Назначьте же наместника Моктекусомы, и пусть ваш выбор будет свободный. Изберите самого достойного, и я, как и вы все, с радостью подчинюсь ему.
Поклонившись старейшинам, Серый Медведь примкнул к толпе воинов со спокойным лицом, но с сердцем, снедаемым беспокойством и тоской.
Непривычное для индейцев красноречие пленило их, увлекло и повергло в какое-то исступление. Они почти готовы были видеть в отважном вожде черноногих высшее существо и поклоняться ему на коленях, так точно он попал в цель, желая затронуть в их сердцах чувствительную струну.
Довольно долго в совете преобладала восторженность, доходившая до исступления.
Все говорили разом.
Когда же волнение утихло, мудрейшие из старейшин стали обсуждать, своевременно ли браться за оружие и какова вероятность успеха. Тут-то пламенная вера племен Дальнего Запада в легенду о священном огне и принесла ожидаемую пользу. После довольно продолжительных прений все единодушно высказались в пользу общего восстания.
Порядок, на время нарушенный, вновь восстановился, и Белый Бизон, по поручению вождей объявить мнение совета, заговорил следующим образом:
— Вожди команчей, пауни, сиу, мандан, ассинибойнов и миссури, откройте ваши уши и слушайте мои слова. Сегодня, в четвертый день луны затвердевшего снега, после благоговейного исполнения всех обрядов, чтобы расположить к нам злого духа, известными всем нам вождями — Маленькой Пантерой, Могучим Псом, Белым Бизоном, Серым Медведем, Красным Волком, Белой Коровой, Седым Ястребом, Жемчужной Змеей, Прекрасной Женщиной и другими представителями народа или племени, собравшимися вокруг огня большого совета, перед священным Деревом Повелителя Жизни, решено объявить жестокую войну бледнолицым, нашим поработителям. Так как война эта священна и цель ее — свобода всех, то принимать в ней участие должны все: мужчины, женщины, дети, каждый по мере сил. Сегодня же вожди отправят знамена в те индейские племена, которые при всем желании, ввиду отдаленности их земель, не могли присутствовать на этом совете. Я все сказал.
Громкие восторженные возгласы прервали слова Белого Бизона, который через минуту продолжал:
— После тщательного обсуждения старейшины, вняв просьбе Серого Медведя, главного вождя черноногих, желающего, чтобы совет назначил наместника императора Моктекусомы, верховного властелина индейских воинов, избрали этим высшим наместником, подвластным одному только императору, который с безграничной властью поведет за собой все племена, воина самого мудрого, разумного и достойного повелевать нами. Этот воин — главный вождь черноногих индейцев из древнего племени кайнахов Серый Медведь, брат Солнца, ослепительного светила, которое озаряет нас своими лучами.
Последние слова были встречены громом рукоплесканий. Серый Медведь поклонился вождям, вошел в середину круга и гордо произнес:
— Принимаю, вожди, мои братья, ваше решение. Через год я буду мертв или вы свободны!
— Да здравствует Серый Медведь, великий Серый Медведь черноногих! — вскричала толпа.
— Война бледнолицым! — продолжал Серый Медведь. — Война без отдыха и пощады! Это будет настоящая охота за дикими зверями, подобная охоте бледнолицых на нас! Помните закон прерий: око за око, зуб за зуб! Каждый вождь должен послать знамя войны своему народу, потому что уже к концу этой луны мы разбудим наших врагов громовым ударом.
Сегодня, в седьмой час ночи, мы вновь соберемся, чтобы выбрать моих заместителей, пересчитать наших воинов и назначить день и час атаки. Я все сказал.
Вожди молча наклонили головы и стали расходиться; вскоре они уже скрылись из глаз в облаке пыли.
Серый Медведь и Белый Бизон остались одни.
Отряд черноногих воинов оберегал их, стоя неподвижно на некотором расстоянии.
Скрестив на груди руки, опустив голову и нахмурив брови, Серый Медведь казался погружен в глубокие размышления.
— Ну что? — обратился к нему старик с едва уловимым оттенком иронии в голосе. — Ты имел полный успех, сын мой, теперь ты счастлив и твои планы наконец осуществились.
— Да, война объявлена, — ответил индеец, не замечая насмешливого тона своего приемного отца. — Мой план удался, но теперь я невольно робею перед своей тяжелой задачей. Поймут ли меня эти темные, необразованные люди? Сумеют ли они прочесть в моем сердце любовь и безграничную преданность к ним? Созрели ли они для свободы или, быть может, не достаточно еще настрадались? Отец, отец! Ваше сердце могуче, дух велик, всю свою жизнь вы посвятили великой и бесконечной борьбе, так посоветуйте же мне, помогите мне! Я молод, я слаб, у меня только сильная воля, храбрость и безграничная вера.
Старик грустно улыбнулся и прошептал, отвечая скорее на собственную мысль, чем на слова своего молодого друга:
— Да, положим, я посвятил свою жизнь этой бесконечной борьбе; то дело, ради которого я жертвовал собой, уничтожено, но не совсем — на развалинах дряхлого общества возникло новое, полное жизненных соков, и благодаря нашим усилиям борозда, проложенная нами, так глубока, что уничтожить ее уже нельзя, прогресс идет вперед, несмотря ни на какие преграды. Теперь, сын мой, выходи ты; настало твое время действовать! Свобода жаждет крови. Та кровь, которую ты прольешь в этом никому не известном уголке земного шара, потечет не напрасно: настанет день — и день близкий, надеюсь, — когда свет озарит всех нас. Не унывай, мой мальчик! Новый мир призван переродить старый. Если ты падешь в предстоящей битве, список мучеников вселенной обогатится еще одним именем. Ты падешь, но мысль твоя переживет тебя; мысли не исчезают, они живут во времени. Иди, не останавливайся на избранном пути, это прекраснейший и благороднейший путь для настоящего человека.
Говоря таким образом, этот старый солдат идеи увлекся, его охватила восторженность, он поднял голову, лицо его сияло, освещенное заходящим солнцем, которое придавало ему выражение, какого Серый Медведь, пораженный благоговением, никогда еще не видел. Но вскоре старик грустно покачал головой, огонь в его глазах померк.
— Дитя, — спросил он, — но как же ты сдержишь свое слово? Где ты найдешь Моктекусому?
Молодой вождь улыбнулся.
— Вы скоро его увидите, отец мой, — ответил он.
В то же мгновение индеец на взмыленном коне, из ноздрей которого валил пар, каким-то чудом наездничества стал перед двумя вождями как вкопанный, точно он внезапно превратился в гранитную статую. Не сходя с лошади, он наклонился к уху Серого Медведя и шепнул ему два слова.
— Уже! — вскричал тот. — О, небо за меня! Нельзя терять ни минуты! Скорее лошадь!
— Что случилось? — спросил Белый Бизон.
— Пока что ничего интересного для вас, отец мой; но вскоре вы все узнаете.
— Ты уезжаешь один?
— Так надо. До свидания! Надейтесь!
Он вскочил на лошадь, которая издала громкое ржание и стрелой понеслась прочь.
Спустя десять минут все индейцы скрылись и вокруг Дерева Повелителя Жизни снова царили тишина и безмолвие.
ГЛАВА XI. Американское гостеприимство
Вот каково было положение вещей в тот момент, когда начинается наша история. Закончив теперь все необходимые предварительные объяснения, мы приступим к рассказу с того места, на котором прервали его.
Джон Брайт со своими домочадцами, притаившись за укреплением стана, смотрели с радостью, к которой примешивалось беспокойство, на приближение толпы всадников, мчавшихся как вихрь, поднимая за собой столбы пыли.
— Держать ухо востро, ребята! — сказал американец сыну и слугам. — Не снимать пальца с курка! Вы знаете дьявольскую хитрость этих обезьян здешних прерий, так не дадим же захватить себя врасплох еще раз. При малейшем подозрительном движении — немедленно пулю в лоб! Таким образом мы им докажем, что находимся настороже.
Жена и дочь переселенца, не отрывая глаз от равнины, пристальным взором следили за приближением индейцев.
— Ты, кажется, ошибаешься, мой друг, — возразила мужу миссис Брайт, — эти люди, по-видимому, не имеют враждебных намерений. Индейцы редко нападают днем, а если случайно и решат напасть, то никогда не подходят так открыто.
— К тому же, — прибавила девушка, — если не ошибаюсь, во главе отряда едут европейцы.
— О! Это ни о чем не говорит, дитя, — возразил Джон Брайт. — Прерии кишмя кишат негодяями, которые объединяются с краснокожими, чтобы грабить честных путешественников. Кто знает, не белые ли стали зачинщиками ночного нападения на нас?
— О! Отец, я никогда не поверю этому! — вскричала Диана.
Диана Брайт, о которой мы едва упомянули в нескольких словах, была девушка семнадцати лет, высокая, стройная; ее большие черные глаза, окаймленные бархатистыми ресницами, густые темные волосы, миниатюрный ротик с алыми губками и жемчужными зубками — словом, все в ней пленяло бы и не в этих диких прериях, но тут она буквально приковывала всеобщие взоры.
Религиозно воспитанная матерью, доброй и набожной пресвитерианкой, Диана сочетала в себе всю невинность детства с опытностью повседневной суровой жизни в колониях, где с ранних лет вынуждена была приучаться думать и заботиться о себе самостоятельно.
Между тем всадники быстро приближались; они были уже рядом.
— Это действительно бежит наш скот, — заметил Уильям. — Я узнаю моего доброго коня Султана.
— И Чернушка там, моя бедная корова! — прибавила миссис Брайт со вздохом.
— Утешьтесь, — сказала Диана, — ручаюсь вам, что эти люди гонят их обратно.
Переселенец отрицательно покачал головой.
— Индейцы не отдают того, чем завладели однажды, — сказал он. — Но — ей-Богу! — я внесу ясность в это дело и не дам ограбить себя без сопротивления.
— Подождите еще, отец, — возразил Уильям, удерживая его, поскольку переселенец уже был готов перемахнуть через укрепление, — мы не замедлим увидеть их намерения.
— Гм! По-моему, они очень даже ясны: эти дьяволы хотят предложить нам какую-нибудь гнусную сделку.
— Но мне кажется, что вы ошибаетесь, отец! — с живостью вскричала девушка. — Вот теперь они остановились и как будто совещаются.
Действительно, на расстояние ружейного выстрела от укрепления индейцы и трое белых остановили лошадей и о чем-то говорили между собой.
— Зачем мы здесь остановились? — спрашивал в это время граф у Меткой Пули.
— Гм! Вы не знаете янки, господин Эдуард, — я уверен, что мы не проехали бы и десяти шагов, как были бы встречены градом пуль.
— Полноте! — воскликнул молодой человек, пожимая плечами. — Не сумасшедшие же эти люди, чтобы действовать таким образом.
— Однако они поступили бы именно так. Вглядитесь внимательнее и вы увидите между кольями их укрепления блестящие на солнце дула винтовок.
— И вправду! Разве они хотят, чтобы их зарезали?
— Они и были бы уже убиты, если бы мой брат не заступился за них, — вмешался в разговор Серый Медведь.
— И благодарю вас за это, вождь. Прерии бескрайни, какой вред могут нанести вам эти бедняги?
— Они — никакого, но после них придут другие и поселятся возле, а там еще и еще; глядишь, через полгода на месте, где была одна только дикая природа, такая, какой вышла из-под всемогущих рук Повелителя Жизни, вырос уже целый город.
— Это правда, — заметил Меткая Пуля, — янки ничего не уважают, страсть строить города делает их опасными сумасшедшими.
— Так зачем же мы остановились, вождь? — спросил граф, возвращаясь к своей первой мысли.
— Чтобы вступить в переговоры с бледнолицыми.
— Сделайте мне удовольствие, предоставьте это мне. Я хочу удостовериться, как эти люди понимают правила войны и каким образом они меня примут.
— Мой брат свободен.
— Хорошо. Подождите меня здесь, а главное — ни шагу в мое отсутствие!
Молодой человек снял с себя оружие и отдал его слуге.
— Вы собираетесь идти безоружным к этим еретикам, ваше сиятельство? — вскричал Ивон.
— Как же ты хочешь, чтобы я шел? Ведь парламентеру опасаться нечего.
— Возможно, — возразил бретонец, нисколько не убежденный, — но, право, ваше сиятельство, лучше бы вам оставить при себе хотя бы пистолеты. Никогда нельзя знать наперед, на каких людей нападешь. Далеко ли до беды?
— Не говори глупостей! И граф пожал плечами.
— Если вы непременно хотите идти безоружным разговаривать с этими людьми, которые не внушает мне ни малейшего доверия, я прошу позволения идти с вами, ваше сиятельство.
— Ты-то? Полно, брат! — вскричал молодой человек, смеясь. — Ведь ты страшный трус, это всем известно!
— Правда, но я готов на все, чтобы защитить своего хозяина.
— Именно потому я и не согласен. А вдруг на тебя нападет страх и ты с перепугу перебьешь их всех на месте? Нет, нет, я не хочу этого, у меня нет никакого желания ввязаться в скверную историю из-за тебя.
С этими словами он сошел с лошади и направился в сторону укреплений.
Когда граф был уже совсем близко, он вынул из кармана белый платок и помахал им в воздухе.
Не выпуская винтовки из рук, Джон Брайт внимательно следил за движениями графа; когда он увидел его миролюбивое заявление, то поднял голову и сделал ему знак подойти ближе.
Молодой человек спокойно засунул платок обратно в карман, закурил сигару, вставил монокль в глаз и, тщательно натянув перчатки, храбро двинулся вперед.
У самого укрепления он очутился лицом к лицу с Джоном Брайтом, который ожидал его, опираясь на свою винтовку.
— Что вам надо? — грубо спросил американец. — Говорите скорее, мне некогда болтать.
Граф окинул его надменным взглядом с головы до ног, принял самую презрительную позу и пустил ему в лицо клуб дыма.
— Вы неучтивы, любезнейший, — сухо заметил он.
— Послушайте! — крикнул тот. — Вы что, оскорблять меня пришли, что ли?
— Я пришел оказать вам услугу, но если вы не перемените своего тона, то я боюсь, что буду вынужден отказаться от своих намерений.
— Оказать мне услугу, прошу покорно! А какую же услугу вы можете мне оказать? — усмехнувшись, спросил американец.
— Вы грубиян, с которым говорить очень неприятно, — с осуждением заметил граф. — Я предпочитаю уйти.
— Уйти? Нет, подождите, теперь вы наш драгоценный заложник! Я заберу вас, господин, и отпущу только тогда, когда мне будет выгодно, — возразил американец.
— Неужели? Странно же вы понимаете справедливость! Любопытно право! — вскричал граф все так же насмешливо.
— Справедливости нет там, где речь идет о разбойниках.
— Благодарю за комплимент, почтеннейший. Как же вы удержите меня против моей воли?
— А вот как! — сказал американец, грубо схватив его за плечо.
— Кажется, прости Господи, вы подняли на меня руку! — с живостью вскричал граф, высвободившись быстрым движением.
Не успел переселенец опомниться, как граф перехватил его поперек туловища, приподнял и изо всей силы швырнул через укрепление.
Великан грохнулся оземь посреди своего лагеря совсем ошеломленный.
Вместо того, чтобы удалиться, как сделал бы всякий другой на его месте, молодой человек скрестил руки и преспокойно ждал, куря сигару.
Переселенец между тем, едва опомнившись от удара, встал, потирая бока, встряхиваясь, как мокрая собака, и принялся ощупывать себя, проверяя, все ли кости целы.
Женщины вскрикнули от ужаса, увидев его необычный способ возвращения в лагерь.
Сын и слуги глядели на него, готовые стрелять при малейшем знаке.
— Бросьте оружие! — приказал он им и, снова перескочив через укрепление, подошел к графу.
Тот стоял совершенно бесстрастно.
— Ага! Вы вернулись, — заметил он. — Как вам полет?
— Полноте, полноте, — возразил американец, протягивая ему руку, — я был неправ, я грубая скотина, простите меня!
— Так-то лучше, таким вы мне нравитесь больше; всегда стоит прежде понять друг друга. Ну, теперь вы расположены слушать меня, не правда ли?
— Как нельзя более.
Есть люди, с которыми, подобно тому как поступил граф с Джоном Брайтом, надо действовать при помощи крайних мер, чтобы дать им почувствовать свое превосходство. С подобными людьми надо не рассуждать, но отколотить их, после чего всегда окажется, что эти несговорчивые люди становятся кротки, как агнцы, и делают все, чего от них хотят.
Американец, наделенный большой физической силой и полагаясь на нее, считал себя вправе быть дерзким с человеком худощавым и тщедушным, как ему казалось, но едва этот человек, такой слабый по наружности, доказал ему неоспоримо, что сильнее его, американец, как бык, спрятал рога и отступил.
— Этой ночью, — заговорил тогда граф, — на вас напали черноногие. Я хотел прискакать на помощь, но это оказалось невозможным, да я и опоздал бы в любом случае. Однако, так как по некоторым причинам люди, напавшие на вас, питают ко мне уважение, то я воспользовался своим влиянием на них, чтобы заставить возвратить вам угнанный у вас скот.
— Благодарю; верьте, я искренне сожалею о том, что произошло между нами, но я был так раздосадован этой потерей…
—Я все понимаю и прощаю вам от всего сердца, тем более, что и я, быть может, встряхнул вас не слишком-то нежно с минуту назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34