Еще шаг. Рука лежит на стенке, дуло ружья выдвинуто вперед, как щуп.
Ничего. Следующий шаг, нога поддала камешек, отвалившийся от стены либо принесенный с грязью на сапоге. Камешек ударился обо что-то, упал. Через заметный промежуток времени я услышал второй удар, где-то гораздо ниже меня, еще один, опять ниже. Текут секунды… всплеск. Крайне аккуратно я сделал шаг назад, затем повернулся и отступил в пещерный сумрак. Не там ли находится клад? Или же это западня, подстроенная для излишне любознательных и охотников до золота?
Подождет. Лусинда может нуждаться в нас, а ее жизнь дороже всякого золота. Я быстро зашагал по коридору и наконец увидел впереди свет. Айзек и Казби ждали меня, оба с горящими сосновыми шишками в руках. Взяв еще одну из большой кучи, я тоже поджег ее, и мы с приличной скоростью двинулись дальше. На протяжении сотни футов тоннель постепенно расширялся, закончившись огромным залом. Напротив находился еще один вход, и мы пересекли зал, отметив по дороге выемку, оставленную человеческой ногой среди натекшей со скалы сверху влаги.
Еще через некоторое время мы увидели впереди свет. Затушили наши светильники, я вышел вперед остальных и пошел дальше. Очутился в просторном, уютном помещении. Вокруг лежало несколько медвежьих шкур, одна на скамье вместе с другими мехами. Но в первую очередь мы обратили внимание на ван Рункла. Он сидел на чем-то покрытом шкурами с дробовиком в руках и глядел на нас. У стены на шкуре сидела Лусинда.
— Спасибо, что позаботились о мисс Фолви, — невозмутимо произнес я. — Очень хорошо с вашей стороны.
Хитрые глазки выдали нам оценку.
— Это кто вам сказал? Может, я ее не пущу. Славная кобылка. Лучше, чем скво.
— Согласен. Она красива. А мы, мои приятели и я, взялись отыскать, зачем она сюда явилась, и после проводить ее до цивилизованных мест, где она сможет жить, как молодой леди положено.
— Мило. — Левой рукой он вытащил изо рта трубку. — Чинно-благородно — если я решу ее освободить.
— Говоря, как джентльмен с джентльменом, я знаю, что вы так и поступите. Молодая дама далеко от дома, разлучена с родственниками. Конечно, боится…
— Ничего подобного! — Лусинда гордо вскинула голову, чуть задрав подбородок. — Вовсе я его не боюсь. Он привел меня сюда, когда я замерзла и устала, и вел себя с большой добротой по отношению ко мне.
— Без сомнения. Мистер ван Рункл и я уже встречались, он добрый человек и, как я и сказал, джентльмен. А сейчас, сэр, нам стоит подумать, как бы выбраться отсюда, и в путь-дорогу. Надо еще забрать лошадей, ехать нам далеко.
— Стойте, где стоите. С брюхом, набитым дробью, вы не много набегаете, а я припас вам такого угощения. Град пуль, как народ говорит. Да как бы ни назвать, раскурочат вас все равно.
— Стреляйте, — ответил я, — но мы ведь вас убьем. У меня винтовка, у этих господ тоже. И, сколько бы вы свинца в меня ни всадили, выстрелить в вас я сумею, уж поверьте. Воля — штука мощная, друг мой, и завершит действие, даже когда человек умирает. Вздумаете стрелять, я вас прихвачу с собой в могилу.
— Может статься. А может, что у тебя кишка тонка.
Я улыбнулся.
— Мистер ван Рункл, вас, возможно, удивляло, почему это с моим образованием меня занесло на Запад. Я приехал сюда умереть, сэр. Моя жена и ребенок погибли при пожаре. Где освещают свечами и топят камины, пожары часты, и я потерял все, что любил. Так что видите, у меня против вас преимущество. Чихать я на ваши угрозы хотел!
Лусинда уставилась на меня, точно никогда раньше не видела.
Ван Рункл нахмурился. Противостоять человеку, подверженному страхам, или же такому, которому абсолютно все равно, — разница немалая. А в моих словах содержалось достаточно истины, чтобы он поверил… Умирать ему не хотелось, а провести пустой болтовней того, кто не трудится пугаться, невозможно. Ставить же на то, что я мог соврать, он готов не был.
— Положи пушку, ван Рункл, — спокойно предложил я, — а не то стреляй, только не успеет твой палец согнуться на спусковом крючке, продырявлю тебе пузо насквозь!
Эбитт, вошедший с опущенным дулом ружья, поднял его, так же, как и Хит.
— Черт, — с неудовольствием произнес ван Рункл, — где у тебя чувство юмора? Никого я стрелять не собирался. У меня столько же оснований ставить палки в колеса этому Фолви, сколько у вас, парни! — Он отложил дробовик и встал. Глянул мне прямо в глаза. — Порох в тебе есть, малый.
— Чего проще быть смелым, если собственная жизнь не заботит, — ответил я.
К нам подошла Лусинда. Я повел дулом ружья.
— Выводите нас отсюда, ван Рункл, идите вперед. — Он потянулся за своим оружием. — Нет, ружей у нас хватит. Идите.
Я подобрал дробовик. В плохие люди я ван Рункла не записал. Опасный тип, верно. Способный попытаться извлечь выгоду, раз будто бы представился случай, но по-настоящему дрянной человечишка — нет. Тем не менее я твердо вознамерился держать глаза открытыми, а винтовку под рукой, чтобы больше уж случая не представлялось. Избавлю старичка от искушений.
Гора, получается, пронизана ходами, как пчелиные соты. Откос, в котором мы находимся, тоже. У меня возникла идея, и я высказал ее.
— Под долиной есть связь между пещерами?
— Есть, я смекаю, — признал ван Рункл, — хотя ж то я ее не находил. Под водой, может. Все это — одна большая пещера, надо думать. Миля за милей проходов, куда во веки веков никто носа не совал, даже я, а мне-то уж больше про эти пещеры ведомо, чем хоть бы и давешним индейцам.
Наружу мы вышли на уступе, выше по склону, среди туй, обкорнанных ветрами елей и прочего дреколья. Сразу над нашими головами начиналось плато, ограниченное откосом, на котором мы находились, внизу, словно карта, расстилалась страна — величественный простор.
Как разыскать наших? Предложений ни у Эбитта, ни у Хита не нашлось. Все, что мы могли делать, — это, не забывая о предосторожностях, обходить местность и надеяться, что наткнемся на них.
— Главная заноза — это Рейфен Фолви, — подытожил я, ни к кому в особенности не обращаясь. — Убрать бы его с дороги, тогда остальные, мне думается, рассобачатся и разбегутся.
— Святая правда, — мрачно согласился Хит. — Только как ты рассчитываешь от него избавиться?
— Если его побьют, причем основательно. Большинство, по моим соображениям, его бросит. Вызову его на единоборство.
Они глядели на меня круглыми глазами и, я уверен, думали, что я растерял последние остатки здравого смысла. Айзек Хит прочистил горло.
— Послушай-ка меня, — урезонивающим тоном проговорил он, — ты в здешних краях справляешься неплохо. Замечательно стреляешь — для книжного червяка — и вообще держишь марку, но ты хоть когда-нибудь смотрел на Рейфена Фолви как следует?
— Мужик что надо, — присоединился Казби. — Тяжелее тебя на сорок фунтов, парой дюймов выше, а зловредности на десяток таких, как ты, хватит, я считаю.
Лусинда пристально смотрела на меня, и меня задело, что в ее присутствии меня расценивают дешевле Фолви. Она ничего для меня не значила — просто девушка, которой я помогаю выпутаться из неприятностей, — все же уничижение мне не нравилось.
— Он выше, но я плотнее, чем выгляжу, и вряд ли он тяжелее меня больше, чем на двадцать фунтов. А насчет зловредности… вовсе в этом не уверен.
— Не связывайся с ним, — убеждал меня Казби. — Он из тебя душу вышибет. Двигается, как кошка. Ты же видел его в бою. Быстрый, точный, никогда не теряется. Стреляет без промаха, с ножом умеет обходиться. Как ты собираешься с ним сладить?
— Ножом, пистолетом или кулаком, — сказал я. — На» его выбор. — Я тронул нож, висящий у моего бока. — Это лучшая сталь, какую когда-либо делали.
Они решили: раз я книжник, в физическом отношении я им не ровня. Но в действительности я всегда выделялся силой и ловкостью. Крепость тела передавалась в моей семье из поколения в поколение, с мальчишеских лет я вел активную жизнь. В Европе я путешествовал пешком, фехтовал, боролся и боксировал и считался не последним во владении мечом. Правильно, драться взаправду мне доводилось мало, но я происходил из рода бойцов: профессиональных воинов, забияк, авантюристов, моряков. Если судить по скаковым лошадям и охотничьим собакам, порода много значит.
— Что об этом говорить, — это Казби. — Даже если вы сойдетесь и ты его отлупишь, нет причины надеяться, что он будет держаться своих слов. Это опасный, подлый тип, и не учителю с ним мериться.
Я начал злиться.
— Многие ученые люди были людьми сильными, — досадливо заявил я. — Например Сократ. Однажды он повалил Алкивиада и удержал его, хотя молодой Алкивиад не только отличался силой и спортивными успехами, но и вкусом к хулиганству. Леонардо да Винчи гнул руками железные подковы, а Платон, перед тем как стать философом, являлся известным атлетом. Платон — это, собственно, прозвище, данное за широкие плечи.
— Мы не про них говорим, — отпарировал Казби. — Забудь эти глупости, и все. У Фолви расправа коротка. Боец до мозга костей.
Может, я и задумал глупость, но возражения только взвинчивали меня. Встретиться с Фолви и разгромить его казалось теперь единственным выходом.
Сколько мы пробыли под землей, я не понял; во всяком случае, утреннее солнце светило ярко, играя в струях потока далеко внизу. Невозможно представить сцены прекраснее и более мирной. Сердце радовалось при виде горных пиков в вышине.
— Идете вниз? — спросил ван Рункл.
— Да.
— Меня туда гнать нечего. Тех внизу я терпеть ненавижу, но без оружия к ним не пойду, не надейтесь.
— В пещерах у вас достаточно оружия, — сказал я. — Сходите и возьмите чего-нибудь. У меня нет аппетита на заряд дроби в спину.
— Стрелять в вас я не стану, — запротестовал ван Рункл, — а вот ружье это очень уж ценю. Подлинный «Генри Нок». Лучше их и не делают.
— Вы правы. Мне посчастливилось увидеться с мистером Ноком в Англии в то время, когда он разрабатывал эту конструкцию. Я позабочусь о нем и, если повезет, верну. А теперь забирайтесь в свою нору, и до свидания.
«Фергюсона» я закинул за спину. В данный момент от дробовика может выйти больше толку. Мощное двуствольное ружье значительно превосходило длинноствольные ружья для охоты на птицу, предшествовавшие дробовикам, среди которых попадались экземпляры со стволами в шесть с половиной футов длины, очень неудобные в обращении.
Мы тронулись в путь. Красота, покой, тишина вокруг, но где-то там, внизу, ждет смерть. Не исключено, моя.
Глава 20
Гордость может оказаться опасным спутником, и мыслящий человек должен ее остерегаться. Того гляди, заведет в рискованное или хлопотливое положение, в какое своей охотой ни за что не влезешь.
И мои друзья, и Лусинда сомневались, что я способен сразиться с Рейфеном Фолви в чем-то, хоть отдаленно похожем на схватку равных. Думать об этом было неприятно.
До нынешнего времени я считал себя спокойным, рассудительным существом, и разум подсказывал: задача сейчас — отыскать сокровища, собрать своих друзей и улепетывать отсюда с максимально возможной скоростью. Доберемся до наших лошадей, и есть шанс, что наши неприятели останутся безнадежно в тылу. Будем у манданов задолго до того, как они смогут очутиться близко от нас. Трезвый рассудок заверял, что такой курс — наилучший, и, немного поостыв, я занялся его осуществлением. Однако раздражение внутри не исчезло.
Мы, не забывая об осторожности, обыскали место, где я в последний раз видел Дэйви Шанагана. Нашли кровь на листьях, отпечаток тела, но сам он пропал.
Сидя на пятках посреди рощи, мы обсудили ситуацию. Бывший лагерь людей Фолви, сейчас заброшенный, расстилался перед нами как на ладони. Одна лошадь оставалась там, что вызывало подозрения.
— Приманка, — высказал я свое мнение. — Ждут, что мы придем ее ловить.
— Лучше давайте-ка двинем разыскивать наших лошадей. Они должны быть там, где мы их спрятали, когда ты ушел вверх по горе, а мы услыхали рядом шайку Фолви и решили дуть оттуда. Если они их не украли.
— И где это?
— В той вон стороне, симпатичная такая ямка между холмами. Там родник, растут деревья, трава хорошая. С ними должен был оставаться Боб Сэнди, он не в той был форме, чтобы шататься по округе.
Мы отошли от места стоянки назад. Ни с того ни с сего лошадь торчать посреди покинутого лагеря не станет. Привязали там или как-то еще удерживают, ясно.
Принялись пробираться в сторону от откоса, по звериным тропкам среди чахлых дубков, дубового подроста и редких сосен. Останавливаясь временами, чтобы прислушаться, ничего не улавливали. В рощице, где оставляли лошадей, все было спокойно. Лошади находились на месте, хрустели травой или стояли голова к хвосту, чтобы смахивать друг другу с носа мух. Мы полежали, притаившись, разглядывая картину.
Признаков жизни никто не подавал. Но в тени вокруг вполне могли быть люди, в нескольких точках. И тут должен присутствовать Боб Сэнди.
Дробовик, который я волок с собой, становился все тяжелее. Мне ничего так не хотелось, как возможности положить его наземь, выпить кофе, чего-нибудь съесть, затем оседлать коня и укатить отсюда.
Понаблюдав несколько минут и никого не увидев, мы спустились в ложбину и оседлали лошадей — и собственных, и прочих. Странное чувство владело нами, и все мы ожидали: что-то произойдет. Фолви с приличными силами находился в окрестностях, и наверняка хотя бы некоторые из них изловили своих лошадей. Несомненно, ожидают нашего хода. Как и мы ихнего.
К востоку плотно стояли сосны. Мы провели лошадей сквозь них в ложбину поменьше, но более удобную для защиты. Сухого дерева нашлось в избытке, и, рискуя, что нас накроют, мы сварили кофе и приготовили поесть.
Подремали урывками, карауля по очереди. С приближением вечера почувствовали: надо действовать. У меня из головы не выходил мальтийский крест в пещере. Предположительно снаружи имелся еще один, тот, что нашел ван Рункл, но уверенности в этом у меня не было.
Я нарисовал на земле около себя схему: линия, обозначающая край плато, и другая — гору напротив, отметил расположение пещеры с крестом и нашу позицию. Если я не ошибался, мы находились не более как в трехстах ярдах к юго-востоку от этой пещеры.
Выбрав в качестве ориентира высокую растрепанную сосну на краю плато, я провел взглядом линию от нашего лагеря к ней. Приблизительно на полпути высовывалось нагромождение скал. В промежутке между ним и нами лежала небольшая сухая сосна. Найду дорогу даже в потемках. Я разыскал пару налитых смолой шишек и положил их, чтобы удобно взять.
Подошла Лусинда.
— Что хотите делать?
— Забрать золото и уезжать отсюда.
— Правильно! — живо отозвалась она. — Я мечтаю выбраться даже с пустыми руками. Давайте просто уедем! — Помолчав, она добавила: — Я его боюсь. Верю, что он с удовольствием нас поубивает, всех до одного!
Несмотря на дерзкое желание бросить Фолви персональный вызов, я сам не избежал опасений. Что он являлся борцом, почти не находящим себе равных, мы все принимали без возражений. Смелый, беззастенчивый человек, державший в повиновении команду головорезов частью страхом, частью силой личности. И однако я упрямо отказывался признать себя побежденным. Я добуду это золото, потом уже мы уедем.
Окружающая местность казалась предательски мирной. Куда ни глянь, никто не шевелится.
Сейчас мы как будто были в безопасности. Чувство, чреватое неприятностями. В подобные моменты человек становится уязвимым, а охоты подвергнуться атаке мы не испытывали. При изучении окрестностей, высматривая не только движение, но и знаки, оставленные передвигавшимися раньше, я раздумывал, что надо бы сделать одну решительную попытку быстренько добраться до клада и потом убираться из этих мест что духу в конях. Самым важным было уберечь Лусинду, с этим согласился бы каждый, а это значило оторваться от противника. Сэнди, Толли, Кембл, Шанаган и Хорхе знали, куда мы собираемся, и могли ехать следом — если были живы и если сохраним жизни мы.
Перебрался ко мне Эбитт, так же, как и я, изучая окружающее.
— Нет никаких идей насчет где запрятано добро?
— Мне кажется, я знаю, где оно.
— Очко в твою пользу. Я ума не приложу.
Я рассказал про мальтийский крест.
— Длинная перекладина, по-моему, сделана для обмана, заманить в ловушку. Думаю, клад зарыт под крестом.
— Может такое быть. — Казби запалил свою трубку. — Хотел бы я, чтобы парни подошли. Боюсь за них… да и за нас тоже.
— И я. Шанаган был плох.
Так мы переждали день: ловя возможность отдохнуть, давая лошадям попастись, копя силы для будущей гонки через прерии.
Тени удлинились. Так же, как и мы, они выжидали, но с темнотой действия возобновятся, и внезапно я решил: время двигаться. Сейчас, пока еще светло.
Мы сели верхом и выехали, прокладывая по траве курс к выходу скал. Вопросительно позвала куропатка, но кроме этого, слышался только шорох и топот от копыт наших лошадей. У скал мы натянули поводья, стараясь слиться с серым камнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Ничего. Следующий шаг, нога поддала камешек, отвалившийся от стены либо принесенный с грязью на сапоге. Камешек ударился обо что-то, упал. Через заметный промежуток времени я услышал второй удар, где-то гораздо ниже меня, еще один, опять ниже. Текут секунды… всплеск. Крайне аккуратно я сделал шаг назад, затем повернулся и отступил в пещерный сумрак. Не там ли находится клад? Или же это западня, подстроенная для излишне любознательных и охотников до золота?
Подождет. Лусинда может нуждаться в нас, а ее жизнь дороже всякого золота. Я быстро зашагал по коридору и наконец увидел впереди свет. Айзек и Казби ждали меня, оба с горящими сосновыми шишками в руках. Взяв еще одну из большой кучи, я тоже поджег ее, и мы с приличной скоростью двинулись дальше. На протяжении сотни футов тоннель постепенно расширялся, закончившись огромным залом. Напротив находился еще один вход, и мы пересекли зал, отметив по дороге выемку, оставленную человеческой ногой среди натекшей со скалы сверху влаги.
Еще через некоторое время мы увидели впереди свет. Затушили наши светильники, я вышел вперед остальных и пошел дальше. Очутился в просторном, уютном помещении. Вокруг лежало несколько медвежьих шкур, одна на скамье вместе с другими мехами. Но в первую очередь мы обратили внимание на ван Рункла. Он сидел на чем-то покрытом шкурами с дробовиком в руках и глядел на нас. У стены на шкуре сидела Лусинда.
— Спасибо, что позаботились о мисс Фолви, — невозмутимо произнес я. — Очень хорошо с вашей стороны.
Хитрые глазки выдали нам оценку.
— Это кто вам сказал? Может, я ее не пущу. Славная кобылка. Лучше, чем скво.
— Согласен. Она красива. А мы, мои приятели и я, взялись отыскать, зачем она сюда явилась, и после проводить ее до цивилизованных мест, где она сможет жить, как молодой леди положено.
— Мило. — Левой рукой он вытащил изо рта трубку. — Чинно-благородно — если я решу ее освободить.
— Говоря, как джентльмен с джентльменом, я знаю, что вы так и поступите. Молодая дама далеко от дома, разлучена с родственниками. Конечно, боится…
— Ничего подобного! — Лусинда гордо вскинула голову, чуть задрав подбородок. — Вовсе я его не боюсь. Он привел меня сюда, когда я замерзла и устала, и вел себя с большой добротой по отношению ко мне.
— Без сомнения. Мистер ван Рункл и я уже встречались, он добрый человек и, как я и сказал, джентльмен. А сейчас, сэр, нам стоит подумать, как бы выбраться отсюда, и в путь-дорогу. Надо еще забрать лошадей, ехать нам далеко.
— Стойте, где стоите. С брюхом, набитым дробью, вы не много набегаете, а я припас вам такого угощения. Град пуль, как народ говорит. Да как бы ни назвать, раскурочат вас все равно.
— Стреляйте, — ответил я, — но мы ведь вас убьем. У меня винтовка, у этих господ тоже. И, сколько бы вы свинца в меня ни всадили, выстрелить в вас я сумею, уж поверьте. Воля — штука мощная, друг мой, и завершит действие, даже когда человек умирает. Вздумаете стрелять, я вас прихвачу с собой в могилу.
— Может статься. А может, что у тебя кишка тонка.
Я улыбнулся.
— Мистер ван Рункл, вас, возможно, удивляло, почему это с моим образованием меня занесло на Запад. Я приехал сюда умереть, сэр. Моя жена и ребенок погибли при пожаре. Где освещают свечами и топят камины, пожары часты, и я потерял все, что любил. Так что видите, у меня против вас преимущество. Чихать я на ваши угрозы хотел!
Лусинда уставилась на меня, точно никогда раньше не видела.
Ван Рункл нахмурился. Противостоять человеку, подверженному страхам, или же такому, которому абсолютно все равно, — разница немалая. А в моих словах содержалось достаточно истины, чтобы он поверил… Умирать ему не хотелось, а провести пустой болтовней того, кто не трудится пугаться, невозможно. Ставить же на то, что я мог соврать, он готов не был.
— Положи пушку, ван Рункл, — спокойно предложил я, — а не то стреляй, только не успеет твой палец согнуться на спусковом крючке, продырявлю тебе пузо насквозь!
Эбитт, вошедший с опущенным дулом ружья, поднял его, так же, как и Хит.
— Черт, — с неудовольствием произнес ван Рункл, — где у тебя чувство юмора? Никого я стрелять не собирался. У меня столько же оснований ставить палки в колеса этому Фолви, сколько у вас, парни! — Он отложил дробовик и встал. Глянул мне прямо в глаза. — Порох в тебе есть, малый.
— Чего проще быть смелым, если собственная жизнь не заботит, — ответил я.
К нам подошла Лусинда. Я повел дулом ружья.
— Выводите нас отсюда, ван Рункл, идите вперед. — Он потянулся за своим оружием. — Нет, ружей у нас хватит. Идите.
Я подобрал дробовик. В плохие люди я ван Рункла не записал. Опасный тип, верно. Способный попытаться извлечь выгоду, раз будто бы представился случай, но по-настоящему дрянной человечишка — нет. Тем не менее я твердо вознамерился держать глаза открытыми, а винтовку под рукой, чтобы больше уж случая не представлялось. Избавлю старичка от искушений.
Гора, получается, пронизана ходами, как пчелиные соты. Откос, в котором мы находимся, тоже. У меня возникла идея, и я высказал ее.
— Под долиной есть связь между пещерами?
— Есть, я смекаю, — признал ван Рункл, — хотя ж то я ее не находил. Под водой, может. Все это — одна большая пещера, надо думать. Миля за милей проходов, куда во веки веков никто носа не совал, даже я, а мне-то уж больше про эти пещеры ведомо, чем хоть бы и давешним индейцам.
Наружу мы вышли на уступе, выше по склону, среди туй, обкорнанных ветрами елей и прочего дреколья. Сразу над нашими головами начиналось плато, ограниченное откосом, на котором мы находились, внизу, словно карта, расстилалась страна — величественный простор.
Как разыскать наших? Предложений ни у Эбитта, ни у Хита не нашлось. Все, что мы могли делать, — это, не забывая о предосторожностях, обходить местность и надеяться, что наткнемся на них.
— Главная заноза — это Рейфен Фолви, — подытожил я, ни к кому в особенности не обращаясь. — Убрать бы его с дороги, тогда остальные, мне думается, рассобачатся и разбегутся.
— Святая правда, — мрачно согласился Хит. — Только как ты рассчитываешь от него избавиться?
— Если его побьют, причем основательно. Большинство, по моим соображениям, его бросит. Вызову его на единоборство.
Они глядели на меня круглыми глазами и, я уверен, думали, что я растерял последние остатки здравого смысла. Айзек Хит прочистил горло.
— Послушай-ка меня, — урезонивающим тоном проговорил он, — ты в здешних краях справляешься неплохо. Замечательно стреляешь — для книжного червяка — и вообще держишь марку, но ты хоть когда-нибудь смотрел на Рейфена Фолви как следует?
— Мужик что надо, — присоединился Казби. — Тяжелее тебя на сорок фунтов, парой дюймов выше, а зловредности на десяток таких, как ты, хватит, я считаю.
Лусинда пристально смотрела на меня, и меня задело, что в ее присутствии меня расценивают дешевле Фолви. Она ничего для меня не значила — просто девушка, которой я помогаю выпутаться из неприятностей, — все же уничижение мне не нравилось.
— Он выше, но я плотнее, чем выгляжу, и вряд ли он тяжелее меня больше, чем на двадцать фунтов. А насчет зловредности… вовсе в этом не уверен.
— Не связывайся с ним, — убеждал меня Казби. — Он из тебя душу вышибет. Двигается, как кошка. Ты же видел его в бою. Быстрый, точный, никогда не теряется. Стреляет без промаха, с ножом умеет обходиться. Как ты собираешься с ним сладить?
— Ножом, пистолетом или кулаком, — сказал я. — На» его выбор. — Я тронул нож, висящий у моего бока. — Это лучшая сталь, какую когда-либо делали.
Они решили: раз я книжник, в физическом отношении я им не ровня. Но в действительности я всегда выделялся силой и ловкостью. Крепость тела передавалась в моей семье из поколения в поколение, с мальчишеских лет я вел активную жизнь. В Европе я путешествовал пешком, фехтовал, боролся и боксировал и считался не последним во владении мечом. Правильно, драться взаправду мне доводилось мало, но я происходил из рода бойцов: профессиональных воинов, забияк, авантюристов, моряков. Если судить по скаковым лошадям и охотничьим собакам, порода много значит.
— Что об этом говорить, — это Казби. — Даже если вы сойдетесь и ты его отлупишь, нет причины надеяться, что он будет держаться своих слов. Это опасный, подлый тип, и не учителю с ним мериться.
Я начал злиться.
— Многие ученые люди были людьми сильными, — досадливо заявил я. — Например Сократ. Однажды он повалил Алкивиада и удержал его, хотя молодой Алкивиад не только отличался силой и спортивными успехами, но и вкусом к хулиганству. Леонардо да Винчи гнул руками железные подковы, а Платон, перед тем как стать философом, являлся известным атлетом. Платон — это, собственно, прозвище, данное за широкие плечи.
— Мы не про них говорим, — отпарировал Казби. — Забудь эти глупости, и все. У Фолви расправа коротка. Боец до мозга костей.
Может, я и задумал глупость, но возражения только взвинчивали меня. Встретиться с Фолви и разгромить его казалось теперь единственным выходом.
Сколько мы пробыли под землей, я не понял; во всяком случае, утреннее солнце светило ярко, играя в струях потока далеко внизу. Невозможно представить сцены прекраснее и более мирной. Сердце радовалось при виде горных пиков в вышине.
— Идете вниз? — спросил ван Рункл.
— Да.
— Меня туда гнать нечего. Тех внизу я терпеть ненавижу, но без оружия к ним не пойду, не надейтесь.
— В пещерах у вас достаточно оружия, — сказал я. — Сходите и возьмите чего-нибудь. У меня нет аппетита на заряд дроби в спину.
— Стрелять в вас я не стану, — запротестовал ван Рункл, — а вот ружье это очень уж ценю. Подлинный «Генри Нок». Лучше их и не делают.
— Вы правы. Мне посчастливилось увидеться с мистером Ноком в Англии в то время, когда он разрабатывал эту конструкцию. Я позабочусь о нем и, если повезет, верну. А теперь забирайтесь в свою нору, и до свидания.
«Фергюсона» я закинул за спину. В данный момент от дробовика может выйти больше толку. Мощное двуствольное ружье значительно превосходило длинноствольные ружья для охоты на птицу, предшествовавшие дробовикам, среди которых попадались экземпляры со стволами в шесть с половиной футов длины, очень неудобные в обращении.
Мы тронулись в путь. Красота, покой, тишина вокруг, но где-то там, внизу, ждет смерть. Не исключено, моя.
Глава 20
Гордость может оказаться опасным спутником, и мыслящий человек должен ее остерегаться. Того гляди, заведет в рискованное или хлопотливое положение, в какое своей охотой ни за что не влезешь.
И мои друзья, и Лусинда сомневались, что я способен сразиться с Рейфеном Фолви в чем-то, хоть отдаленно похожем на схватку равных. Думать об этом было неприятно.
До нынешнего времени я считал себя спокойным, рассудительным существом, и разум подсказывал: задача сейчас — отыскать сокровища, собрать своих друзей и улепетывать отсюда с максимально возможной скоростью. Доберемся до наших лошадей, и есть шанс, что наши неприятели останутся безнадежно в тылу. Будем у манданов задолго до того, как они смогут очутиться близко от нас. Трезвый рассудок заверял, что такой курс — наилучший, и, немного поостыв, я занялся его осуществлением. Однако раздражение внутри не исчезло.
Мы, не забывая об осторожности, обыскали место, где я в последний раз видел Дэйви Шанагана. Нашли кровь на листьях, отпечаток тела, но сам он пропал.
Сидя на пятках посреди рощи, мы обсудили ситуацию. Бывший лагерь людей Фолви, сейчас заброшенный, расстилался перед нами как на ладони. Одна лошадь оставалась там, что вызывало подозрения.
— Приманка, — высказал я свое мнение. — Ждут, что мы придем ее ловить.
— Лучше давайте-ка двинем разыскивать наших лошадей. Они должны быть там, где мы их спрятали, когда ты ушел вверх по горе, а мы услыхали рядом шайку Фолви и решили дуть оттуда. Если они их не украли.
— И где это?
— В той вон стороне, симпатичная такая ямка между холмами. Там родник, растут деревья, трава хорошая. С ними должен был оставаться Боб Сэнди, он не в той был форме, чтобы шататься по округе.
Мы отошли от места стоянки назад. Ни с того ни с сего лошадь торчать посреди покинутого лагеря не станет. Привязали там или как-то еще удерживают, ясно.
Принялись пробираться в сторону от откоса, по звериным тропкам среди чахлых дубков, дубового подроста и редких сосен. Останавливаясь временами, чтобы прислушаться, ничего не улавливали. В рощице, где оставляли лошадей, все было спокойно. Лошади находились на месте, хрустели травой или стояли голова к хвосту, чтобы смахивать друг другу с носа мух. Мы полежали, притаившись, разглядывая картину.
Признаков жизни никто не подавал. Но в тени вокруг вполне могли быть люди, в нескольких точках. И тут должен присутствовать Боб Сэнди.
Дробовик, который я волок с собой, становился все тяжелее. Мне ничего так не хотелось, как возможности положить его наземь, выпить кофе, чего-нибудь съесть, затем оседлать коня и укатить отсюда.
Понаблюдав несколько минут и никого не увидев, мы спустились в ложбину и оседлали лошадей — и собственных, и прочих. Странное чувство владело нами, и все мы ожидали: что-то произойдет. Фолви с приличными силами находился в окрестностях, и наверняка хотя бы некоторые из них изловили своих лошадей. Несомненно, ожидают нашего хода. Как и мы ихнего.
К востоку плотно стояли сосны. Мы провели лошадей сквозь них в ложбину поменьше, но более удобную для защиты. Сухого дерева нашлось в избытке, и, рискуя, что нас накроют, мы сварили кофе и приготовили поесть.
Подремали урывками, карауля по очереди. С приближением вечера почувствовали: надо действовать. У меня из головы не выходил мальтийский крест в пещере. Предположительно снаружи имелся еще один, тот, что нашел ван Рункл, но уверенности в этом у меня не было.
Я нарисовал на земле около себя схему: линия, обозначающая край плато, и другая — гору напротив, отметил расположение пещеры с крестом и нашу позицию. Если я не ошибался, мы находились не более как в трехстах ярдах к юго-востоку от этой пещеры.
Выбрав в качестве ориентира высокую растрепанную сосну на краю плато, я провел взглядом линию от нашего лагеря к ней. Приблизительно на полпути высовывалось нагромождение скал. В промежутке между ним и нами лежала небольшая сухая сосна. Найду дорогу даже в потемках. Я разыскал пару налитых смолой шишек и положил их, чтобы удобно взять.
Подошла Лусинда.
— Что хотите делать?
— Забрать золото и уезжать отсюда.
— Правильно! — живо отозвалась она. — Я мечтаю выбраться даже с пустыми руками. Давайте просто уедем! — Помолчав, она добавила: — Я его боюсь. Верю, что он с удовольствием нас поубивает, всех до одного!
Несмотря на дерзкое желание бросить Фолви персональный вызов, я сам не избежал опасений. Что он являлся борцом, почти не находящим себе равных, мы все принимали без возражений. Смелый, беззастенчивый человек, державший в повиновении команду головорезов частью страхом, частью силой личности. И однако я упрямо отказывался признать себя побежденным. Я добуду это золото, потом уже мы уедем.
Окружающая местность казалась предательски мирной. Куда ни глянь, никто не шевелится.
Сейчас мы как будто были в безопасности. Чувство, чреватое неприятностями. В подобные моменты человек становится уязвимым, а охоты подвергнуться атаке мы не испытывали. При изучении окрестностей, высматривая не только движение, но и знаки, оставленные передвигавшимися раньше, я раздумывал, что надо бы сделать одну решительную попытку быстренько добраться до клада и потом убираться из этих мест что духу в конях. Самым важным было уберечь Лусинду, с этим согласился бы каждый, а это значило оторваться от противника. Сэнди, Толли, Кембл, Шанаган и Хорхе знали, куда мы собираемся, и могли ехать следом — если были живы и если сохраним жизни мы.
Перебрался ко мне Эбитт, так же, как и я, изучая окружающее.
— Нет никаких идей насчет где запрятано добро?
— Мне кажется, я знаю, где оно.
— Очко в твою пользу. Я ума не приложу.
Я рассказал про мальтийский крест.
— Длинная перекладина, по-моему, сделана для обмана, заманить в ловушку. Думаю, клад зарыт под крестом.
— Может такое быть. — Казби запалил свою трубку. — Хотел бы я, чтобы парни подошли. Боюсь за них… да и за нас тоже.
— И я. Шанаган был плох.
Так мы переждали день: ловя возможность отдохнуть, давая лошадям попастись, копя силы для будущей гонки через прерии.
Тени удлинились. Так же, как и мы, они выжидали, но с темнотой действия возобновятся, и внезапно я решил: время двигаться. Сейчас, пока еще светло.
Мы сели верхом и выехали, прокладывая по траве курс к выходу скал. Вопросительно позвала куропатка, но кроме этого, слышался только шорох и топот от копыт наших лошадей. У скал мы натянули поводья, стараясь слиться с серым камнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17