Можно собирать цветы и молчать веками. Что дальше? То ли самое отражает их душа? Душа папы — спокойное чтение, душа мамы — молчаливый сбор цветущих растений. Мир и покой, молчание. Мои вопросы о стихах и о смерти не просто вопросы любознательной девочки. Что-то другое. Возможно, мне хотелось всколыхнуть это благообразие, стать возмутителем спокойствия. Не получилось.
ЯНВАРЬ
I
Белым-бело.
Провисло в поле небо.
Под ним, сермяжным, снег еще белей.
Все неподвижно, панорама стынет,
лишь там, вдали, по ниточке дороги
к полоске леса движется возок.
II
Зима.
Стеклодувное царство.
И в каждом сосуде сквозит
блестящее личико солнца.
И в каждом, саду ерундит
белашка по имени Иней.
Он, ножки повесив, сидит,
он в синее небо глядит
и медленно перебирает
пустые стекляшки свои.
А в них, бестелесен и таен,
дух жизни весенней запаян.
III
Без шума ночь сотворена,
глядит желток окна.
Молчит и к прутьям рамы жмется,
а звезды виснут из колодца,
где нет ни облака, ни дна.
И в целом мире я и ты,
и в целом мире только звезды
туманные свивают гнезда
для нашей стынущей мечты.
14 июля. Суббота
Он рассказал про книгу.
Девочка живет в большой дружной семье. У нее безмятежное детство. Она способная, от нее ожидают многого. Влюбчива, часто увлекается. Но вот она взрослеет, и жизнь предстает во всей сложности. Обнажаются проблемы в семье. Способности так и остаются в задатках. Влюбчивость оборачивается тем, что она не в силах полюбить по-настоящему. Словом, драма. Интересно, в какой мере эта книга связана с жизнью Алексея? Вероятно, в немалой.
Мы вышли на участок. Тут есть два-три места, откуда видна улица. Я глядела опасливо. Не заметил бы кто! У меня уже накопилось столько тайного, что не представляю, как это может открыться.
18.00. Если быть точной, то сейчас 18.07. Я и жизнь в дневнике округляю. Не дается она слову, на бумаге выходит нечто иное, более гладкое. Я вот сейчас перечитала последние записи и нашла, что по ним трудно представить Алексея. Нет его портрета. Что толку описывать цвет волос, фигуру, глаза. Нужна метафора. Это правильно, например, что Стасик Потапов похож на птичку. Но не всегда подберешь такое прямое сравнение. Мама тоже порой напоминает мне птицу, особенно когда вижу ее профиль. Большую черную птицу, устремившую отрешенный взгляд в никуда. Дедушка со своей маленькой седой головой и прекрасной осанкой похож на вельможу с литографии прошлого века. Еще точнее, просто на литографию . Именно литографии нашего дома, не масло, не фарфор и не бронза, связаны у меня с образом дедушки. Самый верный признак тети Туси — постоянное поблескивание ее очков. Когда тетя Туся дома, все комнаты наполняются взблескиванием и речами, тоже как бы взблескивающими. Блеск суховатый, педантичный. Ну а папа? Когда он угрюмый, похож на камень, висящий над обрывом. А когда оживлен, почему-то напоминает запорожца, пишущего письмо турецкому султану. То же размахивание руками, жаркие сумбурные речи... Аня — то волчонок, то ласковая покорная собачонка...
Кого же напоминает мне Алексей? Он просто напоминает. В этом вся суть. Мы словно встречались с ним в прошлой жизни, а теперь я стараюсь его разглядеть, узнать. Кого же напоминает мне Алексей? Он напоминает .
Сегодня я философски настроена.
15 июля. Воскресенье
Утро. Сегодня летала во сне. Счастливый такой сон!
Был летний вечер, закат. Вдали белый, в отчетливых искрах замок, зелень холма. Все очень ярко, как на картине. И я лечу, отрываюсь от земли понемногу, все выше и выше. Какое счастье! Хочется петь. Но что-то подсказывает в глубине сознания, что это сон. Пускай, говорю я себе. Если сон, то сейчас, достигнув границы тени, я не почувствую светового всплеска. Вон там яркий коридор заката. Я подлетаю, пересекаю эту черту и... вся ослеплена медным горением! Выхвачена из темноты солнцем, как блестящий самолетик! Вот вам и сон...
Счастье, испытанное во сне, переходит в явь. Так радостно вспоминать! Буду ждать следующего полета.
21.00. Я в Москве. Дедушка достал билеты на французский фильм, и мы всей толпой ходили. Картина пустая, сплошная стрельба, убийства. Я устала и ничего не поняла. Так разболелась голова, что мама решила остаться со мной в Москве, остальные отбыли на дачу.
Мама дала мне таблетки, а сама отправилась навестить Вотковских. Я не против, люблю бывать дома одна. Играла, наслушалась музыки вдоволь.
Звонила своим, но никого не застала. Все разлетелись в разные стороны. Атаров в Крым уехал с родителями, Виталик куда-то в деревню. Я даже Потапову звонила, но никто не ответил. Странная у меня натура. Казалось бы, целиком занята Алексеем, ан нет, и остальных не хочется терять из виду. Тому словечко, этому взгляд. Не забывайте Машу! Диму слегка запустила. Вернусь на дачу, обязательно с ним погуляю, скажу что-то ласковое. Они, кажется, с Аней спелись, меня это почему-то вовсе не радует.
Об Алексее думаю. Конечно, он не лишен странностей. В моих глазах это придает ему значимость. Если уж честно, думаю о нем без конца, просто из головы не выходит. Скорей бы увидеться.
Небо светлеет. Уже около двух. Мама пришла очень поздно, я волновалась. Даже Вотковским звонила, но те удивились, услышав про маму. Интересно, где она была? Вид у нее виноватый и возбужденный одновременно. Даже музыку поставила. Небывалый случай. Потом села ко мне на постель, и мы разговаривали. Не могу сказать, что о важном, но как-то тепло, задушевно. Давно этого не было. А когда уходила, на глазах ее блеснули слезы. Что с мамой такое? Всегда сосредоточена, затворена , а сегодня приоткрылась, и там обнаружилось что-то жалобное.
Я стала бояться за тебя, мой дневник. Вдруг доберутся и все прочитают? Вообще-то в семье у нас это не принято, но мало ли что... Сегодня в Москву тетрадь с собой потащила. Надо придумать на даче тайник. Спокойной ночи!
16 июля. Понедельник
Совсем забросила перевод и книги, даже Гамсуна не дочитала. Слоняюсь без дела, думаю об одном. Диму хотела повидать, да не встретила. Аня тоже все пропадает. Может, с Димой?
Между прочим, Алексей уже месяц на даче, а разговоров о нем не слышно. Неужто никто не заметил? Тихо живет мой гусарский поручик. Я сегодня к нему пришла, да не застала дома, а на столе записка: «Маше. Прошу Вас пожаловать завтра с визитом после обеда». Что ж, пожалуем!
Я сегодня вялая, голова все болит, на душе томление. Никак не пойму, что происходит. Неужто я вправду влюбилась? Беспрестанное думанье о человеке — это и есть любовь? Неги в душе не чувствую, лирические слезы не орошают век, просто думаю. И это любовь? Скудновато.
Дождик пошел. Надо бы чем-то заняться. До сна еще целый вечер. Стихотворение «Февраль» содержит всего лишь одну строфу.
ФЕВРАЛЬ
Среди листков календаря
ты не отыщешь февраля.
Февраль забытый месяц, ибо
он дня лишен, тепла и нимба...
........
17 июля. Вторник
Что было сегодня! Голова идет кругом.
18 июля. Среда
Вчера дождило весь день. После обеда решилась на отчаянную ложь. Надела плащ и сказала, что иду к Патрикеевым на другой конец поселка. Таня, мол, Патрикеева просила помочь с английским. С Таней за нынешнее лето я раза два лишь видалась и совсем не разговаривала. Наши домами дружат, поэтому решила, что номер пройдет. Тем более что тетя Туся блеснула очками и поддержала мое «благородное» начинание.
— Товарищам следует помогать!
На Черной даче меня ждал Алексей. И все было необычно. В комнате прибрано, чисто, несколько сумрачно от мокрого неба. Посреди маленький столик, на нем шампанское, торт, цветы.
— Сегодня маленький юбилей, Маша. Месяц со дня нашего знакомства.
И правда! Ведь он приехал семнадцатого. Мы сели за столик, смеялись и шутили.
— Вот только пригласить некого, — сказал Алексей.
Почему некого? А господина Блютнера? Эта идея понравилась, мы вежливо позвали старика. Тот кряхтел, отговаривался, ссылался на то, что плохо одет. Сюртуку, видите ли, сто лет!
Мы тоже нашли, что наши одежды не слишком парадны.
— На чердаке лежит чемодан с реквизитом, — сказал Алексей, — возможно, удастся подобрать наряды.
И мы подобрали! Алексей спустил вниз огромный чемодан, в нем столько всего оказалось. Он натянул синий китель с некогда золотыми нашивками, подвесил шнуры наподобие аксельбантов и превратился в офицера неизвестных времен. Я нацепила шляпу с вуалью и кисейный, на ладан дышащий шарф.
— Недурно, недурно, — бормотал господин Блютнер.
Мы пили шампанское! Не знаю, что на меня нашло. А тут гроза разразилась, потемнело за окном, потом затрещало, как будто рассыпался воз с дровами. И хлынул дождь. Алексей зажег свечи, стало совсем уютно. Мы болтали о всякой всячине, я совсем захмелела, а он смотрел на меня с нежностью и внезапно сказал:
— Лучше бы я тебе подарил ту цепочку. Цепочка старинная. Я сомкнул ей на шее цепочку и думал, что сомкнул навсегда. Но нет, она ее разомкнула.
— Разомкнула, — повторила я.
— Да, разомкнула. — Он подошел к окну. — Ты бы не сделала этого.
— Никогда! — сказала я и почему-то засмеялась.
— Не смейся, — сказал он строго. — Я знаю, ты бы не сделала этого.
Он положил мне руки на плечи. Пальцы коснулись шеи, и я замерла.
— Маша, — сказал он, — обещай, что не оставишь меня.
— Что? — пролепетала я.
— В трудную минуту не оставишь. Хотя бы так.
— Я и... не оставляю вас, — сказала я чуть жива.
Он смотрел на меня и пальцами гладил шею.
— Ну так давай поднимем бокалы, а господин Блютнер будет свидетель.
Бокалы наши тихо сошлись. И тут я подумала, откуда бокалы? Наверное, он специально ездил в Москву. Я храбро выпила жгучий напиток. Голова совсем закружилась.
— А теперь, — сказал он, — теперь...
Грохнуло за окном! Он наклонился к моим губам. Не знаю, даже сейчас не помню, как это было. Совсем потерялась от страха. Да, он прикоснулся ко мне губами. Но был это настоящий поцелуй или просто... Нет, я совсем не могу сказать.
Я кинулась прочь, помчалась, он что-то крикнул вдогонку. Шляпка слетела с меня, шарф зацепился за дерево. И слава богу, а то бы примчалась домой в таком виде.
Уже на своем участке меня разобрал смех. Так и влетела к себе хохоча, упала на диван. Домашние воззрились на меня с изумлением.
— В такой дождь! — воскликнула мама. — Ты что, не могла переждать?
А я хохотала, остановиться не могла.
— Что с тобой, Маша? Ты вся дрожишь!
Они согрели мне чаю, заставили выпить.
— Опять простудилась! — сказала мама.
— Н-нет... — бормотала я.
Уложили меня в кровать, я уснула.
Сегодня прекрасно себя чувствую. Снова и снова вспоминаю ту сцену. Какой замечательный день, я счастлива, оглушена! Ты рад за меня, мой дневник?
МАРТ
А в марте снег черненым серебром
под синей ношей грузно оседает,
последняя зима моя седая
на небе обнажается ребром.
И горько на закат малиновеет,
и убывает в золотом дыму,
чей рот так сладок в марте, не пойму,
чья жизнь таким освобожденьем веет?
И снова парк врачует желтый мед,
и снова прут березы в монограммах,
какие запахи толпятся в рамах,
какое солнце в форточку плывет!
Как это ново, шею обнажая,
ломать сосульку над своим окном
и ледяное матовое жало
губами переделывать в вино.
Как это ново, позабыв невзгоду,
увидеть, что сомнений ворожба
кончается и девочку Свободу
к тебе подводит за руку судьба.
АПРЕЛЬ
I
Вечер.
Холодно и звонко.
Днем растаяло —
теперь фарфор.
И чугунный сад, и ветки,
тонкие, как звон железа,
в яркую ледышку неба
молча вставили узор.
II
Остёр и глянцев, как свирель,
под крыши катится апрель.
Там, как свеча, горит сосулька
и звонок капельный брем-брель!
Сосулька, ручки растопырив,
повисла книзу головой,
в ее груди стеклянный бой
отстукал трижды по четыре.
О, полдень! Царствуй и прости,
в тебя полжизни закатилось,
прими и окажи ей милость,
горячим снегом окрести!
Весна, всели надежду в нас,
верни нам детскую беспечность
и горизонта бесконечность
открой для сердца и для глаз!
А мы направимся к опушке,
там льдина бьется карасем,
и небо синей колотушкой
колотит тучный чернозем.
Какая взгляду панорама!
Какое новое житье!
И сердце, вставленное в раму,
уже стремится из нее.
МАЙ
Зеленый луг не то что зелен,
он просто только что родился,
и солнца жаркий колобок
сиянье учит назубок.
Как легок день, как воздух вкусен!
А новый лес бежит, бежит
и машет тонкими руками,
бросая небу карамельки
липучих листиков своих.
Как легок день, как воздух вкусен!
Май месяц в радости искусен,
прошло уныние зимы,
отныне понимаем мы,
что смена счастья и невзгоды
всего лишь прихоти природы.
19 июля. Четверг
Новость у нас. Едем на несколько дней в Прибалтику. Это летний подарок дедушки мне и Ане. Конечно, здорово, в другое время я бы плясала от радости, а тут... Домашние, конечно, заметили. Они готовили сюрприз, а я выслушала известие с постной физиономией. До того ли теперь?
Завтра уезжаем в восемь часов на «Латвии». Так неожиданно! С утра, конечно, в Москву. Собираться. Мама хотела сегодня поехать, но я воспротивилась. Наговорила бог знает чего и Таню Патрикееву вновь приплела с английским. Сама побежала к Алексею.
Волновалась ужасно! Как встретит меня? Как держаться? Целовались мы или нет? Помнит ли, о чем говорили? Столько в голове крутилось вопросов, так нервничала, что подгибались колени.
А он встретил меня какой-то рассеянный. Дрожащим голосом сообщила, что уезжаю в Юрмалу.
— Жаль, жаль, — сказал он весьма равнодушно.
У меня внутри все оборвалось.
— Вот и отдохнете, — сказала я, — никто вам мешать не будет.
Он улыбнулся:
— Да вы мне не мешали, Маша. — Опять на «вы»! Наверное, жалел о случившемся. Я чуть было не выпалила: «Не беспокойтесь, я все позабыла». Ни словом не обмолвился о вчерашнем.
— В Юрмале хорошо. Советую вам гулять берегом моря. Идите далеко, далеко, пока не перестанут встречаться люди.
— Спасибо, — сказала я и чуть не заплакала.
— Привезите мне оттуда морской камушек, — попросил он.
И тут я не выдержала:
— Вы уж к тому времени позабудете обо мне.
— Ну что вы, Маша! — холодная улыбка.
— И напишете много хороших страниц.
— А! — Он махнул рукой. — У меня ничего не выходит.
— Это потому, что вас отвлекают.
— Кто? — спросил он удивленно.
Боже мой! Совсем другой человек! Глаза равнодушные, голос холодный.
Прибежала домой, зарылась в подушку. Вот вам и первый поцелуй, вот и любовь! Для него ничего не значащий случай, а я-то размечталась, дуреха.
Только заснула, как он явился перед глазами и произнес: «Лучше бы я тебе подарил ту цепочку». Вскочила, сердце колотится. Быстрей бы уехать, быстрей! Мне очень нехорошо.
20 июля. Пятница
17.00. До поезда три часа. Все уложено, скоро состоится прощальное чаепитие. Едем «малым» составом. Папа, мама, мы с Аней. Дедушка и тетя Туся провожают. Мы уже благодарили деда. Я изо всех сил крепилась и улыбалась. Тетя Туся бросала негодующие взгляды, ей казалось, что я недооцениваю значимость поездки.
Дедушка пребывал в хорошем расположении духа. Много шутил, смеялся.
— Не забывай про голландский, — сказал он.
Я пластинки еще не слушала, это, конечно, раздражает тетю Тусю. Ладно, приеду — займусь. Теперь у меня будет много времени. С Алексеем, наверное, все. Его равнодушие меня поразило.
Взяла с собой «Повести Белкина».
...22.30. В поезде, на верхней полке. Качает, поэтому почерк корявый. Аня уже спит. Мчимся в Прибалтику. Его стихи со мной, в дневнике. Не удержалась и почитала. «Окончилось все так, как начиналось. И на губах осталось только малость». Вот именно. А сейчас мне почудилось, что вспомнила поцелуй. И губы его ощутила...
21 июля. Суббота
Первый день на берегу Балтийского моря. У нас номера в Доме творчества. Дамский состав разместился в двухкомнатном, а папа получил просторный однокомнатный номер с гигантским рабочим столом. На этот стол он тотчас водрузил машинку и сказал, что надеется хорошо поработать. Весь папа в этом. Ну какая работа, если приехали отдыхать, да и то на неделю?
Для начала выпили кофе в баре, а потом и обед подоспел. Я все по сторонам смотрела, и первый, на кого наткнулся мой взор, был юноша с поэтической фамилией Синекрылов. Оказалось, он вовсе не Анин одноклассник. Учится в другой школе и классом выше. Как же тогда попал на день рождения?
— Так он брат Людочки Синекрыловой. Тот самый, который твою фотографию видел и все мечтал познакомиться.
А! Я вспомнила эту романтическую историю, весьма давнюю. Аня тогда надо мной подшучивала, а потом все забылось.
— Так это он? Что же ты мне не сказала?
Аня пожала плечами и произнесла ядовито:
— Это герой не твоего романа. Он плохо учится и не говорит по-французски.
Синекрылов со мной поздоровался, причем довольно развязно. Мы с Аней стали гадать, как он попал в Дом творчества.
— У них, кажется, дядька в чинах, — сказала Аня.
После обеда пошли по юрмальским магазинчикам, мелочей накупили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
ЯНВАРЬ
I
Белым-бело.
Провисло в поле небо.
Под ним, сермяжным, снег еще белей.
Все неподвижно, панорама стынет,
лишь там, вдали, по ниточке дороги
к полоске леса движется возок.
II
Зима.
Стеклодувное царство.
И в каждом сосуде сквозит
блестящее личико солнца.
И в каждом, саду ерундит
белашка по имени Иней.
Он, ножки повесив, сидит,
он в синее небо глядит
и медленно перебирает
пустые стекляшки свои.
А в них, бестелесен и таен,
дух жизни весенней запаян.
III
Без шума ночь сотворена,
глядит желток окна.
Молчит и к прутьям рамы жмется,
а звезды виснут из колодца,
где нет ни облака, ни дна.
И в целом мире я и ты,
и в целом мире только звезды
туманные свивают гнезда
для нашей стынущей мечты.
14 июля. Суббота
Он рассказал про книгу.
Девочка живет в большой дружной семье. У нее безмятежное детство. Она способная, от нее ожидают многого. Влюбчива, часто увлекается. Но вот она взрослеет, и жизнь предстает во всей сложности. Обнажаются проблемы в семье. Способности так и остаются в задатках. Влюбчивость оборачивается тем, что она не в силах полюбить по-настоящему. Словом, драма. Интересно, в какой мере эта книга связана с жизнью Алексея? Вероятно, в немалой.
Мы вышли на участок. Тут есть два-три места, откуда видна улица. Я глядела опасливо. Не заметил бы кто! У меня уже накопилось столько тайного, что не представляю, как это может открыться.
18.00. Если быть точной, то сейчас 18.07. Я и жизнь в дневнике округляю. Не дается она слову, на бумаге выходит нечто иное, более гладкое. Я вот сейчас перечитала последние записи и нашла, что по ним трудно представить Алексея. Нет его портрета. Что толку описывать цвет волос, фигуру, глаза. Нужна метафора. Это правильно, например, что Стасик Потапов похож на птичку. Но не всегда подберешь такое прямое сравнение. Мама тоже порой напоминает мне птицу, особенно когда вижу ее профиль. Большую черную птицу, устремившую отрешенный взгляд в никуда. Дедушка со своей маленькой седой головой и прекрасной осанкой похож на вельможу с литографии прошлого века. Еще точнее, просто на литографию . Именно литографии нашего дома, не масло, не фарфор и не бронза, связаны у меня с образом дедушки. Самый верный признак тети Туси — постоянное поблескивание ее очков. Когда тетя Туся дома, все комнаты наполняются взблескиванием и речами, тоже как бы взблескивающими. Блеск суховатый, педантичный. Ну а папа? Когда он угрюмый, похож на камень, висящий над обрывом. А когда оживлен, почему-то напоминает запорожца, пишущего письмо турецкому султану. То же размахивание руками, жаркие сумбурные речи... Аня — то волчонок, то ласковая покорная собачонка...
Кого же напоминает мне Алексей? Он просто напоминает. В этом вся суть. Мы словно встречались с ним в прошлой жизни, а теперь я стараюсь его разглядеть, узнать. Кого же напоминает мне Алексей? Он напоминает .
Сегодня я философски настроена.
15 июля. Воскресенье
Утро. Сегодня летала во сне. Счастливый такой сон!
Был летний вечер, закат. Вдали белый, в отчетливых искрах замок, зелень холма. Все очень ярко, как на картине. И я лечу, отрываюсь от земли понемногу, все выше и выше. Какое счастье! Хочется петь. Но что-то подсказывает в глубине сознания, что это сон. Пускай, говорю я себе. Если сон, то сейчас, достигнув границы тени, я не почувствую светового всплеска. Вон там яркий коридор заката. Я подлетаю, пересекаю эту черту и... вся ослеплена медным горением! Выхвачена из темноты солнцем, как блестящий самолетик! Вот вам и сон...
Счастье, испытанное во сне, переходит в явь. Так радостно вспоминать! Буду ждать следующего полета.
21.00. Я в Москве. Дедушка достал билеты на французский фильм, и мы всей толпой ходили. Картина пустая, сплошная стрельба, убийства. Я устала и ничего не поняла. Так разболелась голова, что мама решила остаться со мной в Москве, остальные отбыли на дачу.
Мама дала мне таблетки, а сама отправилась навестить Вотковских. Я не против, люблю бывать дома одна. Играла, наслушалась музыки вдоволь.
Звонила своим, но никого не застала. Все разлетелись в разные стороны. Атаров в Крым уехал с родителями, Виталик куда-то в деревню. Я даже Потапову звонила, но никто не ответил. Странная у меня натура. Казалось бы, целиком занята Алексеем, ан нет, и остальных не хочется терять из виду. Тому словечко, этому взгляд. Не забывайте Машу! Диму слегка запустила. Вернусь на дачу, обязательно с ним погуляю, скажу что-то ласковое. Они, кажется, с Аней спелись, меня это почему-то вовсе не радует.
Об Алексее думаю. Конечно, он не лишен странностей. В моих глазах это придает ему значимость. Если уж честно, думаю о нем без конца, просто из головы не выходит. Скорей бы увидеться.
Небо светлеет. Уже около двух. Мама пришла очень поздно, я волновалась. Даже Вотковским звонила, но те удивились, услышав про маму. Интересно, где она была? Вид у нее виноватый и возбужденный одновременно. Даже музыку поставила. Небывалый случай. Потом села ко мне на постель, и мы разговаривали. Не могу сказать, что о важном, но как-то тепло, задушевно. Давно этого не было. А когда уходила, на глазах ее блеснули слезы. Что с мамой такое? Всегда сосредоточена, затворена , а сегодня приоткрылась, и там обнаружилось что-то жалобное.
Я стала бояться за тебя, мой дневник. Вдруг доберутся и все прочитают? Вообще-то в семье у нас это не принято, но мало ли что... Сегодня в Москву тетрадь с собой потащила. Надо придумать на даче тайник. Спокойной ночи!
16 июля. Понедельник
Совсем забросила перевод и книги, даже Гамсуна не дочитала. Слоняюсь без дела, думаю об одном. Диму хотела повидать, да не встретила. Аня тоже все пропадает. Может, с Димой?
Между прочим, Алексей уже месяц на даче, а разговоров о нем не слышно. Неужто никто не заметил? Тихо живет мой гусарский поручик. Я сегодня к нему пришла, да не застала дома, а на столе записка: «Маше. Прошу Вас пожаловать завтра с визитом после обеда». Что ж, пожалуем!
Я сегодня вялая, голова все болит, на душе томление. Никак не пойму, что происходит. Неужто я вправду влюбилась? Беспрестанное думанье о человеке — это и есть любовь? Неги в душе не чувствую, лирические слезы не орошают век, просто думаю. И это любовь? Скудновато.
Дождик пошел. Надо бы чем-то заняться. До сна еще целый вечер. Стихотворение «Февраль» содержит всего лишь одну строфу.
ФЕВРАЛЬ
Среди листков календаря
ты не отыщешь февраля.
Февраль забытый месяц, ибо
он дня лишен, тепла и нимба...
........
17 июля. Вторник
Что было сегодня! Голова идет кругом.
18 июля. Среда
Вчера дождило весь день. После обеда решилась на отчаянную ложь. Надела плащ и сказала, что иду к Патрикеевым на другой конец поселка. Таня, мол, Патрикеева просила помочь с английским. С Таней за нынешнее лето я раза два лишь видалась и совсем не разговаривала. Наши домами дружат, поэтому решила, что номер пройдет. Тем более что тетя Туся блеснула очками и поддержала мое «благородное» начинание.
— Товарищам следует помогать!
На Черной даче меня ждал Алексей. И все было необычно. В комнате прибрано, чисто, несколько сумрачно от мокрого неба. Посреди маленький столик, на нем шампанское, торт, цветы.
— Сегодня маленький юбилей, Маша. Месяц со дня нашего знакомства.
И правда! Ведь он приехал семнадцатого. Мы сели за столик, смеялись и шутили.
— Вот только пригласить некого, — сказал Алексей.
Почему некого? А господина Блютнера? Эта идея понравилась, мы вежливо позвали старика. Тот кряхтел, отговаривался, ссылался на то, что плохо одет. Сюртуку, видите ли, сто лет!
Мы тоже нашли, что наши одежды не слишком парадны.
— На чердаке лежит чемодан с реквизитом, — сказал Алексей, — возможно, удастся подобрать наряды.
И мы подобрали! Алексей спустил вниз огромный чемодан, в нем столько всего оказалось. Он натянул синий китель с некогда золотыми нашивками, подвесил шнуры наподобие аксельбантов и превратился в офицера неизвестных времен. Я нацепила шляпу с вуалью и кисейный, на ладан дышащий шарф.
— Недурно, недурно, — бормотал господин Блютнер.
Мы пили шампанское! Не знаю, что на меня нашло. А тут гроза разразилась, потемнело за окном, потом затрещало, как будто рассыпался воз с дровами. И хлынул дождь. Алексей зажег свечи, стало совсем уютно. Мы болтали о всякой всячине, я совсем захмелела, а он смотрел на меня с нежностью и внезапно сказал:
— Лучше бы я тебе подарил ту цепочку. Цепочка старинная. Я сомкнул ей на шее цепочку и думал, что сомкнул навсегда. Но нет, она ее разомкнула.
— Разомкнула, — повторила я.
— Да, разомкнула. — Он подошел к окну. — Ты бы не сделала этого.
— Никогда! — сказала я и почему-то засмеялась.
— Не смейся, — сказал он строго. — Я знаю, ты бы не сделала этого.
Он положил мне руки на плечи. Пальцы коснулись шеи, и я замерла.
— Маша, — сказал он, — обещай, что не оставишь меня.
— Что? — пролепетала я.
— В трудную минуту не оставишь. Хотя бы так.
— Я и... не оставляю вас, — сказала я чуть жива.
Он смотрел на меня и пальцами гладил шею.
— Ну так давай поднимем бокалы, а господин Блютнер будет свидетель.
Бокалы наши тихо сошлись. И тут я подумала, откуда бокалы? Наверное, он специально ездил в Москву. Я храбро выпила жгучий напиток. Голова совсем закружилась.
— А теперь, — сказал он, — теперь...
Грохнуло за окном! Он наклонился к моим губам. Не знаю, даже сейчас не помню, как это было. Совсем потерялась от страха. Да, он прикоснулся ко мне губами. Но был это настоящий поцелуй или просто... Нет, я совсем не могу сказать.
Я кинулась прочь, помчалась, он что-то крикнул вдогонку. Шляпка слетела с меня, шарф зацепился за дерево. И слава богу, а то бы примчалась домой в таком виде.
Уже на своем участке меня разобрал смех. Так и влетела к себе хохоча, упала на диван. Домашние воззрились на меня с изумлением.
— В такой дождь! — воскликнула мама. — Ты что, не могла переждать?
А я хохотала, остановиться не могла.
— Что с тобой, Маша? Ты вся дрожишь!
Они согрели мне чаю, заставили выпить.
— Опять простудилась! — сказала мама.
— Н-нет... — бормотала я.
Уложили меня в кровать, я уснула.
Сегодня прекрасно себя чувствую. Снова и снова вспоминаю ту сцену. Какой замечательный день, я счастлива, оглушена! Ты рад за меня, мой дневник?
МАРТ
А в марте снег черненым серебром
под синей ношей грузно оседает,
последняя зима моя седая
на небе обнажается ребром.
И горько на закат малиновеет,
и убывает в золотом дыму,
чей рот так сладок в марте, не пойму,
чья жизнь таким освобожденьем веет?
И снова парк врачует желтый мед,
и снова прут березы в монограммах,
какие запахи толпятся в рамах,
какое солнце в форточку плывет!
Как это ново, шею обнажая,
ломать сосульку над своим окном
и ледяное матовое жало
губами переделывать в вино.
Как это ново, позабыв невзгоду,
увидеть, что сомнений ворожба
кончается и девочку Свободу
к тебе подводит за руку судьба.
АПРЕЛЬ
I
Вечер.
Холодно и звонко.
Днем растаяло —
теперь фарфор.
И чугунный сад, и ветки,
тонкие, как звон железа,
в яркую ледышку неба
молча вставили узор.
II
Остёр и глянцев, как свирель,
под крыши катится апрель.
Там, как свеча, горит сосулька
и звонок капельный брем-брель!
Сосулька, ручки растопырив,
повисла книзу головой,
в ее груди стеклянный бой
отстукал трижды по четыре.
О, полдень! Царствуй и прости,
в тебя полжизни закатилось,
прими и окажи ей милость,
горячим снегом окрести!
Весна, всели надежду в нас,
верни нам детскую беспечность
и горизонта бесконечность
открой для сердца и для глаз!
А мы направимся к опушке,
там льдина бьется карасем,
и небо синей колотушкой
колотит тучный чернозем.
Какая взгляду панорама!
Какое новое житье!
И сердце, вставленное в раму,
уже стремится из нее.
МАЙ
Зеленый луг не то что зелен,
он просто только что родился,
и солнца жаркий колобок
сиянье учит назубок.
Как легок день, как воздух вкусен!
А новый лес бежит, бежит
и машет тонкими руками,
бросая небу карамельки
липучих листиков своих.
Как легок день, как воздух вкусен!
Май месяц в радости искусен,
прошло уныние зимы,
отныне понимаем мы,
что смена счастья и невзгоды
всего лишь прихоти природы.
19 июля. Четверг
Новость у нас. Едем на несколько дней в Прибалтику. Это летний подарок дедушки мне и Ане. Конечно, здорово, в другое время я бы плясала от радости, а тут... Домашние, конечно, заметили. Они готовили сюрприз, а я выслушала известие с постной физиономией. До того ли теперь?
Завтра уезжаем в восемь часов на «Латвии». Так неожиданно! С утра, конечно, в Москву. Собираться. Мама хотела сегодня поехать, но я воспротивилась. Наговорила бог знает чего и Таню Патрикееву вновь приплела с английским. Сама побежала к Алексею.
Волновалась ужасно! Как встретит меня? Как держаться? Целовались мы или нет? Помнит ли, о чем говорили? Столько в голове крутилось вопросов, так нервничала, что подгибались колени.
А он встретил меня какой-то рассеянный. Дрожащим голосом сообщила, что уезжаю в Юрмалу.
— Жаль, жаль, — сказал он весьма равнодушно.
У меня внутри все оборвалось.
— Вот и отдохнете, — сказала я, — никто вам мешать не будет.
Он улыбнулся:
— Да вы мне не мешали, Маша. — Опять на «вы»! Наверное, жалел о случившемся. Я чуть было не выпалила: «Не беспокойтесь, я все позабыла». Ни словом не обмолвился о вчерашнем.
— В Юрмале хорошо. Советую вам гулять берегом моря. Идите далеко, далеко, пока не перестанут встречаться люди.
— Спасибо, — сказала я и чуть не заплакала.
— Привезите мне оттуда морской камушек, — попросил он.
И тут я не выдержала:
— Вы уж к тому времени позабудете обо мне.
— Ну что вы, Маша! — холодная улыбка.
— И напишете много хороших страниц.
— А! — Он махнул рукой. — У меня ничего не выходит.
— Это потому, что вас отвлекают.
— Кто? — спросил он удивленно.
Боже мой! Совсем другой человек! Глаза равнодушные, голос холодный.
Прибежала домой, зарылась в подушку. Вот вам и первый поцелуй, вот и любовь! Для него ничего не значащий случай, а я-то размечталась, дуреха.
Только заснула, как он явился перед глазами и произнес: «Лучше бы я тебе подарил ту цепочку». Вскочила, сердце колотится. Быстрей бы уехать, быстрей! Мне очень нехорошо.
20 июля. Пятница
17.00. До поезда три часа. Все уложено, скоро состоится прощальное чаепитие. Едем «малым» составом. Папа, мама, мы с Аней. Дедушка и тетя Туся провожают. Мы уже благодарили деда. Я изо всех сил крепилась и улыбалась. Тетя Туся бросала негодующие взгляды, ей казалось, что я недооцениваю значимость поездки.
Дедушка пребывал в хорошем расположении духа. Много шутил, смеялся.
— Не забывай про голландский, — сказал он.
Я пластинки еще не слушала, это, конечно, раздражает тетю Тусю. Ладно, приеду — займусь. Теперь у меня будет много времени. С Алексеем, наверное, все. Его равнодушие меня поразило.
Взяла с собой «Повести Белкина».
...22.30. В поезде, на верхней полке. Качает, поэтому почерк корявый. Аня уже спит. Мчимся в Прибалтику. Его стихи со мной, в дневнике. Не удержалась и почитала. «Окончилось все так, как начиналось. И на губах осталось только малость». Вот именно. А сейчас мне почудилось, что вспомнила поцелуй. И губы его ощутила...
21 июля. Суббота
Первый день на берегу Балтийского моря. У нас номера в Доме творчества. Дамский состав разместился в двухкомнатном, а папа получил просторный однокомнатный номер с гигантским рабочим столом. На этот стол он тотчас водрузил машинку и сказал, что надеется хорошо поработать. Весь папа в этом. Ну какая работа, если приехали отдыхать, да и то на неделю?
Для начала выпили кофе в баре, а потом и обед подоспел. Я все по сторонам смотрела, и первый, на кого наткнулся мой взор, был юноша с поэтической фамилией Синекрылов. Оказалось, он вовсе не Анин одноклассник. Учится в другой школе и классом выше. Как же тогда попал на день рождения?
— Так он брат Людочки Синекрыловой. Тот самый, который твою фотографию видел и все мечтал познакомиться.
А! Я вспомнила эту романтическую историю, весьма давнюю. Аня тогда надо мной подшучивала, а потом все забылось.
— Так это он? Что же ты мне не сказала?
Аня пожала плечами и произнесла ядовито:
— Это герой не твоего романа. Он плохо учится и не говорит по-французски.
Синекрылов со мной поздоровался, причем довольно развязно. Мы с Аней стали гадать, как он попал в Дом творчества.
— У них, кажется, дядька в чинах, — сказала Аня.
После обеда пошли по юрмальским магазинчикам, мелочей накупили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18