Слезы лились у нее по щекам ручьем. Она не сдержалась и шмыгнула носом.
Джеймс повернулся к ней:
— Лора?
Когда она ответила тихим, прерывающимся от рыданий голосом, он чертыхнулся, но подвинулся к ней и обнял рукой за плечи.
— Не надо. Не плачь. Я не сержусь на тебя.
— Я всегда думала, что мужья хотят, чтобы их жены достались им девственницами. Вот никогда бы не подумала, что лично у тебя, наоборот, из-за этого пропадет желание.
Желание у Джеймса отнюдь не пропало, только он не стал сообщать об этом Лоре.
— Ты здесь совершенно ни при чем, — сказал он виновато, пропуская ее волосы сквозь свои пальцы. — Просто я никогда не рассчитывал на то, что именно я лишу девственности мисс Лору Нолан. Вот и все.
— Миссис Лору Пейден, — прошептала она в темноте.
Джеймс улыбнулся и, рискуя потерять выдержку, наклонился и нежно поцеловал ее в висок.
Глава 7
Джеймс сидел на пирсе, свесив ноги над водой, и обзывал себя самыми скверными ругательствами, которые только вообще мог припомнить. Когда он исчерпал весь свой запас, то начал придумывать их.
Прошлой ночью у него в постели была прекрасная женщина. Обнаженная — и жаждущая. Прекрасная, обнаженная, жаждущая женщина, которая к тому же еще и его жена… А он, как идиот, не стал заниматься с ней любовью. Впервые с тех пор, как он потерял невинность в нежном тринадцатилетнем возрасте с опытной девицей восемнадцати лет, взявшей на себя инициативу, Джеймс Пейден оказался неспособен взять женщину.
Неспособен не в физическом смысле. Черт, нет, конечно, не в физическом. В этом смысле он до сих пор был готов. Несколько раз в течение ночи Джеймс просыпался, мучаясь от желания. Рядом с ним спала Лора. Он чувствовал ее запах, исходящее от нее тепло, слышал ее мягкое дыхание.
На рассвете, разозлившись на себя, он встал и потихоньку покинул спальню, стараясь не разбудить жену. Надев только шорты, которые бесшумно достал из ящика комода, он вышел из дома.
Утро было влажным и безветренным. Гардении и жимолость, в изобилии росшие в лесу, окружавшем Индиго-плейс, 22, наполнили своим ароматом теплый воздух. Солнечные лучи пробивались сквозь туман, нависший над заливом Сент-Грегори, — пока еще недостаточно теплые, чтобы разогнать его.
Почему? — спрашивал он себя. Почему то, что Лора оказалась целомудренной, явилось для него таким мощным сдерживающим моментом? Джеймс все думал и думал над этим вопросом и наконец пришел к некоторым выводам.
Во-первых, у него никогда не было девственницы — по той самой причине, что он назвал Лоре прошлой ночью. Он не хотел брать на себя ответственность. Странно, что такой ловелас, как он, испытывал подобные угрызения совести — но так оно и было.
Его никогда не останавливало то, что он может еще больше испортить плохую или сомнительную репутацию женщины, но совесть не позволяла ему скомпрометировать девушку. Ему также было неприятно причинять боль. Секс для Пейдена всегда был чистым удовольствием. Ему было невыносимо думать, что его партнерша не получает от этого хотя бы какого-то удовлетворения.
«Но она же моя жена!» — спорил он сам с собой.
И все же для Джеймса оказаться первым возлюбленным Лоры Нолан означало огромную ответственность. Он не был уверен, что выдержит ее. Его раздражало то, что он чувствовал себя недостойным такой женщины, но именно в этом и была причина его колебаний.
Когда тебя изначально окрестили отщепенцем, то постепенно и сам начинаешь думать, что, может, люди и правы. Вряд ли можно было бы найти более разных людей, чем они с Лорой. В глазах всего общества они абсолютно не подходили друг другу. Лора Нолан представляла одну из самых аристократических семей Джорджии. А Джеймс Пейден всегда считался оборванцем и изгоем. Он сам глубоко верил в то, что действительно недостаточно хорош для Лоры.
Джеймс выругался, разбрызгал ногой воду и встал. Сгорбив плечи, он сердито направился по пирсу к берегу.
Разве он уже не доказал всем, что можно преодолеть свое прошлое, если только проявить настойчивость? Разве его слава и его деньги не обеспечили ему приглашения в самые известные дома Юга? Какого черта он пытается доказать этим беднякам из Грегори?
Пейден пережил свое прошлое, оставив все позади, как бы отмежевавшись от него. Он практически перестал общаться с собственной матерью, лишь посылая ей ежемесячно щедрое пособие. Почему же он должен чувствовать себя неполноценным по отношению к кому-то?
И все же он жутко испугался, когда Лора так доверилась ему.
Потому что дело было не только в комплексе неполноценности, но и в том чувстве вины, которое испытывал Джеймс. Ему страшно не хотелось, чтобы Лора узнала, что он вернулся в Грегори не только с намерением купить Индиго-плейс, 22, но и жениться на ней. Кажущаяся спонтанность его предложения была обманчивой. На самом деле он все тщательно подготовил.
Лора и Индиго-плейс были неотделимы друг от друга. Они были единым целым. И Джеймс хотел получить все целиком. Лора и этот адрес символизировали все, к чему он когда-либо стремился и не мог получить… до нынешнего момента.
Когда нанятые им люди сообщили, что на продажу выставляется Индиго-плейс, 22, Пейден немедленно привел в действие свой план переселения. Время совпало так удачно, что лучшего и пожелать было нельзя. Мэнди предстояло пойти в детский сад после окончания летних каникул. В кратчайший срок Джеймс продал в Атланте дом и всю обстановку, завершил продажу своей фирмы и теперь был полностью готов пустить корни в Грегори. Живя в Индиго-плейс и имея женой Лору Нолан, он станет вхож в те дома, двери которых ранее для него были закрыты.
Однако, подумал Пейден, замедляя свои решительные шаги в направлении дома, Лора Нолан оказалась совсем иной, чем ему представлялось. Она была по-прежнему красива неброской, утонченной красотой. Ее лоск и манеры по-прежнему были безупречны. Она говорила все так же ярко и выразительно. Без всяких сомнений, это была истинная леди.
Но она еще оказалась и настоящей, страстной женщиной, а на это Джеймс не рассчитывал. Он думал, что уговорит ее выйти за него замуж, без всяких эмоций утвердит свои права мужа, а затем между ними установятся сдержанные и достаточно дружеские отношения на благо им обоим. Но эти отношения не будут слишком касаться личной жизни каждого. Ему представлялось, что он заведет себе любовницу, где-нибудь вне города, милую, услужливую женщину, удовлетворяющую его страсть, которую его жена наверняка сочтет пошлой и отвратительной.
Джеймс испытал глубокое потрясение, обнаружив, что та чопорная и воспитанная девочка, которую он помнил, тоже сгорает от страсти. За ее холодной внешностью крылся тлеющий огонь в ожидании того единственного мужчины, который придет и разожжет его. Лора сразу вытеснила из его мыслей планы завести любовницу или вообще иметь какую-то связь на стороне. Если кому-то и суждено удовлетворить его страсть, то Джеймс теперь хотел, чтобы это была его жена.
В дни, предшествовавшие свадьбе, он думал гораздо больше о предстоящей брачной ночи, нежели о том, что его цель вот-вот осуществится. Присутствие Лоры в его жизни стало для него намного важнее, чем обретение нового социального статуса. Пейдена тревожило то волнение, которое охватило его перед свадьбой. Ему было страшно признаться себе, что Лора — женщина, достойная того, чтобы ею дорожили. А не просто трофей, венчающий его достижения.
Джеймса никогда не волновало, любит его кто-нибудь или нет — за исключением Мэнди. А теперь ему нужна была еще и любовь Лоры.
— Папа! — прокричала Мэнди, стоя у задней двери. — Глэдис говорит, что, если ты сию минуту не придешь, твой завтрак остынет.
Джеймс помахал дочери рукой и остаток пути к дому пробежал трусцой. Пока он размышлял на пирсе, Глэдис и Бо вовсю занялись работой по дому. Бо уже вскапывал землю на клумбе для азалий. До Джеймса донесся запах жареного бекона.
Как только он вошел в дом, Мэнди протянула ему чистую футболку. Он крепко обнял и поцеловал дочь, и вместе они сели за стол, который Глэдис уставила тарелками с едой.
— Когда закончите, я подготовлю поднос с завтраком для Лоры, — сказала экономка, наполняя чашку Джеймса кофе. — Она, пожалуй, слишком устала, чтобы спуститься сегодня к завтраку, — подмигнула ему Глэдис. Джеймс болезненно скривился, глядя в свою тарелку с блинчиками.
Как и обещала, Глэдис приготовила поднос для Лоры.
— Можно я тоже пойду ее будить, папа? — спросила Мэнди, когда Джеймс взял поднос и направился к выходу из кухни.
— Нет, душечка, побудь со мной. Мне может понадобиться твоя помощь, — сказала Глэдис.
— Да нет, пусть идет, Глэдис. — На самом деле Джеймс даже рад был присутствию Мэнди в качестве буфера между ним и его девственной новобрачной. — Лоре не удалось вчера побыть с Мэнди подольше. Я уверен, что она не будет возражать.
Мэнди взлетела вверх по лестнице впереди отца, но у двери парадных покоев Джеймс остановил ее, чтобы она не ворвалась туда.
— Давай сначала я войду, — предложил он, вспомнив, что Лора была совсем раздета. Когда он покинул ее, одна нога жены лежала поверх покрывала, а из-под простыни выглядывай розовый венчик груди. — Ты оставайся здесь и сторожи поднос, пока я не позову тебя.
На лице Мэнди было написано разочарование, но она повиновалась отцу, когда он опустил тяжелый поднос на столик в коридоре. Джеймс осторожно открыл двери спальни и на цыпочках вошел в затемненную комнату. Направившись сначала к окнам, он открыл ставни, наполнив комнату солнечным светом.
Взяв ночную рубашку и халат Лоры, которые в его больших руках казались всего лишь полоской ткани и кружева, он понес их в гардеробную. Там он поменял их на более скромный халат и вернулся с ним к кровати.
Он присел на край постели. Во сне Лора выглядела наивной и совсем еще юной. Ее каштановые, чуть высветленные солнцем волосы разметались по подушке. Картина была настолько пленительной, что Джеймс не смог удержаться от искушения дотронуться до них и пропустить прядь между пальцами. Глаза его с пристрастием изучали очертания ее тела под простыней. Плечи, выглядывавшие из-под простыни, были кремовыми и гладкими, словно лепестки магнолии, и, как Джеймс уже знал по опыту, столь же благоухающими.
Отделанный кружевом край простыни все еще ласкал один сосок, розовый и разгоряченный от сна, каждый раз, когда она делала вдох. От этого касания сосок слегка напрягался. Джеймс почувствовал возбуждение, и хотя он только что поел, внутри появилось сосущее чувство, словно от голода.
— Лора. — Ему было так приятно выговаривать ее имя. До этого момента он не знал, что Лора — самое любимое его имя. — Лора. — Джеймс повторил ее имя не только чтобы разбудить ее, но и просто ради удовольствия произнести его еще раз.
Ее веки сонно затрепетали.
— М-м-м?
— За дверью одна очень нетерпеливая приемная дочь ждет, чтобы пожелать тебе доброго утра.
Она наконец открыла глаза. То, с чем столкнулся ее взгляд, сразу окончательно разбудило ее. Ноги Джеймса чуть выше коленей. Одетые в плотно облегающие мягкие шорты, со всей очевидностью подчеркивавшие его пол.
Отбросив волосы с лица, она села, потянув на себя простыню.
— Доброе утро.
— Привет.
В этот момент Лора задумалась о том, была ли исходящая от него сексуальная притягательность намеренной, или же это просто его естественное состояние? Была ли эта сексуальность такой же неотъемлемой его чертой, как зеленые глаза и пухлая нижняя губа?
Исходящая от Джеймса мужественность всегда намекала на то, что он постоянно либо думает о сексе, либо планирует заняться им, либо вспоминает о нем. И не важно, был ли он при этом одет в костюм с галстуком, шорты с футболкой или же был голым. При виде его невольно возникала мысль о хищнике, который ищет добычу и совершенно уверен в том, что поймает и одолеет ее. Пейдену была присуща какая-то постоянная неудовлетворенность, которая импонировала каждой женщине и заставляла ее стремиться стать той, которая наконец утолит этот его постоянный голод.
— Проголодалась?
Лора быстро взглянула на него. Он что, прочитал ее мысли?
— Да, пожалуй, голодна.
— Хорошо. Глэдис приготовила тебе завтрак, прямо как для лесоруба. Ты не против, если мы с Мэнди побудем с тобой, пока ты завтракаешь?
— Буду рада.
— Я позову ее. Но пожалуй, тебе лучше прежде накинуть вот это. — Джеймс протянул халат, который принес из гардеробной. Поскольку муж не оставил ей выбора, Лоре пришлось отпустить простыню. Она скользнула к ее талии, обнажив грудь.
Джеймс помог ей продеть руки в рукава, но, когда она по привычке потянулась к пуговицам, он мягко оттолкнул ее руки.
Не торопясь, он сам застегнул каждую пуговку, а потом завязал бант, который был продет в прорези под грудью. Когда он коснулся мягкой выпуклости груди, оба сделали вид, что не заметили этого.
Закончив, Джеймс отодвинулся и посмотрел на нее с удовлетворением, заправил ей за ухо выбившийся локон и сказал:
— Ну вот, замечательно.
Потом, просто потому что не в силах был устоять, он взял ее грудь в ладонь и подтолкнул вверх так, что она приподнялась над скромным вырезом ночной рубашки. Он нагнулся и прижался губами к гладкой коже, подарив ей неторопливый поцелуй.
Лора была так растрогана этим нежным жестом, что едва совладала с голосом, когда несколько мгновений спустя Джеймс открыл дверь и в комнату ворвалась Мэнди. Она прыгнула на середину постели и приветствовала Лору бурным поцелуем.
— Это здесь спал папа? — спросила она, взбивая пустующую рядом с Лорой подушку.
— Да, — ответила Лора, нервно покосившись на Джеймса, который в это время ставил поднос ей на колени.
— Прямо как по телевизору, — сказала Мэнди, сияя.
— По телевизору? — Лора пила кофе, который Джеймс так заботливо налил ей, прежде чем снова сел на край постели, так, что их бедра соприкоснулись.
— По телевизору всегда показывают мамочку и папочку, и они всегда спят в одной постели. А у меня мамочки не было, и поэтому папе всегда приходилось спать одному. А сейчас уже не нужно. Я рада, что ты теперь моя мамочка.
Лора поставила свою чашку. От волнения у нее перехватило горло.
— Я тоже рада, Мэнди. — Она протянула руки к девочке. Мэнди бросилась к ней и крепко прижалась к ее груди.
Лора посмотрела на Джеймса поверх головы Мэнди. Он поцеловал свой палец и приложил его к мягким губам Лоры.
В их семейной жизни установился определенный распорядок. Джеймс часто работал у телефона по утрам и во второй половине дня. Лора подозревала, что он делает то, что и собирался: ищет интересный способ вложить капитал, что бы заработать свой следующий миллион. Даже в юности, при всей его необузданности, он никогда не был увальнем, никогда не плелся в хвосте.
Джеймс обсуждал с Лорой некоторые свои идеи об инвестициях. Она была потрясена его честолюбием. Ничто не пугало его. Он шел напролом и расправлялся с препятствиями, расшвыривая их в стороны, но, если нужно, был гибок и ловок. Самые невероятные идеи он мог представить как вполне осуществимые. Почта, которую Пейден получал от известных промышленников, свидетельствовала, что не только Лора считала его идеи практичными и осуществимыми.
Они часто ездили в город. Лора перестала стесняться показываться на людях с Джеймсом и свыклась с ролью матери Мэнди. Она упивалась ощущением того, что она частичка этой семьи. От ее внимания не ускользали оценивающие взгляды, которых удостаивался Джеймс, и втайне Лору радовало, что именно она рядом с ним.
Горожане разговаривали с ними радушно, но общество еще не до конца приняло Джеймса. Всех поражало его богатство, но никто не торопился раскрыть ему свои объятия. Джеймс никогда не заговаривал на эту тему, но Лора знала, что это беспокоит его, и скорее из-за Мэнди, чем лично из-за самого себя.
— Джеймс, — решилась Лора как-то вечером. Они сидели в передней гостиной. Мэнди заснула, положив голову на колени Лоры, пока та читала ей. Джеймс изучал газету «Уолл-стрит джорнэл». («Уолл-стрит джорнэл» — газета финансовых кругов США. Уолл-стрит — главная улица финансового центра г. Нью-Йорк.)
— М-м-м?
— Почему бы нам не устроить вечер? Он опустил краешек газеты.
— Вечер?
— В Индиго-плейс так давно не было вечеров, последний был задолго до смерти отца.
— А что ты предлагаешь?
Он задал вопрос почти сердито, но Лора чувствовала, что он заинтересовался.
— Ну, что-нибудь не очень официальное, с массой людей и оркестром. Пока еще погода теплая. Мы могли бы тогда открыть все двери, чтобы гости выходили в сад. Можно повесить фонарики на деревьях и на пирсе. Глэдис и Бо с удовольствием бы похвастались домом теперь, когда ты столько здесь изменил. Как ты думаешь?
Муж свернул газету, отложил ее и пристально посмотрел на нее:
— Будет ли это вечер просто ради удовольствия, или же у тебя есть какие-то иные мотивы?
— Какие же у меня могут быть мотивы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Джеймс повернулся к ней:
— Лора?
Когда она ответила тихим, прерывающимся от рыданий голосом, он чертыхнулся, но подвинулся к ней и обнял рукой за плечи.
— Не надо. Не плачь. Я не сержусь на тебя.
— Я всегда думала, что мужья хотят, чтобы их жены достались им девственницами. Вот никогда бы не подумала, что лично у тебя, наоборот, из-за этого пропадет желание.
Желание у Джеймса отнюдь не пропало, только он не стал сообщать об этом Лоре.
— Ты здесь совершенно ни при чем, — сказал он виновато, пропуская ее волосы сквозь свои пальцы. — Просто я никогда не рассчитывал на то, что именно я лишу девственности мисс Лору Нолан. Вот и все.
— Миссис Лору Пейден, — прошептала она в темноте.
Джеймс улыбнулся и, рискуя потерять выдержку, наклонился и нежно поцеловал ее в висок.
Глава 7
Джеймс сидел на пирсе, свесив ноги над водой, и обзывал себя самыми скверными ругательствами, которые только вообще мог припомнить. Когда он исчерпал весь свой запас, то начал придумывать их.
Прошлой ночью у него в постели была прекрасная женщина. Обнаженная — и жаждущая. Прекрасная, обнаженная, жаждущая женщина, которая к тому же еще и его жена… А он, как идиот, не стал заниматься с ней любовью. Впервые с тех пор, как он потерял невинность в нежном тринадцатилетнем возрасте с опытной девицей восемнадцати лет, взявшей на себя инициативу, Джеймс Пейден оказался неспособен взять женщину.
Неспособен не в физическом смысле. Черт, нет, конечно, не в физическом. В этом смысле он до сих пор был готов. Несколько раз в течение ночи Джеймс просыпался, мучаясь от желания. Рядом с ним спала Лора. Он чувствовал ее запах, исходящее от нее тепло, слышал ее мягкое дыхание.
На рассвете, разозлившись на себя, он встал и потихоньку покинул спальню, стараясь не разбудить жену. Надев только шорты, которые бесшумно достал из ящика комода, он вышел из дома.
Утро было влажным и безветренным. Гардении и жимолость, в изобилии росшие в лесу, окружавшем Индиго-плейс, 22, наполнили своим ароматом теплый воздух. Солнечные лучи пробивались сквозь туман, нависший над заливом Сент-Грегори, — пока еще недостаточно теплые, чтобы разогнать его.
Почему? — спрашивал он себя. Почему то, что Лора оказалась целомудренной, явилось для него таким мощным сдерживающим моментом? Джеймс все думал и думал над этим вопросом и наконец пришел к некоторым выводам.
Во-первых, у него никогда не было девственницы — по той самой причине, что он назвал Лоре прошлой ночью. Он не хотел брать на себя ответственность. Странно, что такой ловелас, как он, испытывал подобные угрызения совести — но так оно и было.
Его никогда не останавливало то, что он может еще больше испортить плохую или сомнительную репутацию женщины, но совесть не позволяла ему скомпрометировать девушку. Ему также было неприятно причинять боль. Секс для Пейдена всегда был чистым удовольствием. Ему было невыносимо думать, что его партнерша не получает от этого хотя бы какого-то удовлетворения.
«Но она же моя жена!» — спорил он сам с собой.
И все же для Джеймса оказаться первым возлюбленным Лоры Нолан означало огромную ответственность. Он не был уверен, что выдержит ее. Его раздражало то, что он чувствовал себя недостойным такой женщины, но именно в этом и была причина его колебаний.
Когда тебя изначально окрестили отщепенцем, то постепенно и сам начинаешь думать, что, может, люди и правы. Вряд ли можно было бы найти более разных людей, чем они с Лорой. В глазах всего общества они абсолютно не подходили друг другу. Лора Нолан представляла одну из самых аристократических семей Джорджии. А Джеймс Пейден всегда считался оборванцем и изгоем. Он сам глубоко верил в то, что действительно недостаточно хорош для Лоры.
Джеймс выругался, разбрызгал ногой воду и встал. Сгорбив плечи, он сердито направился по пирсу к берегу.
Разве он уже не доказал всем, что можно преодолеть свое прошлое, если только проявить настойчивость? Разве его слава и его деньги не обеспечили ему приглашения в самые известные дома Юга? Какого черта он пытается доказать этим беднякам из Грегори?
Пейден пережил свое прошлое, оставив все позади, как бы отмежевавшись от него. Он практически перестал общаться с собственной матерью, лишь посылая ей ежемесячно щедрое пособие. Почему же он должен чувствовать себя неполноценным по отношению к кому-то?
И все же он жутко испугался, когда Лора так доверилась ему.
Потому что дело было не только в комплексе неполноценности, но и в том чувстве вины, которое испытывал Джеймс. Ему страшно не хотелось, чтобы Лора узнала, что он вернулся в Грегори не только с намерением купить Индиго-плейс, 22, но и жениться на ней. Кажущаяся спонтанность его предложения была обманчивой. На самом деле он все тщательно подготовил.
Лора и Индиго-плейс были неотделимы друг от друга. Они были единым целым. И Джеймс хотел получить все целиком. Лора и этот адрес символизировали все, к чему он когда-либо стремился и не мог получить… до нынешнего момента.
Когда нанятые им люди сообщили, что на продажу выставляется Индиго-плейс, 22, Пейден немедленно привел в действие свой план переселения. Время совпало так удачно, что лучшего и пожелать было нельзя. Мэнди предстояло пойти в детский сад после окончания летних каникул. В кратчайший срок Джеймс продал в Атланте дом и всю обстановку, завершил продажу своей фирмы и теперь был полностью готов пустить корни в Грегори. Живя в Индиго-плейс и имея женой Лору Нолан, он станет вхож в те дома, двери которых ранее для него были закрыты.
Однако, подумал Пейден, замедляя свои решительные шаги в направлении дома, Лора Нолан оказалась совсем иной, чем ему представлялось. Она была по-прежнему красива неброской, утонченной красотой. Ее лоск и манеры по-прежнему были безупречны. Она говорила все так же ярко и выразительно. Без всяких сомнений, это была истинная леди.
Но она еще оказалась и настоящей, страстной женщиной, а на это Джеймс не рассчитывал. Он думал, что уговорит ее выйти за него замуж, без всяких эмоций утвердит свои права мужа, а затем между ними установятся сдержанные и достаточно дружеские отношения на благо им обоим. Но эти отношения не будут слишком касаться личной жизни каждого. Ему представлялось, что он заведет себе любовницу, где-нибудь вне города, милую, услужливую женщину, удовлетворяющую его страсть, которую его жена наверняка сочтет пошлой и отвратительной.
Джеймс испытал глубокое потрясение, обнаружив, что та чопорная и воспитанная девочка, которую он помнил, тоже сгорает от страсти. За ее холодной внешностью крылся тлеющий огонь в ожидании того единственного мужчины, который придет и разожжет его. Лора сразу вытеснила из его мыслей планы завести любовницу или вообще иметь какую-то связь на стороне. Если кому-то и суждено удовлетворить его страсть, то Джеймс теперь хотел, чтобы это была его жена.
В дни, предшествовавшие свадьбе, он думал гораздо больше о предстоящей брачной ночи, нежели о том, что его цель вот-вот осуществится. Присутствие Лоры в его жизни стало для него намного важнее, чем обретение нового социального статуса. Пейдена тревожило то волнение, которое охватило его перед свадьбой. Ему было страшно признаться себе, что Лора — женщина, достойная того, чтобы ею дорожили. А не просто трофей, венчающий его достижения.
Джеймса никогда не волновало, любит его кто-нибудь или нет — за исключением Мэнди. А теперь ему нужна была еще и любовь Лоры.
— Папа! — прокричала Мэнди, стоя у задней двери. — Глэдис говорит, что, если ты сию минуту не придешь, твой завтрак остынет.
Джеймс помахал дочери рукой и остаток пути к дому пробежал трусцой. Пока он размышлял на пирсе, Глэдис и Бо вовсю занялись работой по дому. Бо уже вскапывал землю на клумбе для азалий. До Джеймса донесся запах жареного бекона.
Как только он вошел в дом, Мэнди протянула ему чистую футболку. Он крепко обнял и поцеловал дочь, и вместе они сели за стол, который Глэдис уставила тарелками с едой.
— Когда закончите, я подготовлю поднос с завтраком для Лоры, — сказала экономка, наполняя чашку Джеймса кофе. — Она, пожалуй, слишком устала, чтобы спуститься сегодня к завтраку, — подмигнула ему Глэдис. Джеймс болезненно скривился, глядя в свою тарелку с блинчиками.
Как и обещала, Глэдис приготовила поднос для Лоры.
— Можно я тоже пойду ее будить, папа? — спросила Мэнди, когда Джеймс взял поднос и направился к выходу из кухни.
— Нет, душечка, побудь со мной. Мне может понадобиться твоя помощь, — сказала Глэдис.
— Да нет, пусть идет, Глэдис. — На самом деле Джеймс даже рад был присутствию Мэнди в качестве буфера между ним и его девственной новобрачной. — Лоре не удалось вчера побыть с Мэнди подольше. Я уверен, что она не будет возражать.
Мэнди взлетела вверх по лестнице впереди отца, но у двери парадных покоев Джеймс остановил ее, чтобы она не ворвалась туда.
— Давай сначала я войду, — предложил он, вспомнив, что Лора была совсем раздета. Когда он покинул ее, одна нога жены лежала поверх покрывала, а из-под простыни выглядывай розовый венчик груди. — Ты оставайся здесь и сторожи поднос, пока я не позову тебя.
На лице Мэнди было написано разочарование, но она повиновалась отцу, когда он опустил тяжелый поднос на столик в коридоре. Джеймс осторожно открыл двери спальни и на цыпочках вошел в затемненную комнату. Направившись сначала к окнам, он открыл ставни, наполнив комнату солнечным светом.
Взяв ночную рубашку и халат Лоры, которые в его больших руках казались всего лишь полоской ткани и кружева, он понес их в гардеробную. Там он поменял их на более скромный халат и вернулся с ним к кровати.
Он присел на край постели. Во сне Лора выглядела наивной и совсем еще юной. Ее каштановые, чуть высветленные солнцем волосы разметались по подушке. Картина была настолько пленительной, что Джеймс не смог удержаться от искушения дотронуться до них и пропустить прядь между пальцами. Глаза его с пристрастием изучали очертания ее тела под простыней. Плечи, выглядывавшие из-под простыни, были кремовыми и гладкими, словно лепестки магнолии, и, как Джеймс уже знал по опыту, столь же благоухающими.
Отделанный кружевом край простыни все еще ласкал один сосок, розовый и разгоряченный от сна, каждый раз, когда она делала вдох. От этого касания сосок слегка напрягался. Джеймс почувствовал возбуждение, и хотя он только что поел, внутри появилось сосущее чувство, словно от голода.
— Лора. — Ему было так приятно выговаривать ее имя. До этого момента он не знал, что Лора — самое любимое его имя. — Лора. — Джеймс повторил ее имя не только чтобы разбудить ее, но и просто ради удовольствия произнести его еще раз.
Ее веки сонно затрепетали.
— М-м-м?
— За дверью одна очень нетерпеливая приемная дочь ждет, чтобы пожелать тебе доброго утра.
Она наконец открыла глаза. То, с чем столкнулся ее взгляд, сразу окончательно разбудило ее. Ноги Джеймса чуть выше коленей. Одетые в плотно облегающие мягкие шорты, со всей очевидностью подчеркивавшие его пол.
Отбросив волосы с лица, она села, потянув на себя простыню.
— Доброе утро.
— Привет.
В этот момент Лора задумалась о том, была ли исходящая от него сексуальная притягательность намеренной, или же это просто его естественное состояние? Была ли эта сексуальность такой же неотъемлемой его чертой, как зеленые глаза и пухлая нижняя губа?
Исходящая от Джеймса мужественность всегда намекала на то, что он постоянно либо думает о сексе, либо планирует заняться им, либо вспоминает о нем. И не важно, был ли он при этом одет в костюм с галстуком, шорты с футболкой или же был голым. При виде его невольно возникала мысль о хищнике, который ищет добычу и совершенно уверен в том, что поймает и одолеет ее. Пейдену была присуща какая-то постоянная неудовлетворенность, которая импонировала каждой женщине и заставляла ее стремиться стать той, которая наконец утолит этот его постоянный голод.
— Проголодалась?
Лора быстро взглянула на него. Он что, прочитал ее мысли?
— Да, пожалуй, голодна.
— Хорошо. Глэдис приготовила тебе завтрак, прямо как для лесоруба. Ты не против, если мы с Мэнди побудем с тобой, пока ты завтракаешь?
— Буду рада.
— Я позову ее. Но пожалуй, тебе лучше прежде накинуть вот это. — Джеймс протянул халат, который принес из гардеробной. Поскольку муж не оставил ей выбора, Лоре пришлось отпустить простыню. Она скользнула к ее талии, обнажив грудь.
Джеймс помог ей продеть руки в рукава, но, когда она по привычке потянулась к пуговицам, он мягко оттолкнул ее руки.
Не торопясь, он сам застегнул каждую пуговку, а потом завязал бант, который был продет в прорези под грудью. Когда он коснулся мягкой выпуклости груди, оба сделали вид, что не заметили этого.
Закончив, Джеймс отодвинулся и посмотрел на нее с удовлетворением, заправил ей за ухо выбившийся локон и сказал:
— Ну вот, замечательно.
Потом, просто потому что не в силах был устоять, он взял ее грудь в ладонь и подтолкнул вверх так, что она приподнялась над скромным вырезом ночной рубашки. Он нагнулся и прижался губами к гладкой коже, подарив ей неторопливый поцелуй.
Лора была так растрогана этим нежным жестом, что едва совладала с голосом, когда несколько мгновений спустя Джеймс открыл дверь и в комнату ворвалась Мэнди. Она прыгнула на середину постели и приветствовала Лору бурным поцелуем.
— Это здесь спал папа? — спросила она, взбивая пустующую рядом с Лорой подушку.
— Да, — ответила Лора, нервно покосившись на Джеймса, который в это время ставил поднос ей на колени.
— Прямо как по телевизору, — сказала Мэнди, сияя.
— По телевизору? — Лора пила кофе, который Джеймс так заботливо налил ей, прежде чем снова сел на край постели, так, что их бедра соприкоснулись.
— По телевизору всегда показывают мамочку и папочку, и они всегда спят в одной постели. А у меня мамочки не было, и поэтому папе всегда приходилось спать одному. А сейчас уже не нужно. Я рада, что ты теперь моя мамочка.
Лора поставила свою чашку. От волнения у нее перехватило горло.
— Я тоже рада, Мэнди. — Она протянула руки к девочке. Мэнди бросилась к ней и крепко прижалась к ее груди.
Лора посмотрела на Джеймса поверх головы Мэнди. Он поцеловал свой палец и приложил его к мягким губам Лоры.
В их семейной жизни установился определенный распорядок. Джеймс часто работал у телефона по утрам и во второй половине дня. Лора подозревала, что он делает то, что и собирался: ищет интересный способ вложить капитал, что бы заработать свой следующий миллион. Даже в юности, при всей его необузданности, он никогда не был увальнем, никогда не плелся в хвосте.
Джеймс обсуждал с Лорой некоторые свои идеи об инвестициях. Она была потрясена его честолюбием. Ничто не пугало его. Он шел напролом и расправлялся с препятствиями, расшвыривая их в стороны, но, если нужно, был гибок и ловок. Самые невероятные идеи он мог представить как вполне осуществимые. Почта, которую Пейден получал от известных промышленников, свидетельствовала, что не только Лора считала его идеи практичными и осуществимыми.
Они часто ездили в город. Лора перестала стесняться показываться на людях с Джеймсом и свыклась с ролью матери Мэнди. Она упивалась ощущением того, что она частичка этой семьи. От ее внимания не ускользали оценивающие взгляды, которых удостаивался Джеймс, и втайне Лору радовало, что именно она рядом с ним.
Горожане разговаривали с ними радушно, но общество еще не до конца приняло Джеймса. Всех поражало его богатство, но никто не торопился раскрыть ему свои объятия. Джеймс никогда не заговаривал на эту тему, но Лора знала, что это беспокоит его, и скорее из-за Мэнди, чем лично из-за самого себя.
— Джеймс, — решилась Лора как-то вечером. Они сидели в передней гостиной. Мэнди заснула, положив голову на колени Лоры, пока та читала ей. Джеймс изучал газету «Уолл-стрит джорнэл». («Уолл-стрит джорнэл» — газета финансовых кругов США. Уолл-стрит — главная улица финансового центра г. Нью-Йорк.)
— М-м-м?
— Почему бы нам не устроить вечер? Он опустил краешек газеты.
— Вечер?
— В Индиго-плейс так давно не было вечеров, последний был задолго до смерти отца.
— А что ты предлагаешь?
Он задал вопрос почти сердито, но Лора чувствовала, что он заинтересовался.
— Ну, что-нибудь не очень официальное, с массой людей и оркестром. Пока еще погода теплая. Мы могли бы тогда открыть все двери, чтобы гости выходили в сад. Можно повесить фонарики на деревьях и на пирсе. Глэдис и Бо с удовольствием бы похвастались домом теперь, когда ты столько здесь изменил. Как ты думаешь?
Муж свернул газету, отложил ее и пристально посмотрел на нее:
— Будет ли это вечер просто ради удовольствия, или же у тебя есть какие-то иные мотивы?
— Какие же у меня могут быть мотивы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17