявление и уйдет с работы. Начальник немало подивился па эту блажь, но просьбу его удовлетворил, и с тех пор Алибала ездил в Москву и, чего только ни случалось в дороге, с работы этой уйти не помышлял.
XII
Наутро, едва стало светать, Алибала оделся и вышел из гостиницы. Он не пошел на рейсовый автобус, а решил ждать попутной машины. К счастью, в такси, идущем в Баку, оказалось одно свободное место, и водитель его взял.
Он уехал, не простившись и даже не повидавшись ни с Дадашем, ни с Явузом и в дороге ни разу не вспомнил о них.
В Баку, возле автовокзала, он рассчитался с водителем такси, пересел на автобус и отправился в свой микрорайон.
Всю дорогу он думал о жене, представляя, как она встретит его с недовольным видом и, как всегда, будучи обиженной, покачает головой: "Ах, Али, Али!" Он ожидал, что жена будет упрекать уже не за поездку, а за то, что не позвонил из Кубы. И она имела право упрекать его, и Алибала приготовил ответ на это.
Он сел в лифт и поднялся на свой этаж. Нажал на кнопку звонка. Подождал. Как только Хырдаханум откроет дверь, он, опережая ее, скажет: "Ай, Хырда, зря я не послушался тебя и поехал в Кубу, виноват перед тобой, прости меня". Алибала знал, что всегда, когда оп был виноват и признавал свою вину, гнев жены быстро остывал.
Но дверь не открылась. Алибала позвонил снова и долго держал палец на кнопке звонка. Звон слышался и в квартире, и на лестничной площадке, а дверь не открывалась. Алибала начал тревожиться: "Что это с Хырдой? Неужели спит, да еще так крепко, что и звонка не слышит? Это па нее не похоже. Наверное, бедняжка всю ночь не спала, ждала моего звонка, устала, к утру сон и сморил ее, а утренний сон крепок..." Алибала подождал, не послышатся ли знакомые шаги. Нет, тихо в квартире. Тут он вспомнил, что в кармане у него есть ключ от квартиры, и успокоился, не стал больше звонить. "Пусть спит", - подумал он про жену и потихоньку отпер дверь, вошел в прихожую. Тихо снял плащ, ботинки, надел тапочки. На цыпочках подошел к открытой двери спальни, заглянул. Жены на кровати не было. Прошел в гостиную. И там ее не было. Заглянул на кухню, в ванную. Чувствовалось, что в квартире никого нет. Где же Хырда? Куда могла уйти в такую рань?
Комнаты были неубраны. Алибала по-настоящему встревожился. Хырдаханум ни за что бы не ушла из дому, не убрав постель, какое бы важное дело у нее ни было в городе. Что все это значило, невозможно было понять. Тревога его росла, в голову лезли самые невероятные предположения: "Что, если Хырда, встревожившись и не дождавшись звонка, рано утром отправилась в Кубу? С нее станется. Когда человек беспокоится за своего ближнего, как Хырда за меня, он может пойти на край света. Но если Хырда отправилась в Кубу, то это очень плохо..."
Алибала беспомощно ходил по комнатам, пока не почувствовал, что сердце покалывает. Накапал в стопку валокордина, выпил. Присел на кухне. Тут его взгляд коснулся газовой плиты, и мелькнула мысль проверить, горяч ли чайник. Он подошел, потрогал оба чайника - они были холодные. "Неужели даже глотка чаю не выпила и голодная вышла из дому? Если бы она приехала в Кубу вчера вечером, я об этом узнал бы. Утром могли разминуться..." Что же ему теперь делать, куда пойти, как узнать, где она? Если куда надумала надолго уйти или уехать, на всякий случай кому-нибудь об этом сказала, чтобы ему передали... Он поднял было трубку, чтобы позвонить сестре?, но передумал. Может, лучше подождать. Может, вот-вот вернется?
Одно из окон квартиры открывалось в треугольный сквер. В сквере - пусто. Алибала простоял у окна с полчаса, но никто не появлялся. Тогда он решил спросить соседей, - может, они что-то знают. Вышел на лестничную площадку/, после долгого размышления нажал звонок - позвонил в соседнюю квартиру. Никто не откликнулся, не открыл двери. Видимо, никого нет дома. Впрочем, ведь их даже вечером дома не бывает, не то что утром, отметил про себя Алибала: это была квартира молодоженов. Подумав, он позвонил в другую квартиру. В глазке мелькнул свет, кто-то сказал из-за двери:
- Подождите, сейчас открою.
Худой пожилой мужчина с седыми редкими волосами, в очках открыл дверь и гостеприимно пригласил Алибалу войти.
- Доброе утро, Алибала. Входи, пожалуйста.
- Доброе утро, Асадулла-муаллим. Вот, побеспокоил...
- Да входа, входи, поговорим. Ты как раз мне нужен.
Едва соседе; открыл дверь, на Алибалу дохнуло запахом старой "бумаги, как в библиотеках и на книжных складах, но к: этому запаху примешивался и запах табака.
Алибала вошел. Одна стена узкого коридора была заставлена от пола до потолка книжными полками, в которых тесно стояли книги. Всякий раз, заходя в эту квартиру, Алибала думал, что попал не в человеческое жилье, а в красный уголок или читальню, потому что не только коридор, но и обе комнаты были заставлены книжными шкафами и полками, и только в углу одной из комнат стояли кровать и платяной шкаф. Правда, сам Алибала не видел, но слесарь, из домоуправления рассказывал, что у соседа даже в туалете укреплена полка с книгами и он якобы читает их, когда сидит на унитазе... Впрочем, слесарь был человек насмешливый, ядовитый, верить ему на сто процентов нельзя...
Асадулла страдал ревматизмом. Шаркая старыми шлепанцами по стертому паркету, он снова предложил Алибале:
- Проходи
Алибала редко встречался с Асадуллой-киши, но знал, что, кто бы ни заходил к старику, Асадулла заводил разговор о книгах. То он достал хорошую книгу, то ему принесли редкую рукопись, то какой-то ученый предлагает ему большие деньги за старинное издание Физули, но Физули он, Асадулла, ни за какие деньги не отдаст,- одним словом, весь мир для старика сосредоточился на книгах, и Алибала очень боялся, что Асадулла-муаллим снова сядет на своего любимого конька, - поэтому он постарался опередить хозяина:
- Асадулла-муаллим, я ездил в Кубу...
- Знаю, дорогой, знаю,- перебил его старик.- Когда вернулся?
- Да уж больше часу. Небывалое дело: приехал, а двери закрыты и Хырдаханум нет дома. Ждал, думал, что она с утра пораньше пошла в магазин или на базар. Но время идет, а ее нет... Я уж беспокоюсь.
- Ты хорошо сделал, что зашел ко мне. Я вчера вечером и ночью дважды звонил вам, но дверь мне никто не открыл, и я понял, что ты еще не вернулся из Кубы...
От волнения у Алибалы сжалось сердце, перехватило дыхание. "Что это такое говорит Асадулла-муаллим? Как он узнал, что я должен был поехать в Кубу и скоро вернусь? Почему он вчера вечером и ночью стучался к нам? Какое важное дело было у него? Судя по его словам, получается, что вчера вечером у нас никого не было. Видно, Хырдаханум уже с вечера куда-то ушла".
- Асадулла-муаллим, прошу вас, ничего не скрывайте от меня, если что-нибудь с Хырдаханум случилось...
- Не волнуйся, дорогой, ничего страшного не произошло. Она вчера в обед к нам позвонила. Открываю дверь, вижу - это Хырдаханум, а рядом с ней женщина в белом халате. Что, спрашиваю, стряслось? Да ничего, говорит, особенного, а вот почувствовала себя плохо, на всякий случай вызвала "скорую помощь", и вот доктор говорит, что одну меня оставить дома нельзя, должна непременно лечь в больницу, какое-то время находиться под присмотром врачей... Полежишь там, говорит, два дня, станет лучше, поедешь домой... В общем, Хырдаханум просила передать тебе, чтобы ты не беспокоился.
- Так она в больнице? Асадулла-муаллим, прошу вас ничего не скрывать от меня... Если что...
- Слушай, я же сказал тебе: Хырдаханум сама, своими ногами, отправилась с врачом "скорой помощи". Клянусь, не вру. А вечером и ночью я звонил, думал, что ты вернулся, и хотел все это передать тебе.
- Не знаете, в какую больницу ее отвезли?
- Знаю. Хырдаханум сама сказала, чтобы ее отвезли в больницу железнодорожников. Передай, говорит, это Алибале, чтобы не искал меня в другом месте.
Алибала медленно приходил в себя от услышанного. Он вспомнил, что в больнице его знают, там есть у него знакомые врачи, надо срочно ехать туда.
- Не суетись, Алибала, не теряйся, все будет в порядке, с кем угодно может случиться, а с годами болезни все чаще наседают на человека, надо к этому привыкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20