Подводя итог, можно сказать, что местное население империи находится под властью малазанских торговцев, и подобная ситуация не менялась с тех пор, как Пормквал возложил на себя титул верховного кулака четыре года назад.
– А кто был на этой должности до него? – поинтересовался Булт.
– Картерон Корка, утонувший однажды ночью в гавани Арена.
В ответ на это Кульп только фыркнул:
– Корка мог в пьяном состоянии продраться сквозь шторм, но он утонул подобно своему брату Урко, Естественно, ни одно из тел так до сих пор и не нашли.
– И что это значит?
Кульп оскалился, глядя на Булта, но ничего не ответил.
– Как Корка, так и Урко были верными людьми императора, – начал объяснять Антилопа. – Кажется, их постиг тот же злой рок, что забрал от нас большинство друзей Келланведа – в том числе Старого Тука и Амерона. Ни одно из их тел уже никогда больше не найдут, – пожав плечами, историк добавил: – Теперь это давняя история. Да, забытое прошлое.
– Ты думаешь, что все они были убиты по приказу Лейсин? – спросил Булт, обнажая изъеденную поверхность зубов. – Но представь себе ситуацию, что все наиболее способные командиры императрицы пропали, оставив ее в гордом одиночестве, без всякой надежды на грамотное управление многотысячной армией. Неужели ты думаешь, что она к этому стремится? А еще ты, наверное, забыл, историк, что, до того как стать императрицей, Лейсин состояла в близких дружеских отношениях с Коркой, Урко, Амероном, Дассемом и другими… Представь ее сейчас в одиночестве, покинутую верными людьми.
– А убийство этой женщиной своих других близких сподвижников – Келланведа и Танцора? Она просчиталась, полагая, что это событие не скажется на ее отношениях с остальными предводителями, – с грустью в голосе произнес Антилопа, не отдавая себе в этом отчета. – Но ведь все они были и моими друзьями тоже…
– Некоторые ошибки теперь уже никогда не исправить, – сказал Булт. – Император и Танцор были хорошими завоевателями, но стали бы они грамотно управлять?
– Этого мы теперь никогда не узнаем, – с горечью выпалил историк.
Вздох викана был больше похож на сдержанный издевательский смешок.
– Да, действительно, но если в то время и был у трона человек, способный узнать реальную причину всех происходящих событий, то это была, несомненно, Лейсин.
Колтайн вновь сплюнул на пол.
– Вот и все, что можно сказать по этому поводу, историк. Запиши в летопись весь разговор, который здесь имел место, если, конечно, тебе не противно вспоминать об этом еще раз, – проговорил кулак. Взглянув на своего молчаливого колдуна Сормо он нахмурился.
– Я запишу все события даже в том случае, если при воспоминании о них меня вырвет, – ответил Антилопа. – В ином случае я не имел бы права называть себя историком.
– Рад это слышать, – ответил кулак, все еще разглядывая Сормо Э'ната. – Скажи мне, историк, а какую власть Маллик Рел имеет над Пормквалом?
– Хотел бы я знать, кулак.
– Ну тогда выясни это.
– Ты хочешь, чтобы я стал шпионом? Колтайн повернулся к нему со слабой усмешкой:
– А что же ты делал в палатке торговцев, Антилопа? Историк поморщился.
– Я должен дойти до Арена. Не думаю, что Маллик Рел теперь вновь пригласит меня на закрытый совет, тем более что я стал свидетелем его величайшего унижения. Я уверен, что сегодня он увидел во мне врага, а его враги имеют привычку таинственным образом исчезать.
– Ну, я не исчезну, – самодовольно произнес Колтайн и, подойдя поближе, взял его за плечо. – Давай не будем обращать на него внимания. Антилопа. Я принимаю тебя в свою команду.
– Как прикажешь, кулак, – ответил историк.
– Совет закончен, – распорядился Колтайн и, повернувшись к своему колдуну, добавил: – Сормо, ты расскажешь мне детали своего утреннего путешествия немного позднее.
Колдун поклонился.
Антилопа надел свой плащ и вместе с Кульпом вышел на лестницу. Как только двери позади закрылись, историк дернул боевого мага за рукав.
– Мне нужно кое-что сказать тебе. Лично.
– Ты читаешь мои мысли, – ответил Кульп.
В конце длинного коридора они обнаружили нежилую комнату, захламленную разбитой мебелью. Проскользнув в нее, Кульп закрыл на щеколду дверь и обернулся лицом к Антилопе: его глаза горели адским огнем.
– Он – вовсе не человек. Он животное, и все вещи вокруг воспринимает как животное. Мне порой казалось, что Булт присутствовал здесь только лишь ради того, чтобы воспринимать нечленораздельное рычанье своего господина и складывать все это в слова. Я никогда ранее не видел викана, который был бы столь же словоохотлив, как этот искалеченный старик.
– Очевидно, – сухо ответил Антилопа, – Колтайну было много чего сказать.
– А я подозреваю, что священник Маела уже начал готовить свою собственную месть.
– Согласен с тобой. Но меня потрясла та страсть, с которой Булт защищал императрицу.
– Ты принимаешь его аргументы?
– О том, что она сожалеет о содеянном и сейчас ощущает свое одиночество и беспомощность? Возможно, но мне кажется, что это дела давно минувших дней.
– Как ты думаешь, а Лейсин доверяет этим виканским дикарям?
– Колтайн был вызван на аудиенцию самой императрицей, и я подозреваю, что Булт как приклеенный находился рядом. Но то, о чем шла речь на этой приватной беседе, осталось для всех загадкой, – ответил историк, пожимая плечами. – Скорее всего, они готовились к тому, чтобы убрать Маллика Рела, – этот вывод напрашивается сам собой. А что ты, Кульп, думаешь об этом молодом колдуне?
– Молодом? – нахмурился боевой маг. – У этого мальчишки аура древнего старика. Я сразу почувствовал, что от него несло лошадиной кровью: он участвовал в ритуальном обряде, который у колдунов происходит только во Время Жестокости. Оно как раз пришлось на последние четыре года жизни Сормо – время максимального расцвета его мощи. А ты сам-то заметил, что он вытворял? Он метал дротики в священника, а затем молчаливо стоял, наблюдая за эффектом.
– А почему ты сказал, что все это было ложью?
– Потому что Сормо вовсе не обязательно знать, насколько чувствителен мой нос. Я продолжаю играть с ним роль юнца, и если мне улыбнется удача, то он больше не обратит на меня никакого внимания.
Антилопа заколебался. Затхлый воздух в комнате отдавал пылью и плесенью.
– Кульп! – внезапно сказал он.
– Ты что-то спросил, историк?
– Мы ничего не можем поделать ни с Колтайном, ни с Малликом Релой, ни с Сормо Э'натом. Но мне нужна твоя помощь в другом деле.
– В чем?
– Я хочу освободить одного узника.
На лице боевого мага отразилось крайнее изумление.
– В хиссарской тюрьме? Историк, но у меня нет никакого влияния среди хиссарской армии.
– Нет, он находится не в городской тюрьме – он заключенный империи.
– И где же его сейчас держат?
– Он был продан в рабство, Кульп, и сейчас находится на Отатаралских островах.
Боевой маг оторопел.
– Во имя Худа, Антилопа, опомнись! Ты просишь о помощи для мага? Ты полагаешь, что я по собственной воле приближусь к этим рудникам? Да Отатарал полностью разрушает любое колдовство, превращая магов в душевнобольных.
– Тебе не придется быть на острове. Все, что нужно будет делать, – это ждать на рыбачьей лодке в море у побережья, – заискивающим тоном просил Антилопа. – Я обещаю это, Кульп.
– Ага, подобрать заключенного, а затем что – грести как сумасшедший, преследуемый по пятам боевыми галерами доси?
– Что-то вроде этого, – улыбнулся историк.
Кульп взглянул на закрытую за спиной дверь, а потом принялся внимательно рассматривать обломки мебели, разбросанные по всей комнате, будто увидел их в первый раз.
– Чьи это были апартаменты?
– Кабинет кулака Торлом, – ответил Антилопа. – Именно здесь убийца Дриджхны настиг ее той ночью.
Кульп медленно кивнул.
– Скажи, а то, что мы попали сюда – это случайность?
– Искренне надеюсь на это.
– Я тоже, историк.
– Ты мне поможешь?
– А этот осужденный… Кто он?
– Гебориец Прикосновение Света. Кульп медленно повторно кивнул.
– Дай мне подумать над этим, Антилопа.
– Можно мне спросить, что заставляет тебя медлить? Кульп нахмурился.
– Мысли об еще одном историке-предателе, который появился в нашем мире, о чем же еще?
Священный город Эхрлитан, построенный целиком из белого мрамора, поднимался вверх прямо из гавани, окружая и занимая собой огромный плоский холм, названный когда-то Джен'рахб. Считалось, что внутри Джен'рахба был похоронен один из самых древних городов мира, а среди слежавшихся камней ждут своего часа духи некогда могущественных Семи Хранителей. Легенда гласила, что вместо трона в старом городе стояло кольцо из семи высоких постаментов, каждый из которых освещался одним из древних Предков, основавших в свое время Семь Городов. Эхрлитану насчитывалась тысяча лет, но древнему городу Джен'рахбу, представляющему сейчас холм из разбитых камней, было в девять раз больше. Первый правитель Эхрлитана – Фалах'д – начал грандиозное строительство на плоской поверхности Джен'рахба в честь старого погребенного города. Вдоль северного побережья были опустошены все каменоломни: десятитонные глыбы мрамора доставлялись по морю в гавань Эхрлитана, затем через нижние городские районы они вручную поднимались на самую вершину холма. В считанные годы здесь выросли невиданные доселе храмы, сады, купола, башни и, как венец творчества Фалах'да, – великолепный собственный дворец, появившийся подобно самому дорогому самоцвету в короне, украшавшей вершину холма Джен'рахба.
Но через три года после того, как последний камень водрузили на свое место, древние захоронения, покоившиеся под новым городом, начали волноваться. Подземные сводчатые проходы не выдержали громадного веса короны Фалах'да, стены обрушились, а фундамент провалился в подземную реку из пыли. Надо сказать, что под земной поверхностью пыль вела себя подобно воде, и она ринулась по аллеям и улицам осевшего под землю города, затекая в каждый дверной проем, заполняя все, что было скрытым от человеческого взгляда. А на поверхности первые лучи рассвета провозгласили о четвертой годовщине правления И Фалах'да: да, зрелище было впечатляющее. Корона просела, Н башни наклонились, купола нескольких храмов, покрытые белой мраморной пылью, раскололись пополам, а дворец правителя обрушился в подземную пылевую реку – в одних местах не И более пары этажей, в других – практически полностью. ™ Очевидцы – жители Нижнего города красочно описали это событие. Все выглядело так, будто чья-то невидимая гигантская рука обрушилась на корону сверху, безжалостно круша и топя великолепное творение человеческих рук. Поднявшееся в воздух облако пыли на несколько дней превратило солнце в медный диск.
Этот день был отмечен смертью более тридцати тысяч человек, среди которых оказался сам правитель Фалах'д и около трех тысяч живущих и работающих во дворце. Из последних выжил только один подросток – помощник повара. Но тот был убежден, что причиной всех несчастий оказался кубок, который он уронил на пол за мгновение до землетрясения. Движимый сознанием ужасной вины, он выбежал в Круг Мерикры Нижнего города и ударил себя ножом в сердце. Кровь окропила мостовую именно в том месте, где сейчас стоял Скрипач.
Увидев войско Красных Мечей, пробирающихся через столпившихся по другую сторону Крута людей, голубые глаза сапера приняли злое выражение.
Закутавшись в тонкую холстяную робу и натянув на манер народности грал капюшон по самые глаза, Скрипач безучастно смотрел на выцветшую табличку, рассказывающую об этом священном месте и памятных событиях давно ушедших дней. Сапер размышлял, смогут ли проходящие мимо люди услышать, как бешено колотится в груди его сердце. Скрипач проклинал свою настырность, из-за которой он все-таки решился проникнуть в этот город, проклинал Калама, который никак не мог состыковаться со своим старым агентом и надолго задержал их отправление.
– Мезла'ебдин, – прошипел рядом с ним мужской голос.
«Малазанские болонки», – перевел его слова для себя Скрипач.
Красные Мечи, рожденные в Семи Городах, все еще демонстрировали абсолютную преданность императрице. Однако изредка эти воинственные прагматики, живущие на земле последователей Дриджхны, начинали преследовать религиозных фанатиков в своей обычной манере – с мечами наголо и обнаженными пиками.
Полдюжины жертв уже лежало на выбеленных камнях круга посреди разбросанных корзин, узлов с одеждой и еды. Две маленькие девочки припали к телу неподвижной женщины, которая в неестественной позе прислонилась к высохшему фонтану, все окружающие стены были окрашены брызгами крови. За несколько кварталов отсюда взвыла сирена эхрлитанской армии – наконец-то до городского кулака дошла информация, что Красные Мечи вновь бросили вызов его абсолютной наместнической власти.
Тем временем дикари на конях продолжали свою варварскую чистку: он без разбора крушили всех, кто оказался в этот момент на проспекте, ведущем к Кругу. Воздух наполнился причитающими воплями, но даже это не помешало городским нищим и мародерам, которые мгновенно набросились на своих мертвых жертв. Скрипач увидел, как какой-то горбатый сутенер подобрал двух девочек у фонтана и поковылял с ними в глубь аллеи.
Скрипачу повезло. Окажись он здесь несколькими минутами ранее, его размозженная голова лежала бы сейчас на мостовой подобно сотне остальных несчастных. Но сапера выручила солдатская смекалка: обнаружив себя на пути движения командира Красных Мечей, он мгновенно метнулся по правую сторону лошади, где прямому удару меча варвара мешал его же собственный круглый щит, подвешенный сбоку. В результате выпад пришелся наугад, и, нырнув под рассекающим воздух лезвием, Скрипач моментально оказался позади. Предводитель Красных Мечей и не подумал преследовать сапера: его внимание привлекли другие несчастные – какая-то женщина тщетно пыталась убрать своих детей из-под копыт приближающейся лошади.
Скрипач встряхнулся, бормоча беззвучные проклятья. Пробравшись через толкающуюся в панике толпу, он отправился по направлению к аллее, на которой скрылся горбун. Высокие покосившиеся здания, стоящие с каждой стороны, закрывали солнечные лучи, окутывая дорогу в неясный полумрак. Здесь невыносимо воняло какими-то гниющими отходами и мертвечиной, улица была абсолютно пуста. Выйдя на тротуар, сапер увидел две высокие стены, открывающие между собой проход в узкий боковой лаз. Земля была покрыта толстым ковром из больших пальмовых листьев: по обе стороны от стен начинался парк, огромные пальмовые деревья которого переплелись своими мощными ветвями над коридором на высоте в двадцать футов.
Пройдя по этому проходу около тридцати шагов, Скрипач обнаружил тупик, а рядом – согнувшегося у стены сутенера. Прижимая коленом младшую девочку к земле, он шарил руками под юбкой у старшей, прислонив ее к каменной стене.
Услышав позади себя шорох шагов приближающегося Скрипача, он повернул голову: белая кожа выдала в нем кровь жителя Скара. Оскалив черные зубы в понимающей ухмылке, горбун проговорил:
– Грал, она твоя всего за полджаката. Девочка нетронутая, я даже не успел с ней ничего сделать. Если ты хочешь попробовать другую, помоложе, то она обойдется тебе дороже.
Скрипач подошел вплотную к этой странной тройке.
– Я покупаю их навсегда, – ответил он. – Они будут хорошими женами. Держи свои два джаката.
Сутенер фыркнул:
– Да я заработаю вдвое больше за неделю их эксплуатации. Шестнадцать джакатов!
Сапер вытащил огромный гральский нож, который он купил за час до того, и, прижав лезвие к горлу извращенца, процедил:
– Два джаката и моя пощада, симхаралец!
– Хорошо, хорошо! – захрипел горбун, широко раскрыв от ужаса глаза. – Ради Худа, я согласен.
Скрипач достал из кармана две монеты и бросил их в сухие листья. Отступив назад, он повелительно крикнул:
– Я забираю их сейчас.
Симхаралец упал на колени, шаря руками по земле.
– Возьми их, грал, возьми.
Сапер хмыкнул, спрятал нож и, взяв подмышки обеих девчонок, двинулся по направлению к выходу. Вероятность того, что сутенер нападет на них сзади, была крайне мала: на этой земле нравы тралов были известны всем. Каждый житель Семи Городов знал, что грал никогда не стерпит унижения и отомстит за себя кровью. Кроме того, благодаря толстому ковру из листьев подобраться сзади незамеченным было практически невозможно.
Выйдя с аллеи, он взглянул на своих новых знакомых. Они, все еще не пришедшие в себя после шока, свисали с двух сторон подобно резиновым куклам. Старшая сестра беззвучно смотрела на Скрипача большими карими глазами. «Девять, может, десять лет», – подумал он и произнес:
– Теперь вы в безопасности. Если я поставлю тебя на землю, – обратился он к старшей, – ты сможешь пойти и показать, где вы живете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17