– Мне бы хотелось, чтобы они были достаточно толковы, чтобы хоть с толком поломать машину. Тогда бы, по крайней мере, у меня была бы, черт побери, возможность спустить с них шкуру! Но что ты можешь делать с этой публикой? С ними только зря время теряешь.
Оскар опять сжал кулаки, и Дрезнер приготовился к еще одной оглушительной плюхе.
– Пошел вон! – заорал Оскар.
Выскакивая за дверь, Дрезнер слышал, как Оскар уговаривал остальных, что лучше всего забыть все происшедшее.
– У меня там наверху есть первостатейный «Мартель», – сказал он.
Это невнятное объяснение, должно быть, не удовлетворило Липольда и Шенбруна. Заседание не пришло ни к какому формальному выводу; не было вынесено никакого приговора. Но они не могли принести жалобу, что Оскар устранялся от слушания или провел его спустя рукава.
Когда потом уже Дрезнер рассказывал об этой истории, он предположил, что в Бринлитце для спасения жизни заключенных пускался в ход целый ряд таких номеров, срабатывавших столь стремительно, что они производили впечатление вмешательства чуть ли не магической силы. Хотя, если говорить по правде, весь Бринлитц как место заключения и производства в буквальном смысле слова представлял собой один потрясающий обман с начала до конца.
Глава 35
И6o предприятие ровным счетом ничего не производило.
– Ни одной гильзы, – будут говорить заключенные Бринлитца, удивленно качая головами. Ни одна из гильз 45-миллиметровых снарядов из делавшихся здесь, не пошла в ход, ни один корпус для ракет. Оскар сам противостоял тому, чтобы данные по Бринлитцу хоть как-то соответствовали выпуску продукции на ДЭФе в годы пребывания в Кракове. В Заблоче производилось эмалированной посуды на сумму 16 миллионов рейхсмарок в год. Участок боеприпасов «Эмалии» за то же самое время произвел гильз на полмиллиона рейхсмарок. Оскар объяснял, что Бринлитц, скорее всего, «в результате отказа от выпуска эмалированной посуды» не получает тех доходов, о которых стоило бы говорить и соответственно не может дать соответствующего выхода продукции. Продукция же военного назначения, говорил он, переживает трудности «начального периода». На деле он смог отправить одну машину с «запасными частями для вооружения», стоимостью в 25 тысяч за все месяцы существования Бринлитца.
– Эти детали, – позже рассказывал Оскар, – поступили в Бринлитц уже в виде полуфабрикатов. Представить меньший объем поставок (для военных усилий) было просто невозможно, потому что ссылки на трудности «начального периода» становились все более и более опасными и для меня, и для моих евреев, ибо министр вооружений Альберт Шпеер от месяца к месяцу повышал объем требований.
Опасность политики Оскара, в соответствии с которой он практически не выпускал продукции, заключалась не только в том, что она создавала ему плохую репутацию в Министерстве вооружений. Он вызывал раздражение у целого ряда других предприятий. Ибо система производства была составлена из отдельных фрагментов: одно предприятие производило гильзы, другое детонаторы, третье снабжало снаряд взрывчаткой и собирало воедино все его компоненты. Таким образом, были основания предполагать, что воздушный налет на один из заводов не нанесет невосполнимый урон производству боеприпасов. Гильзы производства Оскара, которые должны были идти дальше по линии предприятий проверялись на месте инженерами, которых Оскар не знал и до которых не мог добраться. На Бринлитце же практически отсутствовал контроль качества. Оскар порой демонстрировал письма с рекламациями Штерну или Финдеру, Пемперу или Гарде, сопровождая чтение их текстов оглушительным хохотом, словно бы авторы рекламаций были персонажами из комической оперы.
Тем не менее, в поздней истории лагеря зафиксирована неприятность. Утром 28-го апреля 1945 года в кабинете Оскара оказались Штерн и Метек Пемпер; этим утром все заключенные в напряжении ждали, чем завершится опасное ожидание, поскольку ходили слухи, что указанием штурмбанфюрера Хассеброка все они приговорены к смерти. И сегодня же был день рождения Оскара: ему исполнилось тридцать семь лет и на столе уже стояла открытая бутылка коньяка, которой предстояло отметить это событие. И тут же на столе лежала телеграмма с завода по сборке боеприпасов под Брно. В ней говорилось, что противотанковые снаряды Шиндлера настолько низкого качества, что полностью провалились на проверочных испытаниях. Они неточно откалиброваны и, поскольку закалка проходила вне предписанных температурных пределов в ходе испытаний они разрывались на месте.
Оскар пришел в экстаз, прочитав текст, и протянул телеграмму Штерну и Пемперу. Тот помнил удивительные слова Оскара:
– Это самый лучший подарок ко дню рождения, который я когда-либо получал. Потому что теперь я знаю – моя продукция никого не убьет!
Этот инцидент дал понять о наличии двух взаимоисключающих тенденций – обе из области бреда. Для такого производственника, каким был Оскар, было ненормально радоваться тому, что он не производит продукции. Но было и бесстрашное сумасшествие в поведении немецких технократов, которые, уже зная, что пала Вена, а войска маршала Конева обнимаются с американцами на Эльбе, все же неукоснительно требовали, чтобы заводик, затерянный где-то в горах, в строгом соответствии с расписанием продолжал осуществлять поставки высокого качества, как того требовал порядок и производственная дисциплина.
Но главный вопрос, который был связан с телеграммой, пришедшей в день рождения, заключался в том, как Оскар пережил те семь месяцев, что предшествовали его юбилею.
В памяти обитателей Бринлитца осталась целая серия инспекций и проверок. Представители секции "О" осматривали завод, на каждом шагу сверяясь с порядком проверки. Точно так же вели себя и инженеры из Инспектората по делам вооружений. Оскар, как правило, приглашал этих официальных представителей к обеду, в ходе которого отличная ветчина и хороший коньяк смягчали их. В рейхе уже не приходилось рассчитывать на столь обильные угощения и сытные меню. На бродивших по заводу инспекторов, отрыгивавших запахи алкоголя и обильного угощения, склонившиеся над станками заключенные, пылающие горны, лязг прессов – все производило соответствующее впечатление. Одна из историй ходивших среди заключенных, гласила, что среди набора официальных лиц попался один, который во всеуслышание заявлял, что уж его-то Оскар не соблазнил ни показным дружелюбием, ни выпивкой, ни закуской. Оскар перехватил его на лесенке, которая вела из жилого корпуса в цех и, как гласит легенда, спустил вниз головой по ступенькам, в результате чего гость проломил себе череп и сломал ногу. Тем не менее, в Бринлитце не были уверены, кто же оказался столь крепким орешком из СС. Кое-кто утверждал, что это был сам Раш, глава СС и всей службы безопасности Моравии. Сам Оскар никогда не распространялся на эту тему. Анекдот этот – одна из тех историй, говорящая, что в глазах многих людей Оскар представал провидцем, которого ничто не могло застать врасплох. И надо признать, что заключенные имели право распространять подобные истории, ибо в основе их лежало стремление к торжеству справедливости. Ибо он существовал на краю гибели. Но если такие сказки могли как-то утешить их, то и расплата за них могла последовать более, чем жестокая.
Одна из причин, по которой все инспекции покидали Бринлитц удовлетворенными, заключалась в том, что искушенные рабочие Оскара неустанно придумывали новые фокусы. Так, данные о температуре печей для обжига изделий фиксировались на температурной шкале. Датчики калибровали таким образом, что когда стрелка показывала нужную температуру, на самом деле она была на сотню градусов ниже.
«Я уже выслал рекламацию производителю», – всегда мог сказать Оскар инспекции. Он безукоризненно играл роль серьезного производственника, озабоченного падением доходов. Он поносил и недостатки цеха и неквалифицированных немецких мастеров. Он мог еще раз упомянуть трудности «начального периода», давая понять, что когда с проблемами будет покончено, тонны будущих боеприпасов не заставят себя ждать.
В механических мастерских, у печей обжига все выглядело нормально. Станки, казалось, работают с предельной точностью, на самом деле калибровка их была сдвинута на доли миллиметра. И многие из инспекторов из отдала вооружения покидали предприятие не только с грузом сигарет и коньяка, но и полные теплого сочувствия к этому прекрасному парню, которому приходится справляться со столь сложными проблемами.
Штерн всегда утверждал, что в конце эпопеи Оскар просто закупал ящики со снарядными гильзами от других чешских производителей и во время очередной инспекции выдавал их за свою продукцию. Пфефферберг утверждал то же самое. Во всяком случае, стараниями Оскара, демонстрировавшего ловкость рук, Бринлитц продолжал существовать.
Несколько раз, чтобы снизить уровень враждебности со стороны местных властей, он приглашал их представителей на экскурсию по фабрике, за которой следовал обильный обед. Но каждый раз на заводе оказывались люди, чей опыт не позволял им разбираться в производстве боеприпасов. После того, как герру директору пришлось задержаться на Поморской, Липольд, Гофман, руководитель местного отделения партии, стали писать всем официальным лицам, которые только пришли им в голову, – тут на месте, в провинции, в Берлине, – обвиняя Шиндлера в нарушении моральных норм, в неразборчивых связях, в пренебрежении расовыми законами и так далее. Зюссмут дал ему знать о потоке писем, хлынувшем в Троппау. Оскар пригласил в Бринлитц Эрнста Хана. Хан был вторым по значению человеком в штате бюро главного берлинского управления, обслуживающего семьи эсэсовцев.
– Он был, – сказал Оскар, как всегда не скрывая своего отношения, – тот еще пьяница. Вместе с собой Хан прихватил друга детства Франца Боша. Тот, как Оскар давно его охарактеризовал, был «беспросветный алкоголик». От его руки погибла семья Гаттеров. Тем не менее, Оскар, подавив свое отвращение к гостю, радушно приветствовал их, ибо ему нужно было завоевать симпатии общественности.
Явившись в город, Хан, как Оскар и надеялся, предстал в форме со всеми блестящими регалиями. Она была вся украшена нашивками, фестонами и орденами, ибо Хан принадлежал к разряду «старых борцов», вступивших в СС еще в первые дни ее существования и был овеян славой ее побед. С блистательным штандартенфюрером прибыл не менее ослепительный адъютант.
Липольд жил в арендуемом доме вне стен лагеря и тоже был приглашен на обед. С самого же начала вечера он был потрясен до глубины души. Ибо Хан громогласно изъяснялся в любви к Оскару, что, впрочем, свойственно всем завзятым пьяницам. Позже Оскар описывал и гостей, и их мундиры как «воплощение помпезности». Наконец Липольд пришел к убеждению, что сколько бы он ни писал жалоб далекому начальству, скорее всего, все они попадут на стол какому-нибудь старому собутыльнику герра директора, что может обернуться для него же самого крупными неприятностями.
Утром Оскар был замечен разъезжающим по Цвиттау, веселясь в компании важного чина из Берлина. Рядовые наци, останавливаясь на тротуарах, отдавали честь, когда мимо них проезжала слава Рейха.
Но Гофмана не удалось столь же легко, как остальных, загнать в угол. Триста женщин в Бринлитце, как признавал сам Оскар, не обладали «способностью к производственной деятельности». Уже упоминалось, что многие из них день за днем только вязали. Зимой 1944 года, когда на многих была только полосатая униформа, вязание было отнюдь не только времяпрепровождением. Гофман, тем не менее, принес в СС официальную жалобу, что женщины Шиндлера занимаются хищениями его имущества, оставленного в пристройке. Он считает такое положение нетерпимым, скандальным, и более того: оно отчетливо показывает, что на самом деле представляет так называемая деятельность Шиндлера по производству боеприпасов.
Когда Оскар нанес визит Гофману, он нашел старика в триумфальном состоянии духа.
– Мы направили в Берлин петицию с требованием сместить вас, – сказал Гофман. – И на этот раз мы присовокупили к ней данные под присягой показания, что на самом деле ваше предприятие нарушает установления экономики и расовые законы. Мы считаем, что, когда ваша фабрика перейдет под управление специалиста из Брно, получившего ранение в рядах вермахта, он сумеет вернуть ему достойный вид.
Выслушав Гофмана, Оскар принес ему свои извинения, стараясь изображать глубокое раскаяние. Затем он позвонил полковнику Эриху Ланге в Берлин и попросил его не давать ходу петиции клики Гофмана из Цвиттау. Чтобы избежать внесудебного разбирательства, Оскару пришлось потратить 8.000 рейхсмарок, и всю зиму власти Цвиттау, городское партийное начальство досаждало ему, то и дело вызывая его в магистрат, дабы ознакомить его с жалобами горожан, то на присутствие его заключенных, то на состояние его водостоков.
* * *
Оптимистке Люсе лично довелось пережить встречу с инспекцией СС, которая отлично характеризовала методы Оскара.
Люся продолжала пребывать в подвальном помещении – она провела тут всю зиму. Остальные девушки стали чувствовать себя лучше и для окончательной поправки были переведены наверх. Но казалось, что пребывание в Биркенау настолько отравило Люсю, что яд никак не хотел покидать ее организма. Приступы лихорадки возвращались снова и снова. Под мышками возникали карбункулы. Когда один прорывался и начинал затягиваться, возникал другой. Доктор Гандлер, несмотря на возражения своего коллеги Биберштейна, порой вскрывал их просто кухонным ножом. Она продолжала лежать в подвале, где ее хорошо кормили, но мертвенная бледность и слабость не покидали ее. На всем огромном пространстве Европы это было единственное место, где она могла существовать. Порой она думала об этом, но надеялась, что все бури века как-то пройдут над ее головой.
Во время пребывания в этой теплой норе дни и ночи у нее смешались. Она вздрогнула, когда дверь на верхней ступеньке с грохотом распахнулась. Она привыкла к тихим посещениям Эмили Шиндлер, а тут, услышав грохот сапог по ступенькам, напряглась на койке. Ей показалось, что вернулись старые времена «акции».
На деле же оказалось, что явился герр директор вместе с двумя офицерами из Гросс-Розена. Их подкованные сапоги цокали по лестнице, словно готовились раздавить ее. Оскар стоял рядом с ними, когда посетители, озираясь в полусумраке бойлерной, увидели ее. Люся поняла, что пришел ее день. День, когда ей придется принести себя в жертву, чтобы они удалились удовлетворенными. Частично ее скрывал котел, но Оскар не только не сделал никакой попытки отвлечь от нее внимания, но наоборот подошел и остановился у нее в ногах. Поскольку двое из СС еще рассматривали окружение, Оскару представилась возможность заговорить с ней. Он сказал ей самые обычные банальные слова, но она никогда не могла забыть их: «Не волнуйся. Все в порядке». Он стоял вплотную к ней, как бы давая понять инспекторам, что она не заразная больная.
– Еврейская девчонка, – спокойно сказал он. – Я не хотел класть ее в Krankenstube. Воспаление суставов. Так и так с ней покончено. Врачи дают ей день-другой. Не больше тридцати шести часов.
Затем он стал показывать, откуда идет горячая вода, а откуда пар – для дезинфекции. Он демонстрировал клапаны, трубы, соединения и цистерны. Он ходил вокруг ее койки, словно ее тут не существовало, словно она была частью механизмов. Люся не представляла, куда ей смотреть, лежать ли ей с открытыми или закрытыми глазами. Она попыталась притвориться, что находится в бессознательном состоянии. Может, она и переигрывала, но в те минуты Люся думала только о том, чтобы эсэсовцы скорее оказались у основания лестницы. Оскар украдкой улыбнулся ей. Она продолжала оставаться здесь еще полгода и вскарабкавшись по лестнице, встретила ту весну 45-го, которая вернула ее к жизни в изменившемся мире.
* * *
В течение зимы Оскар создавал свой независимый арсенал. И снова на этот счет существуют легенды: некоторые говорили, что оружие было закуплено в самом конце зимы у чешского подполья. Но Оскар пользовался репутацией завзятого национал-социалиста еще с 1938-го года и, скорее всего, не рисковал иметь дела с подпольем. Во всяком случае немалая часть оружия поступила из совершенно законных источников, от оберштурмбанфюрера Раша, шефа полиции и СС в Моравии. В небольшом тайном складе оружия были карабины и автоматы, несколько пистолетов и набор ручных гранат. Оскар достаточно небрежно описал, как он создавал арсенал. Оружие он получал, по его словам, «под предлогом защиты своего предприятия, и обошлось оно мне всего лишь в преподнесенное его (Раша) жене брильянтовое кольцо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53