Человечество утратит нечто очень важное, если все будут «жить, как все».В конце концов, не обязательно идти именно мне. Важно, чтобы кто-то пошёл…«Приёмщика груза просят к шлюзу», — объявил динамик.По кают-компании прошло движение. Монтажники наскоро заканчивали ужин, громко переговаривались, один за другим направлялись к выходу.— Последнюю партию оборудования доставили, — сказал Борг и посмотрел на часы. — Надо бы мне слетать на второй корабль… Ну, да ладно, управятся без меня. Все-таки не каждый день у нас такие гости.— Когда примерно думаешь закончить работу? — спросил Самарин.— Зачем же примерно? Есть график. Через семнадцать суток.— График есть и у меня. — Самарин принялся за второе. — Но, кроме него, есть ещё пилоты, которые с ним не в ладах. Вот сидит первый, — он кивнул на меня, — человек, выходящий из графика.— Что-то Анатолий помалкивает, — сказал Борг. — Налить ещё вина, Анатолий?— Налей, пожалуй, — ответил Греков.— Не нравится тебе корабль?— Нет, корабль хорош. — Греков пригубил вино. — Но я прикинул расход энергии и материалов — немалые цифры.— Если хочешь, могу назвать точные цифры.— Не надо. Об этом ещё предстоит разговор на Совете.— Опять будешь голосовать против?— Да.— И опять останешься в меньшинстве.— Возможно, — спокойно согласился Греков. — В декабре кончается мой срок. Выйду из Совета — вам легче станет.— В декабре? — Борг грудью налёг на стол и сцепил руки вокруг своей тарелки, словно оберегая её от покушения. — Чего же я, в таком случае, гоню изо всех сил? Растяну-ка лучше до декабря.— Дружески советую, Ивар: постарайся закончить монтаж как можно скорее. Дорог каждый день.Самарин сказал:— Насчёт расхода энергии — не знаю, кто расходует больше, чем ты на сеансах космической связи.— Тут ничего не поделаешь, — возразил Греков. — Это расход оправданный.— Гм! Особенного толка от связи с Сапиеной пока не наблюдается.— Это неверно. Мы накапливаем информацию и учимся понимать друг друга.— Ну, и что практически ценного узнали мы за последние, скажем, полвека? Можешь не отвечать. Минимум сомнительно расшифрованных сведений о составе атмосферы и… — Самарин, не закончив, махнул рукой.Я вспомнил сеанс связи, на котором несколько лет назад мне довелось присутствовать. Вспомнил, как Дед расхаживал по аппаратной, гордый и довольный тем, что первую практически ценную информацию послали с Земли на Сапиену, а не наоборот.— Старший, — сказал я, — помнишь, Сапиена запросила способ добывания огня…— Помню ли я? — перебил Греков, повысив голос и в упор взглянув на меня. — Ты спрашиваешь, помню ли я? Да откуда, собственно, ты свалился, Улисс?— С Юпитера. Я был в рейсе и давно не читал газет. Что-нибудь произошло?Греков отодвинул тарелку и подпёр кулаком тяжёлый подбородок. Теперь его голос опять звучал ровно, монотонно, как обычно:— Около четырех месяцев Сапиена молчала. Потом вдруг посыпались передачи, одна за другой. Один и тот же запрос: можете ли сообщить способ добывания огня? Наш ответ, посланный шесть лет назад, естественно, ещё не дошёл. Теперь мы несколько раз продублировали его. Что произошло на Сапиене? Хотел бы я знать…— Их сигналы приходят с опережением? — спросил я.— Каждый раз все с большим временным сдвигом. Да, конечно, — предупредил он мой следующий вопрос, — мы попросили Феликса разработать систему синхронизации для дальней связи. Группа ребят из его института сейчас у нас на узле.— Полагаю, ты подсчитал, сколько энергии будет пожирать новая система? — спросил Самарин.— Это подсчитано. Придётся поставить в Селеногорске ещё один реактор.— Послушай, Анатолий, — сказал Борг, — а не приходило ли тебе в голову, что если сигнал приходит с опережением, то, может быть, источник сигнала приближается к нам?— То есть как? — Греков уставился на Борга. — Ты хочешь сказать, что Сапиена…— Нет, конечно. Сапиена-то на месте, но, может, их передатчик установлен на корабле, летящем в направлении нашего Солнца? Ты уверен, что вы полностью понимаете их код?— Такой уверенности нет, — сказал Греков. — Но есть экспериментально подтверждённые расчёты Феликса… Да что толковать, — прервал он самого себя, — ты же сам построил хроноквантовый двигатель, основывающийся…— Правильно, — мотнул головой Борг. — Уверенности нет. Но есть корабль, даже два. Надо лететь к Сапиене — вот тебе простейший путь обрести уверенность. Надо лететь к Сапиене, — повторил он.— Я против такого полёта.— Почему? — спросил я.— Прежде всего потому, что он смертельно опасен. Ты сам говорил мне, Ивар, что вероятность опасности была оценена неточно и Улисс с Робином чудом возвратились из того безумного полёта.— Да, говорил, — согласился Борг. — Но теперь-то в конструкцию двигателя внесена существенная поправка. Опасность мы оцениваем теперь не выше нормы, обычной для любого рейса внутри Системы.— И тем не менее расчёты могут подвести тебя и на этот раз, — сказал Греков, откинувшись на спинку стула. — Такой полет опасен. Это во-первых. А во-вторых, преждевременен. Выход за пределы Системы потребует не одного корабля, а по меньшей мере целой эскадры подобных ему.— Но речь идёт пока о разведывательном полёте! — воскликнул я.— Мы обязаны смотреть дальше. Программа космического проникновения не ограничится разведкой. Строительство эскадры вызовет такие последствия, которые даже трудно себе представить.— Старший, — сказал я, — в своей книге ты упирал на этику космического проникновения…— Это один из аспектов проблемы. Я упираю, как ты изволишь выражаться, на всю проблему в целом. Я не раз говорил об этом, но ты ведь не умеешь выслушивать до конца.— Я выслушаю до конца, старший.— В кратчайшем виде, — начал Греков, — проблема выглядит так. Историческая необходимость всегда побуждала человечество расширять ареал своего существования. Первобытному человеку пришлось, поборов суеверный страх, выйти из леса на открытые просторы, в саванны, — так он покончил с обезьяньим прошлым и окончательно утвердил себя в человечьем качестве. Мореплавание резко раздвинуло горизонты. Страх перед океаном не помешал людям переплыть его, используя, как говорит твой друг Робин, тряпки и верёвки вместо двигателя. Из сравнительно густо населённой Европы хлынул поток переселенцев на вновь открытые материки, и это сопровождалось жестокими колониальными войнами, истреблением коренного населения. Империализм навязал человечеству опустошительные войны, пролил океаны крови. Ты изучал историю и знаешь, о чём я говорю: войны за передел мира, за расширение «жизненного пространства» были порождены корыстными интересами крупных монополий и империалистических правительств. Они не имели ничего общего с объективной исторической закономерностью, побуждавшей человечество к расширению ареала обитания. Таким новым ареалом с неизбежностью стал космос, а средством его достижения — наука. Рывок в космос был поистине великолепен, но мы должны чётко представлять себе сложную обстановку того времени. Империализм занёс над миром дамоклов меч термоядерной войны. Вначале была Хиросима, а потом уж появились атомные электростанции. Трассы первых космических кораблей проходили над территориями, выжженными напалмом, над обширными зонами голода. Социалистический мир, посылая корабли в космос, был вынужден в то же время тратить огромные средства на оборону. Противостояние двух систем определяло эпоху, её особенности, её облик.Греков сделал паузу.— Мне было лет пять или шесть, — задумчиво сказал Самарин, — когда убили отца. Он работал в одной из контрольных комиссий по договору о разоружении. Фашисты бросили бомбу в автомашину…— Мой отец помнит те времена, — сказал Греков. — И он всегда говорит, что это была необычайно сложная, переломная, но и великая эпоха. Теперь у нас единая система, экономика Всемирной Коммуны развивается глобально, она подкрепляет своей мощью освоение Солнечной системы. Я не утверждаю категорически, что выход за пределы Системы вообще не нужен. Но сейчас, в обозримый период времени, он нецелесообразен. Лишь сравнительно недавно побеждён голод, сложилась мобильная система снабжения населения всем необходимым. Но проблем осталось ещё великое множество. Нас не удовлетворяет состояние Службы здоровья. Нуждаются в реконструкции энерговолноводные линии, в расширении — подводные рудники в Тихом океане. Не так быстро, как бы нам хотелось, осуществляется наступление на пустыни, план «зелёной мантии Земли»… Так вот: выход в Большой космос чрезвычайно сложен. Хроноквантовый звездолёт качественно отличается от обычных кораблей не менее, чем атомоход от гребного судна. Надо тщательно взвесить огромные затраты труда и энергии. И не торопиться. Спешка ничем не может быть оправдана.— Даже перенаселением Земли? — спросил я.— Тут дело обстоит вот как. На Совете рассматривается проект Замчевского. Он предлагает развёрнутую программу заселения Марса. Жилые оазисы превратить в широкую обитаемую полосу вдоль всего экватора.— И ты полагаешь, старший, что такой проект потребует меньших средств, чем…— Проект рассчитан на пять-шесть десятилетий, это даст возможность планомерного наступления. Экономическая комиссия Совета занимается подсчётами и, может статься, выявит несостоятельность проекта Замчевского. Тогда придётся искать другие пути. Есть ещё один проект… вернее, гипотеза, довольно необычная и… Но об этом говорить пока преждевременно.— Планомерность и последовательность, — сказал я.— Да, именно так. Мы фактически не закончили освоение Системы, следовательно — рано выходить за её пределы.Ну вот. Я выслушал до конца. Что мог я противопоставить несокрушимой логике Грекова? Он с лёгкостью опроверг бы любые мои доводы: в самом деле, против экономики не попрёшь…Наверное, он прав. Мы сидели в кают-компании корабля, каких ещё не бывало, корабля, готового рвануться сквозь время и пространство в глубины Галактики, — но прав был Греков, который проголосует против этого рывка. На его стороне были гигантский опыт человечества, экономические расчёты, трезвая ясность разума. Что было на моей стороне? В сущности, одни эмоции.Вон даже Борг — Борг, создавший этот чудо-корабль, — помалкивает. Да и кто я, собственно, такой? Просто пилот, знающий своё дело пилот, только и всего. Человек, выходящий из графика…Самарин, прищурив глаза, смотрел на меня выжидательно.Я сказал Грекову:— Проблем на нашем шарике всегда будет много. Кончится реконструкция волноводных линий, как уж надо будет начинать совершенствовать какие-нибудь водоотливные. Так мы никогда не станем галактической цивилизацией.Я хотел добавить сакраментальную фразу: «Потомки нам не простят», но вовремя удержался. Кто их знает, этих потомков. Может, они вырубят «зелёную мантию» и застроят каждый квадратный метр поверхности, превратят Землю в один сплошной город. Или засыплют океаны. Может, им ужасно будет нравиться теснота.— Галактической цивилизацией мы уже стали, — возразил Греков. — С тех пор, как наладили постоянную связь с другим разумным миром. Не сомневаюсь, что с течением времени контакты будут расширены и в конце концов мы включимся в галактическую систему связи — если только она существует, — как подключается новый абонент к радиотелефонной сети. Что есть цель контакта? Обмен информацией, не так ли? Дальняя связь вполне обеспечивает это. Тем более, что мы, как видно, научимся управлять временем.Он выждал, не скажу ли я что-нибудь в ответ, но я молчал.— Ну что ж, — Греков взглянул на Самарина, — не пора ли нам домой?Самарин сидел в глубокой задумчивости, и Грекову пришлось повторить вопрос.— Да, пора. — Самарин неторопливо довёл «молнию» на куртке до горла и поднялся. — Жаль, что я уже старик, — сказал он, — но всё-таки хорошо, что дожил до этого корабля. Глава двадцатая ПОКА НИКАКИХ УКАЗАНИЙ… Не знаю, что имел в виду Греков, когда посоветовал Боргу торопиться с окончанием работ. Но я видел, что Борг внял совету. С помощью вычислительной машины он перестроил график и выгадал целых четверо суток. Были перегруппированы силы, а вспомогательные автоматы сведены в крупные бригады.В эти напряжённые дни мы с Боргом встречались редко — только за едой в кают-компании, да и то не всякий раз. Я прозванивал линии управления, лазал по каналам связи, а Борг — Борг поспевал всюду.Однажды я спросил его за обедом, почему он так торопится.— Нас могут перегнать, — ответил он неохотно.Это было странно. Никто в Системе не вёл работы, подобной нашей, это я знал твёрдо. Впервые за долгую историю человечества были созданы два великолепных корабля, способных унести землянина к звёздам, — самое совершенное из когда-либо существовавших творений рук человеческих. Рук и мозга! Сомнения Грекова были мне понятны: строительство эскадры таких звездолётов, должно быть, и вправду вызвало бы изрядное напряжение экономики. Но ведь сейчас шла речь только о разведывательном полёте — о полёте на корабле, который почти готов. Вот он — я хожу по его отсекам, вижу его обнажённые нервы — разноцветные пучки трубопроводов, ещё не прикрытые облицовкой. Я сажусь в пилотское кресло, сразу признавшее во мне хозяина…Да разве устоит перед таким кораблём приёмная комиссия Совета! Ну, может, и найдётся несколько сверхосторожных, вроде Грекова, но большинство-то, большинство членов Совета проголосует за разведывательный полет — иначе просто не может быть!Я не понимал, что тревожит Борга.Переломные моменты всегда привлекали моё внимание. Вот текут день за днём, все обычно, ты включился в некий ритм и привык к нему, и вдруг — хлоп! — ты замечаешь, что наступил перелом и надо быть готовым к переменам. С таким неясным ощущением предстоящей крупной перемены я жил в последнее время. Как-то раз, пробираясь вдоль одной из линий автоматики, я забрёл в полукруглый отсек перед грузовым шлюзом. Вечно этот отсек был завален скафандрами, газовыми баллонами, монтажным инструментом, а тут меня вдруг поразила его пустота. Вон он, переломный момент: работы действительно подошли к концу. А я в текучке и не заметил, что монтажников на корабле поубавилось, завалы оборудования рассосались и все стало по местам…Впоследствии я понял, что моё предчувствие относилось к совсем другому перелому, но тогда я, радостно возбуждённый, направился в ходовую рубку, чтобы поделиться с Гинчевым своим великим открытием. Борга я не надеялся разыскать.Я влетел в рубку и увидел Борга. Он сидел, опустив плечи, перед коробкой инфора, его большие рабочие руки лежали на коленях. Меня особенно поразила неподвижность этих рук, которые я привык видеть в постоянном движении.— Что-нибудь случилось, старший?Он медленно выпрямился.— Только что вызывал Греков. Мне, пожалуй, придётся дня на три улететь на шарик.— Как же это? — удивился я. — Работы почти закончены, надо начинать контрольные испытания…Борг не ответил. Он подошёл к своему рабочему шкафчику и поглядел на расписание полётов.— В двенадцать двадцать уходит рейсовый с «Элефантины». Если хочешь, Улисс, полетим вместе.— А что там делать?— Завтра у Феликса в институте большой эксперимент.«Ну и что? — подумал я. — Какое отношение имеет это к нашим кораблям? Нет уж, хватит с меня экспериментов Феликса…»Я отказался.— Как угодно, — сказал Борг и, вызвав Гинчева, отдал ему распоряжения.Я подумал, что следовало бы мне слетать на «Элефантину», посмотреть, как идёт модернизация моего корабля. В конце концов, я его командир, никто меня пока не назначил на новый. Кузьма, правда, исправно сообщал мне по инфору, как там идут дела; все нормально, моего присутствия, строго говоря, не требовалось. Но все же…Словом, примерно через час мы с Боргом оказались на «Элефантине». Кузьма встретил меня у шлюза.Каким же примитивным показался мне теперь корабль, на котором я налетал столько мегаметров, в котором провёл столько лет своей жизни!..— Ещё неделя, и все, — сказал Кузьма. — Полезешь в тяговую камеру? Там все распотрошили. Хороший ускоритель поставили, на восемь с лишним тонн меньше веса, а мощность прибавится. Здорово, верно?— Здорово, — согласился я без особого энтузиазма.Кузьма вдруг хитро подмигнул и спросил:— Так что, Улисс, можно поздравить тебя с новым кораблём?— С чего ты взял? — удивился я.— Тут был Самарин. Ну, разговорились, и он, между прочим, спрашивает, сколько лет я летаю вторым пилотом. Отвечаю, а он будто и не услышал. Продолжает расспрашивать, что я думаю о новой системе противометеоритной защиты, и о семейных делах, и вообще… какие планы и намерения… А на прощанье вдруг говорит: «Готовься к зачёту на командира корабля».— Так это тебя надо поздравить, Кузьма.— Спасибо. Он прямо не сказал, но я так понял, Улисс, что ты пойдёшь на новый корабль. На один из этих звездолётов.— Что именно он сказал?— "Улисс дорвался до своего", что-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34