Остальные спали.— Как зовут женщину, которую мы должны искать?— Ичакоми Ишайя. Мы зовем ее Ичакоми или просто Коми.— Не слишком ли необычно посылать женщину на такое дело?— Она — Солнце, дочь Великого Солнца. Только он, она или я можем решать судьбу племени. Только она достаточно молода и сильна, чтобы идти так далеко.— А ты, Ни'квана? Ты — Солнце?— Да. Он снова посмотрел мне в глаза. — Я, Ни'квана, мастер тайных обрядов.Мы, Сэкетты, знали о племени начи немного, да и то из вторых рук, по рассказам чероки, чоктава или крик. А их повествования не всегда правдивы. Мастер тайных обрядов — значило что-то вроде священника высокого сана, а может, и выше.Затем Ни'квана спросил:— Говорят, ты владеешь медициной?Такой слух распространяли обо мне чероки, которые дважды приходили за помощью, когда сами не могли справиться со своими болезнями. Я много перенял у Сакима, приятеля моего отца, а также у лекарей дружественно настроенных ко мне племен. Саким научил меня и еще кое-чему помимо медицины.— Так говорят.— Еще говорят, что ты у своего народа тоже считаешься мастером тайных обрядов.Это уже о моем даре предвидения.— Я не мастер, Ни'квана. Я человек, который живет, чтобы познавать. Я иду на запад, потому что там есть земли, которые я не знаю, а возможно, чтобы найти дом для себя.— Может, твой дом станет и нашим домом.— Если Ни'квана останется здесь, смогу ли я научиться у него чему-нибудь?— А… путь далек, а мои мышцы слабы. Не знаю, Джу-бал, не знаю. Но, — добавил он, — ты мог бы стать одним из нас. Твои обычаи схожи с нашими, — он криво усмехнулся, — по крайней мере, с обычаями некоторых из нас. — Неожиданно он произнес резко: — Очень мудро с твоей стороны быть не слишком доверчивым. Мы, начи, не все думаем одинаково. Есть разногласия.— Капата? Ты говорил, он не вашей крови.— Его мать из племени каранкава с далекого южного побережья.Капата усвоил их обычаи, поверья. Его мать была жестокой женщиной, а каранкавы — дики и злобны, они — людоеды.— Слышал об этом. — Я поднялся. — Завтра ухожу. А ты, Ни'квана? Теперь ты вернешься в свою деревню?— Я отсутствовал слишком долго, а Великое Солнце нуждается во мне. Он стареет, он болен. Ты найдешь Ичакоми?— Постараюсь.Взяв свое одеяло, я нашел подходящее место за скалой и заснул. На рассвете Ни'квана все еще сидел у костра в той же позе, в которой я его оставил. Вставал ли он, спал ли?Кеокотаа ждал меня с нетерпением. Он хотел поскорее расстаться с этими людьми, которым не доверял.Мы немного перекусили, но когда собрались уходить, оказалось, что нас поджидал Капата.— Она — моя женщина, — повторил он, злобно сверкая глазами.— Убеди в этом ее, а не меня, — отрезал я и прошел мимо него. Но он попытался схватить меня за плечо. Тогда я выхватил нож.— Только прикоснись ко мне, — спокойно произнес я, — и тебя будут называть Капата Однорукий.Какое-то мгновение мне казалось, что он нападет, но мой нож находился в нескольких дюймах от его живота, он остановился. И правильно сделал. Я — человек мирный и вовсе не испытывал желания оставлять его калекой на всю жизньИтак, мы отправились в путь, а они остались, глядя нам вслед, кто с надеждой, кто с ненавистью.Кеокотаа, стремившийся поскорее уйти, мчался впереди. Я последовал за ним. Бежалось легко, мне нравилась тропка, вьющаяся среди зазеленевшего леса. И хотя Ни'квана вызвал во мне симпатию, я радовался дороге.Когда мы достигли того места, где наша тропа расходилась на две, я взял восточнее. Кеокотаа замешкался.— Другая ближе к Великой реке, — заметил он.— У меня есть причина идти по правой.Он пожал плечами и жестом показал, чтобы я шел впереди, что я и сделал.Теперь мы приближались к тайнику, где я спрятал каноэ. Речка, по которой нам предстояло плыть, вела к Хиваси, где жили чероки. Эта известная стоянка до чероки служила домом индейцам другого племени. Чероки знали моего отца, да и меня видели мальчишкой.Мое легкое, изящное каноэ оказалось там, где я его спрятал, и Кеокотаа очень обрадовался, увидев его. Каноэ из березовой коры — редкость. Ирокезы, например, пользовались только неуклюжими выдолбленными из стволов деревьев лодками и не умели обрабатывать березовую кору. Мое каноэ ничего не стоило тащить волоком даже в одиночку. Вдвоем мы подняли его как перышко.Когда мы вышли из леса на берег реки, весеннее утро предстало во всем великолепии. Редкие, ленивые облака-овечки медленно бродили по голубым небесным лугам, солнце рассыпало блики-алмазы по тугим струям полной воды. Мы отдались на волю течения, пользуясь веслами лишь для того, чтобы держать направление.Однажды перед нами взлетела огромная стая голубей, они минуты на две затмили небо, образовав серовато-коричневую завесу между нами и солнцем. Потом мы встретили трех бизонов, плывущих по реке. И мы с восторгом наблюдали за мохнатыми гигантами. Мясо нас пока не интересовало. К тому же утром того дня нам удалось подстрелить трех диких индеек. И полноводная река, и темная таинственная стена леса по ее берегам — все это был мой мир, и я чувствовал себя в нем свободно и счастливо. Общаться с дикой природой, бродить по уединенным тропам, открывать, видеть, чувствовать, изведать неизведанное, встретиться с ним лицом к лицу — вот чего жаждала моя душа. Меня не прельщали неизвестные мне блага городов.— Ты был в Далеких землях? — спросил я Кеокотаа.— Да. И другие люди из моего племени были. Мы, кикапу, — великие путешественники.Он говорил правду. Я слышал об этом в вигвамах чероки.— Там не жили люди, — сказал он. — Потом пришли — немного, но даже сейчас их очень мало.— Откуда они пришли?— С севера. Люди всегда приходят с севера. Только некоторые с востока.Есть похожие на тебя. Они продают индейцам оружие. Индейцы, имеющие оружие, начинают войну против тех, у которых его нет, и те, у которых нет оружия, уходят. Одни индейцы вытесняют других, и так происходит до тех пор, пока в конце концов кому-то не приходится уходить в Далекие земли.Все верно. Мы тоже слышали, что голландцы на реке Хадсона продавали индейцам ружья. И еще одно до меня дошло: из-за своей склонности к кочевой жизни кикапу знали о других племенах больше, чем кто-либо.Индейцы не обрабатывали землю. Племя могло претендовать на угодья, где охотилось и собирало дары природы, однако подчинялось более сильному и уступало свои владения или же уходило само, когда дичи становилось мало.Из случайных разговоров с Кеокотаа я узнал, что только те индейцы, которые присутствовали при заключении какого-то договора, обязаны выполнять его условия, а при выборе вождя критерием служил авторитет воина, руководителя, мудрого советчика.Той ночью мы разбили лагерь у леса на поросшем травой берегу речки, впадающей в Хиваси, выбрав удобный для поддержания костра пригорок. Мы много беседовали, и Кеокотаа все свободнее говорил на моем языке, забытые слова всплывали у него в памяти. Видимо, англичанин, пораженный его способностями, успел дать ему очень много.Среди ночи я проснулся, уловив слабый звук, донесшийся из леса: не шум ветра в кронах деревьев и не возня зверья. Он исходил от чего-то или кого-то еще. Я лежал с широко открытыми глазами и прислушивался. Кеокотаа, казалось, спал, но о нем никогда ничего нельзя было сказать наверняка.В нашем костре осталось всего несколько угольков, каноэ лежало вверх дном на берегу, оружие каждый держал при себе.Больше я не уловил никаких посторонних звуков, однако что-то меня разбудило!Настало утро. Кеокотаа ничего на сказал. Слышал ли он ночью этот звук? Посчитал ли важным? Или он его ожидал? А что, если поблизости другие кикапу? И я промолчал о том, что слышал.Утро выдалось спокойное, ясное. До Хиваси оставалось уже недалеко. Здесь могло быть много индейцев. И прежде чем спустить каноэ, мы внимательно оглядели реку.— Какая дичь водится дальше к западу? — спросил я у Кеокотаа.Он пожал плечами:— Такая же, как и тут. Олени. Много бизонов. Больше, чем здесь. Медведи, очень большие медведи. Есть медведь с серебряной шерстью, почти такой же огромный, как маленький бизон.— Медведь? Большой, как бизон?— Не такой большой. Почти. У него на спине горб, и его трудно убить. Увидишь такого медведя — уходи, пока он не заметил тебя. Он очень злобный. — Индеец опустил свое весло в воду, каноэ обогнуло камень, и Кеокотаа добавил: — Есть зверь большой, как медведь, может, даже огромнее. Он желтый, шерсть длинная, очень мощные когти. Он роет все кругом. Еще есть зверь — великан, много мяса. У него длинный нос и два копья.— Два копья? Зверь с копьями?Кеокотаа изобразил руками длинный хобот и два изогнутых бивня. Слон? Здесь?! Я никогда не видел слонов, но Саким рисовал его, а моему отцу, кажется, одного слона показывали в Англии.— Нет, — покачал я головой. — Здесь не может быть.— Я тебе говорю! — Кеокотаа вдруг сделался очень важным. — Я видел только один раз. Давно. Я знаю старика, который много раз охотился на него. Он большой, очень большой зверь. Много шерсти.Он мне лгал.Я знал о слонах. У них нет шерсти. Только кое-где короткая жесткая щетина.— Такое животное есть, но оно здесь не живет.Сделать столь безапелляционное заявление оказалось ошибкой с моей стороны.— Оно живет! — Голос Кеокотаа звучал жестко. — Я видел его!После этого он молчал несколько часов подряд, и я понял, что очень обидел его.Идея о слоне выглядела абсурдной, однако откуда Кеокотаа мог знать о таком животном? От английского друга? Но зачем тогда ему врать?Дважды мы видели индейцев на берегу, а один раз нас попыталось догнать каноэ, но оно оказалось не чета нашему, и мы оставили его далеко позади.Вдруг Кеокотаа указал рукой вперед.Огромная масса земли будто перегородила реку.— Хиваси! — объявил он.И сразу же как по команде в широкую реку вылетели два каноэ, в каждом — по четыре гребца. Сделав несколько взмахов веслами, они догнали нас и поплыли с двух сторон.— Чероки, — сказал я Кеокотаа. — Спокойно!Лицо индейца стало похожим на застывшую маску. Глава 5 Они шли рядом с оружием наготове. Попытка уйти означала бы для нас смерть. Сражаться? Силы слишком неравны. Но у меня были друзья среди чероки, живших в горах. Я мог найти друзей и здесь.Мы торговали с чероки на Стреляющем ручье, а также привозили товары в их поселения к югу и востоку от нас. Они наверняка знали о Барнабасе. Его имя стало легендой. Кин и Янс часто посещали деревни и имели там много друзей. Они охотились вместе с чероки и выходили с ними на тропу войны. Особенно индейцы любили Янса, моего неукротимого, шумного, отчаянного брата, обладавшего необычайной силой и неувядающим чувством юмора. О чероки, живущих среди холмов, до нас доходили только слухи.Откуда же им знать обо мне, Тихом? Обо мне, который, пробираясь сквозь заросли лавров, стоял на опушке один, любуясь рассветом?— Спокойно! — предупредил я кикапу.— Они враги! Я их не боюсь!— Я верю, что ты их не боишься, и они тебя тоже, но если хочешь остаться в живых, успокойся и доверься мне. Я им не враг, и они должны понять это.— Ты боишься?— Если ты пойдешь со мной, то увидишь, боюсь ли я, но, если позволит их поведение, я буду человеком мира. Между мной и чероки нет наследственной вражды.— Дело не во вражде. Скальп есть скальп.Мой друг кикапу был не глуп, но выбора у нас не осталось. Дружба краснокожего основывается на несколько иных принципах, чем наша, хотя есть точка, где отдельные пути и верования совпадают. Находясь среди незнакомых людей, следует быть осторожным и не слишком доверчивым.До берега нас довели под конвоем, а когда все каноэ стояли на берегу, один из тех, кто захватил нас в плен, протянул руку к моему луку. Их деревня находилась рядом.Отведя лук назад, я пристально посмотрел индейцу в глаза и сказал:— Я — друг. Я — Сэкетт.Воин отдернул руку.— Сэкетт! — воскликнул он., — Он — Сэк-етт, — сказал другой. — У него лицо Сэк-етта.— Я не знаю его, — произнес третий. — И не видел его.— Мы пришли как друзья, чтобы выкурить трубку с чероки. Затем мы пойдем к Великой реке и дальше.Один из чероки показал на Кеокотаа:— Он кикапу. Почему ты с нашим врагом?— Когда он со мной, он не враг чероки. Он великий путешественник. Мы идем за Великую реку вместе. Возможно, мы пойдем в Далекие Земли.— Это мертвые земли. Там нет воды. Трава коричневая и старая, реки не текут.— Я найду воду. Моя магия сильна. Для меня эта земля не будет пустой.Воин, который сказал, что у меня лицо Сэкетта, заговорил снова:— Я знаю его. Он обладает сильной магией.Они стояли немного поодаль от меня. Я понятия не имел, что они знали обо мне, но времени для расспросов не осталось.— Я пойду в вашу деревню и выкурю трубку с вашими вождями. Я сяду рядом с вашим колдуном. Когда я с вами, моя магия — ваша магия.Люди, вышедшие из деревни, расступались перед нами. Нас провели через ворота. За прочной изгородью стояло несколько вигвамов, крытых корой. Перед одним из них на бизоньей шкуре, скрестив ноги, сидел старик.Он взглянул снизу вверх на меня, а затем жестом указал, чтобы и мы сели. Мы устроились напротив него, он взял трубку, затянулся и передал ее мне. Я затянулся, выпустил дым, а затем передал кикапу, тот взял ее, закурил и вернул трубку мне.Мне показалось, что в глазах старика мелькнула хитринка и удивление.— Ты — Сэк-етт?— Да.Старик рассматривал мою одежду, мой лук. Затем его взгляд остановился на двух чехлах, прикрепленных к поясу.— Что это? — спросил он.— Голоса грома, — ответил я, — убивают на расстоянии.Первый чероки протянул руку:— Я посмотрю.— Это талисманы. Я не позволяю людям прикасаться к ним.Его взгляд стал суров.— А если мы попробуем? — предположил он.— Многие умрут.— Ты умрешь!— Человек рождается, чтобы умереть. Это предназначено нам.Я смотрел на него холодно, но стараясь, чтобы в глазах моих не появилось угрозы.— Не торопи время.Казалось, старик не обращал внимания на нашу словесную перепалку. Потом он произнес:— Мы, чероки, много слышали о Том, Который Рассказывает о Завтрашнем Дне. Мы слышали о твоей великой магии.Между нами горел небольшой мерцающий огонь.— Существует магия ветра, существуют духи, ожидающие сумерек. Они не принадлежат человеку, но иногда они благоприятствуют мне в великой магии.Я протянул руку над огнем, легким жестом раскрыл ладонь над пламенем, и оно внезапно окрасилось в сине-зеленый цвет.Чероки отпрянули, что-то бормоча, но старик не сдвинулся с места.— А! Я слышал о нем, который заставляет огонь изменять цвет.— Духи добры, — заметил я скромно. — Я тут ни при чем.Старику это понравилось.— Мои духи тоже иногда добры, — сказал он. — Хотя не в такой степени.— Не сомневаюсь, — ответил я. — Твое имя известно за голубыми горами.— Ты идешь за Великую реку? Это далекий, зачастую кровавый путь. Некоторые ушли туда. Мало кто вернулся. Многие пропали. — Он помолчал. — Именно оттуда пришли белые люди. Белые люди, одетые в железные рубашки.— Белые люди в железных рубашках? Воины Огня?Он покачал головой:— Нет, это случилось позже. Мальчиком я видел их собственными глазами.Он явился в нашу деревню, чтобы поесть, и был очень голоден. Когда уходил, мы дали ему с собой еды. Он быстро ушел. Я тогда был ребенком и любопытным. Вот и побежал за ним.Мы ждали продолжения, и даже чероки проявили любопытство — по-видимому, они раньше не слышали эту историю.— Он поел, но был еще слаб. Два раза падал, пока добрался до костра, где ожидали его двое других, настолько слабых, что они не могли встать. Он дал им поесть.— Они тоже носили железные рубашки?— Да. Двое имели луки, такие же, как у тебя, а один — копье. У всех были длинные ножи. Они поели. Отдохнули. Затем ушли. Я наблюдал, как они уходили.— Куда они пошли?— По тропе Великой Войны. По тропе Воинов.— Ты шел за ними?— Недолго. Они встретили еще двоих, у них тоже были большие луки, копье и длинные ножи, но железная рубашка только на одном. Этот убил оленя. Я видел, как они опять ели. Потом отправились в путь, а я вернулся в свою деревню.Пятеро белых людей? Только у англичан могли быть большие луки, а индеец запомнил их. Кто же они? Старику на вид под восемьдесят, а пришельцев он встретил мальчиком.Я смутно припомнил историю, которую рассказывал Джереми Ринг, старый друг моего отца. Некто сэр Джон Хокинс высадил на берегу в Мексике группу англичан, не желавших попасть в плен к испанцам. Они решили добраться до французских поселений, о которых слышали, не представляя, насколько долгим будет это путешествие. Трое все же достигли Нова-Скотиа через одиннадцать месяцев. Отсюда их переправили во Францию, а затем в Англию. Возможно, о них рассказывал старик.— Ты пришел с миром, — кивнул старик, — и найдешь здесь мир. С миром и уйдешь.— С моими друзьями чероки и не может быть иначе.Нам показали вигвам, в котором мы могли бы переночевать, но я знал, что слова старика относились ко мне одному, что кикапу не тронут, пока он на территории деревни, но потом…Только теперь я сообразил, что индеец, хотевший взять мои пистолеты, удалился еще до того, как старик дал нам разрешение остаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32