Но он только глубоко вздохнул, при этом его живот еще больше запал, образовав глубокую впадину. Рука поднялась и легла на грудь. Ладонь была большой и загорелой, с длинными, сильными пальцами. На ее тыльной стороне росли волоски такого же цвета, что и на груди, вызолоченные солнцем.
Мощная, как колонна, шея уходила в широкие, сильные плечи. Лорен подняла глаза к его лицу и была горько разочарована. Лицо закрывала черная шляпа с низкой тульей и широкими полями. Сын Бена возбудил ее любопытство, и ей захотелось увидеть лицо, венчающее это длинное, стройное тело.
Эд Треверс застал Лорен врасплох, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда он отрывисто сказал:
– Ну, я думаю, мы можем трогаться. Девушка была так погружена в созерцание Джереда Локетта, что не заметила, как начальник станции вернулся.
– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, мистер Тренере. – Лорен и сама была удивлена, насколько ровно и буднично прозвучал ее голос. Неприятное ощущение из области желудка поднялось к груди и подступило к горлу. Эти признаки приближающейся истерики были непривычны для всегда спокойной и безмятежной Лорен Холбрук.
– Не стоит и говорить об этом, – поспешно заверил ее Треверс.
Он щелкнул языком, побуждая забрызганных грязью лошадей стронуться с места, и повозка влилась в поток транспорта, заполнившего улицы столицы Техаса. Они ловко объезжали тележки, экипажи и одиноких всадников, стремясь к выезду из города. На улицах не было ни одного автомобиля, которые Лорен видела во время своей недавней поездки в Рэли.
Извилистая дорога позволила ей увидеть со всех сторон здание Капитолия.
– Я думаю, вы вполне оправданно гордитесь зданием своего Капитолия. Я о нем читала. Оно весьма впечатляет.
Треверс улыбнулся:
– Красный гранит из каменоломни недалеко от ранчо Локетта.
– «Кипойнт», – заметила Лорен.
Она вспомнила, с какой гордостью Бен рассказывал ей о своем ранчо. Он просиял, когда она отметила удачное сочетание фамилии Локетт с названием Кипойнт. Лок – замок, Ки – ключ.
– Удивительно, но очень не многие люди это замечают, – сказал он, широко улыбнувшись, отчего глубокие складки вокруг его рта превратились в некое подобие ямочек.
Улыбка тронула губы Лорен при этом воспоминании, и Треверс искоса посмотрел на нее. Так она знает о «Кипойнте». А знает ли она, кто там живет?
– Вы прежде бывали в Техасе, мисс Холбрук?
– Нет, не бывала. Вот почему я с таким восторгом приняла приглашение Бена приехать и пожить немного в его семье.
Треверс так резко дернул поводья, что повозка накренилась. Она собирается пожить у них? В Коронадо? Или в «Кипойнте»? Ни одно из этих мест не подходило для нее, это просто немыслимо. Ясно как день, что эта девушка – сама невинность. Да что случилось с Беном Локеттом? Уж не спятил ли он?
Они уже выехали из города и теперь направлялись на запад. Когда Лорен вынула шпильки, удерживавшие ее шляпку, Треверс позволил себе заметить:
– На вашем месте я не стал бы ее снимать, мисс Холбрук. У нас жаркое солнце, и ваш хорошенький носик облупится.
Лорен согласилась с ним и снова надела шляпу, но сняла жакет. Легкий ветерок, усиливающийся движением повозки, до известной степени охлаждал ее влажную кожу.
Когда Лорен уселась на прежнее место, Треверс вернулся к своим размышлениям. Дикий бык там, на дне повозки, уже был достаточным основанием для того, чтобы не позволить порядочной женщине жить под одной крышей с этим семейством.
Джеред Локетт был притчей во языцех во всем штате по причине своего порочного поведения и пьянства. В молодости его считали юным прожигателем жизни, но с тех пор, как ему исполнилось тридцать, его эскапады стали вызывать всеобщее презрение. Когда же наконец Джеред возьмется за ум и будет вести себя достойно? Не похоже, что скоро, мрачно решил. Треверс.
Всего месяц назад Джеред вызвал большое смятение на вокзале в Розенбурге. Вместе со своими безалаберными приятелями он пришел в заведение Харви и провел там весь день за выпивкой и игрой. Их присутствие нельзя было не заметить – они вели себя, как стая диких собак. Джеред стал приставать к одной из самых привлекательных девушек Харви с недостойными предложениями. Официантки в железнодорожных ресторанах Санта-Фе известны своей строгой нравственностью. Единственным предложением, которое мог сделать мужчина одной из этих молодых особ, должно было быть предложение вступить в брак и жить в увитом виноградом домике.
Когда девушка решительно отвергла его домогательства, Джеред начал вести себя агрессивно. Управляющему пришлось выкинуть его вон, но уже после того, как он устроил побоище, разломав кучу мебели и разбив гору посуды, при этом дрался, как демон, вырвавшийся из ада, и даже поколотил нескольких посетителей. Шестеро мужчин с трудом обуздали его.
Итак, вздохнул про себя Треверс, возможно, эта молодая женщина ничего не знает о проделках Джереда Локетта. Вне всякого сомнения, они напугали бы ее до смерти.
– В сентябре здесь всегда так жарко? – спросила Лорен, пытаясь вовлечь начальника станции в разговор. Присутствуя на всех приемах у Пратеров уже много лет, она в совершенстве овладела искусством вести ничего не значащую беседу. Мистер Треверс был добр к ней, но по его нахмуренному лбу, озабоченному выражению лица и взглядам, которые он изредка бросал на нее, Лорен видела, что он чем-то озадачен. Неужели она так не похожа на жительниц Техаса?
– Да, – ответил он, стараясь ободрить ее улыбкой, – обычно первые приезжие с севера появляются здесь в конце октября. Большей частью сентябрь у нас бывает жарче июня или даже июля. А как насчет… – Треверс запнулся, не закончив фразы, но Лорен поняла, что он хотел спросить.
– Северной Каролины? Я жила, живу в Клейтоне. Это маленький городок недалеко от Рэли. И там… нет, в сентябре там не бывает так жарко.
– Так вы там познакомились с Беном? – спросил он с любопытством. На ее утвердительный кивок он отреагировал новым вопросом:
– Что же Бен делал в Клейтоне?
Лорен рассказала о дружбе между своим опекуном и владельцем ранчо.
– Многие годы они переписывались, но последние десять лет или около того письма стали приходить нерегулярно. И вот на обратном пути из Нью-Йорка, где он был по делам, Бен решил навестить старого друга.
– Сколько времени вы живете со своим опекуном? Может быть, он проявляет излишнее любопытство? Он не хотел ее обидеть, и ни один человек в здравом уме не рискнул бы раздражать Бена Локетта. Однако она ответила ему с готовностью и без всякого смущения:
– Мой отец тоже был священником. Абель Пратер был его начальником. Мне исполнилось двенадцать, когда отец умер. Пратеры дали мне дом и семью.
– А ваша мать? – спросил Треверс тихо.
– Мне было три года, когда она умерла родами. Младенец, мальчик, родился мертвым.
Ее голос стал еще более тихим и нежным. Треверс заметил, что Лорен потрогала часы-брошь, приколотые к блузке как раз в том месте, где возвышались два упругих холмика девичьей груди.
Эта маленькая брошь – единственное, что осталось у нее в память о матери. Она и еще портрет ее родителей в день свадьбы. Лорен пыталась вспомнить дни, проведенные с этой хорошенькой миниатюрной женщиной, изображенной на портрете, но воспоминания не приходили.
Лорен часто думала, что скрывалось за этим робким взглядом, смотрящим на нее с портрета, каким человеком была ее мать. В минуты тяжелых переживаний или накатывающей тоски по материнской ласке она прикасалась кончиками пальцев к часам, словно этот простой жест мог приблизить ее к матери, заменить общение с ней. Это стало привычкой, смысла которой Лорен не сознавала.
После смерти молодой жены Джеральд Холбрук полностью посвятил себя работе. Он погружался в религиозные книги и обдумывал теологические доктрины в часы, свободные от службы или подготовки к проповеди. И если заботы о его юной дочери падали на плечи очередной домоправительницы, то такова была цена, которую надлежало платить за преданность Христову делу. Лорен знала, что отец по-своему любит ее, и не огорчалась из-за недостатка его внимания, но не могла не чувствовать этого. Она была бы рада более явному проявлению отцовской любви, но понимала, что отец, как Бог, существовал в другом мире.
Лорен была послушным ребенком, спокойным и ненавязчивым и тихо сидела возле отца, когда он занимался в библиотеке. Она рано научилась читать, и персонажи книг стали ее товарищами по играм и поверенными ее тайн. Ее одноклассники не ощущали особой потребности вовлекать «священникову дочку» в свои игры и проказы. Одиночество научило Лорен придумывать для себя развлечения.
Когда Джеральд Холбрук умер, Лорен почти не скучала по нему. Она переселилась в дом Пратеров и без возражений подчинилась укладу их жизни. Они были добрыми людьми и бездетными, поэтому с радостью приняли в свой дом девочку-подростка. Чета Пратеров ничего не жалела для Лорен и даже наняла ей учителя музыки. Девочка оказалась музыкально одаренной, и фортепиано стало ее страстью так же, как и книги.
Каждый, кто приходил в изобилующий безвкусными безделушками дом Пратеров, тут же узнавал в том, как они гордятся Лорен. Она ни разу не обманула их доверия и не разочаровала их.
До тех пор пока не появился Уильям. Как несправедливо, что их отношение к Лорен изменилось из-за него! Ее не в чем было обвинить!
– Мисс Холбрук? – Эд Тренере уже в третий раз задавал ей один и тот же вопрос. Наконец ему удалось привлечь ее внимание.
– Прошу прощения, мистер Треверс. Что вы сказали?
Опущенные поля шляпки не могли скрыть ее покрасневших щек. Она была явно смущена из-за того, что слишком глубоко ушла в свои мысли.
– Я спросил вас, не хотите ли вы пить, – сказал Треверс, доставая из-под сиденья флягу, которую он наполнил водой перед отъездом.
– О да, благодарю вас. – Лорен потянулась к фляге.
Она никогда раньше не пила из фляги и, когда наклонила ее и сделала крошечный глоток, как и подобает леди, почувствовала себя пионером – завоевателем Запада.
Именно в этот момент колесо повозки попало в глубокую колею. От толчка часть воды вылилась на ее блузку. Лорен вытерла подбородок, с которого стекала вода, и восторженно рассмеялась. Ее смех резко оборвался, когда из задней части повозки донесся стон, сменившийся яростным проклятием:
– Сукин сын!
Глава 2
Лорен так резко повернула голову, что у нее заболела шея. Рука Джереда поднялась и надвинула шляпу на лицо еще ниже. Он переместил свое длинное тело в другое, более удобное положение, при этом его мышцы сначала напряглись, потом расслабились. Его неторопливые движения были одновременно и отталкивающими, и возбуждающими.
Лорен бросила взгляд на отчаянно покрасневшего Эда Треверса.
– Прошу прощения, мисс Холбрук. Не обращайте ни малейшего внимания на его лексикон. Он… Она перебила его:
– Что с ним такое?
Лорен испугалась, что сын Бена серьезно занемог.
– Он… он, должно быть… сильно набрался вчера вечером.
Заметив ее полное непонимание, Треверс неохотно пояснил девушке, в чем дело. Пора ей кое-что узнать о Джереде.
– Он слишком много выпил. Разве вы не видите, – сказал он, волнуясь, – и…
– Выпил? – переспросила она недоверчиво. – Так у него похмелье?
Она перевела полный неподдельного ужаса взгляд на распростертую на дне повозки фигуру. Никогда в жизни ей не приходилось видеть человека в такой стадии алкогольного опьянения. В пасторском доме добрый стакан шерри или вина на День благодарения и на Рождество составлял максимальное количество потребляемых спиртных напитков.
По-видимому, Джереда снова сморил сон. Из-под черной шляпы доносилось негромкое похрапывание.
– Пожалуйста, не сердитесь и не огорчайтесь, мисс Холбрук. Это случается довольно часто. Хорошо еще, что его не сцапал шериф и не отправил отсыпаться в тюрьму. К счастью, он добрался до меня нынче утром и попросил встретить ваш поезд и отвезти вас обоих в Коронадо. Он заснул примерно за час до вашего прибытия.
– Бен говорил мне, что если не сумеет приехать в Остин сам, то пришлет кого-нибудь. Полагаю, Джеред не был в восторге от возложенного на него поручения, – заметила Лорен.
– В восторге он был или нет, но он прекрасно знал, что лучше ему сделать то, что велел папочка. Несмотря на то что они такие разные, Джеред Локетт очень уважает своего отца.
Лорен вздохнула, бросив через плечо укоризненный взгляд на лежащего Джереда:
– Трудно поверить, что Джеред Локетт испытывает должное уважение к кому-нибудь или чему-нибудь.
Эд Тренере сдавленно хмыкнул, стараясь направлять повозку таким образом, чтобы снова не угодить в глубокие рытвины на дороге.
– Вероятно, вы правы, мисс Холбрук.
Он отдался собственным размышлениям, и беседа между ними прекратилась. Лорен занялась тем, что стала смотреть на расстилавшийся вокруг пейзаж.
Бен рассказывал ей, что живет в холмистом крае, и теперь она убедилась в этом воочию. Вокруг возвышались покатые холмы, покрытые уже побуревшей в эти первые дни осени травой. Справа весело бежала по каменистой земле затененная кипарисами река. Под невысокими кедрами пасся скот.
По мере того как солнце клонилось к западу, становилось все жарче. Лорен чувствовала, как струйки пота стекают у нее по шее. Ей очень хотелось снять шляпку и обмахиваться ею, вынуть шпильки из своих густых, тяжелых волос и позволить легкому ветерку поиграть ими.
Ее волосы были наказанием для всех домоправительниц, служивших у Джеральда Холбрука. Их мытье и расчесывание являлись постоянной причиной глухого ропота. Миссис Доротея Харрис, вдова с суровым характером, бывшая экономкой в их доме с тех пор, как Лорен исполнилось семь, и до самой смерти отца, заявляла, что волос Лорен хватило бы на шестерых. Каждое утро она грубо стягивала их и так туго заплетала, что у Лорен навертывались слезы на глаза. Отец редко одаривал Лорен комплиментами, но иногда говорил, что густые черные волосы достались ей от матери. И в этом был источник тайной гордости Лорен.
Конечно, сейчас она не могла позволить себе распустить волосы. И речи быть не могло, чтобы приехать в дом Локеттов без шляпки, не говоря уж о распущенных волосах.
Лорен мрачно посмотрела на свою запыленную юбку и с тоской подумала о том, что прибудет к месту назначения растрепанной. Что подумает о ней Бен? Наверное, ему будет стыдно за нее и он пожалеет о своем приглашении. Лорен очень хотелось произвести приятное впечатление на его семью.
Лорен попыталась отряхнуть юбку, но вылетевшее в воздух облако пыли тут же опустилось обратно. Покоряясь неизбежному, она вздохнула и опустила руки на колени.
– Становится слишком сухо и пыльно, – неожиданно произнес Треверс. – Бену, должно быть, стоило большого труда уговорить вас покинуть зеленые холмы Северной Каролины и проделать весь этот путь.
Его любопытство относительно места, уготованного Лорен Холбрук в семье Локеттов, еще не было удовлетворено.
Лорен рассмеялась:
– Он подкупил меня рассказами о Техасе. И я ничуть не разочарована. Здесь замечательно.
– Сколько времени вы здесь пробудете? – не смог удержаться от нового вопроса Треверс.
Она быстро отвернулась и сжала руки в кулаки.
– Я… я точно не знаю. – Лорен удалось справиться с внезапным волнением. – Все будет зависеть от миссис Локетт. Видите ли, я должна стать ее секретарем.
Эд Треверс чуть не свалился с сиденья. Оливии Локетт понадобился секретарь? Что еще затевает старина Бен?
Прежде чем задать новый вопрос, он проглотил образовавшийся в горле комок, поэтому голос его приобрел какие-то скрежещущие нотки:
– И что же вам придется для нее делать?
– Я многие годы помогала моим опекунам устраивать приемы. Бен подумал, что я могла бы избавить миссис Локетт от некоторых ее обязанностей. Ну, например, я могла бы взять на себя ее корреспонденцию. Длительность моего пребывания будет зависеть от того, как мы с ней поладим и понравлюсь ли я ей вообще, – ответила Лорен.
Рассказывая Треверсу о своих планах на будущее, Лорен и сама пыталась представить, как все это будет.
Бедная девочка, думал Треверс. Если все зависит только от симпатий Оливии Локетт к молодым и хорошеньким девушкам, то эта невинная мисс Холбрук отправится куда глаза глядят со следующим поездом из Остина. Оливия могла бы насмерть заморозить любого мужчину одним только жестким, холодным взглядом зеленых креольских глаз. Что уж говорить об этом бедном создании?
Интуитивно Лорен угадала нерешительность и смущение Треверса. Когда Бен предлагал ей это место, она ощутила такое же замешательство. Его предложение было настолько неожиданным, что она оказалась совсем неподготовленной к этому.
Они пообедали пережаренным барашком и вялыми овощами, впрочем, вполне обычными для кухни Пратеров. Лорен всегда чувствовала неудобство за качество блюд, которые предлагала Сибил Пратер своим гостям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Мощная, как колонна, шея уходила в широкие, сильные плечи. Лорен подняла глаза к его лицу и была горько разочарована. Лицо закрывала черная шляпа с низкой тульей и широкими полями. Сын Бена возбудил ее любопытство, и ей захотелось увидеть лицо, венчающее это длинное, стройное тело.
Эд Треверс застал Лорен врасплох, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда он отрывисто сказал:
– Ну, я думаю, мы можем трогаться. Девушка была так погружена в созерцание Джереда Локетта, что не заметила, как начальник станции вернулся.
– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, мистер Тренере. – Лорен и сама была удивлена, насколько ровно и буднично прозвучал ее голос. Неприятное ощущение из области желудка поднялось к груди и подступило к горлу. Эти признаки приближающейся истерики были непривычны для всегда спокойной и безмятежной Лорен Холбрук.
– Не стоит и говорить об этом, – поспешно заверил ее Треверс.
Он щелкнул языком, побуждая забрызганных грязью лошадей стронуться с места, и повозка влилась в поток транспорта, заполнившего улицы столицы Техаса. Они ловко объезжали тележки, экипажи и одиноких всадников, стремясь к выезду из города. На улицах не было ни одного автомобиля, которые Лорен видела во время своей недавней поездки в Рэли.
Извилистая дорога позволила ей увидеть со всех сторон здание Капитолия.
– Я думаю, вы вполне оправданно гордитесь зданием своего Капитолия. Я о нем читала. Оно весьма впечатляет.
Треверс улыбнулся:
– Красный гранит из каменоломни недалеко от ранчо Локетта.
– «Кипойнт», – заметила Лорен.
Она вспомнила, с какой гордостью Бен рассказывал ей о своем ранчо. Он просиял, когда она отметила удачное сочетание фамилии Локетт с названием Кипойнт. Лок – замок, Ки – ключ.
– Удивительно, но очень не многие люди это замечают, – сказал он, широко улыбнувшись, отчего глубокие складки вокруг его рта превратились в некое подобие ямочек.
Улыбка тронула губы Лорен при этом воспоминании, и Треверс искоса посмотрел на нее. Так она знает о «Кипойнте». А знает ли она, кто там живет?
– Вы прежде бывали в Техасе, мисс Холбрук?
– Нет, не бывала. Вот почему я с таким восторгом приняла приглашение Бена приехать и пожить немного в его семье.
Треверс так резко дернул поводья, что повозка накренилась. Она собирается пожить у них? В Коронадо? Или в «Кипойнте»? Ни одно из этих мест не подходило для нее, это просто немыслимо. Ясно как день, что эта девушка – сама невинность. Да что случилось с Беном Локеттом? Уж не спятил ли он?
Они уже выехали из города и теперь направлялись на запад. Когда Лорен вынула шпильки, удерживавшие ее шляпку, Треверс позволил себе заметить:
– На вашем месте я не стал бы ее снимать, мисс Холбрук. У нас жаркое солнце, и ваш хорошенький носик облупится.
Лорен согласилась с ним и снова надела шляпу, но сняла жакет. Легкий ветерок, усиливающийся движением повозки, до известной степени охлаждал ее влажную кожу.
Когда Лорен уселась на прежнее место, Треверс вернулся к своим размышлениям. Дикий бык там, на дне повозки, уже был достаточным основанием для того, чтобы не позволить порядочной женщине жить под одной крышей с этим семейством.
Джеред Локетт был притчей во языцех во всем штате по причине своего порочного поведения и пьянства. В молодости его считали юным прожигателем жизни, но с тех пор, как ему исполнилось тридцать, его эскапады стали вызывать всеобщее презрение. Когда же наконец Джеред возьмется за ум и будет вести себя достойно? Не похоже, что скоро, мрачно решил. Треверс.
Всего месяц назад Джеред вызвал большое смятение на вокзале в Розенбурге. Вместе со своими безалаберными приятелями он пришел в заведение Харви и провел там весь день за выпивкой и игрой. Их присутствие нельзя было не заметить – они вели себя, как стая диких собак. Джеред стал приставать к одной из самых привлекательных девушек Харви с недостойными предложениями. Официантки в железнодорожных ресторанах Санта-Фе известны своей строгой нравственностью. Единственным предложением, которое мог сделать мужчина одной из этих молодых особ, должно было быть предложение вступить в брак и жить в увитом виноградом домике.
Когда девушка решительно отвергла его домогательства, Джеред начал вести себя агрессивно. Управляющему пришлось выкинуть его вон, но уже после того, как он устроил побоище, разломав кучу мебели и разбив гору посуды, при этом дрался, как демон, вырвавшийся из ада, и даже поколотил нескольких посетителей. Шестеро мужчин с трудом обуздали его.
Итак, вздохнул про себя Треверс, возможно, эта молодая женщина ничего не знает о проделках Джереда Локетта. Вне всякого сомнения, они напугали бы ее до смерти.
– В сентябре здесь всегда так жарко? – спросила Лорен, пытаясь вовлечь начальника станции в разговор. Присутствуя на всех приемах у Пратеров уже много лет, она в совершенстве овладела искусством вести ничего не значащую беседу. Мистер Треверс был добр к ней, но по его нахмуренному лбу, озабоченному выражению лица и взглядам, которые он изредка бросал на нее, Лорен видела, что он чем-то озадачен. Неужели она так не похожа на жительниц Техаса?
– Да, – ответил он, стараясь ободрить ее улыбкой, – обычно первые приезжие с севера появляются здесь в конце октября. Большей частью сентябрь у нас бывает жарче июня или даже июля. А как насчет… – Треверс запнулся, не закончив фразы, но Лорен поняла, что он хотел спросить.
– Северной Каролины? Я жила, живу в Клейтоне. Это маленький городок недалеко от Рэли. И там… нет, в сентябре там не бывает так жарко.
– Так вы там познакомились с Беном? – спросил он с любопытством. На ее утвердительный кивок он отреагировал новым вопросом:
– Что же Бен делал в Клейтоне?
Лорен рассказала о дружбе между своим опекуном и владельцем ранчо.
– Многие годы они переписывались, но последние десять лет или около того письма стали приходить нерегулярно. И вот на обратном пути из Нью-Йорка, где он был по делам, Бен решил навестить старого друга.
– Сколько времени вы живете со своим опекуном? Может быть, он проявляет излишнее любопытство? Он не хотел ее обидеть, и ни один человек в здравом уме не рискнул бы раздражать Бена Локетта. Однако она ответила ему с готовностью и без всякого смущения:
– Мой отец тоже был священником. Абель Пратер был его начальником. Мне исполнилось двенадцать, когда отец умер. Пратеры дали мне дом и семью.
– А ваша мать? – спросил Треверс тихо.
– Мне было три года, когда она умерла родами. Младенец, мальчик, родился мертвым.
Ее голос стал еще более тихим и нежным. Треверс заметил, что Лорен потрогала часы-брошь, приколотые к блузке как раз в том месте, где возвышались два упругих холмика девичьей груди.
Эта маленькая брошь – единственное, что осталось у нее в память о матери. Она и еще портрет ее родителей в день свадьбы. Лорен пыталась вспомнить дни, проведенные с этой хорошенькой миниатюрной женщиной, изображенной на портрете, но воспоминания не приходили.
Лорен часто думала, что скрывалось за этим робким взглядом, смотрящим на нее с портрета, каким человеком была ее мать. В минуты тяжелых переживаний или накатывающей тоски по материнской ласке она прикасалась кончиками пальцев к часам, словно этот простой жест мог приблизить ее к матери, заменить общение с ней. Это стало привычкой, смысла которой Лорен не сознавала.
После смерти молодой жены Джеральд Холбрук полностью посвятил себя работе. Он погружался в религиозные книги и обдумывал теологические доктрины в часы, свободные от службы или подготовки к проповеди. И если заботы о его юной дочери падали на плечи очередной домоправительницы, то такова была цена, которую надлежало платить за преданность Христову делу. Лорен знала, что отец по-своему любит ее, и не огорчалась из-за недостатка его внимания, но не могла не чувствовать этого. Она была бы рада более явному проявлению отцовской любви, но понимала, что отец, как Бог, существовал в другом мире.
Лорен была послушным ребенком, спокойным и ненавязчивым и тихо сидела возле отца, когда он занимался в библиотеке. Она рано научилась читать, и персонажи книг стали ее товарищами по играм и поверенными ее тайн. Ее одноклассники не ощущали особой потребности вовлекать «священникову дочку» в свои игры и проказы. Одиночество научило Лорен придумывать для себя развлечения.
Когда Джеральд Холбрук умер, Лорен почти не скучала по нему. Она переселилась в дом Пратеров и без возражений подчинилась укладу их жизни. Они были добрыми людьми и бездетными, поэтому с радостью приняли в свой дом девочку-подростка. Чета Пратеров ничего не жалела для Лорен и даже наняла ей учителя музыки. Девочка оказалась музыкально одаренной, и фортепиано стало ее страстью так же, как и книги.
Каждый, кто приходил в изобилующий безвкусными безделушками дом Пратеров, тут же узнавал в том, как они гордятся Лорен. Она ни разу не обманула их доверия и не разочаровала их.
До тех пор пока не появился Уильям. Как несправедливо, что их отношение к Лорен изменилось из-за него! Ее не в чем было обвинить!
– Мисс Холбрук? – Эд Тренере уже в третий раз задавал ей один и тот же вопрос. Наконец ему удалось привлечь ее внимание.
– Прошу прощения, мистер Треверс. Что вы сказали?
Опущенные поля шляпки не могли скрыть ее покрасневших щек. Она была явно смущена из-за того, что слишком глубоко ушла в свои мысли.
– Я спросил вас, не хотите ли вы пить, – сказал Треверс, доставая из-под сиденья флягу, которую он наполнил водой перед отъездом.
– О да, благодарю вас. – Лорен потянулась к фляге.
Она никогда раньше не пила из фляги и, когда наклонила ее и сделала крошечный глоток, как и подобает леди, почувствовала себя пионером – завоевателем Запада.
Именно в этот момент колесо повозки попало в глубокую колею. От толчка часть воды вылилась на ее блузку. Лорен вытерла подбородок, с которого стекала вода, и восторженно рассмеялась. Ее смех резко оборвался, когда из задней части повозки донесся стон, сменившийся яростным проклятием:
– Сукин сын!
Глава 2
Лорен так резко повернула голову, что у нее заболела шея. Рука Джереда поднялась и надвинула шляпу на лицо еще ниже. Он переместил свое длинное тело в другое, более удобное положение, при этом его мышцы сначала напряглись, потом расслабились. Его неторопливые движения были одновременно и отталкивающими, и возбуждающими.
Лорен бросила взгляд на отчаянно покрасневшего Эда Треверса.
– Прошу прощения, мисс Холбрук. Не обращайте ни малейшего внимания на его лексикон. Он… Она перебила его:
– Что с ним такое?
Лорен испугалась, что сын Бена серьезно занемог.
– Он… он, должно быть… сильно набрался вчера вечером.
Заметив ее полное непонимание, Треверс неохотно пояснил девушке, в чем дело. Пора ей кое-что узнать о Джереде.
– Он слишком много выпил. Разве вы не видите, – сказал он, волнуясь, – и…
– Выпил? – переспросила она недоверчиво. – Так у него похмелье?
Она перевела полный неподдельного ужаса взгляд на распростертую на дне повозки фигуру. Никогда в жизни ей не приходилось видеть человека в такой стадии алкогольного опьянения. В пасторском доме добрый стакан шерри или вина на День благодарения и на Рождество составлял максимальное количество потребляемых спиртных напитков.
По-видимому, Джереда снова сморил сон. Из-под черной шляпы доносилось негромкое похрапывание.
– Пожалуйста, не сердитесь и не огорчайтесь, мисс Холбрук. Это случается довольно часто. Хорошо еще, что его не сцапал шериф и не отправил отсыпаться в тюрьму. К счастью, он добрался до меня нынче утром и попросил встретить ваш поезд и отвезти вас обоих в Коронадо. Он заснул примерно за час до вашего прибытия.
– Бен говорил мне, что если не сумеет приехать в Остин сам, то пришлет кого-нибудь. Полагаю, Джеред не был в восторге от возложенного на него поручения, – заметила Лорен.
– В восторге он был или нет, но он прекрасно знал, что лучше ему сделать то, что велел папочка. Несмотря на то что они такие разные, Джеред Локетт очень уважает своего отца.
Лорен вздохнула, бросив через плечо укоризненный взгляд на лежащего Джереда:
– Трудно поверить, что Джеред Локетт испытывает должное уважение к кому-нибудь или чему-нибудь.
Эд Тренере сдавленно хмыкнул, стараясь направлять повозку таким образом, чтобы снова не угодить в глубокие рытвины на дороге.
– Вероятно, вы правы, мисс Холбрук.
Он отдался собственным размышлениям, и беседа между ними прекратилась. Лорен занялась тем, что стала смотреть на расстилавшийся вокруг пейзаж.
Бен рассказывал ей, что живет в холмистом крае, и теперь она убедилась в этом воочию. Вокруг возвышались покатые холмы, покрытые уже побуревшей в эти первые дни осени травой. Справа весело бежала по каменистой земле затененная кипарисами река. Под невысокими кедрами пасся скот.
По мере того как солнце клонилось к западу, становилось все жарче. Лорен чувствовала, как струйки пота стекают у нее по шее. Ей очень хотелось снять шляпку и обмахиваться ею, вынуть шпильки из своих густых, тяжелых волос и позволить легкому ветерку поиграть ими.
Ее волосы были наказанием для всех домоправительниц, служивших у Джеральда Холбрука. Их мытье и расчесывание являлись постоянной причиной глухого ропота. Миссис Доротея Харрис, вдова с суровым характером, бывшая экономкой в их доме с тех пор, как Лорен исполнилось семь, и до самой смерти отца, заявляла, что волос Лорен хватило бы на шестерых. Каждое утро она грубо стягивала их и так туго заплетала, что у Лорен навертывались слезы на глаза. Отец редко одаривал Лорен комплиментами, но иногда говорил, что густые черные волосы достались ей от матери. И в этом был источник тайной гордости Лорен.
Конечно, сейчас она не могла позволить себе распустить волосы. И речи быть не могло, чтобы приехать в дом Локеттов без шляпки, не говоря уж о распущенных волосах.
Лорен мрачно посмотрела на свою запыленную юбку и с тоской подумала о том, что прибудет к месту назначения растрепанной. Что подумает о ней Бен? Наверное, ему будет стыдно за нее и он пожалеет о своем приглашении. Лорен очень хотелось произвести приятное впечатление на его семью.
Лорен попыталась отряхнуть юбку, но вылетевшее в воздух облако пыли тут же опустилось обратно. Покоряясь неизбежному, она вздохнула и опустила руки на колени.
– Становится слишком сухо и пыльно, – неожиданно произнес Треверс. – Бену, должно быть, стоило большого труда уговорить вас покинуть зеленые холмы Северной Каролины и проделать весь этот путь.
Его любопытство относительно места, уготованного Лорен Холбрук в семье Локеттов, еще не было удовлетворено.
Лорен рассмеялась:
– Он подкупил меня рассказами о Техасе. И я ничуть не разочарована. Здесь замечательно.
– Сколько времени вы здесь пробудете? – не смог удержаться от нового вопроса Треверс.
Она быстро отвернулась и сжала руки в кулаки.
– Я… я точно не знаю. – Лорен удалось справиться с внезапным волнением. – Все будет зависеть от миссис Локетт. Видите ли, я должна стать ее секретарем.
Эд Треверс чуть не свалился с сиденья. Оливии Локетт понадобился секретарь? Что еще затевает старина Бен?
Прежде чем задать новый вопрос, он проглотил образовавшийся в горле комок, поэтому голос его приобрел какие-то скрежещущие нотки:
– И что же вам придется для нее делать?
– Я многие годы помогала моим опекунам устраивать приемы. Бен подумал, что я могла бы избавить миссис Локетт от некоторых ее обязанностей. Ну, например, я могла бы взять на себя ее корреспонденцию. Длительность моего пребывания будет зависеть от того, как мы с ней поладим и понравлюсь ли я ей вообще, – ответила Лорен.
Рассказывая Треверсу о своих планах на будущее, Лорен и сама пыталась представить, как все это будет.
Бедная девочка, думал Треверс. Если все зависит только от симпатий Оливии Локетт к молодым и хорошеньким девушкам, то эта невинная мисс Холбрук отправится куда глаза глядят со следующим поездом из Остина. Оливия могла бы насмерть заморозить любого мужчину одним только жестким, холодным взглядом зеленых креольских глаз. Что уж говорить об этом бедном создании?
Интуитивно Лорен угадала нерешительность и смущение Треверса. Когда Бен предлагал ей это место, она ощутила такое же замешательство. Его предложение было настолько неожиданным, что она оказалась совсем неподготовленной к этому.
Они пообедали пережаренным барашком и вялыми овощами, впрочем, вполне обычными для кухни Пратеров. Лорен всегда чувствовала неудобство за качество блюд, которые предлагала Сибил Пратер своим гостям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39