Секретарь нервно потеребил перо, которое держал в руках, и Дэвид, присмотревшись, заметил, что веки Молверера дрогнули.
– Знакомая, мадам? – переспросил он.
– До ужаса! Вылитое шарканье сэра Невила.
– Мадам… я поражен.
– В самом деле, Юстас? Значит, вы ничего не слышали?
Перо выскользнуло из пальцев мистера Молверера и упало на стол. Чернила брызнули на бумагу и расплылись безобразной кляксой.
– Ничего такого, ваша светлость, – отвечал он тем же сдержанным тоном.
– Это ваша спальня расположена рядом с моей, Юстас?
– Да, мадам.
– Вы крепко спите, Молверер?
– Благодарю вас, мадам, не жалуюсь.
– Значит, вы сомнамбула.
Мистер Молверер чуть вздрогнул, исподлобья посмотрел на потолок, потом опять нахмурился.
– Странно… – заговорил он, вновь принимаясь теребить перо. – Что заставило вашу светлость прийти к такому выводу?
– Мои уши, сэр. Ибо сразу после того, как замерли те неприятные шаги, я отчетливо услышала скрип стула в вашей комнате, а мгновение спустя – стук открываемого окна.
Перо в изящных пальцах мистера Молверера неожиданно переломилось, и он опустил беспокойно забегавшие глаза. Последовало неловкое молчание.
– Тем не менее, мадам, – наконец сказал секретарь, – могу только вновь повторить то, что уже сказал.
Герцогиня задумчиво вздохнула.
– Ясно, Молверер. Если эти сверхъестественные, возникающие сами по себе звуки повторятся, я постучу вам в стенку туфлей… Мистер Холм, вы отобрали бумаги, которые вам потребуются? Прекрасно. Помнится, однажды я обещала показать вам одну картину; пойдемте со мной – увидите.
Мистер Молверер проводил их до двери и почтительно поклонился, но, поклонившись ему в ответ, Дэвид увидел правую руку секретаря – она была сжата в кулак и дрожала.
Ее светлость пробормотала нечто вроде: «Лед и пламень» – и больше не разжимала губ весь путь вниз по какой-то лестнице и по множеству коридоров, пока не привела Дэвида в галерею, многочисленные окна которой освещали длинный ряд портретов.
– Здесь собраны портреты всех Лорингов, – принялась объяснять герцогиня. – Если из них не вырастали заурядные тупицы, то получались либо замечательные умницы, либо крайне порочные натуры… Род происходит от джетльмена, которого звали Хэмфри, – все Лоринги либо Хэмфри, либо Невилы, либо Дэвиды. Вот он, видите, бородач в доспехах. Неприятный взгляд. Портрет написан… да, в тысяча четыреста семидесятом году.
Дэвид молча разглядывал изображения своих предков. Тут были дамы в головных уборах с остроконечным верхом, в брыжах и юбках с фижмами; усатые воины в доспехах или в камзолах с рейтузами, в пышных париках или гофрированных жабо; прекрасные девушки в закрытых или, наоборот, рискованно открытых платьях, которые улыбались лукаво или томно согласно преобладавшей в соответствующую эпоху моде. Под конец герцогиня подвела Дэвида к полотну, с которого улыбался юный щеголь в синем, шитом серебром сюртуке. Правая рука в кружевном манжете грациозно покоилась на серебряном эфесе шпаги, из-под напудренного парика смотрели проницательные глаза. Миловидное, жизнерадостное лицо, твердые губы и тонкий орлиный нос. Если бы не костюм, какие носили полвека назад, и нечто сатанинское в улыбке щеголя, портрет и правда можно было бы принять за изображение самого Дэвида.
Герцогиня переводила взгляд с портрета на Дэвида и обратно.
– А тут, – сказала она, – сэр Дэвид Лоринг, отец ангельски кроткого Хэмфри и Невила, который вполне мог сойти за дьявола. Тот самый Дэвид, кого прозвали неистовым Лорингом… Бедный Дэвид! Я помню этот синий сюртук, помню эту улыбку. Он часто, часто улыбался мне, когда я была кудрявой семнадцатилетней девчонкой… Как давно это было! Мир сильно изменился с тех пор. Боже милосердный, как же быстро летят годы! Только начинаешь жить, а уж умирать пора… Ладно, все в порядке, в совершенном, совершенном порядке… Надо же, какой вздор! Глупая старуха размечталась о том, что было бы, если бы… Блеет что-то об одиночестве!.. Ну, что застыли, сэр, давайте, давайте отправляйтесь по своим делам, идите, наслаждайтесь жизнью, оставьте старуху предаваться ее пустым мечтам.
Дэвид поклонился и вдруг, поддавшись внезапному порыву, схватил крошечную руку в тонкой перчатке и почтительно поцеловал.
Ее светлость герцогиня Кэмберхерст на мгновение онемела, потом ясные ее глаза потеплели.
– Что за манеры, Дэвид Холм! – воскликнула она. – Клянусь, вы похожи даже больше, чем я думала.

Глава XXXVI,

повествующая о преображении

Расположившись в расшатанном кресле перед своим видавшим виды, захудалым домишкой, мистер Спрул предавался ленивым размышлениям. Услышав топот копыт, он поднял сонные глаза и, узнав всадника, чуть было снова не опустил их, но тут углядел разительную перемену, происшедшую с молодым человеком за неделю, как-то: модную шляпу, ладно скроенный сюртук, штаны из оленьей кожи и безукоризненно чистые сапоги. Мистер Спрул мгновенно распознал в сих предметах туалета столь характерные признаки представителя высших кругов общества, что тотчас пружинисто вскочил и засеменил к шаткой садовой калитке, дабы приветствовать осчастливившего его своим посещением благородного джентльмена.
– Добрый день! – поздоровался Дэвид, осадив ретивого коня. – Как поживаете?
– О, благодарю вас, сэр! – отвечал мистер Спрул, махнув шляпой так, словно намеревался смести последние пылинки с сапог Дэвида. – Покорнейше желаю вашей чести столь же аналогичного самочувствия.
– Вероятно, это вы – церковный староста?
– Он самый, сэр! Спрул моя фамилия. К вашим услугам, сэр!
– Не можете ли вы мне сказать, почему деревенские жители избегают меня?
Польщенный, мистер Спрул покраснел от удовольствия.
– Осмелюсь доложить, сэр, народ в здешних наших местах, будучи крайне невежественно малообразован, недолюбливает всякие нововведения заведенного порядка быта… А вы, сэр, покорнейше прошу меня простить, являетесь нововведением, и соответственно вас не принимают.
– Как так?
– Ну, сэр, вы ведь новоявленный управляющий, не так ли? Так вот, народ в округе никоим образом не принимает никаких перемен. Ведь у сквайра Лоринга никогда не было ни управляющих, ни экономов, ни каких-либо иных доверенных служащих.
– Вследствие чего, мистер Спрул, хозяйство находится в весьма плачевном состоянии.
– Плачевней не бывает, сэр! Но здешний народ, будучи привыкшим к таким условиям, не устремляется к лучшей доле, поскольку это превышает его скромные чаяния.
– Хм, – произнес Дэвид.
– Да! – кивнул церковный староста. – Как говорится в Святом писании: «Блаженны довольствующиеся малым» В Священном Писании этого нет.

. Возьмите, к примеру, мое жилище…
– Оно нуждается в побелке! – заметил Дэвид.
– И в новопокрытии кровлей, сэр!
– Что, протекает?
– Как решето, сэр. Опять же стены дали трещины там и сям, и трубы покосились, и лестницы расшатались, но я не жалуюсь, ваша честь, ибо что было достаточно хорошо при сквайре Лоринге, достаточно хорошо и ныне…
– Чепуха! – сказал Дэвид, оглядывая строение, о котором шла речь. – Мисс Антиклея полна решимости поправить положение, и мой долг – проследить, чтобы это было сделано… Хотя обитателям деревни, судя по всему, и правда все равно где жить – в уютных домиках или лачугах… Один Бог ведает почему.
– Нет, сэр, я тоже ведаю, – важно заявил мистер Спрул. – Дело заключается в том, сэр, что какой бы необычайно щедрой ни являлась мисс Антиклея, она, по сути, всего лишь женщина, сосуд греха. С другой стороны, сэр Невил был прекрасным джентльменом, сплошное благородство до мозга костей, и вследствие этого никогда не забивал себе голову нуждами каких-то там арендаторов, а те соответственно уважали его, такова уж их натура. Что было хорошо, когда сквайр был жив, достаточно хорошо и теперь, когда он мертв. Так все и думают. И, принимая во внимание, как он умер – зарезанный рукой душегуба, – здешний народ полагает, что убийцу многострадального сквайра следует поскорее схватить и повесить, кем бы ни являлась преступная особа – мужчиной или девицей. Этого все хотят, особенно с тех пор, как дух сквайра начал бродить по ночам…
– Хм! – удивился Дэвид. – И где же он бродит?
– Призрак сквайра, сэр, являлся в церковном дворе. Старый Джоуэл видел его возле кладбища. И Уильям тоже его наблюдал – так он, по крайней мере, утверждает.
– А вы сами? – поинтересовался Дэвид.
– О нет, сэр, я не лицезрел и, откровенно признаться, не желаю… Да и никто другой тоже не видел, потому что никто, кроме старика Джоуэла, не выходит из дому после наступления темноты… Но он такой старый, что никто не воспринимает его всерьез, и потом он немного помешан на призраках.
– А, ну тогда понятно, – сказал Дэвид и, пожелав мистеру Спрулу всего доброго, отъехал и пустил коня резвой рысью.
На деревьях и в кустах живой изгороди щебетали птицы, высоко в небе звенел жаворонок. Дэвид замечал все и наслаждался ездой, сознанием своей силы и молодости, чувством взаимной радости, которую доставляли друг другу он и благородное животное, приятным ощущением новой чистой одежды. Он ехал, держа и поводья, и хлыст одной рукой, во все глаза глядел по сторонам и впитывал впечатления. Шляпа его съехала чуть набекрень (так даже лучше), и что же удивительного в том, что Дэвид запел, – правда, тихонько, себе под нос.
Началась дорожная выемка. По бокам поднялись две высокие насыпи, буйно заросшие травой и придорожными цветами. Дэвид тронул коня шпорами, и умное животное сорвалось в плавный легкий галоп. Внезапно, перекрывая ритмичные удары копыт, откуда-то раздался пронзительный крик:
– Помогите! Помогите!
Дэвид резко натянул поводья, конь взвился на дыбы, и за живой изгородью, венчавшей насыпь, мелькнуло бледное лицо.
– Дэвид! – крикнули оттуда. – О, Дэвид, слава Богу, это вы!
Дэвид мигом спешился и взлетел на насыпь. Какая-то женщина, дрожа и задыхаясь, прижималась спиной к изгороди, а чуть дальше бледная, решительная Антиклея стояла лицом к лицу с огромным детиной самого разбойничьего вида. Детина смахивал на цыгана, и все в его облике, от пыльных башмаков до дырявой шляпы, свидетельствовало, что это отчаянный головорез.
Увидев Дэвида, он замахнулся дубиной, которую держал в руке, и разразился яростной бранью, завершив ее наглым требованием:
– Гони монету!
– Это бандит! Он не из наших, – жалобной скороговоркой заговорила женщина. – Я правда не знаю его, сэр… Он позарился на мои гроши, чуть меня не схватил и не отнял все… Но я увернулась и побежала от него… Потом выбилась из сил и закричала…
– А я услышала! – подхватила Антиклея. – Побежала на помощь… Но этот негодяй очень силен и опасен, и я…
Дэвид, не слушая дальше, прыгнул вперед, защищая собой обеих. Перед ним был настоящий громила, вооруженный тяжеленной дубиной, но Дэвид надеялся на свою гибкость и ловкость… Хлыст отразил первый удар и сразу, просвистев в воздухе, хлестанул по замызганной шляпе. Разбойник, хотя и пошатнулся, ударил опять. На этот раз дубина задела Дэвида, отчего его новая шляпа отлетела в сторону, а сам он упал на колени. Подбадривая себя, грабитель издал торжествующий рык, прыгнул и вновь занес над головой свое грозное оружие, но Дэвид, проворно вскочив, уклонился от удара и, разъярившись, остановил негодяя безошибочным прямым в челюсть и тут же снова ошеломил ударом тяжелого хлыста. Грабитель споткнулся, уронил дубину и выпалил серию непристойных ругательств. Дэвид засмеялся, отшвырнул хлыст и, вытерев кровь, заливавшую глаза, пошел на противника с кулаками. Однако тот оказался не робкого десятка – видно, драться ему было не впервой – и отступать не собирался. Раз за разом громила пытался сократить дистанцию, чтобы получить преимущество, но Дэвид либо уклонялся от его опасных выпадов, либо останавливал его молниеносными ударами. Он тянул время, зная, что противник рано или поздно откроется, и, когда это случилось, нанес удар справа, вложив в него всю силу и тяжесть своего тела. Взмахнув руками, грабитель растянулся на земле, но и лежа, правда, вяло попытался пнуть Дэвида ногой. Прыгнув в сторону, молодой человек подобрал свой кнут и, крутя в воздухе ременным концом, повернулся к поверженному противнику. Но, прежде чем он размахнулся, вмешалась Антиклея.
– Хватит с него, Дэвид! – крикнула она.
– Нет… он еще… и половины заслуженного не получил! – в запале отвечал Дэвид.
– Оставьте его… пусть убирается… Не надо, Дэвид, – продолжала она упрашивать.
Враг был усмирен и не помышлял о реванше. Пока Дэвид колебался, он молча отполз на четвереньках подальше и, нетвердо вскочив на ноги, пустился наутек. Дубина досталась победителю в качестве трофея. Дэвид подошел к своей шляпе, бережно поднял ее и грустно посмотрел на солидную вмятину и сбитый ворс. Антиклея нервно рассмеялась, ее голос дрожал.
– Пропала ваша новая шляпа!
– Да. – Дэвид вздохнул. – Что-то не везет мне на шляпы!
Глянув на Антиклею он заметил в ее глазах выражение, которого не замечал прежде, и услышал в ее голосе несвойственную ему теплоту.
– Вы ранены!
– А, чепуха! Право, чепуха, – ответил он и удивился, увидев, как она дрожит. – Этот мерзавец напугал вас!
– А, чепуха! – засмеялась она, вроде бы передразнив его, но во взгляде по-прежнему сквозила нежность.
– У вас дрожат руки.
– Это не от страха.
– И щеки такие бледные!
– А у вас – в крови!
– Ничего страшного, не обращайте внимания.
– Дайте-ка посмотреть! Сядьте здесь, прислонитесь к этому дереву!
– Прошу вас, не беспокойтесь…
– Садитесь, говорю! – приказала она.
– Да, мэм! – Дэвид покорился.
– Поверните голову… Да, могло быть и хуже… Шляпа спасла вас! Тут есть родник, пойдемте к нему!
Дэвид поднялся, но тут его взгляд случайно упал на женщину, которая, оказывается, все еще не пришла в себя и сидела, съежившись, под изгородью. Дэвид внимательно вгляделся в ее нестарое и некогда, видимо, очень красивое лицо, на котором оставили свой отпечаток горе и лишения.
– Простите, мэм, кажется, мы с вами уже встречались?.. Я не ошибся? – мягко спросил он.
– Да, сэр, – ответила она. – Я узнала вас по голосу и манере говорить… Мы встречались на Лондонском мосту, помните, однажды утром?
– Помню… Значит, вы – Нэнси Мартин? «Маленькая Нэн» Бена Баукера?
Она опустила голову и закрыла лицо руками. Руки у нее тоже были красивые, но огрубели от работы.
– Бедный Бен, – прошептала она и заплакала. – Бедный мой Бен. – Вдруг она подняла голову и посмотрела на Дэвида сквозь слезы. – Но откуда вы об этом узнали, сэр? Вы видели Бена? Скажите, вы видели его? Вы его знаете, сэр?
– Он одолжил мне две гинеи, – ответил Дэвид. – И еще я знаю, что он приехал ради того, чтобы отыскать вас. Он отправился на поиски в Лондон…
– В Лондон! – Она застонала. – О, проклятый Лондон! Мы разминулись! Я только вчера добралась до Льюиса и узнала, что Бен приходил туда. Я хотела найти его, а теперь… в Лондон!
– Пожалуйста, не стоит так горевать! – сказал Дэвид, осторожно положив руку ей на плечо. Теперь-то он найдется, обещаю вам. Возвращайтесь домой к своей матушке и потерпите еще чуть-чуть. Я уверен, счастье наконец улыбнется вам обоим!
– Благослови вас Бог за эти слова, сэр. – Нэнси всхлипнула и стала вытирать слезы. – И вас тоже, мисс, вы так храбро вступились за меня… – Она вдруг схватила руку Антиклеи и поцеловала бы ее, но девушка не позволила, а опустилась на траву и прижала несчастную к груди.
– Вы так любите вашего Бена? – тихо спросила она.
– Всю жизнь, мисс… Но я была недостойна его и потеряла только потому, что… О, миледи, я намного старше вас, и горькие невзгоды многому меня научили! Вы так молоды и прекрасны… Если вы когда-нибудь по-настоящему полюбите хорошего, честного человека, никогда не бойтесь показать ему вашу любовь, потому что настоящая любовь превыше всего самого прекрасного в этом мире!.. И вы, сэр, вы тоже. Хоть вы и умеете так яростно драться, но я знаю, вы добрый… Не ждите, когда станет слишком поздно, не тяните слишком долго!
– Что же я должен делать? – простодушно поинтересовался Дэвид.
– Скажите о своей любви, сэр! О любви, которую излучают ваши глаза, которая поет в вашем сердце.
Дэвид густо покраснел, выронил шляпу и, нагнувшись за ней, подозрительно долго поднимал.
– О, сэр, и вы, мэм! – сказала Нэнси Мартин, поднимаясь с травы. – Поверьте, я много страдала. Если бы я была чуточку добрее к нему много лет назад… если бы послушалась голоса добра, а не зла… если бы только Бен заговорил чуточку раньше… я не принесла бы столько горя хорошим людям! И себе тоже… Так вот, сэр, и вы, мисс, не бойтесь любви – это самое лучшее в нашей жизни! Да благословит Господь вас обоих за милосердие к несчастной одинокой женщине, и будьте счастливы!
И умудренная горьким опытом Нэнси Мартин ушла. Удивленный Дэвид провожал ее взглядом, боясь повернуться к Антиклее, которая продолжала смотреть на него ясными нежными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34