Эта
тварь не учла, что человек, загнанный в угол, становится куда
опаснее, чем можно ждать от него в другой ситуации. Я
взбунтовался, не в силах больше быть только объектом охоты.
Инстинкт защиты жилища заставил меня развернуться и выхватить
кинжал, который я изо всех сил вонзил в грудь бабуину,
фактически пригвоздив его к скале, -- острие клинка почти на
дюйм вошло в рыхлый песчаник.
Этот случай доказал мне не только отличное качество стали
моего клинка, но и то, что мои собственные мышцы стали намного
сильнее. Я, привыкший быть среди самых сильных на Земле, здесь,
на диком Альмарике, оказался слабаком. Но у меня был разум и
способность учиться и тренировать свое тело. Постепенно я стал
заново обретать уверенность в себе.
Для того, чтобы выжить, я должен был окрепнуть и
закалиться. Так и произошло: моя кожа, выдубленная солнцем и
ветром, стала менее чувствительной к холоду, жаре и боли. Мышцы
стали больше и эластичнее. В общем, я стал настолько силен и
вынослив, насколько не становился уже многие поколения ни один
житель Земли.
Незадолго до моего поспешного перемещения на Альмарик один
из известных экспертов по физической культуре назвал меня
идеально подходящим для жизни в дикой природе. Так вот, этот
эксперт и понятия не имел о том, что говорил. Впрочем, и я
тоже. Сравнить меня сейчас с тем, кого обследовал тот ученый,
-- так я был просто изнеженным хлюпиком и размазней.
А теперь я больше не синел от холода по ночам; острые
камни не ранили мне подошвы при ходьбе и лазании. Я мог с
легкостью обезьяны карабкаться по отвесным скалам, мог часами
бежать без передышки, а на коротких дистанциях перегнать меня
могла бы, пожалуй, только скаковая лошадь. Раны, единственным
лечением для которых была ледяная вода, заживали сами собой.
Все это я рассказываю лишь для того, чтобы показать, какой
тип человека формируется в дикой природе. Если бы она не
выковала из меня существо из стали и дубленой кожи, я ни за что
не смог бы уцелеть в кровавой схватке, которая называется
жизнью на этой планете.
С ощущением собственной силы ко мне постепенно вернулась и
уверенность. Я крепко стоял на ногах и уже с некоторым
презрением поглядывал на своих соседей -- жестоких, но
неразумных тварей. Я больше не убегал, сломя голову, от
одинокого бабуина. Наоборот, с этими зверюгами у меня была
настоящая война, будто основанная на кровной вражде. Я
относился к ним так, как к людям-врагам на Земле. Ведь они
поедали те самые орехи, которые я ел сам.
Очень скоро бабуины перестали преследовать меня, загоняя в
мое убежище. Настал день, когда я один на один встретился с
вожаком их стаи. Косматая тварь выскочила на меня из-за кустов,
сверкая полными ненависти глазами. Отступать было поздно, и,
увернувшись от нацеливавшихся разорвать мое горло рук, я вонзил
кинжал в самое сердце противника.
Но частенько в долину заглядывали и другие звери,
встречаться с которыми я не хотел бы ни при каких
обстоятельствах: гиены, саблезубые леопарды -- больше и
тяжелее, чем земные тигры, и к тому же более кровожадные;
огромные, похожие на лося звери с крокодильими челюстями;
гигантские вепри, покрытые толстым слоем свалявшейся щетины,
которую, казалось, было бы не пробить и самому острому мечу.
Встречались и другие чудовища, появлявшиеся только по ночам; их
мне рассмотреть подробно не удалось. В основном они двигались
почти бесшумно, лишь изредка издавая низкий вой или глухое
уханье. Неизвестное всегда пугает, поэтому ночные чудовища
казались мне более огромными и опасными, чем те, с которыми я
встречался при свете дня.
Я помню, как однажды проснулся в своем убежище на скале от
ощущения того, что ночь погрузилась в напряженную тишину. Луна
уже зашла, и долина лежала в полной темноте. Ни вопли бабуинов,
ни похоронный вой гиен не нарушали зловещее молчание. По долине
двигалось что-то. Я слышал лишь шелестение травы, отмечавшее
движение какого-то огромного тела, но в темноте перед моими
глазами прошла лишь неясная гигантская тень -- нечто,
неестественно большее в длину, чем в ширину. Это неизвестное
существо скрылось за скальной грядой, и через несколько минут
словно вздох облегчения пронесся над долиной. Ночь снова
наполнилась привычными звуками, и я уснул, неясно осознавая,
что лишь случай спас меня и многих обитателей долины от
неведомого и наверняка опасного чудовища.
Я уже рассказывал, что соперничал с бабуинами в поисках
съедобных орехов. Вскоре мне пришлось покинуть долину, чтобы
найти пропитание. Я забирался на вершины холмов и спускался по
их склонам, перелезал через скалы и пересекал ущелья. Об этих
неделях я расскажу очень коротко. Я голодал и объедался до
отвала, убегал от хищников и защищал свою жизнь в кровавых
схватках, -- в общем, я жил обычной, полной опасностей жизнью
странствующего дикаря.
Я был один, без себе подобных, без книг, одежды, без
всего, что составляет цивилизованную жизнь. С точки зрения так
называемого культурного человека, моя жизнь была жалким
прозябанием. Но я так не считаю. Я самореализовывался в этом
существовании, рос и совершенствовался. Я уверен, что истинная
сущность человеческой жизни -- это борьба против враждебных сил
природы, а все остальное -- лишь иллюзии, не имеющие реального
значения.
Мою жизнь наполняли события и приключения, заставляющие
работать с полной отдачей мозг и тело. Просыпаясь утром, я
знал, что увижу закат только благодаря собственной силе,
выносливости и храбрости. Я научился понимать каждый шорох,
каждую тень, каждый след. Со всех сторон мне грозила смерть --
в тысячах проявлений. Даже во сне я не мог ослабить
бдительность. Закрывая глаза на закате, я не был уверен, что
открою их живым и невредимым утром. Я все время был начеку. Эта
фраза значит куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ведь
обычно внимание цивилизованного человека рассеяно. Его
отвлекают тысячи вещей. Он даже не понимает, как многим ему
пришлось пожертвовать, борясь за развитие своего интеллекта.
Я понял, что я тоже был сыном своего времени, и мне
пришлось заново переделывать себя, перестраивать сознание,
учиться концентрировать внимание. И вот теперь я наконец стал
по-настоящему живым: от ногтей до кончиков волос я был напряжен
и готов к действию. Каждый мускул, каждая вена, каждая клетка
-- все мое тело пело, вибрировало, пульсировало жизненной
силой. Почти все мое время и силы уходили на то, чтобы добыть
пропитание и спасти свою шкуру, поэтому мне было не до
комплексов и долгих размышлений на философские темы. А тем
особо сложно устроенным умникам, которые посчитают такое
понимание слишком упрощенным, я позволю напомнить, что легко
рассуждать о сложных материях, когда о твоем пропитании и
безопасности позаботились другое. Да, моя жизнь и раньше была
не слишком усложнена, а теперь она и вовсе упростилась. Я жил
лишь одним днем, не задумываясь о прошлом и будущем.
Всю мою жизнь мне приходилось обуздывать инстинкты,
усмирять бьющую через край энергию. Теперь же я был свободен,
свободен использовать все свои силы в не ограниченной никакими
правилами борьбе за существование, и я знал, что о такой
свободе другие не могут и мечтать.
В моих странствиях -- с тех пор, как я покинул долину, --
я прошел огромное расстояние. И за все это время я не встретил
никаких следов деятельности человека или человекоподобных
существ.
x x x
В один из дней, когда я, поднявшись на вершину очередного
холма, оглядывал окрестности, мой взгляд неожиданно наткнулся
на фигуру человека. Встреча была абсолютно неожиданной.
Впрочем, замеченному мной чернокожему созданию, похожему на уже
виденного мной обитателя Альмарика, было не до меня.
У подножия холма, на поляне, густо поросшей травой,
человек вступил в неравную схватку с саблезубым леопардом.
Исход боя был мне ясен с самого начала: ни один человек не
может противостоять гигантской кровожадной кошке.
И все же в воздухе мелькнул занесенный кинжал, описав дугу
между зверем и его добычей. Судя по крови, заливающей шкуру
леопарда, это был не первый удар стального клинка. Но было
ясно, что долго человек не выдержит, в любой момент схватка
могла окончиться его гибелью.
Еще не успев додумать до конца эту мысль, я уже несся вниз
по склону. Разумеется, я не был ничем обязан тому человеку, но
его отчаянная храбрость затронула какие-то чувствительные
струны в глубине моей огрубевшей души. Я не стал кричать, а
молча бросился на гигантскую кошку со спины. В тот момент,
когда человек выронил свой клинок и упал под натиском зверя, я
нанес леопарду сильнейший удар кинжалом между лопаток.
С диким ревом зверь отпустил жертву и покатился по траве,
царапая землю когтистыми лапами, заливая все вокруг кровью,
фонтаном бьющей из раны.
Зрелище было не для слабонервных; я с облегчением
вздохнул, когда леопард наконец вздрогнул в последний раз и
затих.
Я повернулся к лежащему человеку, не особо рассчитывая
найти его живым. Прежде, чем нанести леопарду удар, я увидел,
как огромные клыки зверя сомкнулись на горле упавшей жертвы.
Человек лежал в луже крови, вытекшей из чудовищной раны на
шее. Под содранной кожей виднелась пульсирующая, но не
поврежденная артерия. Когти леопарда не менее жестоко прошлись
по животу человека -- через рваные края раны виднелись
разодранные внутренности и надломленная кость. К моему
изумлению, человек был не только жив, но и оставался в
сознании. Но прямо на моих глазах жизнь покидала его, гася
огонь в глазах.
Я кое-как перевязал раны его разорванной на полосы одеждой
и вновь посмотрел бедняге в лицо. Несомненно, он умирал,
несмотря на невероятную живучесть и волю к жизни, которые, как
я уже имел удовольствие узнать, были свойственны людям его
расы. Да, этот человек был явно из того же народа, что и тот, с
которым я подрался в первый же день пребывания на Альмарике.
Стоило мне лишь на минуту отвлечься и предаться
воспоминаниям, как я чуть не поплатился за это жизнью: что-то
со свистом пронеслось мимо моего уха и вонзилось в склон холма
за моей спиной. Обернувшись, я увидел длинную стрелу, торчащую
из земли. В тот же миг до моих ушей донеслись громкие крики.
Оглядевшись, я увидел, что ко мне со всех ног несутся с
полдюжины волосатых людей, на ходу прилаживая стрелы к лукам.
Инстинктивно меняя направление, я зигзагами понесся прочь.
Свист стрел над головой изрядно помог мне набрать нужную
скорость. Добравшись до спасительной стены зарослей, я не
остановился, а полез вглубь, царапаясь о шипы и обдирая локти и
колени. Этот случай окончательно убедил меня в том, что люди на
Альмарике столь же враждебны и опасны, сколь и звери, и что мне
лучше всячески избегать втреч с ними.
Вдруг мой гнев и злость уступили место другому чувству --
глубокому изумлению. Вспоминая бежавших ко мне людей, я явно
слышал их крики на чистом английском. Кроме того, мой язык
понимал и говорил на нем мой первый противник. Тщетно я пытался
найти ответ на этот вопрос. За время пребывания на Альмарике я
сумел уяснить для себя, что все местные вещи и живые существа,
чем-то напоминающие земные, имеют куда больше различий, чем
общих черт с ними. Невозможным казалось предположить, что
эволюция на столь разных планетах привела к созданию абсолютно
одинакового языка. Но и не верить своим ушам я не мог.
Выругавшись, я решил не тратить время на бессмысленное
обдумывание проблемы, которую я пока что не мог решить.
Быть может, именно это происшествие, эта встреча пусть с
враждебными, но людьми, заставила меня изрядно погрустнеть. Мне
захотелось попасть в общество себе подобных, а не бродить в
одиночестве по холмам и долинам, населенным одними кровожадными
хищниками. Вскоре передо мной расстелилась до самого горизонта
бескрайняя равнина. И хотя я не надеялся встретить на ней
доброжелательных человекоподобных, я все же решил попытать
счастья и пойти вперед, не зная, какие новые опасности ждут
меня на открытой местности.
Прежде, чем покинуть холмы, я, повинуясь неясному
внутреннему требованию, сбрил острым, как бритва, кинжалом
изрядно выросшую бороду и подравнял гриву волос на голове. Не
знаю, зачем я это сделал; быть может, повинуясь инстинкту,
человек, отправляясь в новые места, старается привести себя в
порядок, чтобы "лучше выглядеть".
x x x
На следующее утро я ступил на бескрайнюю равнину,
простиравшуюся до горизонта на юг и восток. В первый же день я
прошел немалое расстояние без каких бы то ни было происшествий.
По пути я пересек несколько небольших рек, трава вокруг которых
поднималась выше моей головы. В этих густых зарослях я слышал
шаги и дыхание каких-то больших животных, которых я с
превеликой осторожностью старался обходить стороной.
Над речками сновали взад-вперед птицы всевозможных цветов
и размеров. Одни молча проносились над моей головой, другие
издавали пронзительные крики, вонзаясь в воду, чтобы схватить
какую-нибудь рыбешку.
Дальше на равнине я увидел стада животных, похожих на
некрупных оленей, а кроме того, мне на глаза попались
совершенно невероятные создания: что-то, напоминающее свинью с
необыкновенно толстым животом и длинными тонкими ногами,
передвигающееся неровными скачками, словно кенгуру. Это зрелище
меня от души позабавило, и я рассмеялся, заметив, что это
случилось впервые после моего появления на этой планете, если
не считать коротких удовлетворенных смешков над трупом
поверженного противника.
В ту ночь я уснул прямо в густой траве неподалеку от одной
из речушек и мог бы стать легкой добычей какого-нибудь ночного
хищника. Но судьба оказалась ко мне благосклонна. Темнота
вокруг была полна ревом и рыком охотящихся чудовищ, но ни одно
из них не приблизилось ко мне. Ночь была теплой и приятной,
совсем не похожей на почти морозные ночи в холмах.
Следующий день принес мне новое открытие. С тех пор, как я
оказался на Альмарике, я не видел огня. Скалы и холмы были
сложены из какого-то неизвестного на земле камня, похожего
мягкостью и хрупкостью на песчаник. А здесь, на равнине, я
наткнулся на кусок зеленоватого камня, фактурой напоминающего
кремень. Затратив некоторые усилия на первые, тренировочные
попытки, я все же сумел не только высечь из него искры
скользящим ударом кинжала, но и поджечь ими сухую траву,
поднесенную поближе. Еще несколько минут старательного
раздувания -- и вот уже передо мной полыхал небольшой костерок.
В ту ночь я окружил место своего привала огненным кольцом
из долго горящих стеблей растения, похожего на бамбук. Я
почувствовал себя в сравнительной безопасности, хотя и привычно
вздрагивал, заслышав крадущиеся шаги неподалеку или увидев
отражающие огонь глаза в темноте.
Здесь, на равнине, я питался в основном плодами, которые,
как я видел, поедали птицы. Эти фрукты были вкусны, но им
недоставало питательной ценности оставшихся позади скальных
орехов. Имея возможность развести огонь, я стал плотоядно
присматриваться к оленям, прикидывая, каким способом можно было
бы прикончить одного из этих чутких и боязливых животных.
Так я много дней шел по бескрайней равнине, пока не набрел
на большой, огороженный стеной город.
Увидел я его перед самым закатом, и как бы мне ни хотелось
побыстрее исследовать его, я заставил себя отложить осмотр до
утра. Разложив костер, я гадал, заметят ли огонь из города и
вышлют ли отряд для того, чтобы выяснить, кто и зачем всю ночь
напролет жжет сухую траву и стебли бамбука.
Стемнело, и я уже не мог разглядеть близкий город, но даже
в неясном свете звезд я не столько видел, сколько чувствовал
присутствие массивных стен и могучих сторожевых башен
загадочной крепости.
Я лежал на земле, окруженный огнем, и пытался представить
себе, как могут выглядеть обитатели этого таинственного города.
Принадлежат ли они к той же дикой и кровожадной расе,
представителей которой я уже имел удовольствие лицезреть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21