Несколько позже я устроил подробный расспрос упомянутых чертей, применяя меры воздействия с о-ох каким пристрастием. Но тогда, в тот солнечный апрельский день, пропитанный молодой клейкой листвой и щедро залитый юным весенним солнцем, – я до конца не проник в те темные силы, что сподвигли меня отправиться на эту свадьбу. Что касается темного, то в цветовых характеристиках причин, доставивших меня на свадебный банкет, точно установлена лишь одна: ВИНО было красным. То самое вино из бутылки с тройной шестеркой, из никогда не иссякающего источника, как установили мы с Макаркой – с неким подобием удовлетворения и с мурашками по коже!..
Конечно же все дни, истекшие с того времени, как у Нинки выросли рога и копыта, мы занимались распитием.
Итак…
– Сегодня у Ленки свадьба! И я!.. ийя-а!..
На первой отметке на краю тазика я еще порывался надеть праздничный серый костюм-тройку, чтобы, будучи неприглашенным, хотя бы внешним видом не выбиваться из стройных рядов этих проклятых гостей! Позже, когда вино убыло и его уровень достиг следующей отметки, предпоследней, я оставил эту мысль. Объявил ее типичным пижонством и, высунувшись в окно, на весь двор заявлял, что никто не сделает из меня рафинированного метросексуала (цитирую в точном переводе). Когда я торчал из окна, Макарка поощрительно хлопал меня ладонью по спине и в очередной раз напоминал, что завтра мы оба должны выйти на работу.
Короче, я отправился на банкет, проходивший в кафе с пафосным названием «Нью-Йорк», с намерением отговорить Лену выходить замуж и убедить ее в том, что она делает грандиозную ошибку. Помимо намерений, при мне были двадцать пять рублей, смятая упаковка жвачки, а также Макаркин мобильник и почему-то карманный сборничек кулинарных рецептов «В помощь молодой хозяйке». Что до моей внешности, то костюм-тройка был окончательно отставлен, и я напялил мятые голубые джинсы и серую рубашку с воротом-стоечкой, вышедшим из моды еще в позапрошлом году.
Идя на банкет, я быстро убедил себя в том, что Лена тотчас же поддастся уговорам и, как полагается в иной мелодраме со слюнявым сюжетом, сбежит со мною с собственной свадьбы. Босиком, потому что туфли будет швырять в новоиспеченного супруга. Кажется, его зовут Видим, припомнил я, и он работает в консалтинговой фирме.
Заручившись всем вышеперечисленным, я и отправился по адресу ул. Чапаева, д. 52, где и находилось кафе «Нью-Йорк». Идя туда, я не осознавал своим невразумительным мозгом, что в банкетную залу направляются уже ПОСЛЕ официальной регистрации брака в ЗАГСе. Торжество я застал в полном разгаре. Шумели гости, гремела музыка, произносились тосты и здравицы. Никогда не пробовали ходить на чужую свадьбу? Особенно когда выходит замуж девушка, которую еще недавно звали своей?.. И не советую. Аттракцион не для слабонервных. И не для выпивших.
Ко мне тотчас же подлетела какая-то разбитная дамочка и защебетала:
– Молодой человек, молодой человек? Вы со стороны жениха, да? Помогите… на минуточку вас, на минуточку!
Я пробурчал что-то невнятное, но, слава богу, к дамочке подлетел какой-то франт с идиотским желтым, в черную крапинку, галстуком, напоминающим разлагающуюся гусеницу, схватил ее за руку и поволок, приговаривая:
– Ну что ты, ну куда ты! Куда ж ты потащилась? Там сейчас молодым что-то будут дарить, деньги и подарки, а потом Людмила Венедиктовна будет говорить тост за молодых!..
– Ы-ы-ых… рррру-гага… а тепе-е-е-ерь тост!.. – неслось из залы.
Я остановился, почувствовав, как ноги немеют самым дурацким и предательским образом. В голове почему-то вертелись хрестоматийные строки поэта:
Никогда не забуду (он был или не был)
Этот вечер). Пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре – фонари.
Я сидел и мечтал в переполненном зале,
Тихо пели смычки о любви,
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Блок внезапно успокоил меня. Блок меня вдохновил. Одно дело – лежать в луже и, преисполнившись чувства собственного превосходства над кошками и собаками, орать частушку и совсем другое – стоять у дверей банкетного зала, где гуляют гости на свадьбе твоей любимой. Поза, поза!.. Я мельком поймал в зеркале свое отражение и, нарисовав на лице надменную улыбку, влился в торжество.
Самое смешное, что меня даже не заметили. То, что мне тут же нашли посадочное место между какой-то жирной бабой и мелко покашливающим дедушкой в старомодном пиджаке с орденской планкой и даже не спросили, кто я таков, – это еще не заметили. Мне наложили полную тарелку снеди и буквально втиснули в руку стопку с водкой. Я выпил, не почувствовав, и стал наблюдать.
Теперь я уже был спокоен. Да, успокоился, и ни при чем тут водка. Я наблюдал за Леной, за ее женихом… тьфу ты, уже мужем. Да, кажется, Макарка прав: это тот самый, который несколько дней назад нас чуть не сбил. То есть сбил, но не до конца. Может, лучше совсем бы сбил?.. Все, хватит! «Сме-е-йся, паяц, над разбитой любовью-у-у!»… тьфу. Ладно. Ну что же, счастья вам. Слава богу, я вовремя осознал бессмысленность моей затеи с «похищением невесты». Поздно, Винниченко, поздно. Да и она говорила то же. И вот теперь она сидит рядом с этим в меру упитанным и, в общем-то, цветущим мужчиной в черном костюме с «бабочкой» и улыбается белозубо и так счастливо, что я начинаю верить. Верю. Да, верно, это и есть оно – счастье. А я, как Чайльд-Гарольд, снова один… Позер, позер до мозга костей, я тут же ощутил пикантность своей новой жизненной позиции и, стиснув челюсти, подумал про себя: вот сейчас я подойду и, гордо, спокойно улыбаясь, пожелаю ей счастья, поцелую в… щечку, а куда же еще? В копчик, что ли? И уйду. Навсегда, навсегда. Наверно, она будет смотреть мне вслед, потому что у меня красивая походка. Между прочим, меня на втором курсе приглашали в фотомодельное агентство манекенщиком, но я до них так и не дошел своими фотомодельными ногами Длиной 1, 09 метра каждая. Да!.. Вот я какой!
Я так увлекся темой своей походки, страданий и отверженности, что пропустил два тоста и очнулся только на третьем, когда почувствовал, как острый локоть старикашки с орденскими планками тычется мне в бок:
– Молодой человек, что ж вы не выпьете никак? Хватит? Гм… М-молодешшшь! Вот мы, когда вошли в Прагу на танках в шестьдесят восьмом, помнится…
«Да я столько выпил за последнюю неделю, что ты утонул бы в этом выпитом вместе со своим ржавым танком, плешивая башка», – подумал я, ровно улыбаясь сначала несносному старикашке, а потом навскидку всем сидящим напротив меня.
Заиграла музыка. Подвыпившие гости стали выдвигаться на танцпол. Краем глаза я увидел, как Ленка в белом платье, уже без фаты, что-то говорит своему Вадиму, смеется, а потом встает из-за стола… Он ее сопровождает. Хотя нет! Она идет одна! Ну что же, вот сейчас – сейчас подойду, поздравлю, и все! Нечего мне делать на чужом пиру, помпезно подсказал внутренний голос. Мы – люди гордые. Я выскочил из-за стола, начисто проигнорировав требование какой-то накрашенной образины немедленно пойти танцевать медленный танец, и направился вслед за Леной. За ней, за ней, не оборачиваясь!.. Потому что если я обернусь, то на этот раз меня точно увидит кто-то из знакомых или родственников Ленки – и смешно и странно, что до сих пор не увидел!
В коридоре я едва не напоролся на Ленкиного папашу. И этот тут, куда же без него! Почтенный Владислав Юрьевич, с его благообразной седой бородкой и изысканными манерами, в высшей мере соответствует обстановке этого торжества. Хотя никакие бородки и манеры не помешали ему скандально развестись с Ленкиной матушкой, когда дочери было четыре года. Ну что ж, зато теперь он тут, а меня здесь практически нет. Я быстро встал к стене, чуть отвернув лицо. Он прошел мимо, не узнав меня. Я быстро пошел по коридору в том направлении, в котором уже ушла Лена. Странно, что он оказался пустынен. Наверно, весь персонал кафе находился сейчас на кухне, подготавливая очередную смену блюд, а гости… да черт с ними, с гостями. Я должен найти Лену. Скорее всего, она в дамской комнате. Я вернулся назад по коридору, постоял тут несколько минут и вдруг сообразил, что здесь – наиболее вероятное место встречи с Лениной матушкой или с кем-то из ее экзальтированных московских тетушек (а их понаехало из столицы аж три штуки, как я уже слышал). Я пошел по коридору, удаляясь от банкетного зала, и вскоре набрел на лестницу. Судя по всему, ею не пользовались, потому что на входе имелась решетка и в петлях висел замок. Правда, он не был заперт. Слабые отзвуки голосов, доносившиеся откуда-то сверху, тотчас же заставили меня насторожить слух. Я поднялся на один пролет и остановился, прислушиваясь к биению собственного сердца и к этим голосам. То, что Лена там, наверху, я уже не сомневался. С кем же она уединилась? С кем-то из гостей, родственников? Такое утверждение следует признать разумным даже барану: тут все гости и родственники. Ну, может, кроме меня – гостем я не был, так как меня не приглашали, а стать родственником милой семьи Лесковых так вот и не сподобился. «Совершенно верно изволите рассуждать, Илья Владимирович, – сказал какой-то ехидный голос внутри меня, – осталось выяснить, кому же из представленных в кафе гостей и родственников Елена Владиславовна изволит давать аудиенцию!»
Я стал подниматься.
Последняя площадка лестницы была самой просторной, размером с небольшую комнату. Отсюда открывался вид из окна на задний двор кафе и гаражи жильцов соседнего дома. Вот у окна-то и стояла Лена. Не одна.
С мужчиной.
Она стояла вполоборота ко мне и смотрела на него, чуть приоткрыв рот, а я видел его широкую спину и слышал негромкий, чуть присвистывающий злой шепот, которым он что-то горячо ей втолковывал. У нее было бледное лицо, брови ее чуть приподнимались, когда он делал паузы… Но как ни силился, я никак не мог расслышать, что же он ей говорит. Хотя стоял всего в нескольких метрах от них, пролетом ниже, прислонившись к стене так, чтобы они не могли меня видеть. Выглядывал…
Потом заговорила она – срывающимся звонким голосом:
– Я не знаю, о чем ты… Ты не боишься, что я сойду с ума? На моей собственной свадьбе? Ты… ты мучаешь меня. Не надо. Уходи. Уходи, я уже определила, что мне надо… что мне надо от жизни. Нет… не так. Н-не то. Но все равно – уходи, уйди… я прошу тебя, умоляю! Если ты в самом деле… как ты сказал снова… если ты в самом деле любишь меня…
– Лена, – чуть повысив голос, прервал ее мужчина, и это было первым словом, которое я внятно разобрал в его речи. Но оно же оказалось последним, потому что я потерял и слух, и дар речи, и – на несколько мгновений– даже ориентировку в пространстве. И вынужден был прислониться спиной к стене, потому что у меня началось романтическое головокружение, о которых пространно пишут в дамских крупнотиражных сочинениях. Как!.. Она говорит ему ТО ЖЕ, что и мне тогда! Теми же словами, с теми же интонациями, с той же влажной мольбой в глазах. Ах ты, лживая!.. Подлая! «Не мучай меня, если любишь»! У нее что, заранее заготовленный набор слов вроде содержимого косметички? На собственной свадьбе… на собственной свадьбе она уединяется с каким-то мужиком в дорогом сером костюме, высоченный такой бугай, покрупнее даже ее Вадима!.. Конечно, где уж мне с моими мослами и жалкими семьюдесятью восемью кило до ее воздыхателей! Тушка под сто у этого, да и у Вадима не меньше девяноста будет! Такими темпами Лена и до бегемотов дое… Без матерщины тут явно было не обойтись, но в этот момент я и матерные слова заглотил, как глупый карп наживку. Потому что она вдруг обвила его голову обеими руками и притянула к себе, он и пикнуть не успел, как задохнулся…
Конечно, смотреть на это я не стал. Лестница горела под ногами, стены пульсировали, словно переборки чьего-то натруженного гигантского сердца. Я добрался до решетки и коснулся холодных металлических прутьев лбом, горячим, с пробившейся испариной. Нервничая, я вообще потею, как в бане. Потекло по вискам, по щекам. Или я еще и плакал?.. Слезливый неудачник, который явился на свадьбу к бывшей любви, чтобы поправить ее с законным браком, и тут же напоролся на нее в объятиях еще одного?..
Я вытер лицо и виски рукавом рубашки. Все равно ее стирать, проклюнулась ну совсем уж неуместная мысль. Хотя тазик занят… В нем вино. Этот «Портвейн 666», с которого, кажется, и началась вся эта чертовщина! Хотя что я путаю кислое с пресным? Какое отношение имеет обычное женское коварство Лены к паранормальной веселой жути вокруг Нинки и тех трех старичков с их злополучным наследством?
– Это еще не конец! – вдруг внятно сказали наверху. Почудилось? В последние дни я не поручусь за трезвость своего рассудка и вменяемость всех пяти чувств. Эхо глухо царапнуло по стенам. Нет! Не показалось! Не знаю, какая сила сорвала меня с места, но уже в следующую секунду я одним огромным тигриным прыжком преодолел целый пролет.
Через несколько секунд я был уже ТАМ.
Теперь Лена была одна. Но ее одиночество никак не могло порадовать меня, и припасенные к такому моменту поздравления использованы не были: язык просто пристыл к гортани.
Она лежала на полу, и на белой ткани ее подвенечного платья расплывалось, разрасталось кровавое пятно. Створка окна была приоткрыта (это я углядел чуть позже), и легкий ветерок шевелил прядь волос над ее лбом.
– Лена!!!
Прямо под ее левую грудь был засажен нож. Нож? Я наклонился и увидел, что это… сосулька, в самом деле напоминающая нож. Орудие убийства начало таять на моих глазах.
– Лена! – повторил я, падая возле нее.
У нее сделалось белое лицо, губы, с которых ее убийца стер своим поцелуем помаду, – восковыми. Она слегка шевельнула ими:
– Иэм… пы…
– Что? Кто он? Говори! Говори же! Никогда бы не спросил и ушел, но теперь… кто ОН?!
– Зачем… ты… – выговорила она. Я приподнял с пола ее голову:
– Подожди! Не надо! Я… позову п-помощь!
Слабая улыбка скользнула по ее губам, и, чтоб мне сгореть в аду вместе со всем его личным составом чертей и дьяволов, почудилось мне, что ее бархатные глаза тоже улыбаются печально и нежно:
– Не надо… ничего. Зачем… ты… при… пе-ре… о… о-о…
– Зачем я пришел… приперся? – пытаясь угадать, о чем хочет сказать она мне своим уже костенеющим языком, задушенно переспросил я и глянул в ее глаза.
Ничего не успел. Она умерла у меня на руках. Не успел ни узнать имени убийцы, которого она целовала так, как еще недавно целовала меня, и которому говорила почти те же слова. Ни позвать на помощь.
Ни даже поздравить с днем свадьбы. Хотя последнее, как вы сами понимаете, выглядело бы смешным и жутким анахронизмом; нелепостью вроде букета белых роз и заздравного тоста на поминках…
Сосулька растаяла. Последние капли ее впитались в окровавленную ткань, и только тут я понял, что Лене уже не помочь, а еще несколько таких капель – и уже не помочь мне самому. Незваный гость, бывший любовник новобрачной, найденный у ее мертвого тела… в лице ни кровинки что у одной, что у другого… Что могут подумать те, кто скоро хватятся невесты и точно так же, как я, в поисках ее придут сюда? СЮДА!
Я хотел поцеловать ее на прощание, но внезапная вспышка жгучего стыда вдруг буквально откинула меня от нее. Паяц! Даже сейчас думаешь об эффектных сценах прощания, ухода?.. Только тут я увидел приоткрытую створку окна, через которую, вне всякого сомнения, выбрался из здания убийца. Я мельком выглянул в окно, и уже одного этого короткого мига хватило, чтобы понять: тем же путем я уйти НЕ МОГУ. Во дворе стояла группа нетрезвых гостей, среди них Владислав Юрьевич, отец Лены. Все они увлеченно переругивались с шеф-поваром и несколькими официантами. Кажется, запаздывало какое-то блюдо, машинально подхватил слух. А это непорядок, стал надиктовывать неуместный назойливый голос внутри меня. Один французский метрдотель закололся шпагой, когда узнал, что опаздывает рыба к королевскому столу Достаточно известный факт. Так поступил Франсуа Ватель, метрдотель принца Конде.
. Шпага… закололся… Мне можно уходить только тем путем, каким я пришел сюда.
Я спустился по лестнице и вышел в коридор, шатаясь, как пьяный. Кажется, когда я пришел сюда, я и был пьяный, а ведь потом выпил еще несколько рюмок водки? Почти не закусывая, э?
Я ведь неоднократно повторял выше, что отношусь к разновидности классических неудачников. Можете принимать это как аксиому. И то, что эта аксиома, было еще раз блестяще подтверждено: я не преминул наткнуться на Людмилу Венедиктовну, выходящую из дамской комнаты, лопни все ее унитазы!!! Разумеется, несостоявшаяся теща тут же меня углядела. Надо было видеть, как сурово подтянулись ее подкрашенные губы, как подпрыгнул дряблый подбородок! Она молчала, загородив своим немалым корпусом почти весь коридор и отрезав мне путь к бегству. Конечно же мой вид совершенно не внушил ей доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Конечно же все дни, истекшие с того времени, как у Нинки выросли рога и копыта, мы занимались распитием.
Итак…
– Сегодня у Ленки свадьба! И я!.. ийя-а!..
На первой отметке на краю тазика я еще порывался надеть праздничный серый костюм-тройку, чтобы, будучи неприглашенным, хотя бы внешним видом не выбиваться из стройных рядов этих проклятых гостей! Позже, когда вино убыло и его уровень достиг следующей отметки, предпоследней, я оставил эту мысль. Объявил ее типичным пижонством и, высунувшись в окно, на весь двор заявлял, что никто не сделает из меня рафинированного метросексуала (цитирую в точном переводе). Когда я торчал из окна, Макарка поощрительно хлопал меня ладонью по спине и в очередной раз напоминал, что завтра мы оба должны выйти на работу.
Короче, я отправился на банкет, проходивший в кафе с пафосным названием «Нью-Йорк», с намерением отговорить Лену выходить замуж и убедить ее в том, что она делает грандиозную ошибку. Помимо намерений, при мне были двадцать пять рублей, смятая упаковка жвачки, а также Макаркин мобильник и почему-то карманный сборничек кулинарных рецептов «В помощь молодой хозяйке». Что до моей внешности, то костюм-тройка был окончательно отставлен, и я напялил мятые голубые джинсы и серую рубашку с воротом-стоечкой, вышедшим из моды еще в позапрошлом году.
Идя на банкет, я быстро убедил себя в том, что Лена тотчас же поддастся уговорам и, как полагается в иной мелодраме со слюнявым сюжетом, сбежит со мною с собственной свадьбы. Босиком, потому что туфли будет швырять в новоиспеченного супруга. Кажется, его зовут Видим, припомнил я, и он работает в консалтинговой фирме.
Заручившись всем вышеперечисленным, я и отправился по адресу ул. Чапаева, д. 52, где и находилось кафе «Нью-Йорк». Идя туда, я не осознавал своим невразумительным мозгом, что в банкетную залу направляются уже ПОСЛЕ официальной регистрации брака в ЗАГСе. Торжество я застал в полном разгаре. Шумели гости, гремела музыка, произносились тосты и здравицы. Никогда не пробовали ходить на чужую свадьбу? Особенно когда выходит замуж девушка, которую еще недавно звали своей?.. И не советую. Аттракцион не для слабонервных. И не для выпивших.
Ко мне тотчас же подлетела какая-то разбитная дамочка и защебетала:
– Молодой человек, молодой человек? Вы со стороны жениха, да? Помогите… на минуточку вас, на минуточку!
Я пробурчал что-то невнятное, но, слава богу, к дамочке подлетел какой-то франт с идиотским желтым, в черную крапинку, галстуком, напоминающим разлагающуюся гусеницу, схватил ее за руку и поволок, приговаривая:
– Ну что ты, ну куда ты! Куда ж ты потащилась? Там сейчас молодым что-то будут дарить, деньги и подарки, а потом Людмила Венедиктовна будет говорить тост за молодых!..
– Ы-ы-ых… рррру-гага… а тепе-е-е-ерь тост!.. – неслось из залы.
Я остановился, почувствовав, как ноги немеют самым дурацким и предательским образом. В голове почему-то вертелись хрестоматийные строки поэта:
Никогда не забуду (он был или не был)
Этот вечер). Пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре – фонари.
Я сидел и мечтал в переполненном зале,
Тихо пели смычки о любви,
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Блок внезапно успокоил меня. Блок меня вдохновил. Одно дело – лежать в луже и, преисполнившись чувства собственного превосходства над кошками и собаками, орать частушку и совсем другое – стоять у дверей банкетного зала, где гуляют гости на свадьбе твоей любимой. Поза, поза!.. Я мельком поймал в зеркале свое отражение и, нарисовав на лице надменную улыбку, влился в торжество.
Самое смешное, что меня даже не заметили. То, что мне тут же нашли посадочное место между какой-то жирной бабой и мелко покашливающим дедушкой в старомодном пиджаке с орденской планкой и даже не спросили, кто я таков, – это еще не заметили. Мне наложили полную тарелку снеди и буквально втиснули в руку стопку с водкой. Я выпил, не почувствовав, и стал наблюдать.
Теперь я уже был спокоен. Да, успокоился, и ни при чем тут водка. Я наблюдал за Леной, за ее женихом… тьфу ты, уже мужем. Да, кажется, Макарка прав: это тот самый, который несколько дней назад нас чуть не сбил. То есть сбил, но не до конца. Может, лучше совсем бы сбил?.. Все, хватит! «Сме-е-йся, паяц, над разбитой любовью-у-у!»… тьфу. Ладно. Ну что же, счастья вам. Слава богу, я вовремя осознал бессмысленность моей затеи с «похищением невесты». Поздно, Винниченко, поздно. Да и она говорила то же. И вот теперь она сидит рядом с этим в меру упитанным и, в общем-то, цветущим мужчиной в черном костюме с «бабочкой» и улыбается белозубо и так счастливо, что я начинаю верить. Верю. Да, верно, это и есть оно – счастье. А я, как Чайльд-Гарольд, снова один… Позер, позер до мозга костей, я тут же ощутил пикантность своей новой жизненной позиции и, стиснув челюсти, подумал про себя: вот сейчас я подойду и, гордо, спокойно улыбаясь, пожелаю ей счастья, поцелую в… щечку, а куда же еще? В копчик, что ли? И уйду. Навсегда, навсегда. Наверно, она будет смотреть мне вслед, потому что у меня красивая походка. Между прочим, меня на втором курсе приглашали в фотомодельное агентство манекенщиком, но я до них так и не дошел своими фотомодельными ногами Длиной 1, 09 метра каждая. Да!.. Вот я какой!
Я так увлекся темой своей походки, страданий и отверженности, что пропустил два тоста и очнулся только на третьем, когда почувствовал, как острый локоть старикашки с орденскими планками тычется мне в бок:
– Молодой человек, что ж вы не выпьете никак? Хватит? Гм… М-молодешшшь! Вот мы, когда вошли в Прагу на танках в шестьдесят восьмом, помнится…
«Да я столько выпил за последнюю неделю, что ты утонул бы в этом выпитом вместе со своим ржавым танком, плешивая башка», – подумал я, ровно улыбаясь сначала несносному старикашке, а потом навскидку всем сидящим напротив меня.
Заиграла музыка. Подвыпившие гости стали выдвигаться на танцпол. Краем глаза я увидел, как Ленка в белом платье, уже без фаты, что-то говорит своему Вадиму, смеется, а потом встает из-за стола… Он ее сопровождает. Хотя нет! Она идет одна! Ну что же, вот сейчас – сейчас подойду, поздравлю, и все! Нечего мне делать на чужом пиру, помпезно подсказал внутренний голос. Мы – люди гордые. Я выскочил из-за стола, начисто проигнорировав требование какой-то накрашенной образины немедленно пойти танцевать медленный танец, и направился вслед за Леной. За ней, за ней, не оборачиваясь!.. Потому что если я обернусь, то на этот раз меня точно увидит кто-то из знакомых или родственников Ленки – и смешно и странно, что до сих пор не увидел!
В коридоре я едва не напоролся на Ленкиного папашу. И этот тут, куда же без него! Почтенный Владислав Юрьевич, с его благообразной седой бородкой и изысканными манерами, в высшей мере соответствует обстановке этого торжества. Хотя никакие бородки и манеры не помешали ему скандально развестись с Ленкиной матушкой, когда дочери было четыре года. Ну что ж, зато теперь он тут, а меня здесь практически нет. Я быстро встал к стене, чуть отвернув лицо. Он прошел мимо, не узнав меня. Я быстро пошел по коридору в том направлении, в котором уже ушла Лена. Странно, что он оказался пустынен. Наверно, весь персонал кафе находился сейчас на кухне, подготавливая очередную смену блюд, а гости… да черт с ними, с гостями. Я должен найти Лену. Скорее всего, она в дамской комнате. Я вернулся назад по коридору, постоял тут несколько минут и вдруг сообразил, что здесь – наиболее вероятное место встречи с Лениной матушкой или с кем-то из ее экзальтированных московских тетушек (а их понаехало из столицы аж три штуки, как я уже слышал). Я пошел по коридору, удаляясь от банкетного зала, и вскоре набрел на лестницу. Судя по всему, ею не пользовались, потому что на входе имелась решетка и в петлях висел замок. Правда, он не был заперт. Слабые отзвуки голосов, доносившиеся откуда-то сверху, тотчас же заставили меня насторожить слух. Я поднялся на один пролет и остановился, прислушиваясь к биению собственного сердца и к этим голосам. То, что Лена там, наверху, я уже не сомневался. С кем же она уединилась? С кем-то из гостей, родственников? Такое утверждение следует признать разумным даже барану: тут все гости и родственники. Ну, может, кроме меня – гостем я не был, так как меня не приглашали, а стать родственником милой семьи Лесковых так вот и не сподобился. «Совершенно верно изволите рассуждать, Илья Владимирович, – сказал какой-то ехидный голос внутри меня, – осталось выяснить, кому же из представленных в кафе гостей и родственников Елена Владиславовна изволит давать аудиенцию!»
Я стал подниматься.
Последняя площадка лестницы была самой просторной, размером с небольшую комнату. Отсюда открывался вид из окна на задний двор кафе и гаражи жильцов соседнего дома. Вот у окна-то и стояла Лена. Не одна.
С мужчиной.
Она стояла вполоборота ко мне и смотрела на него, чуть приоткрыв рот, а я видел его широкую спину и слышал негромкий, чуть присвистывающий злой шепот, которым он что-то горячо ей втолковывал. У нее было бледное лицо, брови ее чуть приподнимались, когда он делал паузы… Но как ни силился, я никак не мог расслышать, что же он ей говорит. Хотя стоял всего в нескольких метрах от них, пролетом ниже, прислонившись к стене так, чтобы они не могли меня видеть. Выглядывал…
Потом заговорила она – срывающимся звонким голосом:
– Я не знаю, о чем ты… Ты не боишься, что я сойду с ума? На моей собственной свадьбе? Ты… ты мучаешь меня. Не надо. Уходи. Уходи, я уже определила, что мне надо… что мне надо от жизни. Нет… не так. Н-не то. Но все равно – уходи, уйди… я прошу тебя, умоляю! Если ты в самом деле… как ты сказал снова… если ты в самом деле любишь меня…
– Лена, – чуть повысив голос, прервал ее мужчина, и это было первым словом, которое я внятно разобрал в его речи. Но оно же оказалось последним, потому что я потерял и слух, и дар речи, и – на несколько мгновений– даже ориентировку в пространстве. И вынужден был прислониться спиной к стене, потому что у меня началось романтическое головокружение, о которых пространно пишут в дамских крупнотиражных сочинениях. Как!.. Она говорит ему ТО ЖЕ, что и мне тогда! Теми же словами, с теми же интонациями, с той же влажной мольбой в глазах. Ах ты, лживая!.. Подлая! «Не мучай меня, если любишь»! У нее что, заранее заготовленный набор слов вроде содержимого косметички? На собственной свадьбе… на собственной свадьбе она уединяется с каким-то мужиком в дорогом сером костюме, высоченный такой бугай, покрупнее даже ее Вадима!.. Конечно, где уж мне с моими мослами и жалкими семьюдесятью восемью кило до ее воздыхателей! Тушка под сто у этого, да и у Вадима не меньше девяноста будет! Такими темпами Лена и до бегемотов дое… Без матерщины тут явно было не обойтись, но в этот момент я и матерные слова заглотил, как глупый карп наживку. Потому что она вдруг обвила его голову обеими руками и притянула к себе, он и пикнуть не успел, как задохнулся…
Конечно, смотреть на это я не стал. Лестница горела под ногами, стены пульсировали, словно переборки чьего-то натруженного гигантского сердца. Я добрался до решетки и коснулся холодных металлических прутьев лбом, горячим, с пробившейся испариной. Нервничая, я вообще потею, как в бане. Потекло по вискам, по щекам. Или я еще и плакал?.. Слезливый неудачник, который явился на свадьбу к бывшей любви, чтобы поправить ее с законным браком, и тут же напоролся на нее в объятиях еще одного?..
Я вытер лицо и виски рукавом рубашки. Все равно ее стирать, проклюнулась ну совсем уж неуместная мысль. Хотя тазик занят… В нем вино. Этот «Портвейн 666», с которого, кажется, и началась вся эта чертовщина! Хотя что я путаю кислое с пресным? Какое отношение имеет обычное женское коварство Лены к паранормальной веселой жути вокруг Нинки и тех трех старичков с их злополучным наследством?
– Это еще не конец! – вдруг внятно сказали наверху. Почудилось? В последние дни я не поручусь за трезвость своего рассудка и вменяемость всех пяти чувств. Эхо глухо царапнуло по стенам. Нет! Не показалось! Не знаю, какая сила сорвала меня с места, но уже в следующую секунду я одним огромным тигриным прыжком преодолел целый пролет.
Через несколько секунд я был уже ТАМ.
Теперь Лена была одна. Но ее одиночество никак не могло порадовать меня, и припасенные к такому моменту поздравления использованы не были: язык просто пристыл к гортани.
Она лежала на полу, и на белой ткани ее подвенечного платья расплывалось, разрасталось кровавое пятно. Створка окна была приоткрыта (это я углядел чуть позже), и легкий ветерок шевелил прядь волос над ее лбом.
– Лена!!!
Прямо под ее левую грудь был засажен нож. Нож? Я наклонился и увидел, что это… сосулька, в самом деле напоминающая нож. Орудие убийства начало таять на моих глазах.
– Лена! – повторил я, падая возле нее.
У нее сделалось белое лицо, губы, с которых ее убийца стер своим поцелуем помаду, – восковыми. Она слегка шевельнула ими:
– Иэм… пы…
– Что? Кто он? Говори! Говори же! Никогда бы не спросил и ушел, но теперь… кто ОН?!
– Зачем… ты… – выговорила она. Я приподнял с пола ее голову:
– Подожди! Не надо! Я… позову п-помощь!
Слабая улыбка скользнула по ее губам, и, чтоб мне сгореть в аду вместе со всем его личным составом чертей и дьяволов, почудилось мне, что ее бархатные глаза тоже улыбаются печально и нежно:
– Не надо… ничего. Зачем… ты… при… пе-ре… о… о-о…
– Зачем я пришел… приперся? – пытаясь угадать, о чем хочет сказать она мне своим уже костенеющим языком, задушенно переспросил я и глянул в ее глаза.
Ничего не успел. Она умерла у меня на руках. Не успел ни узнать имени убийцы, которого она целовала так, как еще недавно целовала меня, и которому говорила почти те же слова. Ни позвать на помощь.
Ни даже поздравить с днем свадьбы. Хотя последнее, как вы сами понимаете, выглядело бы смешным и жутким анахронизмом; нелепостью вроде букета белых роз и заздравного тоста на поминках…
Сосулька растаяла. Последние капли ее впитались в окровавленную ткань, и только тут я понял, что Лене уже не помочь, а еще несколько таких капель – и уже не помочь мне самому. Незваный гость, бывший любовник новобрачной, найденный у ее мертвого тела… в лице ни кровинки что у одной, что у другого… Что могут подумать те, кто скоро хватятся невесты и точно так же, как я, в поисках ее придут сюда? СЮДА!
Я хотел поцеловать ее на прощание, но внезапная вспышка жгучего стыда вдруг буквально откинула меня от нее. Паяц! Даже сейчас думаешь об эффектных сценах прощания, ухода?.. Только тут я увидел приоткрытую створку окна, через которую, вне всякого сомнения, выбрался из здания убийца. Я мельком выглянул в окно, и уже одного этого короткого мига хватило, чтобы понять: тем же путем я уйти НЕ МОГУ. Во дворе стояла группа нетрезвых гостей, среди них Владислав Юрьевич, отец Лены. Все они увлеченно переругивались с шеф-поваром и несколькими официантами. Кажется, запаздывало какое-то блюдо, машинально подхватил слух. А это непорядок, стал надиктовывать неуместный назойливый голос внутри меня. Один французский метрдотель закололся шпагой, когда узнал, что опаздывает рыба к королевскому столу Достаточно известный факт. Так поступил Франсуа Ватель, метрдотель принца Конде.
. Шпага… закололся… Мне можно уходить только тем путем, каким я пришел сюда.
Я спустился по лестнице и вышел в коридор, шатаясь, как пьяный. Кажется, когда я пришел сюда, я и был пьяный, а ведь потом выпил еще несколько рюмок водки? Почти не закусывая, э?
Я ведь неоднократно повторял выше, что отношусь к разновидности классических неудачников. Можете принимать это как аксиому. И то, что эта аксиома, было еще раз блестяще подтверждено: я не преминул наткнуться на Людмилу Венедиктовну, выходящую из дамской комнаты, лопни все ее унитазы!!! Разумеется, несостоявшаяся теща тут же меня углядела. Надо было видеть, как сурово подтянулись ее подкрашенные губы, как подпрыгнул дряблый подбородок! Она молчала, загородив своим немалым корпусом почти весь коридор и отрезав мне путь к бегству. Конечно же мой вид совершенно не внушил ей доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34