— Чем могу услужить?
Мы, значит, оба заказали кофе, и он его нам принес, а потом — чтоб мне провалиться! — притащил еще пирожных-корзиночек, залитых самым что ни на есть настоящим шоколадом до самого верху, с горкой даже! Я и не знал, что он такие штуковины у себя держит.
А когда я ему про это сказал, он и отвечает:
— Ну, вы, конечно, понимаете, что мы подаем их лишь приличной публике, это только для элитной клиентуры.
Я не знал, элитная я клиентура или нет или, может, это что-то такое, за что его надо пристрелить, ну, я постарался напустить на себя суровый, но в то же время и равнодушный вид, чтоб мог он подумать, что я либо знаю, про что это он толкует, либо рассердился, что он так сказал.
Сидели мы там, попивали кофе, ели эти самые пирожные и беседовали. Она сперва начала про погоду, как вроде других слов мы вообще не знали. Я спросил, как себя чувствует ее папаша, а она спросила у меня, как себя чувствуют Пармали и Логан, а потом ни с того ни с сего она мне начала рассказывать про поэму, которую она читала когда-то, под названием «Королевские идиллии», какого-то парня по фамилии Теннисон. Знавал я одного ковбоя с такой фамилией в Чероки-Нэйшен, но вряд ли это был он. Когда я в последний раз с ним встречался, он не то что написать книгу, он ее и прочитать бы не сумел.
Судя по тому, что она рассказывала, это была всем книгам книга, сама она с ума сходила от этого самого Ланселота, который ездил по белу свету и всех подряд протыкал копьем.
Я на этот счет мало что мог сказать — книгу-то я не читал; заметил только, что лошадь у него была, должно быть, здорово крупная, чтобы носить на себе человека, одетого во все это железо. Не думаю, чтоб она подумала, будто это замечание соответствует ходу ее мыслей. А она все говорила о рыцарстве и романтике, и глаза у нее сверкали вроде как звезды, так что под конец я начал раздумывать, где мне самому купить такой костюмчик.
Ну, в общем, мы с ней очень приятно беседовали, мне просто жалко было, что кончается кофе и эти маленькие пирожные, и, казалось, расстанемся вполне по-дружески, как вдруг она и говорит ни с того ни с сего:
— Но вы не единственный камешек на берегу.
Я даже не сообразил, к чему это она клонит, и тогда она добавила:
— Меня навестил мистер Хадди. Он очень мил.
А я, не задумываясь, и ляпнул:
— Это тот самый, что пытался убить нас. Заляжет где-нибудь на горе и стреляет в нас. Он убил вчера одного нашего парня, индейца.
Ну, тут у нее лицо побелело, она вскочила так резко, что чуть стол не опрокинула, и говорит:
— Флэган Сакетт, я больше не желаю вас видеть, никогда!
И вылетела на улицу.
А Берглунд — он все полировал стакан — и говорит, ни на кого не глядя:
— Лучше, когда они от тебя бесятся, чем когда безразличны.
— Ох, заткнулся бы ты! — сказал я вежливо и вышел оттуда, злой на себя, злой на Берглунда и злой на Мег Росситер.
Глава 16
То, что я сказал, была чистая правда, но дела оно не меняло: не стоило говорить это именно в тот момент и именно ей. Мег Росситер была незамужней девушкой в стране, населенной мужчинами, большинство которых были старше, чем она. Здесь не бывало приемов, танцев, театральных лож или еще чего, куда можно пойти. Не много у нее было случаев стать чьей-то девушкой или пофлиртовать с кем-нибудь.
Хоть я и полный дурак насчет женщин, все же я на них насмотрелся изрядно и знаю, что они любят стравливать одного мужчину с другим и что им нравится чувствовать себя желанными, даже если ничего такого нет. Ну, Мег влюбилась в Кудряша Данна, или ей казалось, что влюбилась, а тут являюсь я и говорю, что он, мол, гроша ломаного не стоит, а после Кудряш и сам показал, что я прав.
Что бы там она мне ни говорила, но разговоры в лавке она определенно слышала. Джонни Кайз был человек женатый, его жена дружила с Мег и была совсем не дура.
Она-то знала, что за вонючка этот Кудряш, только на Мег это не действовало. Потом мы с ней приятно посидели, а она возьми и выскочи с этим Верном Хадди! Может, она хотела вызвать у меня ревность, может, ей просто хотелось похвастаться, что за ней ухаживают, но теперь мне надо было доказывать, что он такой же поганец, как Кудряш, а то и похлеще.
На следующее утро мы ненадолго собрались в лесу всей командой. Логан тут был, Пармали, Галлоуэй и Ник Шэдоу. Чарли Фарнум подошел, когда мы уже начали разговор. Каждый знал, за какое дело я взялся, и каждый знал, что речь идет о жизни и смерти. Я отправлялся в лес на охоту за человеком, который стрелял без промаха, который двигался бесшумно как кошка и имел чувства, обостренные как у дикого зверя, — по крайней мере, так о нем говорили. И я буду там, в лесу, пока один из нас не умрет. Я это знал, они тоже.
Он стрелял редко, почти никогда не промахивался, мало кто мог похвастаться, что выжил после его выстрела, и ни один из выживших не мог сказать, что видел его или хотя бы догадывался, что он где-то рядом.
Мы поговорили немного про все остальные дела, а потом я поднялся и взял винтовку.
— Я не собираюсь брать лошадь, — сказал я. — Если у тебя есть лошадь и ты ее где-то оставишь, то должен будешь вернуться к ней — и убийца это знает. Я не хочу связывать себе руки.
Было раннее утро, и туман лежал в долинах. Было очень тихо. Если в такое время в лесу раздается какой-то звук, он кажется в десять раз громче, но я ничего не слышал. Я двигался осторожно и не спешил. Путь я выбрал кружной. Я понятия не имел, где может быть Верн Хадди, знал только, что, скорее всего, его не окажется там, где я надеюсь его найти.
Сначала я направился на то место, откуда он стрелял вчера. Мне надо было посмотреть, какие места ему нравятся в качестве огневой позиции, а если повезет — найти четкий след, который можно было бы узнать в другой раз. А то до сих пор я действовал вслепую.
Я не спеша пробрался через лес к северу, нашел устье каньона Малого Сухостойного ручья и пересек его, присматриваясь к следам. Мне попались следы лося, оленя и всякого зверя помельче, а потом я направился вверх по ущелью, продвигаясь вперед черепашьим шагом. Во-первых, мне надо было как следует изучить гору, чтобы высмотреть хорошие укрытия, а во-вторых — из-за большой высоты.
Почти у самой верхней границы леса — полагаю, она проходила на высоте десять тысяч футов — я пересек ущелье и двинулся дальше поперек склона. К полудню спрятался в елях и принялся осматривать Лысую гору…
Я посидел там больше часа со взятой у Логана подзорной трубой, изучая склон Лысухи от дна ущелья Сухостойной речки до самой вершины. Сперва я проводил трубой из стороны в сторону, потом смещал взгляд на другой уровень, футов на десять, и снова начинал выискивать признаки жизни. Дважды я замечал оленей — они спокойно паслись. Иногда взлетали птицы, но, похоже, не потому, что кто-то их потревожил.
Потом я проверил возможные подходы к Лысой горе, нашел один удобный — и тут же отказался от него. Он, несомненно, тоже его заметил и будет за ним наблюдать, время от времени окидывая взглядом склон. Нет, не годится…
Пригибаясь к земле, я спустился в ущелье и поднялся по другому склону. Час у меня ушел, чтоб найти его огневую позицию. Он насыпал земляной холмик, на который клал винтовку, и устроил себе сиденье, чтобы ждать со всеми удобствами.
У него был хороший сектор обстрела, без всяких помех, а дистанция составляла около четырех сотен ярдов, может, чуть больше или чуть меньше. Он не дал себе труда скрыть следы своего пребывания здесь, наверно, сомневался, что кто-нибудь захочет охотиться на него или что найдет это место.
А может, оставил его как приманку. Эта мысль стукнула мне по мозгам, когда я присел там на корточки, — я тут же кинулся на землю, ударился плечом и перекатился в кусты как раз вовремя, чтобы услышать эхо выстрела. Только футах в тридцати оттуда, все еще перекатываясь с боку на бок, я вспомнил, что слышал свист пули. Она совсем близко пролетела.
Он видел, где я был, а я представления не имел, откуда он стрелял, так что поспешил дальше, двигаясь быстро, но без шума, вниз по склону, а потом свернул поперек, ниже его первой позиции.
А где же он? Или крадется за мной следом? Не успел я задать себе этот вопрос, как сразу понял ответ. Он меня просто ждет. Этот Верн Хадди был человек уверенный в себе. Может, даже самоуверенный. Он, видно, считал, что в этой игре ему равных нет — что ж, может, так оно и было. А если так, тогда я покойник.
Я на минуту припал к земле в укромном месте — но таком, откуда мог наблюдать, что делается вокруг, и начал обдумывать ситуацию. Очень может быть, что после выстрела, который убил нашего индейца-юту, он отошел вверх по склону и стал ждать. Решил, что кто-нибудь придет поглядеть на это место, и он уложит еще одного.
Прошло какое-то время, и он, наверное, малость расслабился. Может, начал думать, что никто сюда не придет, вот мне и удалось как-то проскользнуть, а он меня сразу не увидел… что, надо сказать, получилось для меня здорово удачно. А может, ему мешала выстрелить какая-то ветка или еще что на пути пули, и ему пришлось ждать, пока я сдвинусь на другое место.
Все это мне здорово не нравилось. Он охотился на меня, а это было вовсе не то, к чему я стремился. Он, вероятно, потратил несколько дней, чтобы изучить этот склон Лысухи, и знал его лучше, чем я.
Ну, а как насчет обратной стороны? Может, он ничего не знает про ту сторону горы, может, мне бы удалось заманить его туда, заставить обойти гору кругом вслед за собой, чтобы он оказался в месте, незнакомом нам обоим. Может, и удалось бы — если сумею достаточно долго остаться живым…
Хуже всего, что он был где-то выше меня. Я, как призрак, крался по горному склону, стараясь, чтобы ни один сучок не треснул, ни один камешек не скатился, ни одна ветка не вздрогнула. Одежда у меня была мягкая, листья, скользя по ней, шуршали совсем тихо, за фут не услышать.
Не спрятана ли у него где-то лошадь? Останется ли он на горе ночью?
Одно обстоятельство было мне на руку. Он навещал Мег Росситер, а это означало, что он то уезжал с горы, то возвращался. Так что у меня были все шансы перехватить его. Я пошел дальше, пересек осиновую рощицу, обогнул несколько елей, а потом изменил направление и двинулся назад и вверх, по косой.
Этот маневр почти сработал. Внезапно я заметил не дальше чем в сотне ярдов от себя ногу в сером мокасине и штанине из серой оленьей кожи. Я вскинул винтовку и выстрелил… через долю секунды после того, как нога отдернулась. Я немедленно всадил две пули в кусты чуть выше того места, где была нога, потом соскользнул лежа футов на тридцать вниз по склону, вскочил на ноги и побежал через кусты. Я бежал быстро, но тихо, забирая в сторону, чтобы оказаться выше его.
Не было слышно ни звука. Сердце у меня колотилось. Бегать на такой высоте
— занятие нестоящее, хоть я и провел немало времени в высоких горах; никому не следует долго бегать на такой высоте, если только он не живет здесь много лет.
Вряд ли я в него попал. Стрелял по кустам я на всякий случай, стрелял наугад, больше чтоб припугнуть его, не надеясь попасть. Конечно, я хотел прищучить его — за тем я сюда и пришел, — но слишком мало было шансов.
Когда дыхание восстановилось, я долго прислушивался, а потом пошел вверх по склону, используя каждое укрытие, какое попадалось по дороге, пока не поднялся по крайней мере на тысячу футов. Потом осмотрел местность вокруг. Граница леса проходила чуть выше меня, обрезая мне пространство для маневра, но это же уменьшало его шансы обойти меня сверху.
Позиция у меня была хорошая. Лишь тонкая линия обтрепанных ветром деревьев да цепочка камней отделяла меня от голой вершины горы. С правой стороны гора тоже была голая, ярдов на четыреста, а за этой прогалиной начинались кусты и деревья, низкорослые, правда, но спрятаться там можно. Однако это был только островок, а дальше опять тянулся голый склон.
Прямо передо мной были обветренные скалы, сучковатый ствол исхлестанной ветрами ели и невысокий куст.
Долгое время внизу ничего не двигалось, потом внезапно взлетела птаха. Это могло означать что угодно, а могло ничего не означать. Я ждал с винтовкой наготове. Вытащил из своего небольшого мешочка кусок вяленого мяса и начал жевать, по-прежнему внимательно следя за склоном.
Неожиданно я услышал стук камня, а потом шорох осыпающегося гравия. Звуки донеслись со склона справа от меня, но там все было неподвижно. Распластавшись на земле, я перевел глаза налево и буквально через секунду уловил какое-то движение. Он промелькнул в кустах как тень — пытался подобраться поближе ко мне. Я немного подпустил его и выстрелил. Он упал на землю, я выстрелил еще раз и еще. Ниже по склону зашуршал гравий, но я не двинулся с места. Если он мертвый, так можно и подождать, дело не спешное, но если он живой, значит, лежит и ждет, пока я приду проверить, куда я там попал… в общем, я с места не тронулся.
Прошел час… Скоро солнце сядет. Снизу донесся приглушенный стон, но я остался где был. Если он там помирает, то может и без меня помереть. Ну, а если это уловка — а я был уверен, что так оно и есть, — то этим меня не выманишь. Но приближающийся закат меня беспокоил, потому что солнце будет садиться прямо за тем клочком кустарника, и какое-то время я в той стороне ничего не увижу — солнце меня будет слепить.
Пора было двигаться. Быстро и тихо я подался поперек склона в противоположном направлении, обогнул начало Лесопильного каньона сверху и прошел через рощу осин, может, самых высоких, какие мне приходилось видеть. Там я передохнул и заодно перезарядил винтовку.
В этих горах мы могли неделя за неделей подлавливать друг друга и палить наугад, так что надо было придумать что-то другое, чтобы довести это дело до конца. Я наверняка уже пару раз запылил ему одежку, думаю, это его слегка обеспокоит. Мне хотелось заставить его шевелиться побойчее, потому что когда человек не сидит на месте, ему приходится рисковать.
Наступает ночь — что же он станет делать? Если бы меня поджидала такая девчонка, как Мег, я бы живо убрался с этой старой черной горы и поскакал туда. Ему надо было переехать обратно на ту сторону Ла-Платы, чтобы добраться до Вишневой речки и ранчо Росситера, и очень было похоже, что где-то там он оставил свою лошадь, в безопасном месте.
Ну, я с этой горы спустился быстро. Кружным путем добрался до нашего лагеря, взял свою лошадь и поехал на Вишневую речку. Спрятал лошадь в кустах в стороне от дороги и начал следить за ранчо. И, ясное дело, не прошло и часа, как подъехал этот самый Верн Хадди, разодетый, как ковбой в воскресенье, прилизанный и лоснящийся, в свежей рубашке и черном пиджаке. Оставил лошадь у коновязи и поднялся на крыльцо.
Мелькнула у меня мыслишка, что надо найти себе подходящее место в кустах и заловить его, когда он выйдет. Он бы со мной как раз так и обошелся. Но убивать людей из засады не в моем обычае. Я никогда не смог бы посмотреть в глаза Галлоуэю и Пармали, если б прикончил его так… не говоря уже про Мег, если б она про такое дозналась. А она бы наверняка дозналась — не очень-то я умею помалкивать про то, чего стыжусь.
Я поднялся, свел свою лошадь вниз, напоил, подвел к коновязи и привязал рядышком с его конем. А после поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
Мне открыл Росситер.
— Здорово, дружок! Рад тебя видеть! Заходи, как раз к ужину поспел!
Он провел меня в столовую, и, доложу я вам, такой картинки вы в жизни не видели! У Верна Хадди челюсть отвалилась, когда он меня увидел, — да так и осталась. И лицо вроде как побледнело, уж больно это для него была неожиданная встреча. А Мег, ну, она тоже удивилась, только удивлялась она не больше секунды, а после стала такая довольная — дальше некуда. Ну как же, ведь сразу двое мужчин явилось за ней ухаживать! Конечно, она знать ничего не знала насчет того, что в этот день делалось там, на горе…
— Мистер Сакетт, — сказала она чопорно, — я хочу познакомить вас с мистером Хадди. А я что, я ему улыбнулся.
— Я все мечтал встретиться с мистером Хадди, — говорю. — Честное слово, целый день о нем думал.
— Вы о нем думали?.. — Мег была озадачена.
— А как же! Это человек такого рода, что заставляет тебя думать о нем все время. Я могу представить, по какой такой причине девушка может о нем раздумывать, но, мэм, можете поверить мне на слово, не так-то просто забыть о нем.
— Мистер Хадди и я, — говорит она все так же чопорно, — знакомы всего несколько дней.
— Тогда вяжите его поскорее, пока можете, — говорю. — Может, он не так долго пробудет с нами.
У меня было хорошее настроение. Я их обоих захватил врасплох, удивил и вывел из равновесия и чувствовал, что самое мне время позабавиться. А кроме того, это был случай присмотреться к нему и малость оценить. Я ведь практически и не видел его раньше.
Сложен он был хорошо, может, разве слегка толстоват, лицо узкое, строгое такое, без особенного чувства юмора. Он из-за этого выглядел старше своего настоящего возраста — я-то знал, сколько ему лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17