Сразу же за тем начинается дейс
твие, которое длится до тех пор, пока не иссякает полностью главная тема. Н
и убийство Гектора, ни надругательство над его телом, ни пышные похороны
Патрокла, ни погребальные игры в честь друга не приносят успокоения Ахил
лесу. Только после свидания с Приамом наступает перелом: душа, омраченна
я яростью и отчаянием, словно просветляется, омытая слезами, которые вме
сте проливают убийца и отец убитою. И затем такое же просветленное завер
шение второй темы Ч темы Гектора, которая неотделима от главной, ею рожд
ена и дополняет ее. Эпилога в «Илиаде» нет, и вплоть до последней, завершаю
щей строки: «Так погребали они конеборного Гектора тело» Ч длится развя
зка, всем духом своим напоминающая развязку трагедии. Напоминает о траге
дии и темп повествования, неровный, порывистый, изобилующий резкими, нео
жиданными поворотами Ч в трагедии их называют перипетиями. Главная пер
ипетия решает судьбу героя и решительно направляет действие к кульмина
ции и развязке. В «Илиаде» роль главной перипетии играет гибель Патрокла
, кульминации Ч умерщвление Гектора.
И эпизоды и образы «Илиады» объединены вокруг главной темы и главного ге
роя, образуя тесно связанную систему. Все события поэмы укладываются в д
евять дней (впрочем, если считать и «пустые промежутки» между сгустками
действия, дней набирается пятьдесят один). «Одиссея» построена нескольк
о иначе, более рыхло. Здесь нет такого сгущения действия, такого тесного п
ереплетения различных его линий (хотя «действенных» дней тоже девять). Б
олее независимы друг от друга и образы: нет таких психологически взаимод
ополняющих или противопоставленных пар, как Ахиллес Ч Гектор, или Ахилл
ес Ч Диомед, или Ахиллес Ч Патрокл, связи между персонажами по преимуще
ству внешние, сюжетные. Но надо помнить, что перед поэтом стояла труднейш
ая задача Ч изложить десятилетнюю предысторию возвращения на Итаку, ра
ссказать о десятилетних скитаниях героя. Выходит, что большая рассредот
оченность действия была задана самим сюжетом.
Изучая построение поэм, ученые открыли у Гомера особый композиционный с
тиль, который назвали «геометрическим». Его основа Ч острое чувство мер
ы и симметрии, а результат Ч последовательное членение текста на трипти
хи (тройное деление). Так, первые пять песней «Одиссеи» составляют структ
уру из двух триптихов. Первый: совет богов и их намерение вернуть Одиссея
на родину (I, 1 Ч I, 100 ) Ч Телемах и женихи на Итаке (I,
101 Ч II) Ч Телемах гостит у Нестора в Пилосе (III). Второй: Телемах го
стит у Менелая в Спарте (IV, 1 Ч IV, 624 ) Ч женихи на Итаке (IV,
625 Ч IV, 847 ) Ч совет богов и начало пути Одиссея на роди
ну (V). Второй триптих как бы зеркально отражает первый, получается симметр
ичное расположение элементов по обе стороны от центральной оси. Конечно
, это результат не расчета, а врожденного дара: автор, вернее всего, и не под
озревал о собственном геометризме. Нам, читателям, геометризм открывает
ся непосредственно. Мы говорим о нем нечетко и расплывчато, называя обще
ю стройностью, изяществом, соразмерностью. Но как бы там ни было, мы наслаж
даемся этой непридуманной, ненарочитой соразмерностью, Ч быть может, в
противоположность нарочитой асимметричности, которая становится эсте
тической нормой в новейшее время.
Со всем тем нельзя настаивать, что композиция поэм Ч и не только компози
ция Ч совершенно свободна от изъянов, с точки зрения современного читат
еля. Остатки примитивного творческого метода древних певцов обнаружив
аются и в утомительных длиннотах, и в сюжетных повторах, резко снижающих
занимательность (например, в начале XII песни «Одиссеи» волшебница Цирцея
заранее и довольно подробно рассказывает о приключениях, которые будут
содержанием этой же самой песни), и в так называемом законе хронологичес
кой несовместимости: действия одновременные и параллельные Гомер изоб
разить не может, а потому рисует их разновременными, следующими одно за д
ругим. По милости этого закона гомеровские битвы выглядят цепочками пое
динков Ч каждая пара бойцов терпеливо дожидается своей очереди, да и вн
утри пары строго соблюдается очередность Ч разом противники никогда н
е бьют.
В список изъянов можно было бы внести и пресловутое «эпическое (или даже
гомеровское) спокойствие», ибо чистая, беспримесная объективность, полн
ая незаинтересованность Ч мертвы и к искусству не принадлежат. Но, хотя
«гомеровское спокойствие» часто считается необходимым признаком эпич
еского стиля, это выдуманный признак. Гомер отнюдь не устраняется от суж
дения о происходящем. Расставив декорации и выпустив на сцену актеров, о
н уже не вмешивается в игру, но и не прячется все время за кулисами, а то и де
ло выходит к зрителям и говорит с ними, комментируя происходящее; иной ра
з он обращается к Музе и к действующим лицам. Ученые подсчитали, что подоб
ные «прямые высказывания» составляют около 1/5 всего текста. Самая замеча
тельная их часть Ч это, бесспорно, авторские (или эпические) сравнения. В
обычном сравнении, каким бы образным оно ни было, каждое слово направлен
о к возможно более полному изображению сравниваемого. Если Одиссей прит
ворно жалуется:

…Но все миновалось;
Я лишь солома теперь, по соломе, однако, и прежний
Колос легко распознаешь ты, Ч

здесь все «идет в дело»: я теперь как вымолоченная солома, но как по соломе
легко догадаться, что за колос она несла, так и ты, глядя на меня, догадаешь
ся, что за человек я был прежде. Но когда о младших начальниках, строящих в
ойско к бою, говорится:

…Подобно как волки,
Хищные звери, у коих в сердцах беспредельная дерзость,
Кои еленя рогатого, в дебри нагорной повергнув,
Зверски терзают; у всех обагровлены кровию пасти;
После стаею целой к источнику черному рыщут;
Там языками их гибкими мутную воду потока
Локчут, рыгая кровь поглощенную; в персях их бьется
Неукротимое сердце, и всех их раздуты утробы, Ч
В брань таковы мирмидонян вожди и строители ратей
Реяли окрест Патрокла, Ч

то собственно сравнению отведены три строки из десяти: вожди мирмидонян
, окружавшие Патрокла, были похожи на волков. Остальные семь Ч особая кар
тина, ничем фактически не связанная с окружающим текстом. Когда-то счита
ли, что авторские сравнения только украшают эпос, но никакой функциональ
ной нагрузки не несут. Теперь думают по-другому: авторские сравнения Ч э
то выход из условной, поэтической действительности в мир, доподлинно окр
ужавший певца и его слушателей; чувства слушателей, изменяя свое направл
ение, как бы получали отдых, чтобы затем с новым напряжением обратиться к
судьбам героев. Если авторские сравнения должны были служить эмоционал
ьным контрастом к основному повествованию, ясно, что темы для сравнений
заимствовались преимущественно из мирной жизни. В «Илиаде», более одухо
творенной, монументальной и сумрачной, монументальны и сравнения; в «Оди
ссее» они короче и проще, среди мотивов преобладают бытовые, Ч вероятно,
в противоположность чудесам сказки. Мы видели, как гомеровский эпос сопр
икасается с драмою. В авторских сравнениях он становится самою настояще
ю лирикой. Читая Гомера, радуешься встрече с каждым новым сравнением, ост
анавливаешься и медленно произносишь вслух Ч раз, другой, третий, насла
ждаясь его прелестью, свежестью, смелостью и вместе с тем полнейшей есте
ственностью, ненарочитостью.

Словно как на небе около мес
яца ясного сонмом
Кажутся звезды прекрасные, ежели воздух безветрен;
Все кругом открывается Ч холмы, высокие горы,
Долы, небесный эфир разверзается весь беспредельный;
Видны все звезды; и пастырь, дивуясь, душой веселится, Ч
Столько меж черных судов и глубокопучинного Ксанфа
Зрилось огней троянских.
Так помышляет о сладостном вечере пахарь, день целый
Свежее поле с четою волов бороздивший могучим
Плугом, и весело день провожает он взором на запад Ч
Тащится тяжкой стопою домой он готовить свой ужин.
Так Одиссей веселился, увидя склоненье на запад Дня.

Читать «Илиаду» и «Одиссею», просто читать, как читаешь своего современн
ика, не делая никаких скидок на века и тысячелетия, Ч вот самый лучший, са
мый верный путь к Гомеру. Он открыт и доступен всем.

СИМОН МАРКИШ

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ.
ЯЗВА, ГНЕВ.

Гнев, богиня1, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
5 Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид2 и герой Ахиллес благородный.
Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?
Сын громовержца и Леты Ч Феб, царем прогневленный,
10 Язву на воинство злую навел; погибали народы
В казнь, что Атрид обесчестил жреца непорочного Хриса.
Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейским
Пленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкуп
И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов
15 Красный венец,3 умолял убедительно всех он ахеян,
Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской:
"Чада Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,
Град Приамов4 разрушить и счастливо в дом возвратиться;
20 Вы ж свободите мне милую дочь и выкуп примите,
Чествуя Зевсова сына, далеко разящего Феба".

Все изъявили согласие криком всеобщим5 ахейцы
Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп;
Только царя Агамемнона было то не любо сердцу;
25 Гордо жреца отослал и прирек ему грозное слово:
"Старец, чтоб я никогда тебя не видал пред судами!
Здесь и теперь ты не медли и впредь не дерзай показаться!
Или тебя не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона.
Деве свободы не дам я; она обветшает в неволе,
30 В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далече Ч
Ткальньй стан обходя или ложе со мной разделяя.
Прочь удались и меня ты не гневай, да здрав возвратишься!"

Рек он; и старец трепещет и, слову царя покоряся,
Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины.
35 Там, от судов удалившися, старец взмолился печальный
Фебу царю, лепокудрыя Леты могущему сыну:
"Бог сребролукий, внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишь
Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе,
Сминфей! если когда я храм твой священный украсил,
40 Если когда пред тобой возжигал я тучные бедра
Коз и тельцов, Ч услышь и исполни одно мне желанье:
Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!6"

Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
45 Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.
50 В самом начале на месков7 напал он и псов празднобродных;
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры8 непрестанно пылали по стану.

Девять дней на воинство божие стрелы летали;
В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян.
55 В мысли ему то вложила богиня державная Гера:
Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян.
Быстро сходился народ, и, когда воедино собрался,
Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:
"Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,
60 В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.
Вдруг и война, и погибельный мор истребляет ахеян.
Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,
Или гадателя снов (и сны от Зевеса бывают):
Пусть нам поведают, чем раздражен Аполлон небожитель?
65 Он за обет несвершенный, за жертву ль стотельчую9 гневен?
Или от агнцев и избранных коз благовонного тука10
Требует бог, чтоб ахеян избавить от пагубной язвы?"

Так произнесши, воссел Ахиллес; и мгновенно от сонма
Калхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.
70 Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,
И ахеян суда по морям предводил к Илиону
Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба.
Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:
"Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,
75 Праведный гнев Аполлона, далеко разящего бога?
Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верно
Сам ты меня защитить и словами готов и руками.
Я опасаюсь, прогневаю мужа, который верховный
Царь аргивян и которому все покорны ахейцы.
80 Слишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный:
Вспыхнувший гнев он на первую пору хотя и смиряет,
Но сокрытую злобу, доколе ее не исполнит,
В сердце хранит. Рассуди ж и ответствуй, заступник ли ты мне?"

Быстро ему отвечая, вещал Ахиллес благородный:
85 "Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!
Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,
Молишься ты, открывая данаям вещания бога:
Нет, пред судами никто, покуда живу я и вижу,
Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подымет
90 В стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида,
Властию ныне верховной гордящегось в рати ахейской".

Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный:
"Нет, не за должный обет, не за жертву стотельчую гневен
Феб, но за Хриса жреца: обесчестил его Агамемнон,
95 Дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул.
Феб за него покарал, и бедами еще покарает,
И от пагубной язвы разящей руки не удержит
Прежде, доколе к отцу не отпустят, без платы, свободной
Дщери его черноокой и в Хрису святой не представят
100 Жертвы стотельчей; тогда лишь мы бога на милость преклоним".


Слово скончавши, воссел Фесторид; и от сонма воздвигся
Мощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,
Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце
Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.
105 Калхасу первому, смотря свирепо, вещал Агамемнон:
"Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!
Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;
Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил.
Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,
110 Будто народу беды дальномечущий Феб устрояет,
Мстя, что блестящих даров за свободу принять Хрисеиды
Я не хотел; но в душе я желал черноокую деву
В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре,
Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хуже
115 Прелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!
Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:
Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа.
Вы ж мне в сей день замените награду, да в стане аргивском
Я без награды один не останусь: позорно б то было;
120 Вы же то видите все Ч от меня отходит награда".

Первый ему отвечал Пелейон, Ахиллес быстроногий!
"Славою гордый Атрид, беспредельно корыстолюбивый!
Где для тебя обрести добродушным ахеям награду?
Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ:
125 Что в городах разоренных мы добыли, все разделили;
Снова ж, что было дано, отбирать у народа Ч позорно!
Лучше свою возврати, в угождение богу. Но после
Втрое и вчетверо мы, аргивяне, тебе то заплатим,
Если дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить".

130 Быстро, к нему обратяся, вещал Агамемнон могучий:
"Сколько ни доблестен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,
Хитро не умствуй: меня ни провесть, ни склонить не успеешь.
Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я чтоб, лишенный,
Молча сидел? и советуешь мне ты, чтоб деву я выдал?..
135 Пусть же меня удовольствуют новою мздою ахейцы,
Столько ж приятною сердцу, достоинством равною первой.
Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгну
Или твою, иль Аяксову мзду, или мзду Одиссея;
Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!
140 Но об этом беседовать можем еще мы и после.
Ныне черный корабль на священное море ниспустим,
Сильных гребцов изберем, на корабль гекатомбу поставим
И сведем Хрисеиду, румяноланитую деву.
В нем да воссядет начальником муж от ахеян советных,
145 Идоменей, Одиссей Лаэртид иль Аякс Теламонид
Или ты сам, Пелейон, из мужей в ополченье страшнейший!
Шествуй и к нам Аполлона умилостивь жертвой священной!"

Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:
"Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!
150 Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?
Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?
Я за себя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней,11
Здесь воевать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15