— Во всяком случае, он не голодает, — проговорил Скотт.
Позавтракали они почти молча. Потом все трое во главе с Биллом Сквайрсом спустились к ручью и поехали вдоль берега, внимательно глядя по сторонам. Они добрались до орешника и двинулись дальше. Время от времени им попадались следы, оставленные индейцем; следам было уже несколько дней.
Они не спешили, боясь потерять едва заметную тропу, тем более что временами следы исчезали совсем. К концу дня Скотт Коллинз остановился, приглядываясь к следам индейца.
— Не кажется ли тебе, Билл, что этот индеец теряет много времени, выясняя, каким образом наши малыши существуют? Всякий раз, подходя к их стоянке, он оставляет столько следов, что хватило бы на четверых.
— Он любопытен, — усмехнулся Сквайрс. — Дети его озадачили, Скотт, и мне кажется, он заинтересовался по-настоящему. Ему интересно, как они живут и чем питаются.
— Насколько мы сейчас отстаем от Харди? — спросил Скотт.
— Дня на два, на три. Может быть, на четыре. Порой он движется очень медленно; в первый день он, похоже, сделал не больше четырех-пяти миль. На следующий, может быть, еще меньше. Но когда Харди умудряется взгромоздиться на лошадь, они едут быстро.
Они уже разбили лагерь для ночлега, когда Скотт неожиданно посмотрел на остальных.
— Боюсь, он может свернуть с дороги.
— Я тоже об этом подумал, — согласился Сквайрс. -Сдается мне, это единственный шанс оторваться от преследователя. Может, Харди это все равно не удастся, поскольку индеец хорошо умеет идти по следу, но, если мальчик удачно выберет время, он может свернуть на север и через густые леса достичь подножия гряды холмов Уинд-Ривер, а уже оттуда спуститься к форту Бриджер. Думаю, он именно так и поступит.
— Хотел бы я, чтобы они были одеты потеплее, — вздохнул Скотт.
— Да… Я тоже.
Ашаваки тоже думал о холоде, но совсем с другой точки зрения. Уже несколько раз он был уверен, что вот-вот схватит Маленького Воина, но каким-то образом дети каждый раз ухитрялись ускользнуть. Костры на стоянках они устраивали маленькие, индейские, и жались к огню, чтобы согреться; однако с гор, где теперь уже лежал снег, дул холодный ветер, и они должны были сильно мерзнуть. В любой момент ручьи у берегов мог сковать лед, и тогда детям придется совсем плохо.
Впрочем, жалости Ашаваки не испытывал. Их страдания от голода и холода не вызывали в его душе никакого отклика. Ему просто было любопытно, что же они предпримут; и еще он знал, что должен учитывать хитрости Маленького Воина, разыскивая места их стоянок.
Ашаваки знал нескольких белых, но ни разу не встречался с их женщинами или детьми. Многие из его соплеменников отзывались о них с симпатией; однако в большинстве своем шайены знали бледнолицых лишь настолько, чтобы сражаться с ними или красть у них лошадей; впрочем, этому последнему занятию они предавались отнюдь не с таким азартом, как команчи, и уж во всяком случае не почитали конокрадство за доблесть.
Чувства детей волновали Ашаваки ничуть не больше, чем ощущения каких-нибудь волчат. Лошадь — вот что ему было действительно нужно. Но все же ему было очень любопытно, каким образом Маленький Воин преодолевает встающие перед ним трудности.
Индеец все еще не подозревал, что его тоже преследуют. Как и все его соплеменники, он наблюдал за пройденным путем, но трое пока находились слишком далеко позади, чтобы Ашаваки мог их обнаружить. Если бы он заподозрил, что его преследуют, то, возможно, предпринял бы отчаянное усилие одним рывком нагнать детей, убить и завладеть лошадью. Сейчас он находился так далеко от дома, что нечего было и думать брать их в плен.
Но мысли Ашаваки занимали не только дети и лошадь. Он приближался к месту одного из величайших испытаний, которые выпадали ему в жизни. Произошло это три года назад, когда ему повстречался медведь.
Тридцатипятилетний шайен был могучим воином, однако он признавался себе, что тогда, встретив медведя, в первый раз изведал страх.
Это был медведь-гризли, и Ашаваки встретил его неожиданно, сразу поняв, что гризли пребывает в дурном настроении. Некоторые животные, подобно иным людям, рождаются в дурном расположении духа и пребывают в таком состоянии всю жизнь. Этот гризли относился к их числу. Они встретились на узкой тропе, и Ашаваки вскинул винтовку и выстрелил.
Почувствовав удар пули, гризли с рычанием рванулся вперед. Перезаряжать ружье уже не оставалось времени, а потому индеец ткнул винтовку в пасть медведю и схватился за охотничий нож. Гризли отмахнулся от винтовки, и Ашаваки, успев полоснуть ножом по лапе, оказался отброшенным в сторону.
На счастье, он скатился по открытому склону и, зацепившись за куст, ничком упал на прибрежный песок. У него так перехватило дыхание, что он не мог пошевельнуться. Едва сумев глотнуть воздуху, он услышал, как разъяренный медведь спускается по склону. Фыркая и злобно ворча, гризли искал его след среди камней и кустов до тех пор, пока боль от ран не заставила зверя уйти прочь, — падая, Ашаваки не оставил следов, и потому поиски медведя оказались напрасными.
Ашаваки осмотрелся по сторонам, вспоминая происшествие. Это было его самое близкое соприкосновение со смертью, и потому он вспоминал все случившееся в этих местах с суеверным ужасом. Не было ли предзнаменованием то обстоятельство, что дети привели его именно сюда?
А вдруг это все-таки не дети, а Маленький Народец? Не специально ли привели они его к тому месту, где Ашаваки было дано познать страх? К Месту Медведя?
Глава 5
До сих пор Харди боялся, что не справится с опасностями пути. Но сейчас он вдруг ощутил уверенность в своих силах они провели в пути уже несколько дней и выжили.
Биг Ред бежал ровным, спокойным аллюром, Бетти Сью мирно спала и впервые не хныкала во сне. Главное же — он чувствовал, что все делает правильно.
Начало положила рыба. На протяжении последней полумили Харди дважды пересекал ручей, а затем с четверть мили ехал по воде вверх по течению. Не много сыщется следов, в которых — дай ему время — не разберется хороший следопыт; зная это, Харди не слишком рассчитывал ускользнуть от индейца. Делать ставку он мог только на время: вот и на этот раз ему, возможно, удалось выиграть час, а то и несколько.
Ведя коня по ручью, Харди увидел рыбу и впервые понял, в какой огромной степени страх мешал ему добывать пропитание.
Дома ему нередко случалось видеть, как индейские мальчики плетут верши из веток и тростника; он далее помогал им и сам ловил рыбу таким способом. А теперь — голодал, находясь у полного рыбой ручья, хотя для того, чтобы сплести вершу, надо не так уж много времени — если повезет, ее можно изготовить за час или даже меньше. Если поставить ее на ночь, то к утру в ней может оказаться рыба… Жаль только, что нельзя останавливаться.
Или можно?
А если свернуть с дороги? Сейчас индеец уже уверен, что подобно большинству белых Харди направляется на запад и будет придерживаться дороги. Теперь предположим, что в каком-то не слишком очевидном месте Харди свернет с дороги. Скажем, направится к холмам, разобьет лагерь возле какого-нибудь ручья и будет оставаться там до тех пор, пока не наловит рыбы — не только чтобы хорошо поесть, но и накоптить немного про запас. Рыбу можно будет зажарить на огне или испечь в угольях. Он сумеет даже изготовить из коры походный котелок — так, как учил отец. Можно отыскать и съедобные растения, с которыми мясо или рыба станут еще вкуснее. До сих пор Харди просто не думал обо всем этом.
Воздух был свеж и прохладен, ручей журчал по камням, а легкий ветерок шелестел кронами деревьев. Несколько раз, оказавшись на возвышенных местах, Харди оглядывался; до сих пор он еще ни разу не видел преследователя, но не сомневался, что он там, позади.
Однако пока что Харди не решался привести в исполнение свой замысел, опасаясь разминуться с отцом, который — в это мальчик по-прежнему верил — разыскивает или станет разыскивать его. Впрочем, отец — человек сообразительный и вдумчивый, он догадается, как поступил Харди. В прошлом, расходясь в лесу, они оставляли друг другу путеводные знаки, указывавшие на изменение направления или место ухода с тропы. Обычно это были камни — два положенных один на другой, а сбоку третий или сломанная ветка, показывавшие направление. Однако индеец, несомненно, тоже увидит любой такой знак.
В нескольких сотнях ярдов впереди Харди разглядел за деревьями небольшой ручей, южный приток того, вдоль которого он продвигался. Это было то, что нужно.
Харди нашел подходящее место и, спустившись с берега, направил Биг Реда по воде — вверх по течению. Лишь в отдельных местах ручей достигал в глубину двух футов; вода в нем бежала быстро. Доехав до места слияния ручьев, Харди не стал сразу сворачивать, а еще некоторое время продолжал двигаться дальше и только потом вывел лошадь на берег и двинулся между деревьями по направлению к холмам.
Затем он снова заставил коня вернуться в воду, но теперь уже пошел вниз по течению. Возвратившись таким образом к слиянию ручьев, Харди положил в прибрежный куст сломанную ветку, толстым концом указывавшую направление. Поскольку раньше он не использовал подобных знаков, существовала вероятность, что индеец не придаст ему значения. В то же время Харди был уверен, что отец непременно станет искать оставленные им знаки, которыми они пользовались прежде, а этот был самым распространенным.
На ночлег Харди и Бетти Сью расположились у маленького ручья неподалеку от зарослей ивняка, и Харди сразу же принялся за свою вершу. Прежде всего он набрал нужное количество тонких ивовых прутьев и, сложив пучком, обвязал конец еще более тонкой веточкой. Затем он сделал несколько обручей постепенно увеличивающегося размера, протолкнул самый маленький, насколько смог, ближе к связанному концу пучка и привязал его к каждому из прутьев. Разместив остальные обручи внутри получившегося конуса, Харди старательно привязал их. Законченную вершу он опустил в ручей и вернулся в лагерь.
Воспоминание о верше подстегнуло его память, и теперь он подумал о вапату, или иначе эрроухеде, — растении, встречающемся в прудах и медленно текущей воде. Его клубневидные корни можно варить, как картофель, или запекать в горячей золе. Харди припомнились те два неурожайных на картофель года, когда им с отцом приходилось питаться вапату. Индейцы разыскивали его, двигаясь вброд и выдергивая растение из мутной воды пальцами ног. Сейчас Харди был бы не прочь наткнуться на эрроухед.
Бродя в кустарнике, дети нашли еще немного орехов, тут же и съели их вместе с пригоршней диких вишен. Этого было, разумеется, недостаточно, чтобы утолить голод, но заморить червячка все-таки помогло.
Ночь выдалась холодная, звезды горели ярко, а сверкающие горные вершины четко вырисовывались на фоне неба.
Утром Харди обнаружил в своей верше три форели. Испеченная в угольях, рыба оказалась необыкновенно вкусной, и впервые за последние дни дети наелись.
В глубокую лощинку, где они обосновались, вела узенькая тропка, по которой, судя по всему, давно уже не ходил никто, кроме зверей. Подступы к лагерю преграждали большие упавшие деревья; правда, травы здесь было мало, но жеребец ощипывал листья и молодые побеги и казался довольным. Днем Харди нанизал еще несколько рыбин, попавшихся к тому времени в вершу, на прутья и оставил их коптиться над костром. Тем временем они с Бетти Сью занялись сбором рябины. Вот тогда-то Харди и заметил следы.
Раньше ему никогда не приходилось видеть следов гризли, однако Харди сразу же узнал их по длинным бороздкам от когтей передних лап — об этой примете упоминал Билл Сквайрс.
Вероятно, гризли объедал здесь ягоды вчера; следы его виднелись повсюду. При мысли, что медведь может быть где-то неподалеку, у Харди затрепетало сердечко от страха. Конечно, в поисках пищи гризли забредают порой очень далеко от своих мест обитания, и сейчас этот зверь мог находиться за многие мили отсюда. Однако в костре калилось несколько орехов, и над ним коптилась рыба… Если медведь поблизости, то запах может привлечь его.
Чуть позже на открытом месте Харди нашел более отчетливые медвежьи следы и был ими озадачен. Подумав, мальчик пришел к выводу, что одна из передних лап гризли была покалечена, и стал мысленно называть зверя Старым Колченогом.
Следы эти попались на глаза Харди к исходу второго дня пребывания на стоянке возле ручья, и уходить отсюда на ночь глядя ему совсем не хотелось. И надо было еще докоптить рыбу.
— Останемся, — объявил он Бетти Сью. — Но если ночью ты что-нибудь услышишь, сразу же растолкай меня. Только не двигайся и не шуми.
— Почему? — уставилась на него Бетти Сью.
— Делай, что я тебе говорю.
— Почему?
Он не хотел пугать девочку, но лучше уж было сказать, чем отвечать на ее бесконечные вопросы.
— По-моему, где-то вокруг бродит медведь. Большой медведь.
И тут он вспомнил о Биг Реде. Жеребец был привязан на ограниченном пространстве, едва достигавшем пятидесяти ярдов в длину и столько же в ширину. Места было явно недостаточно ни чтобы убежать, ни чтобы сразиться, а с гризли, как слышал Харди, не могло справиться ни одно живое существо. Конечно, гризли предпочитает питаться орехами да ягодами, но вряд ли упустит случай обогатить свое меню свежим мясом.
И хотя уж наступали сумерки, Харди решился — надо уходить. И немедленно.
Он принялся торопливо собирать свои нехитрые пожитки, потом пошел к Биг Реду. Жеребец нервно переступал с ноги на ногу — уши насторожены, глаза широко раскрыты, ноздри раздуты.
— Все в порядке, Ред, — тихо проговорил Харди. — Дай только мне подсадить Бетти Сью, и мы тронемся.
Конь чуть наклонил голову, однако глаза его были прикованы к лесу. Старый Колченог приближался. Это был громадный медведь, уже проживший лучшую пору жизни и вечно всем недовольный. Его врожденная злобность многократно усилилась с тех пор, как ему покалечили лапу.
Гризли завершал большой обход своей территории — обход, протянувшийся почти на двадцать миль, — и возвращался к своим любимым местам; возвращался с безуспешной охоты, голодный и очень злой.
Ветер дул от него к людям — иначе бы он почуял человека и свернул в сторону. Но постепенно зверь начал улавливать соблазнительные незнакомые ароматы, смешанные с хорошо известными: он узнал запах лошади, а ему уже случалось отведать конины, и запах сырой рыбы.
Старый Колченог весил около девятисот фунтов. Его движения успели уже отчасти потерять прежнюю стремительность, но он все еще оставался достаточно подвижным, а здоровая лапа вполне могла одним ударом проломить череп быку. Гризли не боялся никого и ничего. Сегодня утром он прохромал мимо пумы; она плевалась и рычала, потом промчалась мимо него по узкой тропе и тут же повернулась, чтобы зашипеть ему вслед. Старый Колченог проигнорировал кошку, как нечто совершенно недостойное внимания.
Гризли находился неподалеку от лагеря, когда учуял лошадь, затем до него донесся запах дыма, который совсем ему не понравился, и, наконец, соблазнительный запах коптящейся рыбы, отличавшийся от всех ароматов, встречавшихся медведю прежде.
Старый Колченог замер, принюхиваясь. Он находился в узком, уединенном каньоне невдалеке от берлоги, в которую ему предстояло залечь на зиму. Гризли втянул воздух и глухо заворчал: до него донесся запах человека.
Медведь сошел с тропы и стал спускаться по склону к воде, время от времени останавливаясь, чтобы понюхать воздух. Он попил из ручья, постоял, вглядываясь в надвигающиеся сумерки, и снова направился туда, откуда шли соблазнительные запахи. Старый Колченог был голоден и хотел мяса… А там, где присутствовал человек, оно должно быть. Медведю случалось грабить лагеря и раньше.
В трех милях от этого места Ашаваки вышел на след старого врага. Дрожа от суеверного ужаса, он сперва увидел медвежьи следы, а потом рассмотрел отпечаток покалеченной лапы. Ему живо вспомнились отчаянный взмах ножом и брызнувшая из раны кровь — последнее, что он успел тогда увидеть, прежде чем красноглазый медведь сбросил его с тропы.
Потомок многих поколений воинов, Ашаваки остановился в нерешительности.
Совсем недавно впереди находился прекрасный гнедой конь — Ашаваки видел шерстинки, оставшиеся на коре деревьев там, где он задевал за деревья. Индеец страстно желал обладать этим жеребцом. Но там же были и дети… И еще там был медведь.
Медвежьи следы были свежими, зверь прошел здесь совсем недавно — тот самый гризли, который однажды чуть не убил его. Ашаваки никому не рассказывал об этом, но из месяца в месяц красноглазый медведь являлся ему в ночных кошмарах; он снова видел перед собой эту слюнявую пасть, блестящие зубы и сморщенные, оттопыренные губы — и просыпался, обливаясь холодным потом.
Ашаваки проверил винтовку, а потом лук и стрелы, которые носил всегда с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15