Индейцы, по-видимому, не обращали никакого внимания на присутствие среди них канадца и дали ему преспокойно уйти.
Когда охотник отошел на два ружейных выстрела от стана, он приостановился и стал размышлять, как ему поступить, чтобы выручить графа. В несколько минут его решение было принято, и он направился к укреплению скваттера тем беглым шагом быстрее лошадиной рыси, которым ходят люди, освоенные с прерией.
Когда Меткая Пуля дошел до плантации, Джон Брайт держал совещание с Ивоном и охотниками, которых прислал майор Мелвилл. Появление Меткой Пули вызвало громкое радостное «ура».
Американцы находились в порядочном затруднении. Как бы подробны ни были сведения, которые собрала миссис Маргарет о намерениях Серого Медведя и замыслах индейцев, все-таки ее отчет майору Мелвиллу был очень неполон по той естественной причине, что старейшины великого совета союзных племен держали свои совещания в глубочайшей тайне и Красный Волк, несмотря на свою проницательность и ловкость, с трудом уловил одну лишь небольшую часть плана, которым должны были руководствоваться вожди.
Разведчики, разосланные по всем направлениям, вернулись с грозными сведениями о передвижениях черноногих; индейцы, казалось, вознамерились теперь нанести решительный удар; все миссурийские племена отозвались на призыв Серого Медведя и теперь прибывали одно за другим, чтобы примкнуть к союзным силам, которые вначале состояли из тысячи человек, но мало-помалу достигли грозной цифры в четыре тысячи и, по всей вероятности, не остановятся на этом числе.
Невидимый неприятель окружил форт Макензи со всех сторон и преграждал всякое сообщение с другими фортами компании. Положение майора было крайне опасным.
Охотники находились в большом недоумении и уже несколько часов держали большое совещание, но не придумали еще никакого способа, достаточно действенного и удобоисполнимого, чтобы заставить индейцев снять осаду с форта.
Белые достигли владычества в Америке только посредством неприязни, которую разжигали между первобытными народами этого материка. Где туземцы действовали дружно, европейцы потерпели поражение, как, например, в Чили, где арауканы до сих пор составляют независимую республику и храбро отстаивают свои права; и семинолы в Луизиане только в последнее время были покорены после ожесточенной войны, веденной по всем правилам. Да много еще индейских народов могли бы мы назвать, если бы понадобилось подтвердить фактами наше мнение.
На этот раз краснокожие, казалось, осознали важность искреннего и крепкого союза.
Вожди соединившихся народов точно предали забвению вражду и зависть, существовавшие между различными племенами, чтобы истребить общего врага. Разумеется, несмотря на свою храбрость, американцы трепетали при мысли о предстоящей губительной войне с неприятелем, ожесточенным долгими притеснениями, когда пересчитывали, сколько их, и убеждались в своей малочисленности и бессилии против громадных полчищ, готовившихся подавить их.
Совещание, прерванное на минуту прибытием Меткой Пули, продолжалось с прежним жаром.
— Ей-Богу! — вскричал Джон Брайт, с гневом ударяя кулаком по колену. — Надо сознаться, что мне не везет, — как ни кинь, а все клин! Едва я успел устроиться тут, где все предвещало мне самые приятные перспективы, как вдруг против воли оказался увлечен в войну с этими проклятыми язычниками. Кто знает, как все это закончится? Для меня ясно только то, что мы оставим тут наши скальпы. Нечего сказать, большая радость для человека мирного, у которого только одна забота — честным трудом взрастить свою семью!
— Не о том теперь речь, — возразил Ивон, — надо освободить моего хозяина во что бы ни стало! Как?! Вы боитесь драться, когда это почти ваше ремесло и весь свой век вы только этим и занимаетесь, а я, известный трус, нисколько не боюсь рисковать скальпом, чтобы спасти своего господина?..
— Вы не поняли меня, дружище Ивон, я не боюсь драться с краснокожими — сохрани меня Бог бояться поганцев, которых презираю. Но позволительно, я думаю, честному и трудолюбивому землепашцу, как я, сокрушаться о последствиях войны с этими дьяволами. Я очень хорошо знаю, чем обязан вашему господину и, конечно, не задумаюсь бежать к нему на помощь, что бы из того ни вышло. Моим небольшим достоянием я обязан ему. Я не забыл этого, ей-Богу! И дам убить себя, но долг свой исполню!
— Ну вот, так-то лучше! — вскричал обрадованный Ивон. — Я знал, что вы не способны отступить.
— К несчастью, — вмешался Меткая Пуля, — все это нисколько не приближает нас к цели. Я не вижу средства помочь нашим друзьям. Эти краснокожие черти нагрянут на вас, как туча саранчи в июле; сколько ни убивай их, а они все-таки осилят нас численностью.
Эта печальная истина, вполне сознаваемая присутствующими, погрузила их в безмолвную грусть. Нельзя обсуждать физическую невозможность, ей можно только покориться. Американцы ожидали неминуемой катастрофы, и отчаяние их было соразмерно собственному бессилию. Вдруг снаружи раздался крик «к оружию!», повторенный несколько раз. Все вздрогнули, схватились за винтовки и выбежали на двор.
Крик, прервавший совещание, был призывом Уильяма, сына скваттера.
Джон Брайт все еще занимал вершину пригорка, на котором устроил свой лагерь по прибытии в эту местность; благодаря работам североамериканцев пригорок превратился в настоящий форт, способный выдержать не только внезапное нападение бродяг и воров, но даже устоять против значительных сил.
Все обратили свой взор на равнину, волнистая поверхность которой открывалась взору на пять или шесть миль вокруг. Охотники убедились с тайным страхом, что Уильям не ошибся, — многочисленный отряд индейцев в полном боевом снаряжении мчался по равнине и быстро приближался к плантации.
— Черт побери! — пробормотал Меткая Пуля сквозь зубы. — Дело дрянь. Ну, я должен сознаться, что эти проклятые нехристи порядком научились тактике; если так пойдет и дальше, они вскоре заткнут нас за пояс.
— Вы думаете? — откликнулся Джон Брайт с беспокойством.
— Как не думать! — ответил охотник. — Очевидно, что они собираются напасть на нас, их план так же ясен для меня теперь, как будто они сами сообщили мне его.
— Ага! — с любопытством вскричал Ивон.
— Сами судите, — продолжал охотник, — индейцы хотят разом напасть на все посты белых, чтобы поставить их в невозможность помогать друг другу; это очень логично с их стороны, таким образом они одолеют нас без труда и перебьют поодиночке… Гм! Человек, который предводительствует ими, страшный противник для нас! Нам надо примириться с нашей судьбой, ребята, — мы погибли, это для меня так ясно, как будто скальпель уже на наших волосах. Остается одно — оказать перед смертью храбрый отпор!
От этих слов, произнесенных охотником свойственным ему ровным и хладнокровным тоном, мороз пробежал по коже присутствующих.
— Один я, быть может, спасусь от общей участи, — беспечно прибавил Меткая Пуля.
— Ба-а! Это почему же, старина? — полюбопытствовал Ивон.
— Потому, черт побери, — с усмешкой сказал тот, — что индейцы не могут убить меня, как вам известно.
— А! — воскликнул изумленный Ивон, глядя на приятеля с восторгом.
— Да, это так, — заключил Меткая Пуля, поставив ружье прикладом на землю и опираясь руками на дуло.
Между тем краснокожие быстро продвигались вперед. Их было по крайней мере полтораста человек, и почти все имели ружья, что означало отборное войско. Шагов на десять впереди отряда ехали два всадника — вероятно, вожди.
На расстоянии полутора выстрелов от укреплений индейцы остановились, некоторое время совещались между собой, затем от них отделился всадник, пустил лошадь вскачь и, когда подъехал к частоколу на расстояние пистолетного выстрела, махнул в воздухе бизоновой шкурой.
— Эй, Джон Брайт! — насмешливо сказал Меткая Пуля. — Это относится к вам, как командиру гарнизона. Краснокожие желают вступить в переговоры.
— Ух! — вскричал американец. — Меня так и подмывает всадить вместо ответа пулю в мерзавца, который там гарцует!
С этими словами он поднял винтовку.
— Сохрани вас Бог! — остановил его охотник. — Вы не знаете краснокожих: пока не раздалось первого выстрела, еще есть возможность уговорить их.
— Знаете, старина, что вам следовало бы сделать? — произнес вдруг Ивон.
— Что же, мой осторожный приятель? — спросил канадец.
— Ведь вы не боитесь, что краснокожие убьют вас, так пойдите и переговорите с ними; пожалуй, вы еще уладите дело.
— Да-да! Это прекрасная мысль! Почем знать, что из этого выйдет? Сейчас же иду, это и в самом деле будет лучше!.. Вы идете со мной, Ивон?
— Почему бы и нет? — заметил тот. — С вами я не трушу.
— Решено. Отпирайте нам ворота, Джон Брайт, а главное, смотрите в оба во время нашего отсутствия, при первом подозрительном движении стреляйте в язычников.
— Будьте спокойны, старый охотник, — сказал тот, крепко пожимая ему руку. — Я не хотел бы, чтобы с вами случилось несчастье, вы — ей-Богу! — молодец!..
— Думаю, что так оно и есть, — со смехом ответил канадец, — но главным образом я озабочен относительно вот этого славного малого, а за себя мне опасаться нечего.
— Все равно, я глаз не спущу с этих чертей.
— Вреда это не принесет.
Ворота отворили; Меткая Пуля с Ивоном сошли с пригорка и направились к всаднику, который ожидал их, сидя на лошади с гордой осанкой.
— Ага! — прошептал Меткая Пуля, когда приблизился к нему настолько, что смог разглядеть его лицо. — Я думаю, наше дело не так плохо, как я полагал вначале.
— Почему вы так думаете? — спросил Ивон.
— А вы взгляните на этого индейца; разве вы не узнаете Красного Волка?
— В самом деле, это он. Но что из этого?
— То, что я не считаю Красного Волка таким врагом, как казалось бы с первого взгляда.
— И вы уверены, что не ошибаетесь?
— Тише! Сейчас мы увидим.
Три человека чинно раскланялись по индейскому обычаю, приложив правую руку к сердцу, а левую протянув вперед ладонью кверху и растопырив пальцы.
— Мой брат желанный гость своих бледнолицых друзей, — сказал Меткая Пуля, — не согласится ли он сесть у огня совета и выкурить трубку в моем вигваме?
— Сам охотник решит, пришел ли Красный Волк как друг, — возразил индеец.
— Хорошо, — сказал канадец. — Разве Красный Волк опасался измены со стороны своих белых друзей, что привел с собой такую многочисленную рать?
Черноногий тонко улыбнулся:
— Красный Волк — вождь кайнахов, — сказал он, — язык его не раздвоен, слова, исходящие из его груди, идут от сердца. Вождь хочет помочь своим бледнолицым друзьям.
— О! — воскликнул Меткая Пуля. — Вождь говорил хорошо, его слова приятно звучали в моих ушах. Чего желает мой брат?
— Сесть у огня совета бледнолицых, чтобы объяснить им причину, почему он здесь.
— Хорошо! Мой брат пойдет к бледнолицым один?
— Нет, другое лицо придет с вождем.
— Кто же это лицо, кому великий вождь оказывает такое доверие?
— Степная Волчица.
Меткая Пуля едва удержался от радостного движения.
— Хорошо! — повторил он. — Мой брат может прийти со Степной Волчицей; бледнолицые примут их радушно.
— Не возвестит ли мой брат охотник своих друзей о нашем посещении?
— Да, вождь, я сейчас же пойду исполнять это поручение. Переговоры были закончены, и после новых взаимных поклонов три человека разошлись.
Меткая Пуля и бретонец поспешно вернулись в укрепление.
— Победа! — вскричал охотник, входя. — Мы спасены!
Все столпились вокруг него, сгорая от нетерпения услышать подробности переговоров. Канадец удовлетворил всеобщее любопытство не теряя ни минуты.
— Ого! — заметил Джон Брайт. — Если старуха с ними, то мы действительно спасены.
И он весело потер руки.
После своей горестной неудачи с ловушкой, расставленной Серому Медведю, миссис Маргарет не впала в уныние, но, напротив, возгорелась еще более сильной жаждой мести. Не теряя ни минуты на пустые сожаления, что ей не удалось достигнуть своей цели, она немедленно принялась за новые меры, твердо вознамерившись нанести решительный удар. Она была ослеплена яростью и стремилась вперед, несмотря ни на какие последствия.
Не прошло и десяти минут после того, как она оставила Серого Медведя, как она уже выезжала из лагеря в сопровождении Красного Волка, который по ее приказанию взял с собой воинов, находившихся под его началом. Все они направились к плантации скваттера.
Едва Меткая Пуля успел объяснить друзьям то, что они желали знать, как миссис Маргарет и Красный Волк въехали в укрепленный стан, где были встречены с величайшим дружелюбием, особенно Джоном Брайтом, который от всего сердца радовался, что его плантации не угрожает опасность и гроза разразится где-нибудь в другом месте.
Вернемся теперь в форт Макензи, где происходили чрезвычайно важные события.
ГЛАВА XXVII. Нападение
Белый Бизон и Серый Медведь составили план сражения с редким искусством. Едва оба вождя расположились станом в прогалине, как они вступили в переговоры с предводителями других племен, стоявших лагерем неподалеку. Они хотели таким образом скоординировать общие действия, чтобы напасть на американцев со всех сторон в одно и то же время.
Хотя краснокожие до крайности хитры, но американцы успели обмануть их благодаря темноте и безмолвию, царствовавшим в форте, на стенах которого нигде не блестели штыки часовых.
Оставив лошадей, уже не нужных им теперь, индейцы легли наземь, поползли в высокой траве, как пресмыкающиеся, и таким образом подобрались к самому валу форта.
Все казалось вымершим и безмолвным, но на самом деле две тысячи неустрашимых воинов коварно прокрадывались во мраке, собираясь штурмом брать крепость, где сорок храбрецов ожидали только сигнала вступить в бой.
Когда все приказания были отданы и последние воины, за исключением тех, которые стерегли пленников, сошли с пригорка, Серый Медведь, заметивший некоторое зловещее колебание в рядах союзных предводителей, решился на последнее средство, чтобы заручиться содействием графа. Мы видели, что из этого вышло.
Оставшись один, Серый Медведь дал сигнал к приступу. Индейцы понеслись на пригорок, как вихрь и, размахивая оружием, с громкими воплями ринулись на форт.
Вдруг раздался страшный залп, и форт Макензи, словно новый Синай, появился опоясанный дымом и ослепительными молниями.
Сражение началось.
Вся равнина, насколько мог охватить взор, покрылась многочисленными боевыми отрядами индейцев, которые все стекались к одному центру, неустрашимо идя вперед и то и дело направляя залпы из ружей на форт; с того места, где цепь холмов примыкала к Миссури, постоянно прибывали все новые и новые пиеганы.
Группами от трех до двадцати человек неслись они вскачь на взмыленных лошадях, что заставляло думать, что они прибыли издалека; черноногие были в боевом наряде, в различных украшениях и с разнородным оружием — с луком и колчаном на спине, с ружьем в руке, — при своих талисманах, с головами, увенчанными перьями, некоторые из которых были великолепными орлиными перьями, черными и белыми, и с развевающимся плюмажем.
Они сидели на красивых попонах из пантеровых шкур, подбитых красной материей; верхняя часть их тела была обнажена, только полоска волчьей шкуры перекинута через плечо; их щиты украшались перьями и разноцветным сукном.
В этом наряде индейцы имели величественный и грозный вид, который поражал воображение и внушал страх.
Некоторые из них, подгоняя усталых лошадей кнутом, чтобы скорее достигнуть места битвы, примчались тотчас на высоты с пением и боевым кличем.
На пригорке и около форта борьба казалась всего ожесточеннее. Черноногие укрывались за высоким частоколом, который вбили в землю во время ночи, и отвечали на огонь американцев таким же дружным огнем, криками подбадривая друг друга и призывая мужественно стоять против их неумолимых врагов.
Впрочем, отпор был так же энергичен, как и нападение, и борьба, по-видимому, должна была продлиться долго.
Уже вся равнина была усеяна множеством тел; лошади, освободившись от седоков, с громким ржанием разбегались в разные стороны, и стон раненых сливался по временам с вызывающими криками штурмующих.
Тотчас вслед за тем, как был подан сигнал, Серый Медведь бегом бросился к палатке, где находился его пленник.
— Теперь пора! — сказал он.
— Я готов, — ответил граф. — Идите, а я буду постоянно находиться возле вас.
— Так пойдемте.
Они вышли вместе и бросились вперед, чтобы встать во главе сражающихся.
Граф де Болье не был вооружен, как объявил об этом заранее; он гордо поднимал голову, когда пуля со свистом пролетала мимо его уха, и улыбался смерти, которую, быть может, призывал в душе. Несмотря на свое презрение к людям белой расы, индеец против воли восхищался таким неподдельным, таким возвышенно-стоическим мужеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда охотник отошел на два ружейных выстрела от стана, он приостановился и стал размышлять, как ему поступить, чтобы выручить графа. В несколько минут его решение было принято, и он направился к укреплению скваттера тем беглым шагом быстрее лошадиной рыси, которым ходят люди, освоенные с прерией.
Когда Меткая Пуля дошел до плантации, Джон Брайт держал совещание с Ивоном и охотниками, которых прислал майор Мелвилл. Появление Меткой Пули вызвало громкое радостное «ура».
Американцы находились в порядочном затруднении. Как бы подробны ни были сведения, которые собрала миссис Маргарет о намерениях Серого Медведя и замыслах индейцев, все-таки ее отчет майору Мелвиллу был очень неполон по той естественной причине, что старейшины великого совета союзных племен держали свои совещания в глубочайшей тайне и Красный Волк, несмотря на свою проницательность и ловкость, с трудом уловил одну лишь небольшую часть плана, которым должны были руководствоваться вожди.
Разведчики, разосланные по всем направлениям, вернулись с грозными сведениями о передвижениях черноногих; индейцы, казалось, вознамерились теперь нанести решительный удар; все миссурийские племена отозвались на призыв Серого Медведя и теперь прибывали одно за другим, чтобы примкнуть к союзным силам, которые вначале состояли из тысячи человек, но мало-помалу достигли грозной цифры в четыре тысячи и, по всей вероятности, не остановятся на этом числе.
Невидимый неприятель окружил форт Макензи со всех сторон и преграждал всякое сообщение с другими фортами компании. Положение майора было крайне опасным.
Охотники находились в большом недоумении и уже несколько часов держали большое совещание, но не придумали еще никакого способа, достаточно действенного и удобоисполнимого, чтобы заставить индейцев снять осаду с форта.
Белые достигли владычества в Америке только посредством неприязни, которую разжигали между первобытными народами этого материка. Где туземцы действовали дружно, европейцы потерпели поражение, как, например, в Чили, где арауканы до сих пор составляют независимую республику и храбро отстаивают свои права; и семинолы в Луизиане только в последнее время были покорены после ожесточенной войны, веденной по всем правилам. Да много еще индейских народов могли бы мы назвать, если бы понадобилось подтвердить фактами наше мнение.
На этот раз краснокожие, казалось, осознали важность искреннего и крепкого союза.
Вожди соединившихся народов точно предали забвению вражду и зависть, существовавшие между различными племенами, чтобы истребить общего врага. Разумеется, несмотря на свою храбрость, американцы трепетали при мысли о предстоящей губительной войне с неприятелем, ожесточенным долгими притеснениями, когда пересчитывали, сколько их, и убеждались в своей малочисленности и бессилии против громадных полчищ, готовившихся подавить их.
Совещание, прерванное на минуту прибытием Меткой Пули, продолжалось с прежним жаром.
— Ей-Богу! — вскричал Джон Брайт, с гневом ударяя кулаком по колену. — Надо сознаться, что мне не везет, — как ни кинь, а все клин! Едва я успел устроиться тут, где все предвещало мне самые приятные перспективы, как вдруг против воли оказался увлечен в войну с этими проклятыми язычниками. Кто знает, как все это закончится? Для меня ясно только то, что мы оставим тут наши скальпы. Нечего сказать, большая радость для человека мирного, у которого только одна забота — честным трудом взрастить свою семью!
— Не о том теперь речь, — возразил Ивон, — надо освободить моего хозяина во что бы ни стало! Как?! Вы боитесь драться, когда это почти ваше ремесло и весь свой век вы только этим и занимаетесь, а я, известный трус, нисколько не боюсь рисковать скальпом, чтобы спасти своего господина?..
— Вы не поняли меня, дружище Ивон, я не боюсь драться с краснокожими — сохрани меня Бог бояться поганцев, которых презираю. Но позволительно, я думаю, честному и трудолюбивому землепашцу, как я, сокрушаться о последствиях войны с этими дьяволами. Я очень хорошо знаю, чем обязан вашему господину и, конечно, не задумаюсь бежать к нему на помощь, что бы из того ни вышло. Моим небольшим достоянием я обязан ему. Я не забыл этого, ей-Богу! И дам убить себя, но долг свой исполню!
— Ну вот, так-то лучше! — вскричал обрадованный Ивон. — Я знал, что вы не способны отступить.
— К несчастью, — вмешался Меткая Пуля, — все это нисколько не приближает нас к цели. Я не вижу средства помочь нашим друзьям. Эти краснокожие черти нагрянут на вас, как туча саранчи в июле; сколько ни убивай их, а они все-таки осилят нас численностью.
Эта печальная истина, вполне сознаваемая присутствующими, погрузила их в безмолвную грусть. Нельзя обсуждать физическую невозможность, ей можно только покориться. Американцы ожидали неминуемой катастрофы, и отчаяние их было соразмерно собственному бессилию. Вдруг снаружи раздался крик «к оружию!», повторенный несколько раз. Все вздрогнули, схватились за винтовки и выбежали на двор.
Крик, прервавший совещание, был призывом Уильяма, сына скваттера.
Джон Брайт все еще занимал вершину пригорка, на котором устроил свой лагерь по прибытии в эту местность; благодаря работам североамериканцев пригорок превратился в настоящий форт, способный выдержать не только внезапное нападение бродяг и воров, но даже устоять против значительных сил.
Все обратили свой взор на равнину, волнистая поверхность которой открывалась взору на пять или шесть миль вокруг. Охотники убедились с тайным страхом, что Уильям не ошибся, — многочисленный отряд индейцев в полном боевом снаряжении мчался по равнине и быстро приближался к плантации.
— Черт побери! — пробормотал Меткая Пуля сквозь зубы. — Дело дрянь. Ну, я должен сознаться, что эти проклятые нехристи порядком научились тактике; если так пойдет и дальше, они вскоре заткнут нас за пояс.
— Вы думаете? — откликнулся Джон Брайт с беспокойством.
— Как не думать! — ответил охотник. — Очевидно, что они собираются напасть на нас, их план так же ясен для меня теперь, как будто они сами сообщили мне его.
— Ага! — с любопытством вскричал Ивон.
— Сами судите, — продолжал охотник, — индейцы хотят разом напасть на все посты белых, чтобы поставить их в невозможность помогать друг другу; это очень логично с их стороны, таким образом они одолеют нас без труда и перебьют поодиночке… Гм! Человек, который предводительствует ими, страшный противник для нас! Нам надо примириться с нашей судьбой, ребята, — мы погибли, это для меня так ясно, как будто скальпель уже на наших волосах. Остается одно — оказать перед смертью храбрый отпор!
От этих слов, произнесенных охотником свойственным ему ровным и хладнокровным тоном, мороз пробежал по коже присутствующих.
— Один я, быть может, спасусь от общей участи, — беспечно прибавил Меткая Пуля.
— Ба-а! Это почему же, старина? — полюбопытствовал Ивон.
— Потому, черт побери, — с усмешкой сказал тот, — что индейцы не могут убить меня, как вам известно.
— А! — воскликнул изумленный Ивон, глядя на приятеля с восторгом.
— Да, это так, — заключил Меткая Пуля, поставив ружье прикладом на землю и опираясь руками на дуло.
Между тем краснокожие быстро продвигались вперед. Их было по крайней мере полтораста человек, и почти все имели ружья, что означало отборное войско. Шагов на десять впереди отряда ехали два всадника — вероятно, вожди.
На расстоянии полутора выстрелов от укреплений индейцы остановились, некоторое время совещались между собой, затем от них отделился всадник, пустил лошадь вскачь и, когда подъехал к частоколу на расстояние пистолетного выстрела, махнул в воздухе бизоновой шкурой.
— Эй, Джон Брайт! — насмешливо сказал Меткая Пуля. — Это относится к вам, как командиру гарнизона. Краснокожие желают вступить в переговоры.
— Ух! — вскричал американец. — Меня так и подмывает всадить вместо ответа пулю в мерзавца, который там гарцует!
С этими словами он поднял винтовку.
— Сохрани вас Бог! — остановил его охотник. — Вы не знаете краснокожих: пока не раздалось первого выстрела, еще есть возможность уговорить их.
— Знаете, старина, что вам следовало бы сделать? — произнес вдруг Ивон.
— Что же, мой осторожный приятель? — спросил канадец.
— Ведь вы не боитесь, что краснокожие убьют вас, так пойдите и переговорите с ними; пожалуй, вы еще уладите дело.
— Да-да! Это прекрасная мысль! Почем знать, что из этого выйдет? Сейчас же иду, это и в самом деле будет лучше!.. Вы идете со мной, Ивон?
— Почему бы и нет? — заметил тот. — С вами я не трушу.
— Решено. Отпирайте нам ворота, Джон Брайт, а главное, смотрите в оба во время нашего отсутствия, при первом подозрительном движении стреляйте в язычников.
— Будьте спокойны, старый охотник, — сказал тот, крепко пожимая ему руку. — Я не хотел бы, чтобы с вами случилось несчастье, вы — ей-Богу! — молодец!..
— Думаю, что так оно и есть, — со смехом ответил канадец, — но главным образом я озабочен относительно вот этого славного малого, а за себя мне опасаться нечего.
— Все равно, я глаз не спущу с этих чертей.
— Вреда это не принесет.
Ворота отворили; Меткая Пуля с Ивоном сошли с пригорка и направились к всаднику, который ожидал их, сидя на лошади с гордой осанкой.
— Ага! — прошептал Меткая Пуля, когда приблизился к нему настолько, что смог разглядеть его лицо. — Я думаю, наше дело не так плохо, как я полагал вначале.
— Почему вы так думаете? — спросил Ивон.
— А вы взгляните на этого индейца; разве вы не узнаете Красного Волка?
— В самом деле, это он. Но что из этого?
— То, что я не считаю Красного Волка таким врагом, как казалось бы с первого взгляда.
— И вы уверены, что не ошибаетесь?
— Тише! Сейчас мы увидим.
Три человека чинно раскланялись по индейскому обычаю, приложив правую руку к сердцу, а левую протянув вперед ладонью кверху и растопырив пальцы.
— Мой брат желанный гость своих бледнолицых друзей, — сказал Меткая Пуля, — не согласится ли он сесть у огня совета и выкурить трубку в моем вигваме?
— Сам охотник решит, пришел ли Красный Волк как друг, — возразил индеец.
— Хорошо, — сказал канадец. — Разве Красный Волк опасался измены со стороны своих белых друзей, что привел с собой такую многочисленную рать?
Черноногий тонко улыбнулся:
— Красный Волк — вождь кайнахов, — сказал он, — язык его не раздвоен, слова, исходящие из его груди, идут от сердца. Вождь хочет помочь своим бледнолицым друзьям.
— О! — воскликнул Меткая Пуля. — Вождь говорил хорошо, его слова приятно звучали в моих ушах. Чего желает мой брат?
— Сесть у огня совета бледнолицых, чтобы объяснить им причину, почему он здесь.
— Хорошо! Мой брат пойдет к бледнолицым один?
— Нет, другое лицо придет с вождем.
— Кто же это лицо, кому великий вождь оказывает такое доверие?
— Степная Волчица.
Меткая Пуля едва удержался от радостного движения.
— Хорошо! — повторил он. — Мой брат может прийти со Степной Волчицей; бледнолицые примут их радушно.
— Не возвестит ли мой брат охотник своих друзей о нашем посещении?
— Да, вождь, я сейчас же пойду исполнять это поручение. Переговоры были закончены, и после новых взаимных поклонов три человека разошлись.
Меткая Пуля и бретонец поспешно вернулись в укрепление.
— Победа! — вскричал охотник, входя. — Мы спасены!
Все столпились вокруг него, сгорая от нетерпения услышать подробности переговоров. Канадец удовлетворил всеобщее любопытство не теряя ни минуты.
— Ого! — заметил Джон Брайт. — Если старуха с ними, то мы действительно спасены.
И он весело потер руки.
После своей горестной неудачи с ловушкой, расставленной Серому Медведю, миссис Маргарет не впала в уныние, но, напротив, возгорелась еще более сильной жаждой мести. Не теряя ни минуты на пустые сожаления, что ей не удалось достигнуть своей цели, она немедленно принялась за новые меры, твердо вознамерившись нанести решительный удар. Она была ослеплена яростью и стремилась вперед, несмотря ни на какие последствия.
Не прошло и десяти минут после того, как она оставила Серого Медведя, как она уже выезжала из лагеря в сопровождении Красного Волка, который по ее приказанию взял с собой воинов, находившихся под его началом. Все они направились к плантации скваттера.
Едва Меткая Пуля успел объяснить друзьям то, что они желали знать, как миссис Маргарет и Красный Волк въехали в укрепленный стан, где были встречены с величайшим дружелюбием, особенно Джоном Брайтом, который от всего сердца радовался, что его плантации не угрожает опасность и гроза разразится где-нибудь в другом месте.
Вернемся теперь в форт Макензи, где происходили чрезвычайно важные события.
ГЛАВА XXVII. Нападение
Белый Бизон и Серый Медведь составили план сражения с редким искусством. Едва оба вождя расположились станом в прогалине, как они вступили в переговоры с предводителями других племен, стоявших лагерем неподалеку. Они хотели таким образом скоординировать общие действия, чтобы напасть на американцев со всех сторон в одно и то же время.
Хотя краснокожие до крайности хитры, но американцы успели обмануть их благодаря темноте и безмолвию, царствовавшим в форте, на стенах которого нигде не блестели штыки часовых.
Оставив лошадей, уже не нужных им теперь, индейцы легли наземь, поползли в высокой траве, как пресмыкающиеся, и таким образом подобрались к самому валу форта.
Все казалось вымершим и безмолвным, но на самом деле две тысячи неустрашимых воинов коварно прокрадывались во мраке, собираясь штурмом брать крепость, где сорок храбрецов ожидали только сигнала вступить в бой.
Когда все приказания были отданы и последние воины, за исключением тех, которые стерегли пленников, сошли с пригорка, Серый Медведь, заметивший некоторое зловещее колебание в рядах союзных предводителей, решился на последнее средство, чтобы заручиться содействием графа. Мы видели, что из этого вышло.
Оставшись один, Серый Медведь дал сигнал к приступу. Индейцы понеслись на пригорок, как вихрь и, размахивая оружием, с громкими воплями ринулись на форт.
Вдруг раздался страшный залп, и форт Макензи, словно новый Синай, появился опоясанный дымом и ослепительными молниями.
Сражение началось.
Вся равнина, насколько мог охватить взор, покрылась многочисленными боевыми отрядами индейцев, которые все стекались к одному центру, неустрашимо идя вперед и то и дело направляя залпы из ружей на форт; с того места, где цепь холмов примыкала к Миссури, постоянно прибывали все новые и новые пиеганы.
Группами от трех до двадцати человек неслись они вскачь на взмыленных лошадях, что заставляло думать, что они прибыли издалека; черноногие были в боевом наряде, в различных украшениях и с разнородным оружием — с луком и колчаном на спине, с ружьем в руке, — при своих талисманах, с головами, увенчанными перьями, некоторые из которых были великолепными орлиными перьями, черными и белыми, и с развевающимся плюмажем.
Они сидели на красивых попонах из пантеровых шкур, подбитых красной материей; верхняя часть их тела была обнажена, только полоска волчьей шкуры перекинута через плечо; их щиты украшались перьями и разноцветным сукном.
В этом наряде индейцы имели величественный и грозный вид, который поражал воображение и внушал страх.
Некоторые из них, подгоняя усталых лошадей кнутом, чтобы скорее достигнуть места битвы, примчались тотчас на высоты с пением и боевым кличем.
На пригорке и около форта борьба казалась всего ожесточеннее. Черноногие укрывались за высоким частоколом, который вбили в землю во время ночи, и отвечали на огонь американцев таким же дружным огнем, криками подбадривая друг друга и призывая мужественно стоять против их неумолимых врагов.
Впрочем, отпор был так же энергичен, как и нападение, и борьба, по-видимому, должна была продлиться долго.
Уже вся равнина была усеяна множеством тел; лошади, освободившись от седоков, с громким ржанием разбегались в разные стороны, и стон раненых сливался по временам с вызывающими криками штурмующих.
Тотчас вслед за тем, как был подан сигнал, Серый Медведь бегом бросился к палатке, где находился его пленник.
— Теперь пора! — сказал он.
— Я готов, — ответил граф. — Идите, а я буду постоянно находиться возле вас.
— Так пойдемте.
Они вышли вместе и бросились вперед, чтобы встать во главе сражающихся.
Граф де Болье не был вооружен, как объявил об этом заранее; он гордо поднимал голову, когда пуля со свистом пролетала мимо его уха, и улыбался смерти, которую, быть может, призывал в душе. Несмотря на свое презрение к людям белой расы, индеец против воли восхищался таким неподдельным, таким возвышенно-стоическим мужеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34