Блюдо с куриными ногами пронесли на стол - медуза запаха проплыла по воздуху. В это время появился поэт Ерофей. "Что было бы, если б у нас не было Пушкина? - обратился он к Штыкову. - Был бы какой-нибудь другой негр".
- Рауф, не снимай! - попросила в шутку Ольгуша. - Сними лучше моих девочек!
- Снимай, снимай - такой разговор у геологов называется "дикая кошка", когда бурят скважины наугад, а лишь потом...
- Штыков, вы меня помните? Я - Вениамин.
У Вени был ошалелый вид, словно он ожидал музыку барокко в роскошном зале, где пол выложен паркетом из редких пород дерева, а встретил его все тот же магнитофон с пением Пермяковой, барда их юности. У него незаправленный ремень фаллически болтался спереди. Это (ремень) Гамлета не поразило, а тронуло. Он вывел друга в коридор:
- Вень, ты только не волнуйся! Ремень у тебя немножко...
Тут же подскочила Любочка:
- Вениамин, а вы женаты во второй раз, да?
- Как вы догадались?
- Я сразу вижу вторые разы...
- А третьи?
- Не вижу, - честно отвечала Любочка.
- У меня не будет третьего брака?
- Я вообще третьи не вижу. Никогда...
Ольгуша удивилась: голос у Вени стал - бас, а был другой.
- Я съездил в Тольятти, и у меня появился бас, - признался Веня.
Штыков тут как тут:
- А вы помните, как я разбил вас при Аустерлице?!
Сразу уж и разбил, думал Гамлет, почему бы мне не вспоминть что-то радостное! И это Штыков еще не выпил, а как выпьет, так начнет то хозяину, то шкафу давать...
Ольгуша поманила Рауфа снять на видео знакомство поэта с Лидой, семь диагнозов.
- Познакомьтесь: Ерофей.
- Лида! - а сама на сердолик смотрит.
- Не путать с Ерофеевыми, - добавил поэт.
Увы, сердолик не заиграл. Отползая, Ольга читала в глазах Лиды оценку Ерофея: толстоват, лысоват, глуповат, странноват. Суффиксы эти Ольгуша сама применяла в юности. Значит, вся тончайшая, ажурная ее матримония рухнула!
Шилозадый Костя принес букет огромных роз - победительный такой! Не знали, куда его поставить.
- Квартирка-то у вас тесна по-прежнему, а друзей все больше! Как мы рассядемся, каторжное дело!
- Юля, не волнуйся! Теснее круг друзей! - Ольгуша пригласила всех к столу.
- А мы нынче новую квартиру купили...
Ну, что ж, пусть Юля хвастается, - думал Гамлет, прижимая локоть жены, чтоб молчала. Богатство - это тоже способ быть значительными.
В это время еще ввалилась толпа гостей: Елизавета с мужем, Витя с растерянной улыбкой и охранник Тимофей с бутылкой "Мартини". "Ко мне пришли. Я существую!" Гамлет оглядел всю компанию, которая образовалась, чтобы помочь друг другу почувствовать, что они есть! И дать другим кусочки сил почувствовать это же самое.
Агрессивно-помогающая Любочка на пол смахнула торт, стоящий на табуретке в кухне, и предложила Тимофею место рядом с собой. "Любить саморастворяюще", - пронеслось в голове Гамлета.
Катя взяла слово для первого тоста, когда она успела так ярко накрасить губы, думал Гамлет, кажется: они сейчас улетят. Это мешало слушать, но пару строк про себя он уловил.
"...и долго будет тем любезен он народу,
что улучшал уральскую природу..."
- Такое вино надо по молекуле цедить, - воскликнул Гамлет. - Жаль, что горло у нас слишком широкое!
Ольгуша поведала гостям: сегодня брала кастрюлю из холодильника оттуда выпало сердечко из картона, на нем надпись: "С серебряной свадьбой!" Доченьки написали.
- Ты нам зубы не заговаривай! - агрессивно погрозила вилкой Любочка. Горько!
"Неужели нам будет горько, - думал Гамлет. - Один глаз у Любонки опять горит лаской, а второй - тоской". Он припал губами к губам жены.
"...раскупоривать дни... с тобой... всегда!" - в голове у Ольгуши писалось то, что не может видеть видеокамера Рауфа.
- Вино такое мягкое, словно изнутри деликатно постучалось и спросило: "Можно ли вступить с вами во взаимодействие?" - тихо сказала Инна.
- Тебе можно только три глоточка, дочка!
- Мама, я знаю... Галина Дорофеевна, салат берите!
Частицы салата, сбежавшиеся в глубокой зеленой посудине, властно намекали шумящим вокруг гостям брать с них пример: показывать из себя самое наспевшее, сокровенное.
Ольгуша призвала выпить за то, что все вместе "мы были лучше, чем по отдельности, как эти овощи в салате!".
- Умом Ольгушу не понять, аршином общим не измерить!..
"Расслабились - пошлость полезла", - читалось на лице поэта Ерофея.
- Товарищ зав. штопором, откройте и эту бутылку!
- Я осязаю бутылку двумя руками уже, когда наливаю, - бормотал Игнат. - Мама, не беспокойся, шутка. Вон грачи прилетели!
Это из коридора маячила Кирюта в новомодной шапочке с бантиком-хвостиком сзади и околышком-клювом спереди. Такие шапочки назывались "Грачи прилетели". Кирюту посадили на тумбочку, убрав телефон.
- Игнат, ты помнишь, как ты шнурки зубами развязал - в детсаду у девочки любимой?
- Кирюта, ты хоть знаешь, сколько таких шнурков ждет его впереди? Гамлет чокнулся с нею. - Пребудем!
- Пребудем с вами!
- Тост! Гамлет, ждем от тебя... настоящий тост где?
- За то, чтоб мы давали людям больше, чем брали!
- Хорошо! А спектакль?
- Спектакль! Спектакль! - зашумели неконтролируемые гости, привыкшие к сценкам, которые сочиняли и разыгрывали три сестры, три дочери Гамлета (не путать с королем Лиром!).
Появилась Лида, семь диагнозов, переодетая в Станиславского.
- Не верю! Не верю, что вы прожили четверть века вместе! Не верю, что вырастили четверых детей! Это не ваши дети - понятно: с улицы их затащили. Плохо они играют ваших детей. Признавайтесь, чьи вы дети!
Один поэт Ерофей не смотрел спектакль, а работал вилкой в стиле русского экскаватора. Хуже Штыкова, думал Гамлет, тот хоть раз в жизни что-то приятное соизволил сказать.
- Не верю, что это ваши дети! Сколько вы заплатили статистам? Не верю, что у Ольгуши нет седых волос!..
- Ой, я вам сейчас жаркое принесу! - всполошилась Ольгуша.
- Назревает страшный конфликт хорошего с лучшим - будет еще жаркое!
- Давайте выпьем за то, чтоб все конфликты были только такие!
Тосты то и дело показывали свои юркие головки, желая оплодотворить застолье. Кто-то неизбежно цитировал Бродского: "Подруга милая, кабак все тот же..." Захмелевшая Ольгуша вдруг громко пообещала:
- Ой, я вам сейчас яйцо Бродского покажу!
- Почему одно, а не два?
- Правое или левое?
- Да с выставки... мне каталог прислала московская кузина! Там все гении в виде яиц: Модильяни, Пикассо... Бродский!
Она рылась в тумбочке, но ничего не находила.
Вдруг поэт Ерофей подошел к Гамлету и, показывая на пейзаж в рамке, сказал:
- Убери тетеньку!
Гамлет не успел это как следует понять, потому что подошел друг Штыков и стал бурить скважину своего разговора. Правый глаз у него - Аверинцев, левый - Гаспаров.
- Ты, Гамлет, помнишь, что с женой Лота было?
- Как сейчас вижу...
Поэт заорал благим матом:
- Всем стоять раз и навсегда! Всем! - внутри лица Ерофеея двигалось и шевелилось еще одно лицо. - Стоять, я сказал!
- Держите меня четверо, как говорят в народе, - расправил плечи охранник Тимофей.
Белая, как стая гусей, Ольгуша хотела увести поэта в другую комнату.
- Стоять! - крикнул он.
- А ты скажи это своему члену, - бормотал Сан Саныч. - У нас тут ни у кого нет такой надобности.
- Молчатъ!
Хамство - это черновики жизни. Берутся первые попавшиеся слова, делаются первые попавшиеся поступки, думал Гамлет (в который раз).
Ерофей достал записную книжку и стал читать свои стихи: "Вагина километровой глубины..."
- Ты парашютом-то запасаешься? - спросил Костя. - Все-таки километр!..
- Каторжное дело, - вздохнула Юля (первый раз к месту).
- Мы вам сладкое несем, сладкое! - восклицали три сестры. - Сейчас у вас начнется сладкая жизнь.
- ...километровой глубины... - повторил поэт, хватая Инну за беременный живот.
Ожесточась, Гамлет заорал в лицо Ерофею: "Что ты делаешь - у нее есть муж!" - "Где? Покажите".
- Какой торт оригинальный - полумесяцем! - восхитилась Елизавета, ангел. - Эта убывающая лужа - годы наши убывающие... Кто придумал?
Вита за полтора часа до этого уполовинила на кухне торт! Хорошо, что видеокамера Рауфа в это время была далеко... Инна срезала следы великолепных собачьих зубов и оформила все в виде полумесяца.
Вита излучала: "Я не на столе взяла, нет".
- Молчать! - закричал Ерофей, сияя глазами и зубами - белокурые его волосы разметались, он был прекрасен и орал: "Идите на..."
В это время зазвонил телефон:
- Это аварийка?
- Нет, вы ошиблись, - Гамлет одной рукой схватил кричащего, a другой хотел положить трубку.
- У вас там тоже что-то прорвало? - спросили из трубки.
- Да, прорвало тут одного.
Ерофей сзади набросился на Иру и чуть не сбил ее на пол, пытаясь дотянуться до груди. Ира, правда, устояла, но чай из ее чашки вылился прямо на платье Галины Дорофеевны. Все забегали: соль, халат, не ожог ли? Галина Дорофеевна отмахивалась: ничего страшного, отстирается.
И снова зазвонил телефон. Опять, наверное, аварийку вызывают. Гамлет взял трубку.
- Гамлет Эльбрусович? Я вам звоню по поручению Бориса Николаевича Ельцина.
- А ваша фамилия не Путин случайно?
Все замолчали.
- Я вас поздравляю с серебряной свадьбой! - сказал Валерик (наконец-то Гамлет узнал его голос).
Н-нда... трогательно. Наверное, его Людовик вдохновила... спасибо!
Но Ерофей! Надо его редактировать... Да, ждали стихов, а словно беззаконное светило взрывается! Бомбу вонючую подкладывает под вечер...
Бомба взорвалась через несколько секунд: полетели на пол розы, бокалы, но полетел и сам Ерофей, отброшенный Тимофеем на пол. Поэт минуту сидел на корточках, и по его телу пробегали судороги: оно вздыбливалось, чувствуя опасность, и снова припадало к полу. А в окно лился закат с такими прямыми библейскими лучами, которые били из-за тучи, закрывшей солнце. С ветхозаветным гневом Гамлет сжал кулаки. До какого предела это все терпеть? А до какого терпели Пушкина и Лермонтова окружающие? Свои - до бесконечности, а чужие - нисколько.
- Вон! - закричал Гамлет. - Иди домой! Я думал: ты поэт - на ты с небом, а получилось...
- Измазали меня здесь с головы до ног, - Ерофей встал. - Я вас всех прикажу выпороть!
Вита от волнения как-то не по-русски залаяла на него.
Костя схватил Ерофея за шиворот и потащил в коридор. Началась махаловка. "Крови не надо, умоляю - без крови!" - Ольгуша защищала гостя. Но чтобы надеть на Ерофея куртку, руки его пришлось отпустить, и он тотчас с огромной силой ударил по видеокамере Рауфа. Payф смотрел на всех секунду диким взглядом: он не мог понять, как это гость не хочет быть гостем!
Гамлет снова стиснул руки Ерофея. Любочка на все смотрела ликующе: они здесь все собрались, чтобы отнять мое золото! Но я-то знала, что ваши планы рухнут - вас слишком много! Вот и драка... эх, люди-люди, до чего вас жадность-то доводит.
Лида от изумления легла на гладильную доску и секунду свисала, как платье, но доска хряснула и обломилась (слишком тяжела Лида - где в ее огромном теле помещаются семь диагнозов, мимоходом подумав Гамлет).
- Отдайте мне кулек с подарком! Мой кулек с подарком! - вдруг потребовал Ерофей. - Убью всех!
Ольгуша схватила альбом "Рисунки русских писателей", подаренный Ерофеем и подписанный.
- Подавись! - она открыла дверь и швырнула альбом на площадку, уводя прочь Тимофея (все-таки крови не надо, думала Ольгуша, как потом запомнится серебряная свадьба - все в крови, что ли!..).
- Е... - у Тимофея была матерная отмашка рукой (начинал слово, а вместо продолжения махал правой рукой вдоль туловища).
Вениамин и Штыков наконец натянули на скандалиста куртку, и драка вывались на площадку. Выбежала угодливо соседка Марта Спридоновна: "Милицию вызвать?" Только этого не хватало! Гамлет нажал своим ногтем, похожим на пятку, на сонную артерию Ерофея. И тот вмиг обмяк, резиново сползая вдоль стенки, Гамлет поднял на руки обмякшее тело и унес на площадку первого этажа. Там поправил ему сползшие штаны и со страхом вернулся домой. Но там он увидел, что драка не смутила гостей, так как они собрались здесь себя почувствовать и во время драки себя еще больше почувствовали!
Через минуту позвонили мальчики - однокурсники Люды:
- Идем по лестнице - альбом валяется. Вам подписан! - растеряно протянули они "Рисунки русских писателей".
- А больше там никто не валяется? - спросила Ольгуша.
- Нет... У вас гости? Но мы на минyтoчкy...
Ольгуша бросилась к Галине Дорофеевне: подруга, спрячь в свою сумку этот альбом, видеть не могу, сдой в школьную библиотеку.
- Спектакль! Второй спектакль! Обещали... обманули.
- Вон как хорошо поют на кухне мальчики Люды, которые на минутку зашли.
Спектакль оказался на тему дня. Иpa надела очки и стала читать: "В эфире новости! С сегодняшнего дня начинается предвыборная кампания в семейную Думу... Мы предоставили бесплатное время для рекламных роликов..."
Гамлет упал в кресло. Как удачно Люду под меня загримировали, думал он, усы точно мои нарисовали...
- Гамлет Эльбрусович - ваш кандидат! Человек, который глобально смотрит на все ваш проблемы.
Проблемы... лемы... беременая Инна почему в халате? А, она играет Ольгушу... Гамлет повернул голову в сторону, чтобы не смотреть, как сын наливает энную рюмку водки - а потом уронил подбородок на грудь и захрапел. Очнулся, когда все хлопали. Жена несла ему стакан крепчайшего чая. Дочери на блюдце предлагали конфеты, печенье. Он сел на краешек кресла, чтобы больше не заснуть (научился этому способу на работе), и сказал ни к селу, ни к городу, как это у него бывало:
- Хочется вернуться в детство, когда все бескорыстно мной восхищались.
- А мы и сейчас тобой бескорыстно восхищаемся - корыстно, что ли? прыснула Елизавета.
- А вы знаете: в Перми объявлен памятник Трем сестрам? - отвлекающим голосом закричал Гамлет.
- Знаем, знаем, мы уже десять памятников набросали, - Ольгуша, не поверишь, изобразила двумя поварешками трех сестер: - Это хризантемы, три, головы повесили! На перроне, где "Кама" уходит. И вот оркестр заиграл "Прощание славянки", ручки-листья затрепетали в стороны Москвы: "В Москву! В Москву!"
- Как они бронзовые-то затрепещут?
Это Гамлет еще запомнил... А еще: как грачи улетели (Кирюта)...
* * *
Утром прибежала Алефтина Васильевна, тетя Лефа с первого этажа, и сказала тихим голосом, каким говорят в сериалах: "Наша фазенда продана проклятому Педро":
- Марта Спиридоновна уже всех соседей в подъезде обежала - говорит, что у вас драка всю ночь!. Мол, строят из себя интеллигенцию много лет, но вот вчера все выяснилось, все-таки сдержать они свою натуру не могут. - Вы уж не говорите никому, что я была! Не выдайте.
Ольгуша сразу расстроилась. Пути-то расстройства накатанные, в отличие от путей радости, поэтому она вдоль них просто засвистела - с большой скоростью. Но тут позвонил Рауф:
- Материал просмотрел! Финал отличный получился! Особенно Ерофей. Надеюсь, он сегодня повесился?
- Ну что ты говоришь! Рауф! Хоть мы и в тоске... из-за этой драки.
- Напрасно! Что за свадьба без драки?
Ольгуша взбодрилась и стала собирать бутылки, чтобы вынести. Она про себя что-то бормотала.
- Ты боишься, что все соседи уже там стоят? - Гамлет выглянул в окно. - Да, они стоят. Давай я вынесу мусор.
- Нет, я сама, мнe нужен моцион.
- Если глубоко посмотреть на это, - Гамлет по-доброму улыбнулся, - то в этих соседских пересудах... не одно костомойничество! А и желание понять людей тоже. Начало творчества.
Ольгуша со смиреномудрием посмотрела на мужа и с гордостью на Катю, которая только что проснулась и вышла к хозяевам: мол, каков он у меня!
Возле подъезда собралось уже все отработанное поколение: Лефа, Марта Спиридоновна, Валентин Романыч с палочкой и дворничиха, окидывающая облака шалым взглядом: "Мне бы сейчас метлу до неба - я бы размела эти тряпки летающие!"
- Что, Оля, говорят: драка у вас вчера была на серебряной-то свадебке? - спросила она чистеньким, невинным голосом.
- А как же свадьба и без драки! Что это за свадьба? - уже научено ответила Ольгуша.
Женский космос умолк, переваривая довод. Валентин Романович заговорил первым: вообще-то да... маловато еще! Без милиции даже.
И только дома еще несколько раз вспомнили про Ерофея:
- Вагина глубиною... ждал пять лет... я, как атлет. Дурак какой!
* * *
- Гамлет, - кокетливо заявила Людовик за обедом. - Все гриппуют. Нас осталось мало. Как делать газету? Мы с Елизаветой решили повеситься.
- Люблю хорошеньких удавленниц! - бухнул он (сколько они так будут шутить по-некрофильски?).
Елизавета сделала несколько судорожных глотков, подключив к этому даже плечи.
- Вот, из-за тебя могла подавиться.
- А зачем ты вообще ешь? - вдохновенно обратился к ней Гамлет. - Тебе же все равно прекращать свою жизнь. Отдай мне свою порцию.
- Хитренький, - не помня себя, закричала Елизавета.
Гамлету дали вычитать материал про убийство. В желтой прессе всякое разоблачение - это воспевание себя: "Только у нас вы узнаете все жуткое!" Чтобы своя жизнь после этого чтения показалась тихой и удавшейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10