А этот сумасшедший жил плохо: в квартире не было почти никакой обстановки. Мне стало надоедать глядеть на него в стекло, я постукал пальцем, он глянул, увидал меня, и я крикнул, как дураку:
- Ку-ку!
Он улыбнулся и закивал головой.
Было как раз 12 часов. Я слез со стремянки и сказал:
- Заприте, я пошел обедать.
Но сумасшедший выскочил за мной очень проворно и поймал за рукав:
- Откушайте со мной.
Я спросил: а что у него есть?
Побожился, что селедка, картошка и кофий. Мне стало наплевать, и я остался.
Он представился: инженер Камкин. В соседней комнате на клеенке пили бурду и ковыряли картошку с чернотой. Селедки чухонка не дала, как он ей на пальцах не выворачивал. Глухая ведьма. Я его спросил, что он там чертит. Так и оказалось - изобретает. И даже изобрел уже, кончает. Разболтался, расхвастался: я, говорит, никогда этого не построю, на это надо громадный капитал. Другие не возьмутся, потому что это такое чудо, что никто не верит. Но мне, говорит, этого и не надо - я уверен. Я не делаю никогда моделей, у меня такое пронзительное воображение, что я все вижу как живое и никогда не ошибусь. Я знаю, как любая часть двигается. Если у меня поршень какой-нибудь, то я сам становлюсь на время поршнем и в моем воображении я двигаюсь с ним вместе, и если воображу, что мало смазки, то у меня начинают болеть бока, будто я их натер. Я все вижу насквозь. Мне, по правде, и чертежа не надо было бы, но это для памяти.
Мне все-таки стало противно, что он хвастает своим воображением, и я сказал ему:
- А вы не врете, что так все видите в уме - ясно, как будто на самом деле? Давайте-ка проверим.
Я пошел на кухню, взял березовое полено. Затем я взял свой бурав и с плоской стороны полена начал сверлить дырку. Я просверлил на три сантиметра и вывернул бурав вон.
- Видите дырку, - сказал я Камкину. Теперь я перевернул полено. Я положил полено ничком. - Если вы не враль и все видите насквозь, как вы говорите, то вот сверлите сейчас же отсюда, с другой стороны, и попадите точно в мою дырку. Если не попадете, я вам дам по морде. Идет?
И я протянул ему бурав. Он ничего не сказал, взял бурав, придавил ногой полено и стал сверлить. Он был слаб и потел, задыхался. Бурав уж здорово зашел в дерево. И тут он сказал:
- Если я еще раз поверну, то в центре вашей дырки появится острие бурава.
- Поверните, - сказал я.
Он двинул бурав и пустил. Я перевернул полено: ровно из самого центра моей дырки блестел кончик бурава. Меня это озлило, и я сказал:
- Это фуксом. Случай!
Я принес острый ломик из моего инструмента. Ничего не говоря, я втащил мою стремянку и на тонкой бечевке подвесил ломик на крюк под потолком. Комнаты были пять аршин вышины и от острия до полу оставалось хороших четыре аршина. Я сказал:
- Прижмите ваши обе ладони к полу на палец расстояния одна от другой. Я пережгу веревку, и ломик должен вонзиться в пол между ваших рук. Имейте в виду: он семь фунтов весом.
Он ни слова не сказал и будто не поглядел даже на ломик-присел на колени и положил на пол руки, как я сказал. Я влез на стремянку и чиркнул спичку.
- Готово? - крикнул я, - что ж, потом не выть! Лом как шило!
Он ничего не ответил и не шевельнулся. Я осторожно зажег шпагат, чтоб не качнуть ломика. Ломик сорвался и чекнул в дерево - он вонзился в пол как раз между рук инженера.
- Ну, довольно баловаться, - сказал я.
Взял под мышку лом и бурав, сгреб стремянку и поволок в сени. Больше я с ним не говорил. А когда собрался домой, я сунул голову в дверь и спросил его:
- А что ж вы изобретаете?
- Паспарту! - и двинулся ко мне.
- Ну, ладно, - сказал я, - завтра, завтра. А лом в руку не попал, потому что счастье. Знаете, кому всегда счастье? А? Ну, то-то! Прощайте.
На другой день я пришел кончать работу. Камкин сам мне отворил глухая чухонка звонков не чуяла. Он стал мне жать руку - он был в пальто:
- Побудьте, - говорит, - я пойду занять три рубля. Могут принести письмо, а Берта не услышит звонка и прозевает лампочку - у ней вспыхивает лампочка, когда звонят.
Я сказал - пусть идет, какое мне дело. Он поблагодарил - ив двери. Его комната была открыта. Я стал рассматривать на свободе его чертежи. Их была уйма. Начерчено было тонко и вообще замечательно. Но я мало понял. Но вот вижу: папка, открыл - в ней тонко исписано - целый пуд бумаги. Читаю: расчет скорости при обводах типа А. Потом маленько формулы, цифры, "а отсюда получаем" -галиматья, я в ней ничего не смыслю. Перекинул листов 20. "Скорость у поверхности земли". Дальше. Крупно написано: "Скорость при погружении на любую глубину при средней плотности океанской воды 1,0026". Нырнул, значит, мой сумасшедший. Потом гляжу: "Скорость при прохождении через грунт... глина сухая под давлением слоя в 200 метров..." и опять маленькая галиматья. Смотрю в конец: "...получаем около 70 метров в час". Уж, выходит, под землю закопалcя, что ли? Я листал и листал его записки, а краем уха прислушивался: дело спокойное - Берта, глухая ведьма, во всю старушечью мочь колотила на кухне полено, и я знал, где она. И вдруг через этот грохот слышу за плечом:
- Ах, вы интересуетесь?-Камкин.
Отворил, значит, своим ключом и накрыл меня. Я нарочно не сразу даже обернулся.
- Да, - говорю, - интересно. Только вздор.
И захлопнул папку. Он уцепился:
- Почему же вздор? Против чего вы возражаете? Нет, давайте. Покажите, что у вас вызывает сомнение?
И он раскрыл папку.
- Все, - отрезал я, - все чушь и галиматья, от корки до корки!
Я хотел повернуться. Он покраснел, как свекла, и схватил меня за рукав. И тут он начал сыпать. Я стоял к нему боком, а он загораживал мне дверь и сыпал, сыпал. Потом я сел на его диван и стал на него смотреть. Он подсовывал мне свою махорку и без отдыха трепался вот уж полчаса. Расходился, хоть за пивом посылай.
- Я, - говорит, - все чувствую, всякий материал, всякую сталь, бронзу, алюминий, я знаю, как он прогнется, когда он сломается, я его чувствую, как скрипка струну! - Он вскинул головой, - скрипач, я говорю, - и сделал руки, будто играет на скрипке. - Я ведь привожу расчеты прочности не для себя, а для тех, кто верит только формулам и цифрам. Ведь приказчик в лавке не вычисляет, какой веревкой завязать пакет, чтобы не порвалось. Он чувствует. Вы сами не станете вынимать иголкой пробку из пивной бутылки, безо всякого расчета вам ясно, что иголка сломается. Но вот у меня это чувство тоньше, точнее, я все вижу, я знаю, где материал напряжен, как будто это была моя собственная рука, которая держала бы тяжесть. - Он еще долго разводил бобы. - Вы все еще не верите, - говорит, - что я наперед все предвижу?
Я прищурился и спросил этого трепача:
- А трешку вам удалось стрельнуть?
Он сразу смолк и брови поднял.
- Три рубля вы, скажите, достали? А?
Он тогда затряс головой:
- Нет, нет, он мне не дал.
- Так вот то-тo! - я сказал и пошел в сени: надо было по правилам электросети спустить счетчик до полутора метров от полу.
Изобретение выходило действительно на весь свет, но и трепач он тоже мирового масштаба.
Надо вам сказать еще маленькое дело: я малым ходом сотрудничал в уголовном розыске. Как я туда втерся - другое дело. Но это хорошо для прочности. И вот на один случай это вышло здорово кстати. В банке устраивали электрическую сигнализацию. То есть так: у кассира под конторкой кнопка - нажал ногой - трезвон в милиции; у директора под столом такая же, у швейцара внизу тоже кнопочка. Около входа в кладовую (где самый-то сок), за локтем у часового, - тоже кнопка. Часовой там всегда круглые сутки. Затем, если открыть кассовые двери, - то трезвон всюду - и в караульном помещении, и в угрозыске, и в милиции, чуть не в Московском Кремле. Когда кассир открывает кладовую, то директор сначала должен воткнуть свой ключик в особую дырочку и повернуть, потом караульный начальник в свою дырочку воткнуть ключик и тоже повернуть. Тогда дверь открывается без звону. Очень все хитро придумано.
Если налет - директор может со страху лететь под стол и пузом нажимать кнопку. Искали верного монтера, и угрозыск поставил меня на это дело. Представил проект: потайные провода, секретные кнопки, проверка действия сигнализации. Электрический колокол на улице. Работал по вечерам, когда все разойдутся, - для большей секретности. И как всегда один. И вывел я одну такую незаметную кнопочку на улицу и хитро ее запрятал за углом - банк как раз угловой дом, - совсем незаметно пристроил я эту кнопочку в лепных украшениях фасада. Ткнуть теперь эту кнопочку, и вся сигнализация к черту: ни один звонок не брякнет, как дохлый. Нечего говорить, что план мне еще раньше дали уже открыто для предоставления плана проводки сигнализации, и чтоб составить смету, я его дома снял на кальку. Возился я с работой месяц. Сигнализацию опробовали - трещала во всех местах как сумасшедшая. Хвалили, благодарили и дали сверх платы 50 рублей. В случае порчи обращаться ко мне. Надо еще сказать: все стенки кладовой снаружи были мной оплетены проволокой. И если начать ломать какую-нибудь стенку, то непременно перервешь хоть одну проволоку - и тогда сигнализация поднимет тревогу. Эту хитрость я сам выдумал и предложил. Поверх проволоки стенки заштукатурили, их не прощупаешь, а будешь ломать втемную, непременно хоть на одну да нарвешься. Месяца не прошло, приходит ко мне тот человечек.
- Как насчет банка? В пятницу в кладовой ночует на пять миллионов заграничных денег.
- А часовой? - говорю.
- А мы, - говорит, - сразу ломаем.
- Там бетон, - говорю, - и стальные плиты кругом. Глухой ящик.
- У нас, - говорит, - спец. Работает без шума. Доказывал на практике. Немецкий мастер. Нужен точный план всего дома.
- Три тысячи и деньги сейчас.
- Ладно, вечерком поговорим.
Вечером приносит три тысячи. Я дал план. Он уже было в двери.
- Стой, - говорю. - Будете ломать - засыпетесь. Ручаюсь. В стене сигнализация. Тронь любую стенку и амба.
Его при том всего завинтило.
- Что ж ты, - говорит, - дьявол...
- Все это можно выключить. Производил я. Десять тысяч.
- А если, - говорит, - ты... в стенках ни черта нет.
- Дело ваше.
Он плюнул и ушел. А наутро я пошел на почту и положил три тысячи на покойницкую книжку.
Если они пойдут в пятницу долбить стенку и засыплются, то все равно они мне припаять это дело не смогут. Ясно же - будь я в этом деле, не напоролся бы я на свою сигнализацию. И как бы они меня на суде ни топили, им на грош не поверят. А раз уж им все равно амба, можно в пятницу заглянуть и в угрозыск. Скажу: подслушал в пивной. В четверг днем проходил по улице, увидел в окне вывеску: рамки к паспарту. Вспомнил сумасшедшего. Захотелось посмеяться, пошел к нему. Открыла чухонка. Глядит на меня змеей. Я впер в сени, отпихнул ее и валюсь к сумасшедшему. Он развалился на диване, улыбается, будто конфету сосет, и пальчиком перед собой двигает. Повернет вправо и потом чуть влево. Глаза как моей тетки бывали после сильного заряда.
Я его окликнул. Он встрепенулся, закивал весело головой. Я говорю:
- Плоскогубцы американские я у вас не оставлял - второй месяц ищу.
- Не знаю, - говорит, - голубчик, не знаю, поищите, - и обводит рукой комнату.
Я его спрашиваю:
- А что это вы пальчиком? - и передразнил его, как он, выпятив губы, шевелил пальцем.
- Ах, - говорит, - это я управляю. У меня все готово. Паспарту готов! Все до последней мелочи. Полное описание и расчет здесь... - Он хлопнул по папке рядом с ним. - А теперь я сижу и наслаждаюсь: я повернул пальцем рукоятку на пять градусов и я знаю, что и как там пошло в ход, и я бываю там, где никто не был.
- Чудак, - говорю, - на черта было все это выдумывать и чертить, вы бы сразу сели бы на диван, распустили губы и помахивали бы пальчиком. Все равно - на .том же диване. Вот, знаете, говорится: дурень думкой богатеет.
- Нет, - зачем: я замечательно прожил эти полтора года, пока все это выстроил, все детали, достиг конструктивной компактности, простоты управления, а главное, нашел источник силы. Наперсток вещества, и он может разворотить землю в кусочки - если разложится в то, из чего он был создан. Вы не смейтесь. Вот если попы говорят, что сила божества только могла создать материю из ничего, то уж тут, должно быть, сила дьявола сделать из материи ничто. И тогда из малюсенького кусочка освобождается сумасшедшей величины сила.
Я уж начал смеяться всем голосом.
- Ну, чего вы, - говорит, и сам смеется, - ведь когда обращается порох в дым - какая страшная сила. Ну, а если обратить не в дым, а в ничто - то этой силы уж нет никакой меры. Вы не верите, потому что у вас мало воображения. Вам надо все пощупать. Очень жаль. Но ладно. - Он вскочил и зашатался - видно, от слабости, порылся в шкафу, вытянул конверт. - Видите - пустой. Я заклеиваю, Подите в сени, положите конверт на пол и отойдите в угол. - И сует мне конверт. Я не беру, чего я-то буду дурака валять.
- Вы уже боитесь? - спрашивает.
- Ни черта я не боюсь.
- Ну, а дураком оказаться боитесь же?
- Ну вас к черту. - Взял конверт и бросил его в сенях на пол. Он мне крикнул из комнаты:
- Уйдите в коридор. Секунду.
И вдруг раздался взрыв. Я отлетел к самой кухне и сел на пол, двери хлопнули. Даже глухая ведьма выскочила, выпучив глаза.
- Ну тебя к черту!
Через минуту к нам стали звонить у двери. Камкин пошел отворять, но я его отпихнул, открыл сам - испуганная баба стоит; а я ее спрашиваю:
- Не знаете, что это внизу лопнуло, у нас чуть стекла не вылетели? - и хлопнул дверью.
Камкин говорит:
- Вот мелкие клочки от конверта. Это я ничтожную долю воздуха обратил в ничто. Какую-то размиллионную там. Вот аппарат. - Показывает на длинную шкатулку. - Вот тут устанавливается какое-то количество, а здесь вот точно можно установить, где именно. С точностью невообразимой.
Я спросил:
- А в брюхе у вашей ведьмы тоже можно такой марафет устроить и разнесет по клочкам?
Он поморщился и сказал:
- Я этот аппарат переделываю сейчас специально для подачи энергии на Паспарту. Как вы плохо шутите. Где же ваши плоскогубцы?
А она вовсе очумела от взрыва, сидела и шаталась на табуретке, как ванька-встанька.
У меня голова пошла работать колесом: если у этой шкатулки такой точный прицел, да и работает она сквозь стенки, так это же такие дела можно разделывать, не выходя из дому, и дьяволу самому не донюхаться, откуда это идет! Я подумал: "Стырить эту машинку. Под мышку- и хряй домой". Но я боялся за нее взяться: а что, как наведешь сдуру на себя, ковырнул там что-нибудь-и сам в куски? И сейчас же решил: "Надо барашком к нему подкатиться".
- Вы, - говорю, - материально страдаете, а ведь ваше изобретение можно было бы применить для обороны государства или для защиты угнетаемых народов, индусов например. Ведь можно все разнести, что вредительствует освобождению трудящихся. А вы, гражданин Камкин, таите этот мировой клад.
Он стал морщиться:
- Я об этом не думал и мне не хочется думать об этом... об разрушениях. А если мне не хочется, то я ничего и не выдумаю. - И вдруг засмеялся. - Я переделаю аппарат специально для Паспарту. Вот, глядите, он перекинул целую стопку чертежей, - вот тут точно обозначено гнездо, куда должен стать аппарат, вот М 247.
И вот глядите на записке (это в его толщенной папке) вот здесь М 247 источник энергии. Я это сделаю и могу умереть спокойно.
- Ну, а все-таки, как же вот вы наводите эту штуку на цель? Вон тут вроде реостатика, это что же? - Я осторожно сунул пальцем в ручку на шкатулке.
- Да нет, это все не очень конструктивно. Это так только, на пока - я все это сделаю как следует: в Паспарту будет полный автоматизм и этого ничего торчать не будет. Управление все будет сконструктировано - раз и два. - Он улыбнулся как пьяный и сделал пальцем вправо-влево. - А это прямо тяп-ляп, стыдно даже. - Он взял шкатулку и потащил в шкаф.
Я сказал;
- Слушайте, на Паспарту ставьте новую модель, а эту штуку можно американцам продать. Хорошие деньги можно сделать. Давайте я устрою. Вам отсюда и выходить не надо.
Тут Камкин нахмурился, и я увидел, что просчитался.
- Нет. Никаких американцев, пожалуйста. Изо всякого изобретения прежде всего хотят сделать оружие. Оружия и так достаточно. Всяких способов - я не хочу, чтоб еще по моему способу убивали людей.
Я начал что-то говорить, он перебил:
- Ну вас к черту! Берите ваши плоскогубцы - и я вас не задерживаю.
Он встал, вышел в сени и отпер дверь.
Я в сенях сказал:
- Ас плоскогубцами некрасивое дело, еще раз зайду, чтоб были. - И хлопнул дверью.
Я мог сейчас же донести в бюро военных изобретений - это раз. Второе можно было б эту машинку у него стырить, дать ученому человеку, он разберет ее состав и докопается до дела.
Дома оказалось вот что: человечек мой меня уже поджидал, а когда вошли, он мне такое вот запел:
- Ты три тысячи взял, прохвост (он хуже сказал), теперь еще выманиваешь, а ребята тебе вот что говорят: сегодня идешь с нами отсюда прямо на дело. Твоя десятая доля. Дело не в пятницу, самой собой, а нынче. И от меня не отходи ни на шаг. Иначе, знаешь? Я ведь не один.
Я оделся и пошел с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9