А на ней, извиваясь как змеи, боролись два человека, стараясь убить друг друга!
Мы уже говорили, что Орлиная Голова схватил Уактено за волосы и запрокинул ему голову. Потом он оперся коленом ему на грудь и, издав свой страшный воинский крик, поднял нож.
— Убивай же меня, негодяй! — крикнул бандит, выстрелив из своего второго пистолета.
Пуля пролетела мимо, не задев индейца.
Орлиная Голова пристально взглянул на Уактено.
— Ты трус! — презрительно сказал он. — Ты, как старая женщина, боишься смерти!
Он сильнее надавил коленом на грудь бандита и вонзил ему в голову нож.
Дикий, пронзительный вопль Уактено слился с торжествующим криком индейца.
В это время лошадь споткнулась о пень и упала; противники свалились на землю.
Один из них тотчас же вскочил.
Это был Орлиная Голова. Он держал в руке окровавленные волосы своего врага.
Но Уактено был еще жив. Обезумевший от ярости и боли, ослепленный кровью, лившейся ему на лицо, он поднялся и бросился на своего не ожидавшего нападения противника.
Они начали бороться и, выхватив ножи, старались свалить друг друга.
Несколько охотников кинулись разнимать их.
Но когда они подбежали, все уже было кончено.
Уактено лежал неподвижно. Орлиная Голова вонзил ему в сердце нож по самую рукоятку.
Бандитам нечего было и думать о сопротивлении.
Когда Уактено упал, пораженный насмерть, Фрэнк объявил от имени своих товарищей, что они сдаются.
Чистое Сердце велел обезоружить и связать их.
Весельчак, так самоотверженно спасший своего друга, получил тяжелую, но, к счастью, не смертельную рану. Его перенесли в пещеру и оставили на попечение Хесуситы.
Орлиная Голова подошел к Чистому Сердцу, который, глубоко задумавшись, стоял, прислонившись к дереву.
— Вожди собрались около костра совета и ждут моего брата, — сказал он.
— Иду! — лаконично отвечал охотник.
Когда они вошли в шалаш, там уже собрались все вожди; кроме них, тут были генерал, Черный Лось и несколько трапперов.
Индеец принес трубку мира и, поклонившись на север, юг, восток и запад, подал ее поочередно каждому из вождей.
Когда она обошла весь круг, он выбросил золу в огонь и, прошептав несколько таинственных, мистических слов, вышел из шалаша.
Тогда старый вождь Солнце встал и поклонился присутствующим.
— Вожди и воины! — сказал он. — Выслушайте слова, которые Владыка жизни вложил в мое сердце. Что хотите вы делать с пленниками? Может быть, вы дадите им свободу, и они вернутся к своей прежней жизни грабежа и убийства, будут похищать ваших жен, угонять ваших лошадей и убивать ваших братьев? Или, может быть, вы отведете их в каменные селения бледнолицых на востоке? Но дорога туда длинна и опасна; она перерезана высокими горами и быстрыми реками. Пленники могут ускользнуть во время этого долгого пути или напасть на вас врасплох ночью, когда вы будете спать, и убить вас. Но если вы даже приведете их в каменные селения, Длинные Ножи тотчас же освободят их. Вы знаете, что они не окажут справедливости краснокожим. Нет, воины! Владыка жизни, предавший в наши руки этих жестоких людей, осудил их на смерть. Он хочет положить конец их злодействам. Когда нам попадется на пути ягуар или бурый медведь, мы убиваем их. Эти люди свирепее ягуаров и бурых медведей; они должны ответить за пролитую кровь. Их нужно привязать к столбу и подвергнуть пытке. Око за око, зуб за зуб! Хорошо ли я говорил, могущественные воины?
Старый вождь сел. Наступила глубокая, торжественная тишина. Все присутствующие были, по-видимому, согласны с ним.
Чистое Сердце, видя, что никто не собирается отвечать оратору, встал со своего места.
— Вожди и воины команчей и белые трапперы, мои братья! — сказал он. — Слова мудрого вождя справедливы. Мы должны осудить наших пленников на смерть. Это жестоко, но нам нельзя поступить иначе, если мы хотим мирно пользоваться плодами нашего тяжелого труда. Но, применяя к бандитам закон прерий, не будем бесчеловечны. Их следует наказать, но не следует наслаждаться их мучениями. Покажем нашим пленникам, что мы мстим не за себя, а за всех, живущих в прериях, — что казнь вызвана необходимостью, а не личной враждой. Их предводитель, самый виновный из всех, уже погиб от руки Орлиной Головы. Будем же справедливы, но милосердны. Предоставим им самим выбор смерти и избавим их от ненужной жестокой пытки. Владыка жизни с улыбкой взглянет на нас. Он будет доволен своими краснокожими детьми и пошлет им богатую добычу, когда они отправятся на охоту. Я кончил. Хорошо ли я говорил, могущественные воины?
Присутствующие внимательно выслушали молодого охотника, а вожди одобрительно взглядывали на него, когда он говорил о милосердии к пленникам. Все, как белые, так и краснокожие, очень любили и уважали его.
Орлиная Голова встал.
— Мой брат, Чистое Сердце, говорил хорошо, — сказал он. — Он прожил не много зим, но мудрость его велика. Мы очень рады, что представился случай доказать ему нашу дружбу, и исполним его желание.
— Благодарю моих братьев! — горячо отвечал Чистое Сердце. — Команчи — благородный народ, и я очень счастлив, что мы друзья и союзники.
Совещание кончилось. Вожди встали и вышли из вигвама.
Все краснокожие и охотники собрались около пленников, окруженных отрядом воинов.
— Собаки бледнолицые! — сказал Орлиная Голова, обращаясь к бандитам. — Совет великих вождей могущественного народа команчей, владеющего обширными охотничьими землями, осудил вас. Вы жили, как дикие звери. Постарайтесь умереть не так, как умирают старые бабы. Будьте мужественны, и Владыка жизни, может быть, сжалится над вами и примет вас в те блаженные земли, где вечно охотятся храбрые, не дрогнувшие при приближении смертного часа.
— Мы готовы, — твердо отвечал Фрэнк. — Привязывайте нас к столбу, изобретайте самые ужасные мучения. Вы не услышите от нас ни одного крика, ни одной жалобы.
— Наш брат, Чистое Сердце, — продолжал Орлиная Голова, — ходатайствовал за вас перед советом. Вас не будут подвергать пытке. Вожди предоставляют вам самим выбор смерти.
Такая снисходительность не обрадовала, а, напротив, глубоко оскорбила бандитов.
Белые, постоянно живущие в прериях, перенимают у индейцев не только их обычаи, но и понятия.
— Какое право имел Чистое Сердце ходатайствовать за нас? — воскликнул Фрэнк. — Разве не считает он нас мужчинами и думает, что мы будем кричать и просить пощады, когда нас подвергнут пытке? Нет, нет! Привязывайте нас к столбу! Вам никогда не удастся придумать для нас таких мучений, которым подвергали мы ваших воинов, попадавших в наши руки!
Трепет гнева пробежал по рядам индейцев, а бандиты приветствовали речь Фрэнка восторженными криками.
— Собаки! Кролики! — кричали они. — Команчи — старые бабы. Им следовало бы нарядиться в юбки!
Чистое Сердце подошел к ним.
— Вы не так поняли слова вождя команчей, — сказал он. — Вам самим предоставляют выбор смерти, но это не оскорбление, а напротив — знак уважения. Вот мой кинжал. Вам развяжут руки, и вы поочередно будете закалывать себя. А человек, убивающий себя сам, с одного удара, храбрее того, который привязан к столбу и оскорбляет своих врагов, стараясь избавиться от мучений и поскорее умереть.
Одобрительные восклицания послышались со всех сторон.
Бандиты переглянулись.
— Мы согласны! — отвечали они.
И вся шумная толпа сразу смолкла в ожидании ужасной сцены, которая должна была разыграться перед ней.
— Развяжите пленников! — сказал Чистое Сердце.
Его приказание было тотчас же исполнено.
— Ваш кинжал? — обратился к нему Фрэнк.
Чистое Сердце вынул кинжал и подал ему.
— Благодарю и прощайте! — твердо сказал бандит и, распахнув одежду, медленно, с улыбкой, как бы наслаждаясь предсмертными муками, вонзил в грудь кинжал.
Синеватая бледность разлилась у него по лицу, вытаращенные глаза дико блуждали, тело пошатнулось и упало на землю.
Он был мертв.
— Теперь моя очередь! — воскликнул стоявший рядом с ним бандит и, выхватив из раны окровавленный, еще дымящийся кинжал, вонзил его в сердце и упал на тело Фрэнка.
Так поочередно умирали все бандиты. Ни один из них не колебался ни одного мгновения, ни один не поддался слабости, и каждый убивал себя, улыбаясь и благодаря Чистое Сердце.
Присутствующие были поражены этим ужасным зрелищем и смотрели на него как очарованные, не спуская глаз. Вид крови опьянял их, и они с трудом переводили дыхание.
Наконец из двадцати бандитов остался в живых только один. Он взглянул на груду лежащих около него трупов и поднял кинжал.
— Очень приятно умирать в такой хорошей компании, — улыбаясь, сказал он. — Интересно бы знать, что делается с человеком после смерти. Ну, сейчас узнаем!
Он заколол себя и упал на трупы своих товарищей.
Эта страшная бойня продолжалась не более четверти часа.(8) Каждый из бандитов умирал с одного удара; ни одному из них не пришлось прибегать ко второму.
— Я возьму этот кинжал, — сказал Орлиная Голова, вынимая его из трепетавшего еще тела последнего бандита. — Это хорошее оружие для воина.
Он вытер его о траву и засунул за пояс.
Мертвых бандитов оскальпировали, а потом трупы вынесли из лагеря.
Их бросили хищным птицам, которые с пронзительными криками уже носились над ними. Они почуяли запах крови.
Страшная шайка Уактено была истреблена, но, к несчастью, она была не единственной в прериях.
Индейцы спокойно разошлись по своим шалашам. Подобные зрелища не действуют на их нервы: они слишком привыкли к ним.
Охотники и трапперы отнеслись к этому не так легко. Несмотря на то, что им часто приходилось видеть, как проливается человеческая кровь; несмотря на то, что они и сами нередко проливали ее — ужасная сцена, которой они были свидетелями, произвела на них гнетущее впечатление.
Чистое Сердце и генерал пошли к пещере.
Хесусита и Люция не выходили оттуда и не подозревали о том, что происходило в лагере.
ГЛАВА XV. Прощение
Генерал был глубоко взволнован, снова свидевшись с Люцией.
Он забыл обо всем, что ему пришлось вынести и пережить за последнее время, обнимая свою горячо любимую племянницу, так чудесно спасшуюся от грозившей ей опасности.
В первые минуты свидания оба они были заняты только друг другом. Генерал расспрашивал Люцию, как жилось ей в то время, как он был в плену; ей хотелось знать, что было с ним.
— Ну, дядя, — сказала она, когда они переговорили обо всем, — что же вы намерены теперь делать?
— Что делать? — грустно повторил он, тяжело вздохнув. — Нам остается только одно, мое дитя. Мы должны поскорее уехать из этих ужасных мест и вернуться в Мексику.
Сердце Люции сжалось, хотя она и сама в душе не могла не согласиться с дядей. Уехать! Значит, ей придется расстаться навсегда с человеком, которого она так горячо полюбила. С каждым днем открывала она в нем все новые достоинства, восхищалась все больше и больше его благородным характером. Она не может жить без него — он необходим для ее счастья!
— Что с тобой, мое дитя? — спросил генерал, нежно сжимая ей руку. — Ты грустна, на глазах у тебя слезы.
— Как же мне не грустить после всего, что произошло за последнее время? — печально отвечала Люция. — Я чувствую, что сердце мое разбито.
— Да, это, конечно, не могло не подействовать на тебя. Но ты еще очень молода, мое дитя. Пройдет некоторое время, и все эти ужасы бесследно изгладятся из твоей памяти. Ты будешь знать, что никогда уже в жизни не придется тебе выносить ничего подобного.
— А скоро мы уедем отсюда?
— Если будет можно, завтра же. Зачем медлить? Мне не удалась поездка, от успеха которой зависело все счастье моей жизни. Бог не хотел этого. Да будет Его воля!
— Что хотите вы сказать, дядя? — быстро спросила Люция.
— Ничего такого, что могло бы интересовать тебя, мое дитя. Тебе незачем знать это — мне легче страдать одному. Я стар и давно уже привык к этому.
— Бедный дядя!
— Спасибо за сочувствие, моя милая. Ну, довольно об этом. Поговорим лучше о людях, которые были так добры к тебе.
— О Чистом Сердце? — прошептала, краснея, Люция.
— Да, о Чистом Сердце и его матери. Я не видел еще этой достойной женщины, так как она ухаживает за раненым Весельчаком, и не мог поблагодарить ее за ту любовь и заботливость, с какими она относилась к тебе.
— Она обращалась со мною, как нежная, любящая мать!
— Я никогда не в состоянии буду отблагодарить ее и Чистое Сердце. О, как счастлива она, имея такого сына! Я лишен этой радости — я одинок! — сказал генерал, закрывая лицо руками.
— А я, дядя? — нежно проговорила молодая девушка.
— Ты — моя милая, горячо любимая дочь, — отвечал генерал, обнимая и целуя ее. — Но сына у меня нет!
— Да, — задумчиво сказала молодая девушка.
— Так как же? — снова начал генерал. — Не могу ли я сделать чего-нибудь для Чистого Сердца? Денег он, конечно, не возьмет; я не осмелюсь и предложить их.
На минуту наступило молчание.
Люция обняла генерала, поцеловала его в лоб и положила головку ему на плечо, чтобы он не видел ее вспыхнувшего лица.
— Мне пришла одна мысль, дядя, — сказала она тихим, дрожащим голосом.
— Говори, мое дитя. Может быть, сам Бог внушил ее тебе.
— У вас нет сына, которому вы могли бы передать свое имя и громадное состояние. Ведь так?
— Увы! — прошептал генерал. — У меня на минуту блеснула надежда найти его, но эта надежда исчезла навсегда!.. Да, у меня нет наследника, — прибавил он громко.
— Чистое Сердце и его мать, конечно, не захотят ничего принять от вас.
— Я знаю это.
— А между тем мне кажется, что, при одном условии, они согласятся на это.
— Что же это за условие? — быстро спросил генерал.
— Вы жалеете о том, что у вас нет сына, которому вы могли бы передать свое имя. Почему бы не усыновить вам Чистое Сердце?
Генерал взглянул на нее. Она дрожала от волнения, на щеках ее выступил яркий румянец.
— О, моя милая! — воскликнул он, нежно целуя ее. — Твоя мысль очень хороша, но, к несчастью, неосуществима. Я был бы счастлив иметь такого сына, как Чистое Сердце; я гордился бы им. Но ты знаешь, что у него есть мать. Она горячо любит его и, конечно, пожелает сохранить его любовь для себя, а не разделять ее с совершенно чужим ей человеком.
— Может быть, вы и правы, — прошептала Люция.
— Но если бы даже мать его из любви к нему и желания дать ему положение в обществе и согласилась на мое предложение, — материнская любовь не остановится ни перед какими жертвами, мое дитя! — то он сам не принял бы его. Неужели ты думаешь, что такой человек, как он, проведший столько лет в пустыне, среди величественной природы, из-за золота, которое он презирает, и имени, которое ему не нужно, согласится отказаться от жизни, полной тревог, но вместе с тем и глубоких радостей? Разве он променяет прерию на наши города? Нет, Люция, он задохнется в них! Оставим же эту мысль, мое дитя. Он никогда не согласится на мое предложение.
— Кто знает, — сказала молодая девушка.
— Бог свидетель, — горячо воскликнул генерал, — что я был бы глубоко счастлив, если бы это удалось. Но к чему утешать себя несбыточными надеждами? Он откажется и, по-моему, будет совершенно прав.
— А все-таки попробуйте, дядя, — настаивала Люция. — Если Чистое Сердце и откажется, он все-таки увидит, что вы оценили его и не оказались неблагодарным.
— Ты требуешь этого? — спросил генерал, по-видимому, и сам желавший того же.
— Я прошу вас исполнить мою просьбу, — отвечала Люция, обнимая его и стараясь скрыть свою радость и волнение. — Не знаю почему, но мне кажется, что вам удастся.
— Изволь, — прошептал, грустно улыбнувшись, генерал. — Попроси Чистое Сердце и его мать прийти ко мне.
— Я сейчас приведу их к вам! — воскликнула Люция.
Она вскочила с места и убежала.
Оставшись один, генерал опустил голову и глубоко задумался.
Через несколько минут Хесусита и Чистое Сердце вошли к нему в сопровождении Люции.
Генерал поднял голову и, любезно поклонившись им, попросил племянницу удалиться.
Молодая девушка вышла.
В пещере было довольно темно, и так как Хесусита полузакрыла лицо кружевной вуалью, то генерал не мог рассмотреть ее.
— Вы желали нас видеть, генерал, — весело сказал Чистое Сердце. — Как видите, мы поспешили исполнить ваше желание.
— Благодарю вас, мой друг; надеюсь, вы позволите мне считать вас другом? Мне хотелось высказать вам и вашей доброй матери мою горячую благодарность за услуги, которые вы оказали мне и моей племяннице.
— Ваши слова вполне вознаграждают меня за все, — взволнованно отвечал Чистое Сердце. — Я дал обет помогать в беде каждому из моих ближних и, оказывая вам услугу, только исполнил его. Ваше уважение и то удовольствие, которое я испытываю в настоящую минуту, служат для меня самой лучшей наградой.
— А я… мне бы хотелось вознаградить вас иначе.
— Вознаградить меня? — воскликнул Чистое Сердце, вспыхнув от гнева при таком оскорблении.
— Позвольте мне закончить, — поспешно сказал генерал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25