Интриги Лантхильда плела простодушные, вандальские. Кормила Сигизмунда ужином, а сама вливала ему в уши ядовитые речи. Вот так и при королевских дворах, должно быть, дела делались. Сигизмунд слегка понимал, о чем супруга зудит. Ухо уже попривыкло.
На противоположном конце стола скалкс увлеченно разбирал мясорубку. Развинчивал, заглядывал внутрь, хмурился. Собирал. Совал палец. Видимо, никак не мог понять принцип работы. Надо бы котлеток наделать, мелькнуло у Сигизмунда.
От котлеток мысль плавно переползла к деньгам. Деньги таяли, как снег на весеннем солнце. И самое ужасное — новых не предвиделось. А кормить всю эту ораву… Может, и правда с Аликанте связаться?
Из комнаты доносились вопли ого. И как только Вамбе с Вавилой не надоест? Целыми днями, похоже, только и делали, что пялились в ящик. Глядели все подряд. “Культуру” в себя жадно впитывали.
На кухню вальяжно вошел Вавила. Молча залез в холодильник, достал минералку, налил в стакан. Выпил. Ишь, освоился, паразит.
Вавила почесал под футболкой грудь. Глянул на Сигизмунда. И вдруг очень похоже изобразил автоматную очередь: та-та-та-та-та! Расстрелял раба. Раб Дидис польщенно хмыкнул. Лантхильда поджала губы.
Опешив, Сигизмунд уставился на Вавилу. А тот, взяв табурет, подсел рядом. Стал о чем-то жарко спрашивать. За колено хватал, в глаза заглядывал.
С грехом пополам Сигизмунд проник в нехитрые мысли Вавилы. Мысли эти неспешно текли по двум основным руслам.
Первое. Правда ли, что эта хреновина, которая делает та-та-та-та-та, может кучу народу на расстоянии положить?
Сигизмунд подтвердил: еще как может.
Вавила начал вдаваться в тактико-технические характеристики. Пробьет ли доску? А вон ту доску? А стену пробьет? Сигизмунд отвечал: йаа, пробьет к херам и эту доску, и ту, а стену не пробьет, но все равно — вещь полезная.
Второе, что занимало Вавилу: где бы такое добыть?
Сигизмунд теоретически знал, что такое добыть можно. Да и не такое можно добыть! Поискать — так и “стингер” добыть можно.
Вавила глядел алчно. Видно было, что автомат прочно занимает его воображение.
Сигизмунд развел руками. Мол, не знаю я, браток, где такое берут.
В разгар беседы явился Вамба. Согнал с табуретки скалкса, уселся сам. Скалкс с мясорубкой уединился в углу на полу.
Идиллия. Ужин в семейном кругу.
Вамба заговорил о чем-то совсем непонятном. Убеждающе говорил, ухал, рычал. Наконец не поленился — принес клочок бумаги, неумело накарябал танк. Сигизмунд не сразу врубился, что это танк — нарисовано было в очень непривычном ракурсе. А потом понял и засмеялся.
Вавила тоже хохотнул. Мол, дурак Вамба. Еще бы в самолеты поверил! И вертолеты! Где это видано? Чтоб по воздусям-то? А вот автомат — это да. Автомат существует. Реальный, научно доказанный факт.
Тут скалкс оторвался от мясорубки и хозяину возражать начал. Мол, где у Вавилы глаза были, когда такая штука вон там за окном пролетала? Он, Дидис, видел. А Вавила в это время бездарно дрых. И Вамба дрых. А Дидис своими глазами видел.
Вавила высказался в том смысле, что вырвет сейчас Дидису зенки, чтоб лишнего не видели. Впрочем, раба угроза не устрашила. Как ни в чем не бывало опять уткнулся в дивный прибор мясорубку.
Лантхильда, ставя на стол чашки, вмешалась в разговор. Завела что-то совсем сложное и, похоже, для Вавилы обидное: мол, у моего махта-харьюшки всего-то в хлеву припасено — и танков, и самолетов-вертолетов, да только все не про Вавилу.
Вот так и поужинали.
Уже засыпая, Сигизмунд вдруг подумал: а ведь Наталья, похоже, тоже по самому краешку абсурда ходит. Евгений сам по себе фигура сюрреалистическая. Странно утешенный этой мыслью, он и заснул.

* * *
Указ губернатора о налоге на подвоз граждан частным транспортом жил и действовал ровно три дня. Потом умер естественной смертью.
Сигизмунд зарабатывал извозом. Отбомбившись, ехал прямиком домой. В конторе делать было решительно нечего. За две недели поступил всего один заказ. Создавалось впечатление, будто гамельнский крысолов увел из города всех тараканов, а заодно и все деньги. Здесь “Морена” не была исключением. Бизнес замер везде и повсюду. Костлявая ручонка голода протянулась даже к горлу операций с недвижимостью.
С наступлением весны атмосфера в Петербурге резко переменилась. Будто страницу перелистнули.
Город покрылся пеплом скуки и застоя. Сделался провинциален и почти невыносим.
Виктория подрабатывала в трех лавочках одновременно. Переводила на шведский и норвежский разные деловые предложения. Искренне веселилась. Все эти деловые предложения, по глубочайшему убеждению Виктории, пойдут сразу в мусорную корзину. Потрудившись на Западе не один год, она хорошо представляла себе, как там дела НЕ делаются.
Взять хотя бы бордели. На Западе человек будет много лет подряд посещать один и тот же бордель — и всегда за одну и ту же цену. В борделе его будут хорошо знать. Будут делать ему подарки на день рождения. Но никому и в голову не придет спросить с него меньше, а сам он не станет требовать скидок. У нас же, сняв девочку, новый русский отмаксовывает кучу денег, зато начиная со второго раза норовит пользоваться ею на халяву. Мол, я теперь “постоянный клиент”.
В бизнесе — то же самое. Наиболее выдающиеся опусы Виктория зачитывала Сигизмунду с Аськой. Комментировала.
Аська поддерживала беседу. Рассказывала, что вот и один знакомый наемный убийца жаловался. Заказов не стало, прежние заказчики облагородились, стали законопослушными и цивильными, новых нет. Цены падают.
Подняли кварплату. Стон прошел по Святой Руси. Ветераны и пенсионеры бросились в бухгалтерии и выстроились в очереди — за компенсацией. Кое-кому дали. Родители Сигизмунда, окрыленные успехами соседей, тоже попытались было, но получили отказ. Кто посмелее — те просто перестали платить.
По вечерам Вика все чаще уединялась с Лантхильдой в “светелке” и подолгу с ней о чем-то беседовала. Просила у Сигизмунда видеокамеру — мол, артикуляцию надо бы записать — но камера принадлежала Генке, а ехать сейчас к тете Ане Сигизмунд не хотел.
Вандалы стремительно приобщались к благам цивилизации.
Сигизмунд добыл им в “секонд-хенд-паласе” у Сашка более-менее сносные теплые куртки. Сашок был весел и оживлен. Вот у кого дела хорошо пошли, так это у него. Однако ж не зажлобился.
— Разбирают все, — поделился он с Сигизмундом. — Выметают подчистую. До чего народ довели! А иногда ничего шмотки бывают, приличные. Я тут даже благотворительностью занялся. По средам выдаю пенсионерам тряпье бесплатно. До пяти кэгэ — приходи и бери по пенсионной книжке. Некоторые ушлые старушки по пять оборотов за день делают, выйдет, а потом опять зайдет. И еще хитрит, панамку какую-нибудь нацепит, чтобы я ее не узнал… — Сашок хохотнул. — Пусть их. Они все неликвиды у меня вычищают… А, Гошка? Думали ли, что до такого доживем? Ну, блин!.. Во дела пошли!.. Ты бизнесмен, я театры спонсирую… барахло им отдаю, они его на декорации стригут. Тьфу! — Сашок вдруг разозлился. Постоял, подумал, рот покривил. — Знаешь что, Гошка, я тебе скажу? Линять отсюда надо.
— Куда линять?
— Во-во, и я о том же. Нас нигде не ждут. Нам — так, старое тряпье скидывают. Ну ладно, бывай.
Обрядив вандалов в обноски с американского плеча (неплохие обноски — тут Сашок, надо отдать ему должное, постарался), Сигизмунд покатал их по городу. Медного Всадника показал. Исаакий продемонстрировал. Вандалы щупали огромные колонны, восхищались.
Родовичи — особенно Вавила — настырно требовали, чтобы Сигизмунд дал порулить. Пришлось решительно пресечь. Однако поездкой все равно остались довольны. Вечером шумно обсуждали, Вавила показывал, как рулят, Вамба хохотал, вспоминал что-то.
Вамба настойчиво интересовался у Сигизмунда, нельзя ли еще пару-тройку автомобилей прикупить. Больно уж вещь хорошая.
Вообще же поведение вандалов ставило Сигизмунда в тупик. Они не были похожи на растерянных людей, которые боятся будущего в незнакомом мире. Ни фига подобного. Похоже, они чувствовали себя в мегаполисе как на курорте. Радостно осваивались с действительностью, впитывали информацию, пользовались благами. То и дело любопытствовали насчет цен и перспектив добыть то или это. И — ни малейшего страха.
— Виктория, — заговорил как-то Сигизмунд с Викой, — ты бы у них узнала, как они жить-то собираются? Раз уж такие дела… А то свалились мне на голову и не шевелятся…
— Ты, Морж, сиди на жопе ровно, — отвечала ученая-филолог. — Они варвары. С их точки зрения, верх невежливости завалиться в гости и сразу же — о делах. Даже несмотря на то, что ты их пригласил.
У Сигизмунда отвисла челюсть.
— Я? Я их пригласил? Ты это… Ты чего? Это они?..
Вика глядела на него усмешливо и отстраненно.
— Не знаю уж, что там у вас с Вамбой… Они говорят: стоял ты у них в овраге, недалеко от этой самой Быстротечной, зазывал… Руками махал, жесты приглашающие делал… Вот они сюда и ломанули.
Сигизмунд убито молчал. В голове — будто все извилины в манную кашу смяли. Стало быть, в овраге. Недалеко от реки Быстротечной. Зазывал, значит. Вандалов. В Санкт-Петербург, колыбель трех революций. Четвертую, блин, делать. Крейсер “Аврору” утопить, в Эрмитаже нагадить…
Вика нехорошо постукивала по столу пальцами.
— Борисыч. Ты хоть расскажи, как там. Раз уж видел. Ну, воздух тамошний не в пример нашему, это ясно — вандалы наперебой на здешний жалуются: мол, дышать нечем. А остальное-то как, а?
— Ты что, Виктория, одурела? Да не был я нигде.
— Не крути, Морж. Я ведь с самого начала просекла, что ты нам с Аськой горбатого лепишь. Не все рассказываешь. Старичок-то тебя, видать, крепко вербанул. Ты что, думал, я дурочка? Я с твоей Лантхильдой-то побеседовала, а та возьми и выложи мне все. И как ты ее от смерти спас, когда сельчане порешить ее хотели. И как в овраге выкаблучивался. Бледненький такой, говорит. Сказать тебе, отчего ты бледненький был? Нажрался как свинья. За тобой это водится. Нажрался, пошел в свой Анахрон — и давай куражиться.
Сигизмунду стало противно. И тоскливо. Так же, как во время некоторых скандалов с Натальей, когда та заставляла его выслушивать разные нелепые измышления — а фантазия у Натальи в этом направлении работает что надо.
Не обращая внимания на плачевное состояние Сигизмунда, Вика безжалостно продолжала:
— Я еще Лантхильду твою спрашиваю: может, он нетрезвый там, в овраге, был? Она соглашается. Йа-а, йа-а, говорит, еще какой нетрезвый… Да, Морж, видать, ты хорошо тогда на грудь принял… А после этого говно туда всякое кидал.
— Куда? — тупо спросил Сигизмунд.
— К ним в село.
— Я кидал в вандальское село говно, — проговорил Сигизмунд, пробуя эти слова на зуб.
— Это вы прокурору, гражданин Морж, будете объяснять. Ты, Борисыч, хуже всякого вандала. На фига было у них в селе-то пакостить?
— Пакостить, — повторил Сигизмунд. — Ага, конечно.
— Мусорный бак зачем туда бросил?
— Я?
— Нет, я! — озлилась Вика. — Кто Анахроном баловался? Ты, разумеется!
— Ну да. А перед этим, нажравшись до скотского состояния, бродил по ихнему селу и приставал ко всем. Заводки искал. На том и с Вавилой-раздолбаем скорешился. А Лантхильду я умыкнул. Я ее еще с пятилетнего возраста присмотрел, когда дедушка обучал меня с Анахроном управляться. Бывало, зайдем с дедулей куда-нибудь в Вандалию, схитим бедолагу безвинного — и в ГУЛАГ, в ГУЛАГ…
— Не знаю, — сказала Вика. — Ты, Борисыч, конечно, можешь врать что угодно. Недосуг мне тебя слушать.

* * *
Теперь Сигизмунд жил с угнетающим ощущением одиночества. Он был решительно никому не нужен — ни родовичам, ни Вике, ни супруге своей Лантхильде. Лантхильда образца второго пришествия разительно отличалась от той испуганной девушки с летящим профилем, которая ворвалась в его жизнь и наполнила ее тайной. Она превратилась в угнетающе-домовитую беременную даму. В последнее время увлеклась лоскутом, изучив это искусство по журналу “Бурда-моден”. По всей квартире валялись какие-то клочки, тряпочки и ниточки. Лантхильда вырезала их треугольничками и квадратиками и сшивала в узоры по образцу. Сигизмунда это невероятно раздражало.
Вика часами разговаривала с ней. О чем можно столько болтать с Лантхильдой? Неужто о германской филологии? По дому Вика бродила отрешенно, то и дело утыкаясь носом в толстые растрепанные блокноты. Их у Виктории завелось штук пятнадцать, не меньше. Европейский лоск куда-то бесследно канул. Волосы отросли, модельная прическа обернулась заурядным хайром. В три часа ночи Вику можно было видеть сидящей на подоконнике на кухне, стряхивающей пепел в пустую банку из-под шпротного патшета и сомнамбулически бормочущей слова на непонятном языке.
На Сигизмунда Вика откровенно злилась — непонятно почему, кстати. Аська утешала: “Брось, Морж. У нее и раньше такие задвигоны бывали.”
Вамба с Вавилой и скалксом Дидисом квартировали то у Сигизмунда, то у Аськи. Денег хронически не хватало ни на что.
Светка вышла из больницы желтая и тощая, со скорбным выражением лица, и была немедленно отправлена в неоплачиваемый отпуск. Боец Федор подрабатывал на стороне. Иногда угощал шефа пивом. Тема Аликанте пока что заглохла, но видно было, что изобретательный ум Федора лихорадочно изыскивает новые возможности для обогащения.
Блин. Может, и правда — бросить все да податься в Ботово, поставить дачку на краю дерьмового болотца? Рыбалка, охота. Раки.
Пару раз звонила Наталья. Пыталась жаловаться на жизнь. Была грубо отослана к Евгению.
Апофеоз одиночества настиг в начале апреля. Вамба валялся на диване, пялясь в ого, Лантхильда сооружала лоскутное покрывало шириною в Черное море. Ни Вики, ни Вавилы со скалксом в доме не было — третий день обретались у Аськи.
Зазвонил телефон. Чувствуя непонятное облегчение — хоть кому-то понадобился! — Сигизмунд снял трубку.
Мужской голос деловито произнес:
— Сигисмундс! Вамба — дай!
Звонил Вавила. Вамба разговаривал с ним весьма взволнованно, махал руками, корчил рожи, кивал. Положил трубку и накинулся на Сигизмунда, о чем-то прося.
Вслед за Вавилой позвонила Аська. Поведала:
— Морж, приезжай срочно. Тут нашего раба в ментовку загребли.
Сердце у Сигизмунда упало. Подсознательно он ожидал от вандалов чего-нибудь в этом роде.
— Что он натворил?
— Ой, Морж, ну не время! Бери Вамбу и дуй сюда.
— Ты из дома звонишь?
— Да. Давай быстро.
Ничего особенного ни Вавила, ни скалкс не сотворили. Ну, просто Аська взяла их в один дешевый молодежный ночной клуб. Пусть мужики протрясутся, а то загрустили что-то. Ну, пошли. Девочки-мальчики, все как положено. Ди-джей несет ахинею, музыка орет, толпа топчется на месте — пляшет. Над головами висит густое гормональное облако. Адреналин и все остальное.
Дидис сходу девочку склеил. Дидис — он же пляшет круто. Девочки млеют. Он еще одну склеил. С двумя плясал.
Вот тут и началось. Аська покурить пошла, начала не видела. Вавила за ней отправился. Вернулись — Дидиса уже метелят…
В общем, повинтили менты Дидиса и одного из тех гопников, с которыми он дрался. Вавила делся куда-то. Аська домой побежала — там Вавилы тоже нет. Что делать?
Ну, Дидиса отыскала быстро. Аська — великий знаток всех близлежащих ментовок. Перебывала почти везде — по буйности нрава и любви к демократии на ее ранних анархических этапах. Винтили Аську и на демонстрациях, и просто за мелкое хулиганство.
Вавилы в ментовке не оказалось. Уже к утру его приволокла какая-то писилявка лет шестнадцати. Очень сильно пьяного. Писилявка была смущена. Мол, не ожидала, что клиент так быстро и мощно нажрется.
— Сопли сперва утри, прежде чем с иностранными депутатами якшаться, — сказала ей Аська высокомерно. Отобрала Вавилу и захлопнула перед писилявкиным носом дверь. Вот так.
Очухавшись, Вавила явил богатырскую разъяренность. Ругался по-черному. Виру какую-то требовал. Мол, менты ему за ущерб заплатить должны. Мол, за то, что раба лишили, обязаны менты отстегнуть энную сумму денег гражданину Вавиле Вандаловичу. Во как! Менты ему обязаны! Представляешь, Морж?
А она, Аська, и говорит: мол, протри глаза, Вавилыч, ты где находишься? Где это видано, чтоб тебе менты что-то были обязаны? Да нам с тобой надо Дидиса вытаскивать, и хорошо бы еще так сделать, чтобы нас особо ни о чем не спрашивали. А уж Морж как прознает — шеи нам посворачивает. Дюлей всем навешает!
А Виктория бледная сидит, проку от нее ноль. Только одна Аська и не растерялась. Вавила на рожон прет. Говорит, раз такие дела — пускай тогда в натуре главный рикс решает! Ну, который в городе самый основной — вот он пусть и решает!
В голове у Сигизмунда услужливо нарисовалась следующая картинка. Приемная питерского губернатора. Гордо входит Вавила. Следом — безвестный гопник с подбитым глазом. На цепи волокут Дидиса. Начинается разбирательство. Мол, этот раб Дидис заступил дорогу свободному, за что был от свободного бит, хотя по закону полагается за это вира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48