– "Добыча" осторожничал.
– Ищешь что-нибудь особенное? Парень нервно облизнулся.
– Я надеялся найти Ашлу.
– Ой, деточка, извини. Что угодно – губки, ножки, ноготочки, но вот Ашлы нет. – Она на секунду отвернулась и сплюнула. – Вот, иди к той девочке. По-моему, у нее есть Ашла. – Фема указала на свою подругу, стоявшую неподалеку. Ту я знал.
Парень благодарно кивнул и направился к ней. Я случайно встретился взглядом с охотницей.
– Дерьмовые дела, милый, – произнесла шлюха с коротким смешком. Мгновение спустя она уже озирала окрестности в поисках типа, который обеспечит ей завтрак. Через несколько минут подвернулась очередная жертва, состоялся точно такой же разговор:
– Ищешь что-нибудь особенное?
Новый кавалер был выше и плотней первого.
– Бриджит? – произнес он извинительным тоном.
Она порылась в черной пластиковой сумочке и вытащила коробку с модиками.
Модуль немного больше, чем училка. Ее обычно вставляют в специальное гнездо, находящееся в модике, а если ничего больше не можешь принимать или хочешь для разнообразия побыть самим собой, – прямо в мозг. Зажав в руке пластмассовый модик розового цвета, охотница сунула коробку обратно.
– Вот она, женщина твоей мечты. Бриджит постоянно спрашивают, эта девочка с фантазией. Она стоит дороже. – Я знаю. Сколько?
– А ты сам как думаешь? – сказала шлюха, смутно подозревая, что парень легавый и хочет поймать ее на слове. Время от времени это происходило, когда обнаруживалcя дефицит неверных, и религиозным властям приходилось переключаться на таких, как она (В мусульманских странах судопроизводство ведется по законам шариата, и отступление от религиозных норм преследуется как уголовное преступление).
– Сколько можешь заплатить?
– Пятьдесят? – За Бриджит, паренек?!
– Сто?
– Плюс пятнадцать за помещение. Пошли, мой сладенький.
И они, рука об руку, зашагали по Четвертой улице. Как прекрасна любовь…
Я уже имел удовольствие познакомиться с "Ашлой" и "Бриджит"; интересно, что представляют собой другие модики в коробке шлюхи? Так или иначе подобное знание никак не стоит ста киамов (плюс пятнадцать за помещение). Теперь эта тициановская красотка приведет к себе своего милого, вставит модик Бриджит и превратится в нее: обретет сознание Бриджит, ее мысли, чувства, манеры; и так всякий раз с любым – мужчиной или первом, фемой, обрезком или гетеросеком, кто подключится к данному модику.
Я миновал Южные ворота. На полпути к банку, возле ювелирного магазина, вдруг остановился. Что-то не давало мне покоя, настойчиво вертелось в голове.
Очень неприятное чувство, словно тебе щекочут мозги, но избавиться от него нельзя. Может, побочное действие пилюлек: когда я в таком состоянии, как сегодня, на ум приходят всякие бессмысленные идеи. Но нет, это не обычное наркотическое "озарение". Что-то, связанное с убийством Богатырева или телефонным разговором с Оккингом… Какая-то мелочь насторожила меня.
Я прокрутил в памяти все, что мог вспомнить о событиях прошлой ночи. Вроде бы ничего необычного; что касается Оккинга, то он явно решил поставить меня на место, но это обычные штучки легавых: "Слушай, то, что произошло, – дело полиции, и мы не хотим, чтобы ты совал нос куда не следует; прошлой ночью у тебя наклевывалась работа, но все полетело к чертям, так что спасибо, в твоих услугах больше не нуждаемся". Я слышал подобное от Оккинга сотни раз. Почему же сегодня мне кажется, что дело нечисто?
Я покачал головой. Если есть какая-нибудь гниль, обязательно докопаюсь. Я загнал все мысли об этом в самый дальний уголок. Пусть отлежатся немножко, а потом либо испарятся, либо сконденсируются в ясный, четкий перечень фактов, который можно использовать. А сейчас не желаю ни о чем беспокоиться. Хочу, чтобы ничто не мешало мне наслаждаться ощущением собственной силы, уверенности, теплоты, разлившейся по телу, – всем, что дают наркотики. Позже, когда их действие закончится, придется заплатить за это блаженство постнаркотическим "похмельем", так что надо взять свое за потраченные на них денежки.
Минут через десять, когда я подходил к кредитным автоматам, расположенным на улице, зазвонил телефон. Я снял его с пояса.
– Марид? Это Никки.
Никки – полоумный обрезок, шлюха, работающая на одного из шакалов Фридландер-Бея. Год назад мы с ней довольно близко сошлись, но уж слишком много хлопот доставляла эта особа. Когда ты с Никки, приходится все время следить, чтобы она не перебрала выпивки или пилюлек. Одна штучка сверх нормы, и Никки становится бешеной и совершенно неуправляемой. Каждый раз, когда мы отправлялись куда-нибудь, дело заканчивалось потасовкой. До того как Никки подверглась модификации, она, судя по всему, была высоким, мускулистым парнем намного сильней меня. Даже после изменения пола в драке она неудержима.
Пытаться отнять у нее несчастного, которого она заподозрила в намерении оскорбить ее честь и достоинство, – тяжелое испытание, а процедура успокоения и доставки домой отнимает последние силы. В конце концов я понял, что Никки здорово нравится мне трезвой, но все ее достоинства не окупают мучений, которые приходится терпеть из-за нее в остальное время. Мы встречаемся иногда, говорим "здрасте", болтаем, но я больше не хочу быть свидетелем ее бессмысленных пьяных драк, с воплями и визгом.
– А, Никки. Что хорошего скажешь?
– Марид, милый, мы можем сегодня встретиться? Мне очень нужна твоя помощь.
Ну вот, начинается!
– А что стряслось?
Несколько секунд она молчала, обдумывая, как лучше сформулировать свою проблему.
– Я не хочу больше работать на Абдуллу. Так звали одного из доверенных людей Фридландер-Бея. Абдулла держал на поводке около дюжины девочек и мальчиков, рассредоточенных по всему Будайину.
– Не вижу никаких трудностей.
Время от времени мне приходилось подрабатывать таким образом, получая киам-другой. Бей (весь квартал называл его Папа) неплохо относился ко мне.
Фридландер-Бей был фактическим хозяином Будайина, да и остальную часть города вполне мог засунуть в карман. Я всегда держал свое слово, что в глазах такого человека, как Бей, уже было неплохой рекомендацией. Наш Папа – что-то вроде старейшины. Ходили слухи, что ему, ни много ни мало, две сотни лет, и иногда я верил этому. Бей отличался старомодными взглядами на честь и верность и на бизнес. Он раздавал награды и карал по собственному усмотрению, словно воплощал в себе древние представления о Всемогущем. Папе принадлежало множество ночных клубов, публичных домов и харчевен в Будайине, но он не душил здоровую конкуренцию. Если кто-нибудь желал попытать счастья и открывал свою лавочку рядом с его заведением, Бей не имел ничего против. Придерживался простого принципа: если не трогаешь его – он не трогает тебя, и предлагал весьма соблазнительные условия; в результате великое множество независимых дельцов становились его людьми, потому что никогда не смогли бы добиться самостоятельно того, что получали из его рук. У них просто не было нужных связей. А Папа олицетворял и это понятие.
Главный девиз Будайина – "бизнес есть бизнес". То, что вредило интересам независимых дельцов, в конечном итоге ударяло и по Фридландер-Бею. Будайин хорошее место, добычи хватает каждому, но все могло обернуться иначе, принадлежи Папа к ненасытному типу людей, ревнивых к чужой удаче. Однажды он признался мне, что когда-то испытывал подобную ревность, но, прожив сто пятьдесят (или сто шестьдесят) лет, обнаружил, что больше не способен ощущать радость обладания. Наверное, это самое грустное признание, которое мне когда-либо приходилось слышать.
…Никки облегченно вздохнула.
– Спасибо, Марид. Ты знаешь, у кого я сейчас квартирую?
Я уже давно перестал следить за ее перемещениями.
– Нет. У кого?
– Решила пожить у Тамико. Отлично, мне опять везет, подумал я грустно.
Тамико – одна из Сестер Черной Вдовы.
– Это на Тринадцатой улице?
– Ага.
– Тогда знаю где. Если приду, ну, скажем, в два, устроит?
Никки замялась:
– А ты не можешь пораньше… в час? У меня еще кое-какие дела.
Наглость с ее стороны, но сейчас я чувствовал себя щедрым, сильным и снисходительным – действие голубых треугольников. Ради старой дружбы я решил уважить ее.
– Ладно. Подойду к часу, иншалла – если пожелает Аллах.
– Ты лапочка, Марид. Салам. – Гудок. Я прицепил телефон к поясу. Мне даже не приходило в голову, что я влезаю в дело, из которого не смогу выбраться. Так всегда бывает: ничего не чувствуешь, пока не увязнешь по уши.
Глава 3
Я отыскал дом на Тринадцатой улице только без пятнадцати час. Тамико (уменьшительно-ласкательное – Тами) обитала в старом двухэтажном особняке, теперь разгороженном на отдельные квартиры. Я бросил взгляд на ее балкон, нависавший над улицей. Железные перила высотой до пояса, по углам – кружевные чугунные колонны, увитые плющом, которые доставали до самой крыши. Из открытого окна доносились звуки ужасной синтезированной музыки в стиле кото.
Душераздирающе-визгливые вопли под мартовских котов, сопровождавшие электронную мелодию, заставляли меня инстинктивно вздрагивать. То ли голос тоже был синтезирован, то ли это пела сама Тами. Кажется, я упоминал, что Никки немного чокнутая? Так вот, по сравнению с Тами, Никки – ласковый плюшевый зайчик.
Тамико заменила одну из своих слюнных желез пластиковым контейнером, наполненным каким-то сильнодействующим токсином. Пластиковая трубочка выводила его в искусственный зуб. Яд был совершенно безвреден при глотании, но, попадая в кровь, вызывал страшную, мучительную смерть. Тамико могла пустить в ход свой убийственный зуб при малейшей необходимости – или просто когда ей взбредет в голову. Вот почему Тами и ее подружек прозвали Сестрами Черной Вдовы.
Я нажал на кнопку рядом с ее именем – безрезультатно. Постучал по небольшому окошечку из толстого плексигласа, вмонтированного в дверь. В конце концов, вышел на улицу и начал орать. Из окна высунулась белокурая головка. Сейчас спущусь, – крикнула Никки. Музыка кото заглушала все на свете. Ни разу не встречал никого, кроме Никки, кто смог бы вынести эту какофонию. Тами – не в счет, она абсолютная психопатка.
Дверь приоткрылась, выглянула Никки. У нее был довольно бледный вид.
– Послушай, – сказала она нервно, – Тами сегодня не в своей тарелке.
Поддала немного. Веди себя осторожно, чтобы не завести ее, ладно?
В конце концов, стоит ли влезать в это дело ради Никки и ее сотни киамов, подумал я. Мне ведь не так уж нужны сейчас деньги. Но обещание есть обещание: я кивнул и зашагал за ней вверх по лестнице.
Тами раскинулась на пестро расшитых подушках, уткнувшись головой в один из динамиков. На улице доносившиеся из окна звуки показались мне оглушительными, но только сейчас я понял истинное значение этого слова. Музыка, наверное, пульсировала в висках Тами, словно самая ужасная в мире мигрень, но в душе ее, казалось, царила гармония. Очевидно, звуки совпадали с веселой пляской наркотиков в организме Тамико: она зажмурила глаза и медленно покачивала головой. Лицо одной из Черных Вдов было густо набелено, как у гейши, а губы и веки – иссиня-черные. Тамико-сан выглядела сейчас, как мстительный дух персонаж театра Кабуки.
– Никки, – произнес я. Та не услышала. Пришлось подойти и заорать ей прямо в ухо:
– Давай уберемся отсюда! Пойдем куда-нибудь, где можно нормально поговорить! – Тамико жгла какие-то благовония, и ноздри забивал тошнотворно-сладкий запах. Если сейчас не глотну свежего воздуха, мне станет плохо.
Никки отрицательно мотнула головой и показала на Тами.
– Она меня не выпустит.
– Почему?
– Тами думает, что она меня защищает.
– От кого? Никки пожала плечами:
– Спроси у нее.
Пока мы разговаривали, Тами повернулась и повисла на краю постели. Потом, как при замедленной съемке, плавно скатилась на пол и замерла, прижавшись щекой к покрытому темным лаком паркету.
– Слава Аллаху, что ты способна сама постоять за себя, Никки.
Она слабо рассмеялась:
– Да, наверное. Спасибо, что пришел, Марид. – Ерунда, никаких проблем, отшутился я. Опустился в кресло и посмотрел на нее.
Никки – экзотическое создание, даже для нашего Города Экзотики. Роскошные платиновые волосы до пояса, кожа прозрачная, молочно-белая, почти как грим на лице Тами. Потрясающие, словно нарисованные глаза василькового цвета, в которых синими сполохами сверкали безрассудно-безумные огоньки. Тонкое лицо, лицо беззащитного ребенка, не вязалось с крупным, мускулистым телом. Такое встречалось довольно часто: выбирая новую внешность, люди стремятся к твоему идеалу, не понимая, что он не соответствует их телосложению. Я взглянул на неподвижную тушу Тами. Ее можно было распознать даже издалека по фирменному признаку Сестер: гигантскому, невероятному искусственному бюсту. Объем груди Тами был никак не меньше полутора метров. Представляете выражение лица какого-нибудь туриста, который случайно сталкивается с одной из Сестер? Но это перестает забавлять, как только сообразишь, что произойдет с несчастным потом.
– Я не хочу больше работать на Абдуллу, – повторила Никки, накручивая на палец белокурый локон.
– Можно понять. Я позвоню и организую встречу с Хасаном. Знаешь Хасана-Шиита? Человека Папы? Вот с ним и придется улаживать твое дело.
Никки потрясла головой. Обвела глазами комнату. Она сильно волновалась.
– Но ведь это может быть опасным, или… Я улыбнулся:
– Опасным? Да что ты! Мы сядем рядышком за стол, Абдулла – напротив, Хасан расположится посередине. Дальше происходит следующее: я излагаю твою точку зрения на проблему. Абдулла – свою. Хасан погружается в размышления и объявляет приговор. Скорее всего, заплатишь отступного Абдулле; Хасан скажет сколько.
Потом придется потратиться, чтобы подмазать Шиита за посредничество, и необходимо поднести какой-нибудь подарок Папе. Это важно.
Кажется, Никки не успокоили мои объяснения. Она встала, заправила черную майку в обтяжные джинсы такого же цвета.
– Ты не знаешь Абдуллу, – произнесла она. – Уж кого-кого, а этого типа знаю, можешь не сомневаться. – Полагаю, намного лучше, чем знает Никки. Я встал и подошел к Таминому "Телефункену", ткнул пальцем в кнопку и избавил мир от музыки кото. Комнату затопила волна покоя и умиротворения: мир сказал мне "спасибо".
Тами застонала во сне.
– А если он плюнет на свои обязательства?
Придет за мной и заставит снова работать на улице? Он любит бить своих девочек, Марид. По-настоящему любит, понимаешь? – Я все о нем знаю. Но Абдулла, точно так же, как и все мы, уважает Папу и не забывает про его влиятельность.
Он никогда не посмеет ослушаться Хасана. Кстати, ты тоже, Никки: не дай тебе Бог даже подумать об этом. Если попытаешься улизнуть, не заплатив, Папа пошлет за тобой своих громил. И тогда ты уж точно будешь работать на улице. После того, как сможешь подняться на ноги.
Никки содрогнулась:
– А кто-нибудь из твоих клиентов пробовал смотаться?
Я нахмурился. Да, однажды такое случилось. Отчетливо помнил все подробности: это произошло, когда я в последний раз влюбился. – И что сделали Папа и Хасан Ох, как мне не хотелось ворошить эти воспоминания!
– Ну, раз я поручился за клиентку, деньги пришлось заплатить мне. Срочно занял две тысячи двести киамов. Чуть живот не надорвал от натуги, но поверь, хрустики я им выложил. Не хочу вспоминать, на какие сумасшедшие и опасные дела пришлось пойти: из-за того, что сделала та девочка, я числился у Папы в должниках. Бей любит, чтобы долги платили вовремя. В подобных случаях терпение Папы быстро истощается.
– Я знаю, – сказала Никки. – А что произошло с ней?
Я замешкался: потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя рассказывать дальше.
– Они выследили, куда убежала девочка. Для них это было нетрудно. Когда ее вернули в Будайин, каждая нога оказалась сломанной в трех местах, а лицо сплошное месиво. Ее послали работать в один из самых омерзительных и грязных притонов. Заработок в таком месте – сто-двести киамов в неделю, не больше, а оставляют они ей, скажем, десять или пятнадцать. До сих пор она копит на починку лица.
Никки долго не могла выдавить из себя ни слова. Я ей не мешал – пусть поразмыслит хорошенько над тем, что услышала. Это ей полезно.
– Ты прямо сейчас можешь договориться о встрече? – спросила она наконец.
– Конечно, – сказал я. – Следующий понедельник тебя устроит?
Никки широко распахнула глаза:
– А сегодня вечером никак нельзя? Мне надо покончить с этим делом немедленно.
– Эй, Никки, что за спешка? Собралась куда-нибудь?
Никки искоса посмотрела на меня, рот слегка приоткрылся, губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать, но передумала.
– Нет, – произнесла она наконец слегка вздрагивающим голосом.
– Нельзя запросто назначить Хасану встречу, когда тебе в голову взбредет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ищешь что-нибудь особенное? Парень нервно облизнулся.
– Я надеялся найти Ашлу.
– Ой, деточка, извини. Что угодно – губки, ножки, ноготочки, но вот Ашлы нет. – Она на секунду отвернулась и сплюнула. – Вот, иди к той девочке. По-моему, у нее есть Ашла. – Фема указала на свою подругу, стоявшую неподалеку. Ту я знал.
Парень благодарно кивнул и направился к ней. Я случайно встретился взглядом с охотницей.
– Дерьмовые дела, милый, – произнесла шлюха с коротким смешком. Мгновение спустя она уже озирала окрестности в поисках типа, который обеспечит ей завтрак. Через несколько минут подвернулась очередная жертва, состоялся точно такой же разговор:
– Ищешь что-нибудь особенное?
Новый кавалер был выше и плотней первого.
– Бриджит? – произнес он извинительным тоном.
Она порылась в черной пластиковой сумочке и вытащила коробку с модиками.
Модуль немного больше, чем училка. Ее обычно вставляют в специальное гнездо, находящееся в модике, а если ничего больше не можешь принимать или хочешь для разнообразия побыть самим собой, – прямо в мозг. Зажав в руке пластмассовый модик розового цвета, охотница сунула коробку обратно.
– Вот она, женщина твоей мечты. Бриджит постоянно спрашивают, эта девочка с фантазией. Она стоит дороже. – Я знаю. Сколько?
– А ты сам как думаешь? – сказала шлюха, смутно подозревая, что парень легавый и хочет поймать ее на слове. Время от времени это происходило, когда обнаруживалcя дефицит неверных, и религиозным властям приходилось переключаться на таких, как она (В мусульманских странах судопроизводство ведется по законам шариата, и отступление от религиозных норм преследуется как уголовное преступление).
– Сколько можешь заплатить?
– Пятьдесят? – За Бриджит, паренек?!
– Сто?
– Плюс пятнадцать за помещение. Пошли, мой сладенький.
И они, рука об руку, зашагали по Четвертой улице. Как прекрасна любовь…
Я уже имел удовольствие познакомиться с "Ашлой" и "Бриджит"; интересно, что представляют собой другие модики в коробке шлюхи? Так или иначе подобное знание никак не стоит ста киамов (плюс пятнадцать за помещение). Теперь эта тициановская красотка приведет к себе своего милого, вставит модик Бриджит и превратится в нее: обретет сознание Бриджит, ее мысли, чувства, манеры; и так всякий раз с любым – мужчиной или первом, фемой, обрезком или гетеросеком, кто подключится к данному модику.
Я миновал Южные ворота. На полпути к банку, возле ювелирного магазина, вдруг остановился. Что-то не давало мне покоя, настойчиво вертелось в голове.
Очень неприятное чувство, словно тебе щекочут мозги, но избавиться от него нельзя. Может, побочное действие пилюлек: когда я в таком состоянии, как сегодня, на ум приходят всякие бессмысленные идеи. Но нет, это не обычное наркотическое "озарение". Что-то, связанное с убийством Богатырева или телефонным разговором с Оккингом… Какая-то мелочь насторожила меня.
Я прокрутил в памяти все, что мог вспомнить о событиях прошлой ночи. Вроде бы ничего необычного; что касается Оккинга, то он явно решил поставить меня на место, но это обычные штучки легавых: "Слушай, то, что произошло, – дело полиции, и мы не хотим, чтобы ты совал нос куда не следует; прошлой ночью у тебя наклевывалась работа, но все полетело к чертям, так что спасибо, в твоих услугах больше не нуждаемся". Я слышал подобное от Оккинга сотни раз. Почему же сегодня мне кажется, что дело нечисто?
Я покачал головой. Если есть какая-нибудь гниль, обязательно докопаюсь. Я загнал все мысли об этом в самый дальний уголок. Пусть отлежатся немножко, а потом либо испарятся, либо сконденсируются в ясный, четкий перечень фактов, который можно использовать. А сейчас не желаю ни о чем беспокоиться. Хочу, чтобы ничто не мешало мне наслаждаться ощущением собственной силы, уверенности, теплоты, разлившейся по телу, – всем, что дают наркотики. Позже, когда их действие закончится, придется заплатить за это блаженство постнаркотическим "похмельем", так что надо взять свое за потраченные на них денежки.
Минут через десять, когда я подходил к кредитным автоматам, расположенным на улице, зазвонил телефон. Я снял его с пояса.
– Марид? Это Никки.
Никки – полоумный обрезок, шлюха, работающая на одного из шакалов Фридландер-Бея. Год назад мы с ней довольно близко сошлись, но уж слишком много хлопот доставляла эта особа. Когда ты с Никки, приходится все время следить, чтобы она не перебрала выпивки или пилюлек. Одна штучка сверх нормы, и Никки становится бешеной и совершенно неуправляемой. Каждый раз, когда мы отправлялись куда-нибудь, дело заканчивалось потасовкой. До того как Никки подверглась модификации, она, судя по всему, была высоким, мускулистым парнем намного сильней меня. Даже после изменения пола в драке она неудержима.
Пытаться отнять у нее несчастного, которого она заподозрила в намерении оскорбить ее честь и достоинство, – тяжелое испытание, а процедура успокоения и доставки домой отнимает последние силы. В конце концов я понял, что Никки здорово нравится мне трезвой, но все ее достоинства не окупают мучений, которые приходится терпеть из-за нее в остальное время. Мы встречаемся иногда, говорим "здрасте", болтаем, но я больше не хочу быть свидетелем ее бессмысленных пьяных драк, с воплями и визгом.
– А, Никки. Что хорошего скажешь?
– Марид, милый, мы можем сегодня встретиться? Мне очень нужна твоя помощь.
Ну вот, начинается!
– А что стряслось?
Несколько секунд она молчала, обдумывая, как лучше сформулировать свою проблему.
– Я не хочу больше работать на Абдуллу. Так звали одного из доверенных людей Фридландер-Бея. Абдулла держал на поводке около дюжины девочек и мальчиков, рассредоточенных по всему Будайину.
– Не вижу никаких трудностей.
Время от времени мне приходилось подрабатывать таким образом, получая киам-другой. Бей (весь квартал называл его Папа) неплохо относился ко мне.
Фридландер-Бей был фактическим хозяином Будайина, да и остальную часть города вполне мог засунуть в карман. Я всегда держал свое слово, что в глазах такого человека, как Бей, уже было неплохой рекомендацией. Наш Папа – что-то вроде старейшины. Ходили слухи, что ему, ни много ни мало, две сотни лет, и иногда я верил этому. Бей отличался старомодными взглядами на честь и верность и на бизнес. Он раздавал награды и карал по собственному усмотрению, словно воплощал в себе древние представления о Всемогущем. Папе принадлежало множество ночных клубов, публичных домов и харчевен в Будайине, но он не душил здоровую конкуренцию. Если кто-нибудь желал попытать счастья и открывал свою лавочку рядом с его заведением, Бей не имел ничего против. Придерживался простого принципа: если не трогаешь его – он не трогает тебя, и предлагал весьма соблазнительные условия; в результате великое множество независимых дельцов становились его людьми, потому что никогда не смогли бы добиться самостоятельно того, что получали из его рук. У них просто не было нужных связей. А Папа олицетворял и это понятие.
Главный девиз Будайина – "бизнес есть бизнес". То, что вредило интересам независимых дельцов, в конечном итоге ударяло и по Фридландер-Бею. Будайин хорошее место, добычи хватает каждому, но все могло обернуться иначе, принадлежи Папа к ненасытному типу людей, ревнивых к чужой удаче. Однажды он признался мне, что когда-то испытывал подобную ревность, но, прожив сто пятьдесят (или сто шестьдесят) лет, обнаружил, что больше не способен ощущать радость обладания. Наверное, это самое грустное признание, которое мне когда-либо приходилось слышать.
…Никки облегченно вздохнула.
– Спасибо, Марид. Ты знаешь, у кого я сейчас квартирую?
Я уже давно перестал следить за ее перемещениями.
– Нет. У кого?
– Решила пожить у Тамико. Отлично, мне опять везет, подумал я грустно.
Тамико – одна из Сестер Черной Вдовы.
– Это на Тринадцатой улице?
– Ага.
– Тогда знаю где. Если приду, ну, скажем, в два, устроит?
Никки замялась:
– А ты не можешь пораньше… в час? У меня еще кое-какие дела.
Наглость с ее стороны, но сейчас я чувствовал себя щедрым, сильным и снисходительным – действие голубых треугольников. Ради старой дружбы я решил уважить ее.
– Ладно. Подойду к часу, иншалла – если пожелает Аллах.
– Ты лапочка, Марид. Салам. – Гудок. Я прицепил телефон к поясу. Мне даже не приходило в голову, что я влезаю в дело, из которого не смогу выбраться. Так всегда бывает: ничего не чувствуешь, пока не увязнешь по уши.
Глава 3
Я отыскал дом на Тринадцатой улице только без пятнадцати час. Тамико (уменьшительно-ласкательное – Тами) обитала в старом двухэтажном особняке, теперь разгороженном на отдельные квартиры. Я бросил взгляд на ее балкон, нависавший над улицей. Железные перила высотой до пояса, по углам – кружевные чугунные колонны, увитые плющом, которые доставали до самой крыши. Из открытого окна доносились звуки ужасной синтезированной музыки в стиле кото.
Душераздирающе-визгливые вопли под мартовских котов, сопровождавшие электронную мелодию, заставляли меня инстинктивно вздрагивать. То ли голос тоже был синтезирован, то ли это пела сама Тами. Кажется, я упоминал, что Никки немного чокнутая? Так вот, по сравнению с Тами, Никки – ласковый плюшевый зайчик.
Тамико заменила одну из своих слюнных желез пластиковым контейнером, наполненным каким-то сильнодействующим токсином. Пластиковая трубочка выводила его в искусственный зуб. Яд был совершенно безвреден при глотании, но, попадая в кровь, вызывал страшную, мучительную смерть. Тамико могла пустить в ход свой убийственный зуб при малейшей необходимости – или просто когда ей взбредет в голову. Вот почему Тами и ее подружек прозвали Сестрами Черной Вдовы.
Я нажал на кнопку рядом с ее именем – безрезультатно. Постучал по небольшому окошечку из толстого плексигласа, вмонтированного в дверь. В конце концов, вышел на улицу и начал орать. Из окна высунулась белокурая головка. Сейчас спущусь, – крикнула Никки. Музыка кото заглушала все на свете. Ни разу не встречал никого, кроме Никки, кто смог бы вынести эту какофонию. Тами – не в счет, она абсолютная психопатка.
Дверь приоткрылась, выглянула Никки. У нее был довольно бледный вид.
– Послушай, – сказала она нервно, – Тами сегодня не в своей тарелке.
Поддала немного. Веди себя осторожно, чтобы не завести ее, ладно?
В конце концов, стоит ли влезать в это дело ради Никки и ее сотни киамов, подумал я. Мне ведь не так уж нужны сейчас деньги. Но обещание есть обещание: я кивнул и зашагал за ней вверх по лестнице.
Тами раскинулась на пестро расшитых подушках, уткнувшись головой в один из динамиков. На улице доносившиеся из окна звуки показались мне оглушительными, но только сейчас я понял истинное значение этого слова. Музыка, наверное, пульсировала в висках Тами, словно самая ужасная в мире мигрень, но в душе ее, казалось, царила гармония. Очевидно, звуки совпадали с веселой пляской наркотиков в организме Тамико: она зажмурила глаза и медленно покачивала головой. Лицо одной из Черных Вдов было густо набелено, как у гейши, а губы и веки – иссиня-черные. Тамико-сан выглядела сейчас, как мстительный дух персонаж театра Кабуки.
– Никки, – произнес я. Та не услышала. Пришлось подойти и заорать ей прямо в ухо:
– Давай уберемся отсюда! Пойдем куда-нибудь, где можно нормально поговорить! – Тамико жгла какие-то благовония, и ноздри забивал тошнотворно-сладкий запах. Если сейчас не глотну свежего воздуха, мне станет плохо.
Никки отрицательно мотнула головой и показала на Тами.
– Она меня не выпустит.
– Почему?
– Тами думает, что она меня защищает.
– От кого? Никки пожала плечами:
– Спроси у нее.
Пока мы разговаривали, Тами повернулась и повисла на краю постели. Потом, как при замедленной съемке, плавно скатилась на пол и замерла, прижавшись щекой к покрытому темным лаком паркету.
– Слава Аллаху, что ты способна сама постоять за себя, Никки.
Она слабо рассмеялась:
– Да, наверное. Спасибо, что пришел, Марид. – Ерунда, никаких проблем, отшутился я. Опустился в кресло и посмотрел на нее.
Никки – экзотическое создание, даже для нашего Города Экзотики. Роскошные платиновые волосы до пояса, кожа прозрачная, молочно-белая, почти как грим на лице Тами. Потрясающие, словно нарисованные глаза василькового цвета, в которых синими сполохами сверкали безрассудно-безумные огоньки. Тонкое лицо, лицо беззащитного ребенка, не вязалось с крупным, мускулистым телом. Такое встречалось довольно часто: выбирая новую внешность, люди стремятся к твоему идеалу, не понимая, что он не соответствует их телосложению. Я взглянул на неподвижную тушу Тами. Ее можно было распознать даже издалека по фирменному признаку Сестер: гигантскому, невероятному искусственному бюсту. Объем груди Тами был никак не меньше полутора метров. Представляете выражение лица какого-нибудь туриста, который случайно сталкивается с одной из Сестер? Но это перестает забавлять, как только сообразишь, что произойдет с несчастным потом.
– Я не хочу больше работать на Абдуллу, – повторила Никки, накручивая на палец белокурый локон.
– Можно понять. Я позвоню и организую встречу с Хасаном. Знаешь Хасана-Шиита? Человека Папы? Вот с ним и придется улаживать твое дело.
Никки потрясла головой. Обвела глазами комнату. Она сильно волновалась.
– Но ведь это может быть опасным, или… Я улыбнулся:
– Опасным? Да что ты! Мы сядем рядышком за стол, Абдулла – напротив, Хасан расположится посередине. Дальше происходит следующее: я излагаю твою точку зрения на проблему. Абдулла – свою. Хасан погружается в размышления и объявляет приговор. Скорее всего, заплатишь отступного Абдулле; Хасан скажет сколько.
Потом придется потратиться, чтобы подмазать Шиита за посредничество, и необходимо поднести какой-нибудь подарок Папе. Это важно.
Кажется, Никки не успокоили мои объяснения. Она встала, заправила черную майку в обтяжные джинсы такого же цвета.
– Ты не знаешь Абдуллу, – произнесла она. – Уж кого-кого, а этого типа знаю, можешь не сомневаться. – Полагаю, намного лучше, чем знает Никки. Я встал и подошел к Таминому "Телефункену", ткнул пальцем в кнопку и избавил мир от музыки кото. Комнату затопила волна покоя и умиротворения: мир сказал мне "спасибо".
Тами застонала во сне.
– А если он плюнет на свои обязательства?
Придет за мной и заставит снова работать на улице? Он любит бить своих девочек, Марид. По-настоящему любит, понимаешь? – Я все о нем знаю. Но Абдулла, точно так же, как и все мы, уважает Папу и не забывает про его влиятельность.
Он никогда не посмеет ослушаться Хасана. Кстати, ты тоже, Никки: не дай тебе Бог даже подумать об этом. Если попытаешься улизнуть, не заплатив, Папа пошлет за тобой своих громил. И тогда ты уж точно будешь работать на улице. После того, как сможешь подняться на ноги.
Никки содрогнулась:
– А кто-нибудь из твоих клиентов пробовал смотаться?
Я нахмурился. Да, однажды такое случилось. Отчетливо помнил все подробности: это произошло, когда я в последний раз влюбился. – И что сделали Папа и Хасан Ох, как мне не хотелось ворошить эти воспоминания!
– Ну, раз я поручился за клиентку, деньги пришлось заплатить мне. Срочно занял две тысячи двести киамов. Чуть живот не надорвал от натуги, но поверь, хрустики я им выложил. Не хочу вспоминать, на какие сумасшедшие и опасные дела пришлось пойти: из-за того, что сделала та девочка, я числился у Папы в должниках. Бей любит, чтобы долги платили вовремя. В подобных случаях терпение Папы быстро истощается.
– Я знаю, – сказала Никки. – А что произошло с ней?
Я замешкался: потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя рассказывать дальше.
– Они выследили, куда убежала девочка. Для них это было нетрудно. Когда ее вернули в Будайин, каждая нога оказалась сломанной в трех местах, а лицо сплошное месиво. Ее послали работать в один из самых омерзительных и грязных притонов. Заработок в таком месте – сто-двести киамов в неделю, не больше, а оставляют они ей, скажем, десять или пятнадцать. До сих пор она копит на починку лица.
Никки долго не могла выдавить из себя ни слова. Я ей не мешал – пусть поразмыслит хорошенько над тем, что услышала. Это ей полезно.
– Ты прямо сейчас можешь договориться о встрече? – спросила она наконец.
– Конечно, – сказал я. – Следующий понедельник тебя устроит?
Никки широко распахнула глаза:
– А сегодня вечером никак нельзя? Мне надо покончить с этим делом немедленно.
– Эй, Никки, что за спешка? Собралась куда-нибудь?
Никки искоса посмотрела на меня, рот слегка приоткрылся, губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать, но передумала.
– Нет, – произнесла она наконец слегка вздрагивающим голосом.
– Нельзя запросто назначить Хасану встречу, когда тебе в голову взбредет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36