Приказы повелителя были всегда кратки — отправиться туда-то и' убить того-то. Чем труднее и опаснее было задание, тем с большей радостью брались за него ассасины. Ибо что такое опасность, как не обещание желанной смерти? Совершив убийство, они даже не делали попыток убежать или как-то спастись. Когда кто-нибудь из них, совершив возложенное на него, возвращался благополучно, остальные смотрели на него, как на величайшего неудачника или, что еще хуже, как на человека неугодного и поэтому отвергнутого аллахом. Даже потерпеть провал, но оказаться убитым стражей почиталось большей удачей, чем убить, но остаться в живых самому.У Хасана была хорошая память, но не на добро. Когда визирь Низам аль-Мульк выходил из мечети, десяток убийц выхватили кинжалы и бросились на него, смяв стражу. Узнав об этом страшном событии, султан надел одежды печали и приказал объявить траур. Это был траур не только по убитому визирю. Султан знал, что, хотя сам он когда-то и пощадил Хасана, тот не пощадит его. Люди Хасана заколют его, как только улучат минуту. Но он ошибся: бывший его министр и любимец не пролил крови своего господина. Султан был отравлен.Новый султан решил задушить змею в ее же логове и, собрав большое войско, пошел на север, чтобы разорить проклятый замок и сровнять с землей гору Аламут. Но однажды, уже во время похода, проснувшись, он увидел у своего изголовья воткнутый в землю кинжал ассасинов. Ни многотысячная конница, ни боевые слоны, ни стража не могли защитить его. Султан понял это. В тот же день боевые трубы протрубили отбой, войско повернуло обратно.Ни принцы, ни шейхи, ни короли не знали, кто из них окажется очередной жертвой «Старика с гор». В том, как выбирал он свою очередную жертву, не всегда можно было усмотреть какую-то логику или смысл. Но тем страшнее были эти неизвестность и неопределенность. Французский король знал, что его не спасут ни армия, ни его подданные, ни дворцовая стража. Он приказывает создать отряд личных телохранителей, и повсюду, где бы он ни был, они не отходят от него.Когда Хасан решил, что пришло время убить одного из влиятельных французских принцев, рано весной двое ассасинов, посланных им, отправились в путь. Только осенью добрались они до провинции, которой владел принц. Купцы с Востока не были редкостью в тех местах, и на прибывших мало кто обратил внимание. Зато они обращали внимание на все. И прежде всего на то, что было связано с принцем, — где бывает он, когда к нему легче всего приблизиться, кто его охраняет. Оказалось, что подойти к принцу вплотную можно было только в соборе, куда он приезжал молиться. Тогда сначала один, а потом другой купец «раскаиваются» в заблуждениях своей магометанской веры и принимают христианство. Как все новообращенные, они необычайно ревностны. Они жертвуют собору богатые вклады, соблюдают все посты, не пропускают ни одной службы.И все это ради одного. Ради того дня, той минуты, того мгновения, когда их жертва окажется в соборе рядом с ними, когда рука с кинжалом сможет дотянуться до нее. Этот день настал, и принц упал, обливаясь кровью, на каменные церковные плиты. Одного из покушавшихся стража убила на месте. Второго оттеснила толпа, и он затерялся в ней. Но когда он услышал, что принц еще жив, он растолкал столпившихся и на глазах у всех нанес ему последний, смертельный удар. День спустя сам он умер от изощренных пыток. Умер радостно, не сожалея ни о чем.Имея таких людей, «Старик с гор» простирал свою страшную власть на все края известного тогда мира. Можно понять тех правителей, которые, думая обезопасить себя или расправиться со своими врагами, первыми пытались найти пути к замку на высокой горе Аламут.Тридцать четыре года царил «Старик с гор» над подвластным ему миром. За тридцать четыре года он ни разу не покинул замка. В этом не была нужды: его глаза, уши и длинные руки были повсюду. Из года в год число его сторонников не убывало. Все новые и новые молодые люди появлялись у ворот замка, произносили условную фразу, и массивные створки тяжело приоткрывались, пропуская их внутрь. Когда какое-то время спустя эти же ворота выпускали их в мир, это были уже другие люди — это были фанатики, готовые на все.Время от времени в замке происходили казни. Хасан объявлял, что был недоволен кем-то и поэтому велел отрубить ему голову. Обычно это был кто-то из его приближенных, известный всем. Когда все уже знали, что казнь совершена, Хасан приглашал к себе некоторых молодых людей, пришедших принять посвящение. На полу зала, на ковре, они видели блюдо с запекшейся кровью, а на нем мертвую голову.— Этот человек обманул меня, — говорил Хасан. — Он думал скрыть от меня свою ложь. Но волей аллаха мне открыто все. Теперь он мертв. Но и мертвый, он остался в моей власти. Стоит мне захотеть, и я оживлю эту голову.Сотворив молитву, Хасан чертил в воздухе магические знаки, и к ужасу тех, кто видел это, мертвая голова открывала заплывшие кровью глаза.— Именем аллаха милосердного отвечай! Ты ли Фарид, из числа первых, кто пошел за мною?И голова отвечала:— Да, я Фарид. Я был в числе первых, кому ты дал приобщиться к радостям рая. Я недостоин твоих милостей. Да благословит тебя аллах всемогущий.Все узнавали голос говорившего, и сомнений быть не могло. Это был он. Мертвая голова говорила.— Спрашивайте, — предлагал Хасан, — спрашивайте, и силою моего заклятия мертвый ответит вам.Запинаясь, юноши задавали вопросы, и голова, стоявшая на окровавленном блюде, отвечала им.Когда наконец они выходили, Хасан велел звать других. И среди приверженцев множились слава Хасана и страх перед великой властью, которой был наделен он. «Даже мертвые повинуются его воле», — говорили о нем.Оставшись с «мертвой» головой наедине, Хасан раздвигал блюдо, которое было составлено из двух половинок. Человек, сидевший в яме, так что только его голова возвышалась над полом, спрашивал:— Так ли я говорил, мой повелитель?— Так, — одобрял Хасан, — так говорил. Я доволен тобой.А через час-другой те, кто только что говорили с «убитым», снова могли видеть его голову. На этот раз действительно отрубленная и насаженная на пику, она водружалась у ворот в назидание всем приходящим.Десятки человек, толпившихся у ворот, твердили, что только сейчас видели, как эта самая мертвая голова говорила и отвечала на вопросы, которые задавали ей. Кто после этого усомнится в сверхъестественном могуществе предводителя ассасинов?Но время было неумолимо не только к врагам Хасана. Не только к тем, кого обрекал он на смерть. Время было неумолимо и к нему самому, и Хасан понимал это. У него было два сына, два верных его последователя, и проще всего было бы, конечно, передать власть и «дело» им или одному из них. Но на примере многих царств, раздираемых борьбой за власть, Хасан хорошо знал, что такое династическое наследование. После его смерти или смерти его сыновей борьба между наследниками разорвала бы организацию на враждующие секты. Его дети несли в себе семя гибели другого, и главного, его детища — ордена ассасинов. И поэтому он убил обоих своих сыновей.Когда Хасан почувствовал приближение смерти, он передал власть над орденом тем, которые, как он считал, смогут продолжить его дело. Совершив это, в тот же день он умер.Преемники Хасана продолжили путь, проложенный им однажды. Могущество политической секты, достигнутое при ее создателе, по-прежнему находилось в зените и не становилось меньше. Императоры и короли присылали к стенам замка на горе Аламут своих полномочных послов и были рады, если глава ассасинов проявлял к ним благосклонность. Поэтому когда в конце концов крестоносцам удалось заручиться тайным союзом с ассасинами, они сочли это большой удачей.Есть инерционные системы — однажды пущенные в ход, они продолжают движение под воздействием усилия, приложенного к ним когда-то. Тайная секта ассасинов чем-то напоминала такую систему. Будучи однажды создана, она продолжала катиться по рельсам истории без особых, казалось бы, усилий тех, кто последовательно, один за другим возглавлял ее после Хасана. А порой даже и вопреки им.Когда Хасан-второй, прозванный Ненавистным, стал во главе ордена, казалось, его правление должно было бы положить конец организации.Ибо во главе ее теперь стоял уже откровенный безумец. Он не довольствовался ролью мессии. Ему мало было утверждений, будто бог вещает его устами.В назначенный день и час у подножия горы Аламут собрались все ассасины и исмаилиты, приверженцы той же ветви ислама, к которой принадлежали ассасины. Возникнув перед ними на крепостной стене, Хасан-второй объявил им, что он есть бог. Отныне верящие в него освобождались от всех ритуалов, всех предписаний и всех запретов. Каждый из них волен был поступать, как хотел, и не было ничего, что ограничивало бы их, кроме воли бога в его лице, в лице Хасана, стоящего перед ними сейчас на крепостной стене.Но орден выдержал и это испытание. Выдержал он и правление сына Хасана Ненавистного, Мухаммеда-второго.Мухаммед не претендовал на роль бога. Но у него была своя маленькая слабость: он хотел, чтобы все почитали его великим философом и поэтом. Забыты были политические интриги, борьба за влияние, соперничество с другими правителями. Врагами его стали те, кто сомневался в его таланте, кто не способен был восхищаться касыдами, выходившими из-под его пера. Один из известных персидских ученых тех лет неосмотрительно рискнул подвергнуть критике произведения Мухаммеда. Вскоре поздно ночью в дом его прибыл гонец из Аламута. Он предложил выбор: быстрая и безболезненная смерть или жизнь и пенсия в несколько тысяч золотых монет в год, но тогда — никакой критики высочайших произведений. Ученый предпочел жить.В 1256 году, когда монгольская конница, гибельная, как смерч, и такая же неодолимая, хлынула на юг, в Персию, Аламут наконец пал. Два десятилетия спустя мамлюки в Сирии и Ливане нанесли секте последний удар. Орден ассасинов был окончательно уничтожен. Так считали долгое время.Но вот в 1810 году французский консул в Алеппо (Сирия), собирая данные, нужные его правительству, неожиданно для себя наткнулся на сведения об ассасинах. Орден этот, сойдя с подмостков истории, уйдя в забвение, оказывается, продолжал существовать. Предводитель ассасинов жил в небольшой деревушке между Исфаханом и Тегераном, окруженный охранниками и приверженцами, почитавшими его и повиновавшимися ему, как богу. «Поклонники его утверждают, — писал консул, — что он может творить чудеса…»Другое упоминание об ассасинах датируется 1866 годом, когда британский колониальный суд в Бомбее разбирал странное дело. Заявление в суд подал Ага-хан, потомок четвертого предводителя ассасинов. Одна бомбейская каста отказалась платить ему дань. Дело касалось огромной по тем временам суммы — 10 000 фунтов стерлингов. Суд установил, что члены этой касты четыре века назад были приняты в орден ассасинов и что Ага-хан, глава исмаилитов, действительно считается их предводителем, предводителем ассасинов.Согласно традиции, принятой у ассасинов, титул этот не передается по наследству — каждый Ага-хан сам назначает своего преемника. Последний (ныне здравствующий) Ага-хан был назначен своим дедом з 1957 году. В то время это был молодой человек, любитель спортивных машин, но, пожалуй, это единственное, что известно о нем. Он стал называться 49-м имамом исмаилитов, Ага-ханом Каримом-четвертым. По традиции раз в год последователи публично взвешивают своего владыку, вручая ему дань — столько золота, сколько он весит. Его предшественнику, прежнему Ага-хану, вес его выдавался драгоценными камнями…После того как орден ассасинов сошел со сцены истории, многие века было принято считать, что его нет, что он вообще прекратил свое бытие. Оказалось, это не совсем так. Значит ли это, что, ничем не выдавая себя, заставив забыть о себе, люди этого ордена остались верны себе?Само слово «ассасин» вошло во многие европейские языки. Люди, которые в повседневном разговоре сегодня пользуются этим словом, обычно не знают, откуда, из какого прошлого пришло оно в их язык. Но на всех языках слово «ассасин» означает одно — «убийца».Это не единственное, что привнесла могущественная организация ассасинов в последующие времена. Ассасины, пересекавшие Европу во всех направлениях, несли с собой не только смерть. Они несли идею тайного ордена, с его жесткой организацией и доктриной. Многие общества и ордены, которые возникли позднее, незримыми корнями духовного родства восходят к тем развалинам старинного замка, которые можно видеть и сегодня на горе Аламут. 2. Последователи, преемники и продолжатели Задолго до того как открытая история ассасинов завершилась падением Аламута и далеко от тех мест девять рыцарей решили основать свой орден — орден тамплиеров (от французского temple — «храм»). В то время никому не пришло в голову связывать это событие с ассасинами, искать параллели или скрытые нити, которые соединяли бы эти два ордена. Делать это стали позднее, когда оказалось известно то, что было скрыто от современников.История нового ордена была обычной для своего времени. В него принимались рыцари, давшие обет послушания и монашеской бедности. Со временем, однако, орден стал одним из самых богатых. В 1133 г. король Арагона и Наварры завещал ему даже свое королевство. И хотя испанские аристократы воспротивились после смерти короля его воле, сам этот эпизод — свидетельство власти и могущества тамплиеров. В погоне за еще большим могуществом и богатством они не гнушались заниматься коммерцией, ростовщичеством и подрядами. Белый плащ с красным крестом — одеяние тамплиера — можно было видеть везде, где раскиданы были многочисленные владения ордена, — в Англии и в Испании, во Франции и в германских землях, на Сицилии, в Греции и на Кипре. Единственным напоминанием о прошлой бедности осталась лишь печать ордена: два рыцаря на одном коне — так, по преданию, вынуждены были передвигаться когда-то его создатели.Зато позднее, когда орден приобрел власть и силу, каждый рыцарь имел трех коней, при каждом состоял оруженосец или слуга. Но не всякий и не просто мог стать тамплиером. Не каждый мог вести ту жизнь и обладать теми качествами, которые от него требовались. Об этом напоминали прозелиту во время ритуала посвящения.— Любимый брат, — говорили ему, — ты видишь лишь оболочку, лишь внешнюю сторону ордена. Ты видишь, что у нас отличные кони, покрытые дорогими попонами, видишь, что мы хорошо едим и пьем и одеваемся роскошно. Из этого ты заключаешь, что и тебе будет хорошо, если ты будешь с нами. Но тебе неизвестны суровые законы, по которым идет наша жизнь. Сейчас ты сам себе хозяин, и тебе будет нелегко стать слугою других. Тебе едва ли придется поступать так, как тебе бы хотелось. Когда ты захочешь быть на этой стороне моря, ты будешь послан на другую. Когда ты пожелаешь жить в Аккре, тебя пошлют в какую-нибудь провинцию Антиохии, в Триполи или Армению. А может, тебя отправят в Ломбардию, на Сицилию или в Бургундию, в Англию или во Францию, могут послать в самый отдаленный край, где орден имеет владения.Тамплиеры не повиновались никому — ни императору, ни королю, только Великому магистру ордена. Но это было беспрекословное повиновение. Вступивший в орден не мог уже добровольно покинуть его.Таким был этот орден, и такими были 30 000 членов ордена, рассеянных по всей Европе, но связанных между собой железными узами повиновения, дисциплины и тайны. Ибо кроме прочего была еще и тайна, которая связывала их.Но свои тайны имелись и у светских властителей. Такой тайной было содержание письма короля Франции Филиппа IV Красивого от 12 сентября 1307 г., размноженного безмолвными переписчиками королевской канцелярии. В один и тот же день десятки надежных курьеров покинули Париж, развозя запечатанные конверты во все концы страны. На каждом стояла одна и та же дата — день, когда надлежало сломать печати и прочитать его содержимое.12 октября Филипп IV принял Великого магистра ордена тамплиеров и дружески беседовал с ним. Он просил магистра быть крестным его сына. Может ли быть больше королевская милость и выше доверие? И может ли быть большим королевское коварство? Это было 12 октября. А следующий день, пятницу 13 октября, Великий магистр встречал уже в заточении и в цепях. В этот день по приказу короля, разосланному заранее, все тамплиеры на территории Франции были схвачены и заключены в темницы. Начались допросы, пытки и казни на кострах. Особой папской буллой орден был запрещен.Среди историков до сих пор нет единого мнения о причине этих событий. Одни полагают, что несметные богатства ордена привели его к гибели. И действительно, как раз в это время королевская казна была пуста, поступлений ждать было неоткуда, Филипп IV был фактически разорен. Имущество и золото ордена, доставшиеся ему, оказались более чем кстати — это было спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44