Орнетт Коулмэн, «Тот джаз, который будет». Шип, треск, но все равно только винил дает настоящий звук.
Кофе наконец начинает действовать на синапсы. Минувшая ночь: горшочек окинавского рисового пойла, на дне свернулась полуразложившаяся гадюка. С кем выпивал: бывший боксер, у которого сестра – «жена номер два» одного из начальников иммиграционного бюро. Шесть новых паспортов доставлены, за все заплачено деньгами доктора. Ангел настояла. Доктор просто сделал, что ему велели.
Мори идет через всю комнату к другой стене, глядит на маленький алтарь на полке шкафа. Для богов отложены сморщенный мандарин, рисовый шарик, завернутый в водоросли, бутылочка сакэ, купленная в автомате через дорогу. Когда бизнес в таком упадке, богам нечего надеяться на большее. Он закрывает глаза, складывает руки, молится, чтоб пришло благо – процветание, здоровье, энергия. Раньше никогда не верил в эти вещи. Раньше не нужно было.
Он тяжело садится, выдавливая скрип из старого дивана. Сегодня утром делать нечего, только смотреть, как дождь течет по окну, слушать Орнетта, продувающего музыку сквозь шип и треск, ждать, не зазвонит ли телефон.
Телефон звонит.
Она хочет встретиться на Аояме, в парижской кофейне – это самое парижское место на свете, включая Париж. Цены самые высокие в Токио, а следовательно – и во всей видимой вселенной. Согласно витрине, три дюйма чего-то липкого и в шоколаде стоят столько же, сколько Мори обычно платит за полную бутылку виски «Сантори Уайт».
Дверь из дранки с треском захлопывается. Мори стряхивает влагу с плаща, дыша парами окинавского пойла поверх аромата круассанов. Перед ним вырастает гладковолосый официант, на лице – оцепенение.
– Уважаемый покупатель! Здесь нельзя находиться с мокрым зонтиком. Просим использовать вот это!
Он подносит полиэтиленовый чехол, в который Мори пытается запихнуть свой старый зонтик с тяжелой ручкой и сломанными спицами. Зонтик не лезет. Полиэтилен рвется в клочья, под ноги натекает лужа воды.
Мори бросает зонтик официанту, тот ловит его у плеча, брызги дождя летят ему в лицо.
Мори поворачивается, озирается. С постера на стене смотрит молодой Ален Делон. Неплохой дождевик, да и шляпа тоже. Из колонок на потолке Серж Гензбур проникновенно напевает нечто нежно-непристойное. За столом сидят женщины в дорогой одежде, прячут любопытство под завесой сигаретного дыма. Какая может оказаться мамой-сан эксклюзивного ночного клуба на Гиндзе? Любая, кроме вон той неопрятной домохозяйки в углу.
Неопрятная домохозяйка поднимается на ноги и машет ему. Конечно, если смотреть сквозь очки, не такая уж она и неопрятная. Просто не старается, что объяснимо, когда приходится ударно производить впечатление на людей с восьми до двух, ночь за ночью, неделю за неделей, год за годом. Кимикр Ито – высокая, бледно-фарфоровый цвет лица, никакого макияжа. Возраст: между тридцатью пятью и пятьюдесятью. Только две вещи выдают ее профессию – глаза и голос. Глаза: тревожные, хотя на губах улыбка. Голос: медовый, как пирожные на витрине.
– Мори-сан? Для меня большая честь видеть вас. Как я уже сказала по телефону, мне вас рекомендовала моя бывшая работница Дзюнко Хаяси…
В восьмидесятых у Дзюнко намечался роман с владельцем репетиторского агентства, регулярным посетителем «бара с официантками», где она работала. Она подбивала его развестись, но тут возникла проблема. Видео, в котором она однажды очень глупо снялась в главной роли, и один подонок – «искатель талантов», который пытался всучить это видео сети «лав-отелей». А у Мори был друг – якудза, который, представившись двоюродным братом Дзюнко, убедил искателя талантов уехать на Хоккайдо и начать карьеру в химчистке.
– Ясно, – говорит Мори, осторожно опускаясь на старинный стул. – Ну и как она?
– Прекрасно. Мы вместе ездили играть в гольф прошлой осенью. Золотой Берег. Ну, знаете, в Австралии.
Мори вежливо хмыкает. Он думает: в отличие от детективного бизнеса, репетиторские агентства в гораздо меньшей степени подвержены рецессии. Родителям всегда хочется, чтобы их дети учились лучше других, поступили в лучшие колледжи, оттуда – в лучшие университеты, затем в лучшие компании, и могли себе позволить потратить на репетитора больше других.
Подходит официант с полным подносом липких кремовых штуковин. Кимико Ито подцепляет одну крохотной вилочкой. Официант сует поднос Мори. Чувствуя тошноту, Мори закрывает глаза и «убивает молчанием», пока официант поднос не уносит.
– Каковы ваши условия? – спрашивает она, щелчком ногтя сбивая со штуковины глазированную вишенку.
– Смотря какая у вас проблема, – отвечает Мори, втискивая короткий толстый палец в ручку кофейной чашки.
– А если что-то сложное, например – возможное убийство?
Мори улыбается, отчего его лицо несколько побаливает.
– Убийства стоят дорого.
– Деньги нужны, чтобы их тратить, – отвечает она, улыбаясь в ответ.
Особенно чужие деньги, думает Мори. Дзюнко Хаяси замечательно живет на репетиторские деньги. Мама-сан с Гиндзы, скорее всего, живет на порядоклучше. И Мори вскоре узнает, чем же этот порядок исчисляется – бюджетом японского правительства.
Покойник, объясняет Кимико Ито, был высшим чиновником Министерства здравоохранения, ее давним и очень близким другом. А также, догадывается Мори, мажоритарным акционером ночного клуба на Гиндзе. И, со всей вероятностью, спонсором роскошной квартиры в центре Токио, дачи на Гавайях или в другом похожем месте, меховых шубок, членства в гольф-клубе, шоппинга в Милане и других насущных потребностей женщины, сидящей напротив. Должно быть, его смерть стала большой потерей.
Она продолжает рассказывать.
Macao Миура, сёгун всех чиновников Министерства здравоохранения, был в одном шаге от должности вице-премьера. Честолюбивый, преданный работе, он имел огромную власть и влияние. С самого дня поступления на юридический факультет Токийского университета его взращивали как одного из лучших и умнейших, прочили в верховные властители Японии. И вот она, цель – стоит руку протянуть. Как вдруг он внезапно умирает. Пресса подает его смерть как кароси – чрезмерное переутомление, сгорел на работе. В наши суровые времена такое случается постоянно. Да вот только за несколько дней до смерти Миура поведал своей драгоценной во всех смыслах любовнице, что за ним кто-то следит, и велел ей быть начеку, если заметит что-нибудь подозрительное.
– И вы что-нибудь заметили? – спрашивает Мори. Кимико Ито качает элегантно причесанной головой.
– Почему же вы так уверены, что это убийство?
– Он не страдал от стресса. Он был в отличной форме. Мы только что вернулись с Бали, с конференции ЮНЕСКО по проблемам старения. И потом, вскрытие…
Мори подается вперед, старинный стул тревожно скрипит.
– Что – вскрытие?
– Не было вскрытия, – отвечает Кимико Ито. – Жена отказалась, хотя вскрытие необходимо, чтоб получить полную компенсацию по кароси.
– Правда? Вы хорошо осведомлены о деталях.
– Он мне сам объяснил. Он редактировал этот закон у меня в квартире.
Мори делает паузу и шумно отхлебывает кофе.
– Вы подозреваете жену в мошенничестве со страховкой?
Ровно выщипанные полумесяцы бровей над глазами Кимико едва заметно воздеваются.
– Как вы догадались?
– Это нетрудно, – говорит Мори.
– Как ты догадался? – спрашивает Мори пару часов спустя.
– Это нетрудно, – говорит Сима. – Была бы эта Ито на месте жены, она бы сделала то же самое.
– Откуда ты можешь знать? – возражает Мори. – Я хочу сказать – ты ведь ее даже не видел.
– Мне и не надо, – улыбается Сима. – Я знаю психологию женщин, торгующих телом. Кто лучше живет за счет мужчин, тот и больше их презирает. Две стороны одной монеты.
– Довольно-таки циничные взгляды у вас, детектив Сима.
Сима охотно и радостно кивает – это комплимент. Штатный философ полицейского участка Ёёги. Из всех полицейских здесь он один не считает, будто Мори мешает его работе. Остальные видят в Мори нарушителя деликатных взаимовыгодных отношений между правоохранителями и правоохраняемыми.
Они сидят у прилавка лапшевни прямо на тротуаре за станцией Синдзюку. Дождь барабанит по полиэтиленовому тенту – одновременно крыше и стенкам. Над котлом клубится пар. Хозяин, седой старик в грязном напузнике, сыплет специи в сплетения лапши. Его лавчонка тут явно нарушает все постановления городских властей уже лет тридцать.
– Жена – первая, кого можно заподозрить, – говорит Мори. – Но, может быть, это и ошибка. Может, и слежка ему померещилась из-за стресса. Мания преследования и все такое.
Сима кивает. Поднимает клубок лапши к губам и надувает пухлые щечки, прежде чем зачавкать. На его лице столько же воды, сколько на зонтике Мори. Причина в миске: «красное озеро ада» – самый острый суп с лапшей во всем Синдзюку.
– Вот в чем проблема, – продолжает Мори. – Помимо прочего, я даже не знаю, было преступление или нет.
– Помимо прочего?
– Ну, всякие там подозрительные обстоятельства. Как обычно.
– Гм?
Сима понимает, чего хочет Мори. Он просто хочет, чтобы тот произнес это вслух. Они дружат с 1972 года, когда познакомились в зале каратэ. В те дни они занимали немного разное положение. Мори был высокомерным студентом элитного университета. Сима – бритоголовым бугаем, выбравшим карьеру полицейского после того, как в новостях показали разгон демонстрации. При той первой встрече Мори сразу же отправился в нокаут – «ошибочка вышла», как не преминул с гадкой ухмылкой заметить юный полисмен. После второй встречи Симе пришлось потратить свой летний бонус на передние зубы. С тех пор прошло четверть века, Сима стал инспектором, у него подрастают две дочки, и в свободное время он больше не занимается каратэ, а горбится над доской сёги. Сёги – японская настольная игра, напоминающая шахматы, на поле с 81 клеткой и 40 фигурами.
А Мори? Мори так и остался там, в 70-х.
– Мне нужна твоя помощь, Сима-сан. У вас наверняка есть официальный отчет о смерти такого высокопоставленного чиновника.
Сима втягивает в себя очередной комок лапши. Слегка хмурясь, вытирает рот полотенцем. Для человека, только что осушившего чашку жидкого огня, он отлично владеет собой.
– Отчет? – говорит он. – Наверное, что-то где-то должно быть.
Этого Мори и ждал. Он допивает пиво, отдает старику тысячу иен. Обычный ритуал: Мори наклоняется и засовывает деньги в грязный напузник хозяина.
– Кстати, – говорит Сима, застегивая плащ. – У меня к тебе тоже вопрос. Что ты делаешь, чтобы твои девочки не ревновали?
– Девочки? Какие девочки?
– Ну, Мори-сан! Я же знаю, что у тебя сегодня ночевали пять экзотических дамочек. Ты, наверное, жутко утомился.
Он посмеивается. Мори уклончиво хмыкает. Дамы действительно жутко его утомили, но не в том смысле.
– Это просто друзья моего друга, – говорит Мори. – Вообще-то сегодня утром они покинули Японию.
Они встают, и под тентом сразу становится тесно. Капли конденсата падают с металлических ребер потолка в кипящий котел. Старик благодарит их. Мори выходит из палатки в бесцельную морось.
Он возвращается к себе к середине дня. Нелегко жить в этой части Синдзюку, если ты не ростовщик, не акула недвижимости и не строитель финансовых пирамид. На многих домах табличка «сдается» висит годами. Дом, в котором находится кабинет Мори, полностью заселен, потому что в нем самая дешевая аренда. А самая дешевая аренда там потому, что, во-первых, нет лифта, во-вторых, нет кондиционера, а в-третьих, любое серьезное землетрясение за десять секунд оставит от дома груды мусора. Тем не менее, съемщики постоянно меняются. Ресторан на первом этаже обанкротился в прошлом году, теперь на его месте кучка караокэ-кабинок – загончиков, где можно петь, напиваться и делать все что хочешь за триста иен в час. Почему-то их очень любят старшеклассники.
Над ними два якудзы закрыли свою школу английского языка и заменили ее другим способом вымогательства – прокатом фикусов в горшках для лобби отелей и конторских приемных. Этажом выше – вечно темный и пустой офис загадочной торговой компании. Поднимаясь по лестнице, Мори разглядывает рекламу на дверях.
«Самый дешевый в мире фильтр для очистки воды – убивает микробов и химикаты!»
«Знаменитое китайское мыло для похудания – скидка 80 %!»
«Освежающие таблетки, о которых пишут все еженедельные журналы! Чистый воздух прямо изнутри!»
Мори слыхал о последнем товаре. Он останавливается и читает: «Наслаждайтесь интимными романтическими отношениями, не испытывая неудобств… разработаны для медицинских нужд… уничтожают неприятные запахи человеческих отходов и выделений… заменяют ассортиментом расслабляющих ароматов…»
И несколько примеров расслабляющих ароматов. Научный прогресс явно дает нам возможность потеть лавандой, писать хвоей, пукать лимоном и медом. Типичный товар для этого ирреального города, в этот ирреальный момент человеческой истории. Мори, качая головой, поднимается дальше.
Верхний этаж занимает старейший съемщик, который медленнее всех вносит арендную плату. Он продает кусочки реальности всем, кто готов платить. Стертые иероглифы над почтовым ящиком: «Кацзуо Мори – служба экономических и социальных исследований».
Президент компании, он же финансовый директор, директор по продажам, исполнительный директор и единственный наемный работник, замирает перед дверью. Внутри горит свет, в колонках позвякивает Телониус Монк. Приглядимся: замок вскрыт – ножом или отверткой это сделать нетрудно. Несколько долгих секунд Мори стоит, как статуя. Потом бесшумно приоткрывает дверь на полдюйма…
– Привет, детектив-сан! Ангел ждет тебя весь день.
Она развалилась на диване и грызет яблоко. Выглядит немного иначе – симпатичный новый плащ, копна волос стянута шарфом. Мори подходит к проигрывателю, снимает иголку с пластинки.
– В чем дело? – спрашивает он с подозрением. – Рейс отменили?
– Не отменили. Остальные поехали в Нариту. А я передумала. Останусь в Японии.
Мори вспыхивает от злости, как газовая горелка в корейском барбекю.
– Совсем спятила? Ты представляешь, что с тобой сделает тинпира, если найдет?
Ангел встает, готовая к достойному отпору – причем, в упор.
– Сам виноват. Ангел говорила, лучше его убить, а ты два раза отказался. Почему так сделал?
– Почему? – орет Мори. – Потому что в Японии, мы не убиваем людей, как животных, вот почему!
Ангел делает шаг вперед. Мори делает шаг назад. Это ошибка – состязаться в громкости. Легкие у Ангела такие же здоровенные, как и миндалины, которые теперь совсем рядом.
– Да уж, не убиваете! Просто берете азиатских девушек и относитесь к ним, как к животным! ВСЕ ЯПОНСКИЕ МУЖЧИНЫ – СВИНЬИ! БОЛЬШИЕ ГРЯЗНЫЕ СВИНЬИ!
В каждое слово она вкладывает столько чувства, что ее вопль запросто может отвлечь старшеклассников из караокэ-кабинок внизу, чем бы они там ни занимались.
Мори зажмуривается и ждет, когда утихнет звон в ушах.
– Послушай, – говорит он наконец, грозя пальцем, как учитель. – Ты должна как можно скорее уехать из Японии. Здесь слишком опасно. Тебя будут искать люди – очень плохие люди.
Ангел смотрит на него и вдруг хлопает его по плечу и разражается громким хохотом.
– Детектив-сан, – говорит она. – Ты мне нравишься! Ты очень хороший мужик!
Мори становится еще неуютнее. Он идет к кофейной машине, насыпает пригоршню свежесмолотого «Килиманджаро». Ангел садится на диван, закинув ногу на ногу. На ней пара модных босоножек.
– Детектив-сан, я тебе расскажу, где я жила раньше. Представь гору мусора, большую, как станция Синдзюку. Она так воняет, что рядом стоять невозможно. Гниль, дерьмо – один вдох с ног валит.
Мори включает кофейную машину и поворачивается. Она смотрит ему прямо в глаза и больше не смеется.
– Семьи живут и умирают в этой горе мусора, детектив-сан. Там хоронят трупы – и не только собачьи. Каждый день дети ходят на рынок воровать еду. Иногда берут слишком много. Тогда с рынка приходят люди с ружьями. Кого из детей первыми заметят, расстреливают, как крыс.
Голос у Ангела спокоен, она констатирует факты, будто пересказывает сюжет телепередачи. Мори слушает и размышляет. Она уже продала паспорт, купила плащ и эти туфли. Он ее не винит. Он знает, что это не телепередача.
– Вы, японцы, любите говорить про свои родные города. Та куча мусора – мой родной город. Мои двоюродные братики еще там, двое, крадут еду и одежду, чтобы выжить.
Мори ничего не говорит и достает пару кружек из серванта. Ту, что со сломанной ручкой, берет себе. Ангел продолжает:
– Я прожила в Японии уже почти год. Я получаю много денег от доктора, посылаю их домой. Сейчас моя мама и сестры переезжают в хорошее место. Все становятся счастливыми, понимаешь.
– На мой взгляд, самое время завязывать, – замечает Мори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Кофе наконец начинает действовать на синапсы. Минувшая ночь: горшочек окинавского рисового пойла, на дне свернулась полуразложившаяся гадюка. С кем выпивал: бывший боксер, у которого сестра – «жена номер два» одного из начальников иммиграционного бюро. Шесть новых паспортов доставлены, за все заплачено деньгами доктора. Ангел настояла. Доктор просто сделал, что ему велели.
Мори идет через всю комнату к другой стене, глядит на маленький алтарь на полке шкафа. Для богов отложены сморщенный мандарин, рисовый шарик, завернутый в водоросли, бутылочка сакэ, купленная в автомате через дорогу. Когда бизнес в таком упадке, богам нечего надеяться на большее. Он закрывает глаза, складывает руки, молится, чтоб пришло благо – процветание, здоровье, энергия. Раньше никогда не верил в эти вещи. Раньше не нужно было.
Он тяжело садится, выдавливая скрип из старого дивана. Сегодня утром делать нечего, только смотреть, как дождь течет по окну, слушать Орнетта, продувающего музыку сквозь шип и треск, ждать, не зазвонит ли телефон.
Телефон звонит.
Она хочет встретиться на Аояме, в парижской кофейне – это самое парижское место на свете, включая Париж. Цены самые высокие в Токио, а следовательно – и во всей видимой вселенной. Согласно витрине, три дюйма чего-то липкого и в шоколаде стоят столько же, сколько Мори обычно платит за полную бутылку виски «Сантори Уайт».
Дверь из дранки с треском захлопывается. Мори стряхивает влагу с плаща, дыша парами окинавского пойла поверх аромата круассанов. Перед ним вырастает гладковолосый официант, на лице – оцепенение.
– Уважаемый покупатель! Здесь нельзя находиться с мокрым зонтиком. Просим использовать вот это!
Он подносит полиэтиленовый чехол, в который Мори пытается запихнуть свой старый зонтик с тяжелой ручкой и сломанными спицами. Зонтик не лезет. Полиэтилен рвется в клочья, под ноги натекает лужа воды.
Мори бросает зонтик официанту, тот ловит его у плеча, брызги дождя летят ему в лицо.
Мори поворачивается, озирается. С постера на стене смотрит молодой Ален Делон. Неплохой дождевик, да и шляпа тоже. Из колонок на потолке Серж Гензбур проникновенно напевает нечто нежно-непристойное. За столом сидят женщины в дорогой одежде, прячут любопытство под завесой сигаретного дыма. Какая может оказаться мамой-сан эксклюзивного ночного клуба на Гиндзе? Любая, кроме вон той неопрятной домохозяйки в углу.
Неопрятная домохозяйка поднимается на ноги и машет ему. Конечно, если смотреть сквозь очки, не такая уж она и неопрятная. Просто не старается, что объяснимо, когда приходится ударно производить впечатление на людей с восьми до двух, ночь за ночью, неделю за неделей, год за годом. Кимикр Ито – высокая, бледно-фарфоровый цвет лица, никакого макияжа. Возраст: между тридцатью пятью и пятьюдесятью. Только две вещи выдают ее профессию – глаза и голос. Глаза: тревожные, хотя на губах улыбка. Голос: медовый, как пирожные на витрине.
– Мори-сан? Для меня большая честь видеть вас. Как я уже сказала по телефону, мне вас рекомендовала моя бывшая работница Дзюнко Хаяси…
В восьмидесятых у Дзюнко намечался роман с владельцем репетиторского агентства, регулярным посетителем «бара с официантками», где она работала. Она подбивала его развестись, но тут возникла проблема. Видео, в котором она однажды очень глупо снялась в главной роли, и один подонок – «искатель талантов», который пытался всучить это видео сети «лав-отелей». А у Мори был друг – якудза, который, представившись двоюродным братом Дзюнко, убедил искателя талантов уехать на Хоккайдо и начать карьеру в химчистке.
– Ясно, – говорит Мори, осторожно опускаясь на старинный стул. – Ну и как она?
– Прекрасно. Мы вместе ездили играть в гольф прошлой осенью. Золотой Берег. Ну, знаете, в Австралии.
Мори вежливо хмыкает. Он думает: в отличие от детективного бизнеса, репетиторские агентства в гораздо меньшей степени подвержены рецессии. Родителям всегда хочется, чтобы их дети учились лучше других, поступили в лучшие колледжи, оттуда – в лучшие университеты, затем в лучшие компании, и могли себе позволить потратить на репетитора больше других.
Подходит официант с полным подносом липких кремовых штуковин. Кимико Ито подцепляет одну крохотной вилочкой. Официант сует поднос Мори. Чувствуя тошноту, Мори закрывает глаза и «убивает молчанием», пока официант поднос не уносит.
– Каковы ваши условия? – спрашивает она, щелчком ногтя сбивая со штуковины глазированную вишенку.
– Смотря какая у вас проблема, – отвечает Мори, втискивая короткий толстый палец в ручку кофейной чашки.
– А если что-то сложное, например – возможное убийство?
Мори улыбается, отчего его лицо несколько побаливает.
– Убийства стоят дорого.
– Деньги нужны, чтобы их тратить, – отвечает она, улыбаясь в ответ.
Особенно чужие деньги, думает Мори. Дзюнко Хаяси замечательно живет на репетиторские деньги. Мама-сан с Гиндзы, скорее всего, живет на порядоклучше. И Мори вскоре узнает, чем же этот порядок исчисляется – бюджетом японского правительства.
Покойник, объясняет Кимико Ито, был высшим чиновником Министерства здравоохранения, ее давним и очень близким другом. А также, догадывается Мори, мажоритарным акционером ночного клуба на Гиндзе. И, со всей вероятностью, спонсором роскошной квартиры в центре Токио, дачи на Гавайях или в другом похожем месте, меховых шубок, членства в гольф-клубе, шоппинга в Милане и других насущных потребностей женщины, сидящей напротив. Должно быть, его смерть стала большой потерей.
Она продолжает рассказывать.
Macao Миура, сёгун всех чиновников Министерства здравоохранения, был в одном шаге от должности вице-премьера. Честолюбивый, преданный работе, он имел огромную власть и влияние. С самого дня поступления на юридический факультет Токийского университета его взращивали как одного из лучших и умнейших, прочили в верховные властители Японии. И вот она, цель – стоит руку протянуть. Как вдруг он внезапно умирает. Пресса подает его смерть как кароси – чрезмерное переутомление, сгорел на работе. В наши суровые времена такое случается постоянно. Да вот только за несколько дней до смерти Миура поведал своей драгоценной во всех смыслах любовнице, что за ним кто-то следит, и велел ей быть начеку, если заметит что-нибудь подозрительное.
– И вы что-нибудь заметили? – спрашивает Мори. Кимико Ито качает элегантно причесанной головой.
– Почему же вы так уверены, что это убийство?
– Он не страдал от стресса. Он был в отличной форме. Мы только что вернулись с Бали, с конференции ЮНЕСКО по проблемам старения. И потом, вскрытие…
Мори подается вперед, старинный стул тревожно скрипит.
– Что – вскрытие?
– Не было вскрытия, – отвечает Кимико Ито. – Жена отказалась, хотя вскрытие необходимо, чтоб получить полную компенсацию по кароси.
– Правда? Вы хорошо осведомлены о деталях.
– Он мне сам объяснил. Он редактировал этот закон у меня в квартире.
Мори делает паузу и шумно отхлебывает кофе.
– Вы подозреваете жену в мошенничестве со страховкой?
Ровно выщипанные полумесяцы бровей над глазами Кимико едва заметно воздеваются.
– Как вы догадались?
– Это нетрудно, – говорит Мори.
– Как ты догадался? – спрашивает Мори пару часов спустя.
– Это нетрудно, – говорит Сима. – Была бы эта Ито на месте жены, она бы сделала то же самое.
– Откуда ты можешь знать? – возражает Мори. – Я хочу сказать – ты ведь ее даже не видел.
– Мне и не надо, – улыбается Сима. – Я знаю психологию женщин, торгующих телом. Кто лучше живет за счет мужчин, тот и больше их презирает. Две стороны одной монеты.
– Довольно-таки циничные взгляды у вас, детектив Сима.
Сима охотно и радостно кивает – это комплимент. Штатный философ полицейского участка Ёёги. Из всех полицейских здесь он один не считает, будто Мори мешает его работе. Остальные видят в Мори нарушителя деликатных взаимовыгодных отношений между правоохранителями и правоохраняемыми.
Они сидят у прилавка лапшевни прямо на тротуаре за станцией Синдзюку. Дождь барабанит по полиэтиленовому тенту – одновременно крыше и стенкам. Над котлом клубится пар. Хозяин, седой старик в грязном напузнике, сыплет специи в сплетения лапши. Его лавчонка тут явно нарушает все постановления городских властей уже лет тридцать.
– Жена – первая, кого можно заподозрить, – говорит Мори. – Но, может быть, это и ошибка. Может, и слежка ему померещилась из-за стресса. Мания преследования и все такое.
Сима кивает. Поднимает клубок лапши к губам и надувает пухлые щечки, прежде чем зачавкать. На его лице столько же воды, сколько на зонтике Мори. Причина в миске: «красное озеро ада» – самый острый суп с лапшей во всем Синдзюку.
– Вот в чем проблема, – продолжает Мори. – Помимо прочего, я даже не знаю, было преступление или нет.
– Помимо прочего?
– Ну, всякие там подозрительные обстоятельства. Как обычно.
– Гм?
Сима понимает, чего хочет Мори. Он просто хочет, чтобы тот произнес это вслух. Они дружат с 1972 года, когда познакомились в зале каратэ. В те дни они занимали немного разное положение. Мори был высокомерным студентом элитного университета. Сима – бритоголовым бугаем, выбравшим карьеру полицейского после того, как в новостях показали разгон демонстрации. При той первой встрече Мори сразу же отправился в нокаут – «ошибочка вышла», как не преминул с гадкой ухмылкой заметить юный полисмен. После второй встречи Симе пришлось потратить свой летний бонус на передние зубы. С тех пор прошло четверть века, Сима стал инспектором, у него подрастают две дочки, и в свободное время он больше не занимается каратэ, а горбится над доской сёги. Сёги – японская настольная игра, напоминающая шахматы, на поле с 81 клеткой и 40 фигурами.
А Мори? Мори так и остался там, в 70-х.
– Мне нужна твоя помощь, Сима-сан. У вас наверняка есть официальный отчет о смерти такого высокопоставленного чиновника.
Сима втягивает в себя очередной комок лапши. Слегка хмурясь, вытирает рот полотенцем. Для человека, только что осушившего чашку жидкого огня, он отлично владеет собой.
– Отчет? – говорит он. – Наверное, что-то где-то должно быть.
Этого Мори и ждал. Он допивает пиво, отдает старику тысячу иен. Обычный ритуал: Мори наклоняется и засовывает деньги в грязный напузник хозяина.
– Кстати, – говорит Сима, застегивая плащ. – У меня к тебе тоже вопрос. Что ты делаешь, чтобы твои девочки не ревновали?
– Девочки? Какие девочки?
– Ну, Мори-сан! Я же знаю, что у тебя сегодня ночевали пять экзотических дамочек. Ты, наверное, жутко утомился.
Он посмеивается. Мори уклончиво хмыкает. Дамы действительно жутко его утомили, но не в том смысле.
– Это просто друзья моего друга, – говорит Мори. – Вообще-то сегодня утром они покинули Японию.
Они встают, и под тентом сразу становится тесно. Капли конденсата падают с металлических ребер потолка в кипящий котел. Старик благодарит их. Мори выходит из палатки в бесцельную морось.
Он возвращается к себе к середине дня. Нелегко жить в этой части Синдзюку, если ты не ростовщик, не акула недвижимости и не строитель финансовых пирамид. На многих домах табличка «сдается» висит годами. Дом, в котором находится кабинет Мори, полностью заселен, потому что в нем самая дешевая аренда. А самая дешевая аренда там потому, что, во-первых, нет лифта, во-вторых, нет кондиционера, а в-третьих, любое серьезное землетрясение за десять секунд оставит от дома груды мусора. Тем не менее, съемщики постоянно меняются. Ресторан на первом этаже обанкротился в прошлом году, теперь на его месте кучка караокэ-кабинок – загончиков, где можно петь, напиваться и делать все что хочешь за триста иен в час. Почему-то их очень любят старшеклассники.
Над ними два якудзы закрыли свою школу английского языка и заменили ее другим способом вымогательства – прокатом фикусов в горшках для лобби отелей и конторских приемных. Этажом выше – вечно темный и пустой офис загадочной торговой компании. Поднимаясь по лестнице, Мори разглядывает рекламу на дверях.
«Самый дешевый в мире фильтр для очистки воды – убивает микробов и химикаты!»
«Знаменитое китайское мыло для похудания – скидка 80 %!»
«Освежающие таблетки, о которых пишут все еженедельные журналы! Чистый воздух прямо изнутри!»
Мори слыхал о последнем товаре. Он останавливается и читает: «Наслаждайтесь интимными романтическими отношениями, не испытывая неудобств… разработаны для медицинских нужд… уничтожают неприятные запахи человеческих отходов и выделений… заменяют ассортиментом расслабляющих ароматов…»
И несколько примеров расслабляющих ароматов. Научный прогресс явно дает нам возможность потеть лавандой, писать хвоей, пукать лимоном и медом. Типичный товар для этого ирреального города, в этот ирреальный момент человеческой истории. Мори, качая головой, поднимается дальше.
Верхний этаж занимает старейший съемщик, который медленнее всех вносит арендную плату. Он продает кусочки реальности всем, кто готов платить. Стертые иероглифы над почтовым ящиком: «Кацзуо Мори – служба экономических и социальных исследований».
Президент компании, он же финансовый директор, директор по продажам, исполнительный директор и единственный наемный работник, замирает перед дверью. Внутри горит свет, в колонках позвякивает Телониус Монк. Приглядимся: замок вскрыт – ножом или отверткой это сделать нетрудно. Несколько долгих секунд Мори стоит, как статуя. Потом бесшумно приоткрывает дверь на полдюйма…
– Привет, детектив-сан! Ангел ждет тебя весь день.
Она развалилась на диване и грызет яблоко. Выглядит немного иначе – симпатичный новый плащ, копна волос стянута шарфом. Мори подходит к проигрывателю, снимает иголку с пластинки.
– В чем дело? – спрашивает он с подозрением. – Рейс отменили?
– Не отменили. Остальные поехали в Нариту. А я передумала. Останусь в Японии.
Мори вспыхивает от злости, как газовая горелка в корейском барбекю.
– Совсем спятила? Ты представляешь, что с тобой сделает тинпира, если найдет?
Ангел встает, готовая к достойному отпору – причем, в упор.
– Сам виноват. Ангел говорила, лучше его убить, а ты два раза отказался. Почему так сделал?
– Почему? – орет Мори. – Потому что в Японии, мы не убиваем людей, как животных, вот почему!
Ангел делает шаг вперед. Мори делает шаг назад. Это ошибка – состязаться в громкости. Легкие у Ангела такие же здоровенные, как и миндалины, которые теперь совсем рядом.
– Да уж, не убиваете! Просто берете азиатских девушек и относитесь к ним, как к животным! ВСЕ ЯПОНСКИЕ МУЖЧИНЫ – СВИНЬИ! БОЛЬШИЕ ГРЯЗНЫЕ СВИНЬИ!
В каждое слово она вкладывает столько чувства, что ее вопль запросто может отвлечь старшеклассников из караокэ-кабинок внизу, чем бы они там ни занимались.
Мори зажмуривается и ждет, когда утихнет звон в ушах.
– Послушай, – говорит он наконец, грозя пальцем, как учитель. – Ты должна как можно скорее уехать из Японии. Здесь слишком опасно. Тебя будут искать люди – очень плохие люди.
Ангел смотрит на него и вдруг хлопает его по плечу и разражается громким хохотом.
– Детектив-сан, – говорит она. – Ты мне нравишься! Ты очень хороший мужик!
Мори становится еще неуютнее. Он идет к кофейной машине, насыпает пригоршню свежесмолотого «Килиманджаро». Ангел садится на диван, закинув ногу на ногу. На ней пара модных босоножек.
– Детектив-сан, я тебе расскажу, где я жила раньше. Представь гору мусора, большую, как станция Синдзюку. Она так воняет, что рядом стоять невозможно. Гниль, дерьмо – один вдох с ног валит.
Мори включает кофейную машину и поворачивается. Она смотрит ему прямо в глаза и больше не смеется.
– Семьи живут и умирают в этой горе мусора, детектив-сан. Там хоронят трупы – и не только собачьи. Каждый день дети ходят на рынок воровать еду. Иногда берут слишком много. Тогда с рынка приходят люди с ружьями. Кого из детей первыми заметят, расстреливают, как крыс.
Голос у Ангела спокоен, она констатирует факты, будто пересказывает сюжет телепередачи. Мори слушает и размышляет. Она уже продала паспорт, купила плащ и эти туфли. Он ее не винит. Он знает, что это не телепередача.
– Вы, японцы, любите говорить про свои родные города. Та куча мусора – мой родной город. Мои двоюродные братики еще там, двое, крадут еду и одежду, чтобы выжить.
Мори ничего не говорит и достает пару кружек из серванта. Ту, что со сломанной ручкой, берет себе. Ангел продолжает:
– Я прожила в Японии уже почти год. Я получаю много денег от доктора, посылаю их домой. Сейчас моя мама и сестры переезжают в хорошее место. Все становятся счастливыми, понимаешь.
– На мой взгляд, самое время завязывать, – замечает Мори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38