— Да, — заметил с горечью пленник, — мексиканцы не забывают, что в числе их предков были испанцы, и умеют при случае пускать в дело пытку. Ну что ж, капитан, попробуйте, помешать вам некому. Надеюсь, что мои седые волосы не спасуют перед вашими молодыми усами.
— Довольно об этом, — с раздражением вскричал капитан. — Если я возвращу вам свободу, кем вы окажетесь, врагами или друзьями?
— Ни теми ни другими.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мой ответ и без того очень ясен.
— Тем не менее я его не понимаю.
— Ну так я поясню его вам в двух словах.
— Говорите.
— Случаю угодно было нас столкнуть, хотя мы и направлялись в разные стороны. Если теперь мы расстанемся, то никто из нас не унесет после этой встречи в своем сердце чувства ненависти, так как ни вы ни я не будем иметь повода жаловаться друг на друга. Тем более что нам, по всей вероятности, и не придется никогда больше увидеться.
— Гм! Однако не подлежит никакому сомнению, что вы кого-то поджидали на дороге, когда вас там встретили мои солдаты.
Пленник рассмеялся.
— Кто знает! — ответил он, произнося эти слова с особым ударением. — Может быть, мы поджидали более ценную добычу, чем вы думаете, и в ловле которой не отказались бы принять участие и вы.
Монах сделал легкое движение и открыл глаза, делая вид, что он просыпается.
— Как, — сказал он, обращаясь к капитану и слегка позевывая, — вы все еще не спите, сеньор дон Хуан?
— Нет еще, — ответил тот, — я занят допросом двух людей, задержанных моим авангардом несколько часов тому назад.
— А-а! — проговорил монах, кидая на незнакомцев презрительный взгляд. — Эти господа не внушают мне ни малейшего опасения.
— Вы так думаете?
— Я не знаю, какое и у вас основание бояться этих людей?
— Э! Может быть, это шпионы.
Отец Антонио принял отеческий вид.
— Шпионы! — ответил он. — Значит, вы боитесь засады?
— При тех обстоятельствах, в которых мы находимся, это предположение не заключает, мне кажется, в себе ничего невероятного.
— Ба-а! Это было бы необычайно в здешней стране и при том конвое, который находится в вашем распоряжении. Сверх того, оба этих человека, насколько я мог понять, от дались в ваши руки без всякого сопротивления, тогда как легко могли бы ускользнуть.
— Это правда.
— Значит, у них не было дурных намерений, это очевидно. На вашем месте я преспокойно отпустил бы их на все четыре стороны.
— Таково ваше мнение?
— Без всякого сомнения, да.
— Кажется, эти два незнакомца вас очень интересуют?
— Меня? С чего вы это взяли? Я стараюсь рассудить по справедливости, вот и все, а теперь поступайте как знаете, я умываю руки.
— Может быть, вы и правы, однако я не отпущу этих людей на свободу до тех пор, пока они не назовут мне имени того человека, которого они поджидали.
— А разве они поджидали кого-нибудь?
— Я сужу об этом на основании их собственных слов.
— Это правда, капитан, — ответил тот из пленников, который говорил до сих пор, — но хотя мы и знали о том, что вы поедете, однако поджидали мы не вас.
— Так кого же?
— Вы непременно хотите об этом знать?
— Разумеется.
— Так отвечайте вы, отец Антонио, — насмешливо сказал пленник, — так как вы один в состоянии назвать имя, которое капитану желательно знать.
— Я?! — вскричал монах, подпрыгивая от гнева и побледнев как мертвец.
— А-а! — заметил капитан, поворачиваясь к монаху, — Дело начинает становиться интересным.
Редкое зрелище представляли из себя четыре наших героя, стоя лицом к лицу друг с другом около костра, пламя которого освещало их фантастическим светом.
Капитан беспечно покуривал свою сигаретку, насмешливо поглядывая на монаха, на лице которого боязнь и нахальство вели ожесточенную борьбу, за всеми перипетиями которой легко было уследить. Оба охотника, скрестив на груди руки, мрачно улыбались и в душе, по-видимому, радовались смущению человека, которого они столь резко и грубо заставили выйти на сцену.
— Не делайте, пожалуйста, удивленного вида, отец Антонио, — промолвил наконец один из пленников, — вы ведь отлично знаете, что поджидали мы именно вас.
— Меня? — задыхающимся голосом ответил монах. — Клянусь честью, этот несчастный сошел с ума!
— Я и не думал сходить с ума, отец Антонио, — сухо ответил пленник, — и вам придется поплатиться за те выражения, которыми вам угодно меня награждать.
— Так сознавайтесь же, — грубо заметил тот из пленных, который до сего времени молчал. — У меня нет ни малейшей охоты быть повешенным ради вашего удовольствия.
— Что неизбежно и случится, — спокойно добавил капитан, — если вы, senores caballeros, не потрудитесь дать мне удовлетворительное объяснение своим поступкам.
— Ну, вот видите, ваше преподобие, — проговорил пленник, — наше положение начинает становиться рискованным. Извольте же отнестись к делу серьезно.
— О-о! — вскричал с яростью монах. — Я попал в ужасную западню.
— Довольно! — прервал его капитан громовым голосом. — Эта комедия не может продолжаться больше, отец Антонио. Не вы попали в ужасную западню, а, наоборот, я должен был попасть в нее по вашей милости. Я знаю вас с давних пор, и все ваши планы известны мне до мельчайших подробностей. Вы уже давно ведете свою опасную игру. Нельзя служить одновременно и Богу и черту без того, чтобы это рано или поздно не открылось. Я ведь хотел только сделать вам очную ставку с этими честными людьми, чтобы привести вас в смущение и заставить сбросить с себя ту маску ханжества, которую вы постоянно на себя надеваете.
Пораженный резкостью этих слов, монах некоторое время не мог вымолвить ни одного слова, сознавая полную справедливость обращенных к нему упреков. Наконец он поднял голову и, обращаясь к капитану, высокомерно спросил:
— В чем же именно вы меня обвиняете?
Дон Хуан презрительно улыбнулся.
— Я обвиняю вас в том, — ответил он монаху, — что вы намеревались завести отряд, которым я командую, в устроенную вами засаду, где теперь нас поджидают ваши достойные сообщники, чтобы ограбить нас и перебить. Что вы можете на это возразить?
— Ничего, — сухо ответил отец Антонио.
— Вы правы, потому что ваши уверения в своей невиновности не достигли бы цели. Однако, ввиду вашего собственного признания, я не отпущу вас без того, чтобы у вас осталась навсегда память о нашей встрече.
— Будьте осторожнее, капитан: я — слуга церкви, моя одежда делает меня неприкосновенным.
Капитан насмешливо улыбнулся.
— Это не важно, — заметил он иронически, — ее с вас снимут.
Большая часть солдат и погонщиков, проснувшихся от слишком громкого разговора между монахом и офицером, понемногу подходила к ним и с любопытством следила за происходившим.
Капитан указал солдатам на монаха рукой и скомандовал:
— Снимите с него верхнее платье, привяжите к дереву и дайте ему двести ударов кнута.
— Презренные люди! — вне себя закричал монах. — Я прокляну всякого, кто осмелится ко мне прикоснуться. Вечное осуждение грозит тому, кто дерзнет поднять руку на служителя алтаря!
Солдаты остановились, приведенные в ужас этим проклятием, которое отняло у них всякую решимость, вследствие их невежества и крайнего суеверия.
Монах скрестил руки и, с торжествующим видом взглянув на офицера, произнес:
— Несчастный безумец, я мог бы наказать тебя за твою дерзость, но я прощаю тебя, пусть накажет тебя Бог! Он будет твоим судьей, когда пробьет твой час. Прощай! Эй вы, пропустите меня!
Драгуны, смущенные и перепуганные словами монаха, медленно, хотя и с некоторой нерешительностью, расступились. Капитан, вынужденный сознаться в своем бессилии, сжимал кулаки и гневно озирался по сторонам.
Монаху уже почти удалось пройти сквозь ряды солдат, как вдруг он почувствовал, что чья-то рука его удерживает. Он обернулся, очевидно намереваясь отчитать человека, дерзнувшего до него дотронуться, но выражение лица его тотчас же изменилось при взгляде на того, кто его удерживал. Это был не кто иной, как неизвестный пленник, главный виновник нанесенной ему обиды.
— Постойте, ваше преподобие, — сказал охотник, — я понимаю, что эти храбрецы, будучи католиками, страшатся вашего проклятия, не решаясь поднять на вас руку из боязни вечных мучений, но для меня это безразлично: я, как вы знаете, еретик и ничем, следовательно, не рискую, освободив вас от вашей одежды, и, если позволите, я окажу вам эту маленькую услугу.
— О! — сказал монах, скрежеща зубами. — Я убью тебя, Джон! Я убью тебя, несчастный!
— Ба-а! Ба-а! Люди, которым чем-нибудь угрожают, обычно живут долго, — возразил тот, стаскивая с него монашескую одежду.
— Ну! — продолжал он. — Теперь вы, мои храбрецы, можете без всякой опасности для себя исполнить приказ своего капитана: человек этот для вас не более чем первый встречный.
Смелый поступок охотника сразу освободил солдат от нерешительности, которой они поддались. Как только на плечах монаха не стало его внушающей ужас одежды, они, не внимая более ни мольбам, ни угрозам осужденного, крепко привязали его, невзирая на крик, к дереву и наградили двумя сотнями ударов кнута, согласно приказу капитана. Между тем охотники присутствовали при этой экзекуции, мрачно считая удары и отвечая громким смехом на вопли несчастного, который извивался от боли, как змея.
После сто двадцать восьмого удара монах замолчал, сильное нервное потрясение сделало его нечувствительным к боли. Однако он был еще жив, зубы его были стиснуты, а на искривленных губах выступила белая пена; глаза смотрели пристально, но ничего уже не могли видеть, и единственным признаком жизни были глубокие вздохи, от которых время от времени вздымалась его могучая грудь.
Когда наказание было приведено в исполнение и монаха отвязали, он безжизненно повалился на землю, где и остался лежать не шевелясь.
Его одели и оставили в покое, не заботясь о том, что с ним будет дальше.
Оба охотника, поговорив о чем-то шепотом с капитаном, ушли.
Остаток ночи прошел спокойно.
За несколько минут до восхода солнца солдаты и погонщики поднялись, чтобы нагрузить мулов и приготовить все для дальнейшего похода, а затем был дан сигнал к выступлению.
— Однако где же монах? — воскликнул внезапно капитан. — Мы не можем так его здесь покинуть. Положите его на мула, и мы оставим его на первом постоялом дворе, который попадется нам на дороге.
Солдаты сейчас же повиновались и принялись искать отца Антонио, но все их поиски были бесполезны: он исчез бесследно.
Узнав об этом, дон Хуан нахмурился, но после минутного размышления беззаботно тряхнул головой.
— Тем лучше, — проговорил он, — а то этот монах всю дорогу причинял бы нам одно только беспокойство.
Караван выступил в дальнейший путь.
ГЛАВА XVI. Политические подробности
Прежде чем продолжать свой рассказ, мы вкратце опишем политическую обстановку в Техасе в ту эпоху, когда происходили события, о которых мы взялись рассказать.
Со времени утверждения испанского владычества техасцы с оружием в руках отстаивали свою свободу. После ряда битв, сопровождавшихся переменным успехом, они были в несчастный день 13 августа 1813 года наголову разбиты в сражении при Медине полковником Арредондо, под командой которого был эстремадурский полк с присоединившейся к нему коауильской милицией.
Начиная с этого времени вплоть до второй мексиканской революции Техас находился под невыносимым игом военного режима и не имел никакой возможности организовать правильную защиту от постоянных набегов Indios Bravos.
Соединенные Штаты много раз заявляли о своих претензиях на эту страну, утверждая, что естественной границей Мексики и их государства служит Рио-Браво-дель-Норте. Но в 1819 году они вынуждены были признать явную несостоятельность своих требований и стали искать окольных путей для того, чтобы захватить в свои руки эту богатую область и включить ее в свои пределы.
Тут-то они и прибегли к своей неизменно коварной и вероломной политике, которая должна была доставить им в конце концов торжество.
В 1821 году первые американские переселенцы робко и почти незаметно появились в Техасе, принялись расчищать земли под пашни, втихомолку селились на них, и в 1824 году они уже представляли собой сплоченную массу, достигавшую пятидесяти тысяч человек. Мексиканцы, все время занятые своими нескончаемыми внутренними войнами, не догадывались, что, открыв доступ американской иммиграции, они сами оказали ей поддержку.
Не прошло и восьми лет с прибытия первых американцев в Техас, как они уже составляли основную часть его населения.
Кабинет Вашингтона не скрывал теперь своих прожектов и уже громко поговаривал о том, чтобы купить у Мексики техасскую территорию, на которой испано-язычное население совершенно исчезло, чтобы уступить место отважным и решительным по духу представителям англо-саксонской расы.
Мексиканское правительство только теперь пробудилось от своей продолжительной летаргии и поняло ту опасность, которая угрожала Мексике от вторжения с одной стороны обитателей Миссури, а с другой — Техаса. Оно решило преградить доступ американской иммиграции, но было уже поздно: закон, изданный мексиканским конгрессом, не мог иметь никакой силы, и колонизация не прекратилась, несмотря на то что на границе были расставлены мексиканские посты, на которые возложено было поручение не пускать иммигрантов, принуждая их вернуться в свою страну.
Генерал Бустаменте, бывший президентом республики, сознавая, что борьба с американцами в недалеком будущем неизбежна, молча стал готовиться к столкновению и успел под разными предлогами сосредоточить на Ред-Ривер и на Сабине войска разных родов оружия, причем число солдат скоро достигло тысячи двухсот человек.
Между тем внешне все было спокойно, и ничто не предвещало скорого столкновения, как вдруг вероломный образ действий губернатора восточных провинций послужил поводом к вспышке в такую минуту, когда никто и не мог ее ожидать.
Дело произошло следующим образом.
Командующий вооруженными силами, расположенными в Анауаке без всякого повода отдал приказ арестовать и бросить в тюрьму нескольких американских колонистов. Техасцы до сих пор терпеливо сносили многочисленные притеснения со стороны мексиканских офицеров, но после этого последнего злоупотребления властью они восстали все как один, и с оружием в руках явились к командиру, требуя с угрозами и криками гнева немедленного освобождения своих сограждан.
Командир, не имея достаточной силы для того, чтобы оказать им противодействие, притворно согласился удовлетворить их просьбу, но требовал двух дней сроку для выполнения необходимых формальностей.
Инсургенты дали свое согласие на отсрочку, а офицер воспользовался ею с той целью, чтобы как можно скорее призвать к себе на помощь гарнизон Накогдока.
Гарнизон этот прибыл как раз в ту минуту, когда, положившись на слова губернатора, инсургенты удалились,
Взбешенные тем, что с ними сыграли такую вероломную шутку, они сейчас же вернулись и произвели столь грозную демонстрацию, что мексиканский офицер счел себя счастливым, избегнув мести восставших путем выдачи им арестованных.
Между тем генерал Бустаменте, издавший манифест в честь Санта-Анны, принужден был покинуть свой пост при криках: «Да здравствует федерация!»
Техас в высшей степени страшился системы централизации, при которой ему никогда бы не удалось добиться признания своей самостоятельности в качестве отдельного государства, и поэтому все техасское население единодушно стояло за присоединение к Соединенным Штатам.
Колонисты восстали и, присоединившись к инсургентам Анауака, не сложившим еще оружия, решительно двину-лись на форт Веласко и приступили к его осаде.
Лозунгом для них служили слова: «Да здравствует федерация!», но на этот раз они имели уже значение возгласа: «Да здравствует независимость!», который техасцы, сознавая свою слабость, не решались еще произнести.
Во время этой беспримерной осады, когда осаждающие на выстрелы крепостных орудий отвечали лишь выстрелами из своих карабинов, техасцы и мексиканцы проявили чудеса храбрости и проявили неслыханное ожесточение.
Колонисты, будучи ловкими стрелками, засев за надежным прикрытием, стреляли в мексиканских артиллеристов, как в мишени, попадая им пулями прямо в руки всякий раз, как те показывались, чтобы зарядить свои пушки. Дело дошло до того, что командир Угартечеа, видя, что возле него падают изуродованными лучшие его солдаты, решил пожертвовать собой и сам взялся за их работу. Пораженные этой небывалой отвагой, техасцы, которым ничего не стоило двадцать пять раз попасть в храброго командира, прекратили огонь. В конце концов Угартечеа сдался, признав дальнейшее сопротивление бесполезным.
Этот успех исполнил радостью сердца колонистов, но Санта-Анна не позволил ввести себя в заблуждение относительно конечной цели техасского восстания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28