Он будет хорошим вожаком, гораздо лучшим, чем был я.
– Хорошо, – проворчал Велор, – это в твоей власти – самому оставаться у власти или передать ее другому. Но что ты скажешь по поводу наших намерений напасть на поселение людей в лесу?
– Я скажу то же, что и прежде: я считаю, что мы не должны воевать с людьми.
Даже Сайди пробудился от своей боли, даже он с недоумением и какой-то неясной ненавистью посмотрел на меня, не говоря уже о Каспе и Велоре. Глаза же Лоро зажглись старой, хорошо знакомой мне ненавистью.
– Ты предлагаешь нам забыть смерть наших близких, Белый? – голос Лоро был вкрадчив и напоминал предостерегающее шипение змеи. – Ты хочешь, чтобы мы простили людям их поступки? Чтобы мы отказались от мести и чтобы надругались над памятью сейров, погибших по воле людей?
– Этой весной ты говорил мне то же, Велор, – я не смотрел на Лоро, – ты говорил мне: «Белый, откажись от мести. Представь, что твои близкие погибли, как будто бы сраженные молнией». Ты ведь говорил мне это, не так ли?
Я хотел, чтобы они оказались в моей шкуре, чтобы выпили всю ту горечь и разочарование, боль и растерянность, ненависть и опустошение, которые пил я всё это время. Я хотел, чтобы они выпили всё до самой последней капли, чтобы нахлебались досыта, чтобы часть того сумасшествия, которое чуть было не погубило мой разум, вошла в их сознание огненной молнией. Я хотел, чтобы они в полной мере ощутили ту непереносимую боль, которую ощутил я, когда они казнили Илая.
– Да, я не отказываюсь от своих слов! – вскричал Велор и я с удовольствием подметил дрожащие тона в его голосе. – Но теперь всё иначе, всё по-другому…
– Что же «по-другому», Велор? Как и тогда, погибли сейры. Как и тогда, погибли, как ты говорил и знаешь, по нелепой случайности. Люди не знали, что один из них, этот молодой человек, Илай, пытался спасти наши народы от взаимного истребления. Так что же это, как не случайность, слепой поворот судьбы, рок?
– Что ты хочешь сказать, Белый? – голос Сайди был глух, как будто надломлен. – Что мои дети и моя Тира…
– Я сочувствую твоему горю так же, как ты сочувствовал моему горю этой весной, брат, – сказал я. – Я понимаю тебя, как никто другой, я испытывал ту же боль, ту же горечь, что и ты. Но тогда вы, – я посмотрел на остальных, – предоставили меня самому себе, а теперь говорите то же, что говорил я – «убьем людей, убьем людей».
Я встал перед ними.
– Вот я перед вами – сейр, который уже прошел по этому пути. Я чуть было не потерял рассудок, когда выбрал этот путь, я потерял гораздо больше, чем вы – я потерял своих близких, братьев и сестер не один и не два раза, а три! Первый – во время первого столкновения с людьми я потерял свою семью. Второй – во время стычек в лесу я потерял почти всех своих братьев. И третий – я потерял их всех в тот момент, когда Илай предложил нам мир. Я отказался о своей мести, потому что понял – если я не приму его слова, если позволю себе продолжать мстить – я превращусь в зверя. Перед лицом погибших и тех, кто остался жить в ваших племенах, я сделал свой выбор в пользу всех сейров, всех, без исключения. Я смог простить столько смертей! Неужели теперь вы не сможете простить людям?! Они ведь ничего не знали об Илае!
– Ты потерял рассудок, Белый, и из-за кого? Из-за этого человеческого последыша? – прорычал Лоро.
– Этот последыш, как ты его называешь, был таким же, как и мы, – сказал я. – Он так же ненавидел, так же заблуждался, как и мы, но так же, как и мы, он был способен на раскаяние и прощение. Он признал ошибки своего народа! Почему же вы не можете понять, что сейчас все мы совершаем ошибку, самую страшную ошибку, которая будет стоить жизни нашему народу?!
Они молчали.
– Я не говорю, что смерть наших братьев и сестер бесполезна. Я знаю – то, что произошло с нами, без сомнения, самое чудовищное зло, которое могло случиться. Я не ищу оправдания поступку людей, я знаю, почему они это сделали, я пытаюсь найти объяснение тому злу, что они натворили. Но даже это не главное. Если мы ответим злом на зло – мы упадем в пропасть, откуда уже никому и никогда не будет возврата.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Белый, – глаза Велора были похожи на два черных камня, – ты предлагаешь нам простить людей, забыть нашу смерть…
– Простить – да, но не забыть.
– Ты предлагаешь нам предать свой народ, – продолжал Велор, как будто не слыша моих слов, – покорно уйти подальше в леса, прятаться, подобно червям, и каким-то образом дать понять людям, что мы не желаем им зла.
– Я сам могу отправиться к ним, – сказал я и мои слова повисли в воздухе.
– А я говорю, что этого не будет никогда, – глаза Велора полыхнули яростным огнем, – я говорю, что теперь перед нами стоит очень простой выбор – либо мы, либо люди. Третьего не дано никому – ни нам, ни людям. Пока хоть один человек оскверняет своим присутствием наши земли, я не успокоюсь – клянусь своей душой.
– Клянусь, – прорычал Касп, с ненавистью глядя на меня.
– Клянусь, – повторил Лоро.
Сайди молча склонил голову, не глядя ни на кого.
– Завтра мы выступаем к поселению людей в лесу. Я спрашиваю тебя, Белый, пойдешь ли ты с нами? Мне безразлично – отправишься ли ты на битву в качестве вождя или нет, но я должен знать – ты с нами или нет?
– Я выйду на битву как обыкновенный воин, Велор, – ответил я.
– Хорошо, – он равнодушно, как на пустое место, посмотрел на меня, – тогда ты должен покинуть совет, твое место займет твой преемник.
– Пусть будет так.
– Наверное, ты испугался, Белый? Испугался, что мы убьем тебя так же, как убили твоего дружка, больше похожего на бледную жабу, если ты пойдешь с нами?
– Ты всегда был глуп, Лоро, – как можно презрительнее ответил я.
Над моей головой взметнулась его лапа, занесенная для удара.
– Я не потерплю, чтобы сейчас сейры убивали сейров, – взревел Велор и Лоро отступил, – у нас есть дела поважнее!
Лоро посмотрел в мои глаза и я понял его мысли: «Когда-нибудь, в другом месте и в другое время, Белый».
И я кивнул ему в ответ – «Когда-нибудь»…
* * *
Знакомо ли вам ощущение надвигающейся беды? Предчувствовали ли вы когда-нибудь нечто страшное, что происходило потом? Отмахивались ли вы от своих предчувствий?
Это давящее на грудь чувство, как духота перед грозой. Ветер стихает, деревья замирают, как будто молятся небесам. Небо заволакивают серые плотные тучи. Земля кажется укрытой плотным стеганым одеялом, горячая прослойка воздушных масс давит, как прессом. Вы смотрите на небо и вас охватывает внутренняя дрожь – вы знаете, что должно произойти. Задыхаясь и обливаясь потом, вы знаете, что будет потом.
Налетит ветер, его порывы будут ломать деревья, опрокидывать вывески, швырять пыль прямо вам в лицо. Потом небо расколется на части от раскатов оглушительного грома. Потом яркие цепные ленты молний ударятся о землю. Из расколотого неба на землю хлынут потоки воды. Душная неподвижность сменится пронизывающей до костей влажностью. И вы будете говорить – «Так должно было случиться, я чувствовал».
На Лимбе тоже ждут бури. Гораздо более страшной, чем проливной дождь или ураган. Эта буря принесет с собой смерть.
Это, так или иначе, чувствуют все. Сейры, неумолимо приближающиеся к холму, на котором солдаты построили свой Форт. Это чувствуют солдаты, бесполезно пытающиеся заснуть в преддверии грядущих событий. Это чувствуют «беспилотчики», которые ведут дирижабли далеко в лес.
Что-то должно произойти. Все знают, что, но всех их – и сейров, и людей, – терзает мучительный вопрос – когда?…
Майкл Фапгер спит за своим столом, уронив голову на сложенные руки. Два часа назад он думал, что заснуть ему не получится, но он ошибся. Он спит чутко, как сторожевой пес – даже во сне он прислушивается к отрывочным звукам и шорохам. Он слышит, как шумит ветер в кронах деревьев, как скрипят наспех сбитые доски перекрытий.
Рация, лежащая рядом с ним, шепчет голосом Ричарда Вейно:
– Майк, Майк! Где ты там? Майк!
Фапгер просыпается сразу же, как по команде. Он хватает рацию, еще толком не проснувшись, его движения замедлены, как будто бы он плывет на глубине:
– Да!
– Мы дождались, Майки! Черт подери, мы дождались!
Глаза Фапгера мгновенно из осоловевших становятся колючими и настороженными. Сон пропадает, как будто смытый ведром холодной воды.
– Иду!
Он подхватывает винтовку, прислоненную к стене, и неслышно поднимается на крышу. Он движется настолько плавно и осторожно, что не скрипит ни одна перекладина. Низко согнувшись, чтобы его не было видно из леса, он подкрадывается к темным фигурам, замершим у края крыши. Снайперы напоминают черные мешки, набитые сеном – они накрыты маскировочными накидками, скрывающими их. Только по едва заметным движениям винтовочных стволов можно заметить, что они наготове.
– Началось, – шепчет Ричард.
Он спокоен, его руки не дрожат, но внутри его начинает бить мелкая противная дрожь, как перед прыжком с десятиметровой вышки. Ричард знает, что эта дрожь пройдет, как только он прильнет к окуляру прицела и сделает всего один глубокий вздох, но он ненавидит себя в эти секунды, когда напряжение этих изматывающих дней прорывается наружу.
– Где? – шепчет Майкл.
Ричард молча подвигается в сторону, освобождая место для Майкла. Фапгер заглядывает в экран термовизора и чувствует, как холодный воздух проходится по спине.
– Сколько же их там, – шепчет он изумленно.
На экране – темная кромка леса как будто бы освещена изнутри светом сотен светящихся красным тел. Эти тела легко узнать, даже не надо смотреть в обычный бинокль, чтобы увидеть эти тени со сверкающими, как угли, глазами. Майкл осторожно проводит датчиком по сторонам.
– Они окружили нас, можешь не проверят. С восточной стороны – та же картина, – шепчет Ричард.
Красное сияние окружает холм со всех сторон.
– Поднимай парней.
– Дон, – шепчет Майкл, прижимая к шее ларингофоны рации, – Дон! Тревога! У нас гости.
– Слышу, не глухой, – слышится знакомое ворчание.
– Поднимай всех, только тихо.
– Понял. Выполняю.
– Майкл, когда ты в последний раз связывался с Башней? – шепчет Ричард.
– Дирижабли уже на подходе. Черт, быстро же они обернулись, – шепчет Майкл и Ричард знает, кого он имеет в виду.
– Все – на местах, – слышит в наушниках Майкл.
– Хорошо. Ждать команды.
– Есть…
Над лесом всходит вторая, маленькая луна Лимбы. Ее свет настолько слаб, что он не освещает, а наоборот – затуманивает. Вторая луна в черном небе похожа на обглоданную кость.
Пока еще никто не ощущает этого, но древние силы, скрытые под толщей земли, оживают. Холм скрывает в своей сырой глубине древнюю установку Полигона. Её действие очень простое – она предназначена для того, чтобы вселять ужас в любое существо, оказавшееся в радиусе её действия. Установка почти полностью разрушена, многие излучатели давно уже вышли из строя, но некоторые всё еще – в рабочем состоянии.
Сегмент Полигона приходит в действие. Источник древней энергии, скрытый в глубинах земли, почти полностью иссяк. Его иссушили бесчисленные войны, безжалостные приказы Хозяев, прошедшие годы и неумолимый ход времени, но даже тех крох, что остались, хватает для того, что запустить установку. Оживают преобразователи энергии. Те немногие излучатели, оставшиеся в строю, начинают испускать электромагнитные волны, модулируемые по неизвестным законам специальным устройством – модулятором напряжения.
Люди еще не знают об этом, но у этой установки-ловушки имеется весьма неприятный побочный эффект излучения…
Сначала Майкл слышит негромкий звук, похожий на комариный писк. Звук усиливается, переходя в басовое гудение. Мощность его нарастает с каждой секундой. Майкл чувствует, как у него ноют зубы, потом в глазах появляется неприятное ощущение, как будто покалывание тысяч раскаленных иголочек – это лопаются мельчайшие кровеносные капилляры. Люди ощущают, как их охватывает чувство страха, постепенно перерастающее в нечто большее. Волна сверхъестественного страха окатывает людей, вал леденящего кровь ужаса, выметает все мысли, люди начинают беспорядочно метаться или корчиться в судорогах. Холм окутывает мертвенно-белое свечение, похожее на туман…
* * *
Мы услышали, как пробудились древние силы. Сейров охватил страх. Кто знает, что произошло бы с нами, если бы не вопль Велора:
– Закройте свой разум! Закройте скорее – это Полуночный Ужас!
Многие из нас слышали рассказы стариков об этом колдовстве бывших Хозяев. В определенное время, в некоторых местах сейры впадали в панику, сходили с ума, набрасывались друг на друга или мчались прочь, не разбирая дороги, не обращая внимания на раны от падений и столкновений. В это время глаза отказываются служить – страшная боль ослепляет, как удар молнии. Ужас парализует, сковывает тело, как будто сильнейшим холодом. Эти чары приходят в виде светящегося тумана и вселяют страх во все живое.
Единственный способ не поддаться влиянию чар – представить себя мертвым, отключить сознание, вообразить, как будто ты – кусок дерева или холодный камень. Нельзя думать ни о чем – чары чувствуют тебя и набросятся на тебя с утроенной силой, если ты позволишь своему разуму проявить слабость.
Все старики советовали, как только тебя охватывает Полночный Ужас – нужно бежать без оглядки, иначе – смерть. Тебя не спасет способность установить барьер против этих чар в своем сознании. С каждым мгновением чары будут усиливаться и даже самая крепкая защита неизбежно рухнет под их натиском. Если не убежишь – потеряешь рассудок.
Мы увидели, как холм заволокло призрачной завесой. Многие из нас понимали, что убежать не удастся – мы подошли слишком близко к проклятому месту.
Но нам повезло – эта сила была слишком старой. Мы почувствовали, как слабеет давление на наше сознание, как чары постепенно сходят на нет, а потом и вовсе пропадают без следа. Свечение над холмом померкло и предательский туман растаял.
Мы замерли, в испуге глядя друг на друга, многие не успели защититься, и теперь в запоздалом ужасе оглядывались по сторонам, как бы спрашивая, каким образом они оказались здесь. Мы стояли и с опаской смотрели на холм, не зная, что нам делать дальше…
* * *
Гудение перешло в писк, вскоре растворившийся во внезапно наступившей тишине. Ричард обалдело тряс головой, Майкл прижимал ладони к глазам.
Боль отступила, как будто бы ее не было. Кто-то простонал, уже не заботясь о том, чтобы не шуметь:
– Господи боже, что это была за чертовщина?
Многие терли зудящие глаза. Некоторые, у которых были пломбы в зубах, морщились от боли.
– Черт, мне показалось, что мои коронки сейчас повылетают к чертовой матери.
– Я как-то попал на маленьком самолете в грозу, – тихо сказал кто-то из снайперов, – рядом с нами ударила молния, все приборы сгорели, как свечки, а мой напарник так же, как сейчас, схватился за челюсти и заорал.
– Майки, ты как? – спросил Ричард, хорошо помня о том, что половина зубов Майкла были искусственными.
– Показалось, что моя челюсть запрыгала, как заводная лягушка, – проворчал Майкл, – наверное, хотела убежать в лес, к волкам.
– Ладно, ребята, – громко сказал Майкл, – что бы это ни было, оно уже кончилось. Будьте начеку. Как там наши зверюшки? – спросил он у Ричарда.
– Майки, – прошептал Ричард, его челюсть бессильно отвисла, как у дряхлого старика.
– Что? – повернулся к нему Майкл и тут же осекся.
Мониторы термовизоров были черными, как нефть. В окулярах оптических прицелов ночного видения навсегда поселилась темнота. Во всем Форте погас свет. Все приборы, всё оборудование, питавшееся от аккумуляторов, вышло из строя…
* * *
– Братья, прогоните страх! – разнесся крик Велора. – Это было очень старое колдовство, и вы сами почувствовали, что оно было очень слабым. Вспомните, зачем мы пришли сюда! Мы должны уничтожить людей!
Мы, сейры, по натуре своей не склонны отказываться от своих намерений, чего бы нам этого не стоило. Когда мы выходим на битву, у нас есть только два пути – победа или смерть, третьего не дано.
– Загонщики, вы знаете, что делать! – прокричал Велор и эхо повторило его крик…
* * *
– Ричи, ты за главного! – прокричал Майкл, рывком вскакивая на ноги. – Я – вниз!
– Хорошо.
Майкл слетел по бешено раскачивающейся лестнице, успев подумать, что еще пара таких подъемов или спусков – и на крышу придется лезть по веревке. Внизу возле аккумуляторов на корточках возились трое солдат и Седжвик, остальные напряженно вглядывались в темноту, сжимая в руках оружие.
– Что тут, Дон? – спросил Майкл, чувствуя, как у него всё холодеет внутри.
– Всё сдохло, – с отвращением отбросил в сторону пассатижи Седжвик. – Эй, – закричал он, поднимаясь на ноги, – первое отделение! Бегом на улицу! Занять позиции на флангах! Я хочу, чтобы через двадцать секунд вся территория была освещена!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Хорошо, – проворчал Велор, – это в твоей власти – самому оставаться у власти или передать ее другому. Но что ты скажешь по поводу наших намерений напасть на поселение людей в лесу?
– Я скажу то же, что и прежде: я считаю, что мы не должны воевать с людьми.
Даже Сайди пробудился от своей боли, даже он с недоумением и какой-то неясной ненавистью посмотрел на меня, не говоря уже о Каспе и Велоре. Глаза же Лоро зажглись старой, хорошо знакомой мне ненавистью.
– Ты предлагаешь нам забыть смерть наших близких, Белый? – голос Лоро был вкрадчив и напоминал предостерегающее шипение змеи. – Ты хочешь, чтобы мы простили людям их поступки? Чтобы мы отказались от мести и чтобы надругались над памятью сейров, погибших по воле людей?
– Этой весной ты говорил мне то же, Велор, – я не смотрел на Лоро, – ты говорил мне: «Белый, откажись от мести. Представь, что твои близкие погибли, как будто бы сраженные молнией». Ты ведь говорил мне это, не так ли?
Я хотел, чтобы они оказались в моей шкуре, чтобы выпили всю ту горечь и разочарование, боль и растерянность, ненависть и опустошение, которые пил я всё это время. Я хотел, чтобы они выпили всё до самой последней капли, чтобы нахлебались досыта, чтобы часть того сумасшествия, которое чуть было не погубило мой разум, вошла в их сознание огненной молнией. Я хотел, чтобы они в полной мере ощутили ту непереносимую боль, которую ощутил я, когда они казнили Илая.
– Да, я не отказываюсь от своих слов! – вскричал Велор и я с удовольствием подметил дрожащие тона в его голосе. – Но теперь всё иначе, всё по-другому…
– Что же «по-другому», Велор? Как и тогда, погибли сейры. Как и тогда, погибли, как ты говорил и знаешь, по нелепой случайности. Люди не знали, что один из них, этот молодой человек, Илай, пытался спасти наши народы от взаимного истребления. Так что же это, как не случайность, слепой поворот судьбы, рок?
– Что ты хочешь сказать, Белый? – голос Сайди был глух, как будто надломлен. – Что мои дети и моя Тира…
– Я сочувствую твоему горю так же, как ты сочувствовал моему горю этой весной, брат, – сказал я. – Я понимаю тебя, как никто другой, я испытывал ту же боль, ту же горечь, что и ты. Но тогда вы, – я посмотрел на остальных, – предоставили меня самому себе, а теперь говорите то же, что говорил я – «убьем людей, убьем людей».
Я встал перед ними.
– Вот я перед вами – сейр, который уже прошел по этому пути. Я чуть было не потерял рассудок, когда выбрал этот путь, я потерял гораздо больше, чем вы – я потерял своих близких, братьев и сестер не один и не два раза, а три! Первый – во время первого столкновения с людьми я потерял свою семью. Второй – во время стычек в лесу я потерял почти всех своих братьев. И третий – я потерял их всех в тот момент, когда Илай предложил нам мир. Я отказался о своей мести, потому что понял – если я не приму его слова, если позволю себе продолжать мстить – я превращусь в зверя. Перед лицом погибших и тех, кто остался жить в ваших племенах, я сделал свой выбор в пользу всех сейров, всех, без исключения. Я смог простить столько смертей! Неужели теперь вы не сможете простить людям?! Они ведь ничего не знали об Илае!
– Ты потерял рассудок, Белый, и из-за кого? Из-за этого человеческого последыша? – прорычал Лоро.
– Этот последыш, как ты его называешь, был таким же, как и мы, – сказал я. – Он так же ненавидел, так же заблуждался, как и мы, но так же, как и мы, он был способен на раскаяние и прощение. Он признал ошибки своего народа! Почему же вы не можете понять, что сейчас все мы совершаем ошибку, самую страшную ошибку, которая будет стоить жизни нашему народу?!
Они молчали.
– Я не говорю, что смерть наших братьев и сестер бесполезна. Я знаю – то, что произошло с нами, без сомнения, самое чудовищное зло, которое могло случиться. Я не ищу оправдания поступку людей, я знаю, почему они это сделали, я пытаюсь найти объяснение тому злу, что они натворили. Но даже это не главное. Если мы ответим злом на зло – мы упадем в пропасть, откуда уже никому и никогда не будет возврата.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Белый, – глаза Велора были похожи на два черных камня, – ты предлагаешь нам простить людей, забыть нашу смерть…
– Простить – да, но не забыть.
– Ты предлагаешь нам предать свой народ, – продолжал Велор, как будто не слыша моих слов, – покорно уйти подальше в леса, прятаться, подобно червям, и каким-то образом дать понять людям, что мы не желаем им зла.
– Я сам могу отправиться к ним, – сказал я и мои слова повисли в воздухе.
– А я говорю, что этого не будет никогда, – глаза Велора полыхнули яростным огнем, – я говорю, что теперь перед нами стоит очень простой выбор – либо мы, либо люди. Третьего не дано никому – ни нам, ни людям. Пока хоть один человек оскверняет своим присутствием наши земли, я не успокоюсь – клянусь своей душой.
– Клянусь, – прорычал Касп, с ненавистью глядя на меня.
– Клянусь, – повторил Лоро.
Сайди молча склонил голову, не глядя ни на кого.
– Завтра мы выступаем к поселению людей в лесу. Я спрашиваю тебя, Белый, пойдешь ли ты с нами? Мне безразлично – отправишься ли ты на битву в качестве вождя или нет, но я должен знать – ты с нами или нет?
– Я выйду на битву как обыкновенный воин, Велор, – ответил я.
– Хорошо, – он равнодушно, как на пустое место, посмотрел на меня, – тогда ты должен покинуть совет, твое место займет твой преемник.
– Пусть будет так.
– Наверное, ты испугался, Белый? Испугался, что мы убьем тебя так же, как убили твоего дружка, больше похожего на бледную жабу, если ты пойдешь с нами?
– Ты всегда был глуп, Лоро, – как можно презрительнее ответил я.
Над моей головой взметнулась его лапа, занесенная для удара.
– Я не потерплю, чтобы сейчас сейры убивали сейров, – взревел Велор и Лоро отступил, – у нас есть дела поважнее!
Лоро посмотрел в мои глаза и я понял его мысли: «Когда-нибудь, в другом месте и в другое время, Белый».
И я кивнул ему в ответ – «Когда-нибудь»…
* * *
Знакомо ли вам ощущение надвигающейся беды? Предчувствовали ли вы когда-нибудь нечто страшное, что происходило потом? Отмахивались ли вы от своих предчувствий?
Это давящее на грудь чувство, как духота перед грозой. Ветер стихает, деревья замирают, как будто молятся небесам. Небо заволакивают серые плотные тучи. Земля кажется укрытой плотным стеганым одеялом, горячая прослойка воздушных масс давит, как прессом. Вы смотрите на небо и вас охватывает внутренняя дрожь – вы знаете, что должно произойти. Задыхаясь и обливаясь потом, вы знаете, что будет потом.
Налетит ветер, его порывы будут ломать деревья, опрокидывать вывески, швырять пыль прямо вам в лицо. Потом небо расколется на части от раскатов оглушительного грома. Потом яркие цепные ленты молний ударятся о землю. Из расколотого неба на землю хлынут потоки воды. Душная неподвижность сменится пронизывающей до костей влажностью. И вы будете говорить – «Так должно было случиться, я чувствовал».
На Лимбе тоже ждут бури. Гораздо более страшной, чем проливной дождь или ураган. Эта буря принесет с собой смерть.
Это, так или иначе, чувствуют все. Сейры, неумолимо приближающиеся к холму, на котором солдаты построили свой Форт. Это чувствуют солдаты, бесполезно пытающиеся заснуть в преддверии грядущих событий. Это чувствуют «беспилотчики», которые ведут дирижабли далеко в лес.
Что-то должно произойти. Все знают, что, но всех их – и сейров, и людей, – терзает мучительный вопрос – когда?…
Майкл Фапгер спит за своим столом, уронив голову на сложенные руки. Два часа назад он думал, что заснуть ему не получится, но он ошибся. Он спит чутко, как сторожевой пес – даже во сне он прислушивается к отрывочным звукам и шорохам. Он слышит, как шумит ветер в кронах деревьев, как скрипят наспех сбитые доски перекрытий.
Рация, лежащая рядом с ним, шепчет голосом Ричарда Вейно:
– Майк, Майк! Где ты там? Майк!
Фапгер просыпается сразу же, как по команде. Он хватает рацию, еще толком не проснувшись, его движения замедлены, как будто бы он плывет на глубине:
– Да!
– Мы дождались, Майки! Черт подери, мы дождались!
Глаза Фапгера мгновенно из осоловевших становятся колючими и настороженными. Сон пропадает, как будто смытый ведром холодной воды.
– Иду!
Он подхватывает винтовку, прислоненную к стене, и неслышно поднимается на крышу. Он движется настолько плавно и осторожно, что не скрипит ни одна перекладина. Низко согнувшись, чтобы его не было видно из леса, он подкрадывается к темным фигурам, замершим у края крыши. Снайперы напоминают черные мешки, набитые сеном – они накрыты маскировочными накидками, скрывающими их. Только по едва заметным движениям винтовочных стволов можно заметить, что они наготове.
– Началось, – шепчет Ричард.
Он спокоен, его руки не дрожат, но внутри его начинает бить мелкая противная дрожь, как перед прыжком с десятиметровой вышки. Ричард знает, что эта дрожь пройдет, как только он прильнет к окуляру прицела и сделает всего один глубокий вздох, но он ненавидит себя в эти секунды, когда напряжение этих изматывающих дней прорывается наружу.
– Где? – шепчет Майкл.
Ричард молча подвигается в сторону, освобождая место для Майкла. Фапгер заглядывает в экран термовизора и чувствует, как холодный воздух проходится по спине.
– Сколько же их там, – шепчет он изумленно.
На экране – темная кромка леса как будто бы освещена изнутри светом сотен светящихся красным тел. Эти тела легко узнать, даже не надо смотреть в обычный бинокль, чтобы увидеть эти тени со сверкающими, как угли, глазами. Майкл осторожно проводит датчиком по сторонам.
– Они окружили нас, можешь не проверят. С восточной стороны – та же картина, – шепчет Ричард.
Красное сияние окружает холм со всех сторон.
– Поднимай парней.
– Дон, – шепчет Майкл, прижимая к шее ларингофоны рации, – Дон! Тревога! У нас гости.
– Слышу, не глухой, – слышится знакомое ворчание.
– Поднимай всех, только тихо.
– Понял. Выполняю.
– Майкл, когда ты в последний раз связывался с Башней? – шепчет Ричард.
– Дирижабли уже на подходе. Черт, быстро же они обернулись, – шепчет Майкл и Ричард знает, кого он имеет в виду.
– Все – на местах, – слышит в наушниках Майкл.
– Хорошо. Ждать команды.
– Есть…
Над лесом всходит вторая, маленькая луна Лимбы. Ее свет настолько слаб, что он не освещает, а наоборот – затуманивает. Вторая луна в черном небе похожа на обглоданную кость.
Пока еще никто не ощущает этого, но древние силы, скрытые под толщей земли, оживают. Холм скрывает в своей сырой глубине древнюю установку Полигона. Её действие очень простое – она предназначена для того, чтобы вселять ужас в любое существо, оказавшееся в радиусе её действия. Установка почти полностью разрушена, многие излучатели давно уже вышли из строя, но некоторые всё еще – в рабочем состоянии.
Сегмент Полигона приходит в действие. Источник древней энергии, скрытый в глубинах земли, почти полностью иссяк. Его иссушили бесчисленные войны, безжалостные приказы Хозяев, прошедшие годы и неумолимый ход времени, но даже тех крох, что остались, хватает для того, что запустить установку. Оживают преобразователи энергии. Те немногие излучатели, оставшиеся в строю, начинают испускать электромагнитные волны, модулируемые по неизвестным законам специальным устройством – модулятором напряжения.
Люди еще не знают об этом, но у этой установки-ловушки имеется весьма неприятный побочный эффект излучения…
Сначала Майкл слышит негромкий звук, похожий на комариный писк. Звук усиливается, переходя в басовое гудение. Мощность его нарастает с каждой секундой. Майкл чувствует, как у него ноют зубы, потом в глазах появляется неприятное ощущение, как будто покалывание тысяч раскаленных иголочек – это лопаются мельчайшие кровеносные капилляры. Люди ощущают, как их охватывает чувство страха, постепенно перерастающее в нечто большее. Волна сверхъестественного страха окатывает людей, вал леденящего кровь ужаса, выметает все мысли, люди начинают беспорядочно метаться или корчиться в судорогах. Холм окутывает мертвенно-белое свечение, похожее на туман…
* * *
Мы услышали, как пробудились древние силы. Сейров охватил страх. Кто знает, что произошло бы с нами, если бы не вопль Велора:
– Закройте свой разум! Закройте скорее – это Полуночный Ужас!
Многие из нас слышали рассказы стариков об этом колдовстве бывших Хозяев. В определенное время, в некоторых местах сейры впадали в панику, сходили с ума, набрасывались друг на друга или мчались прочь, не разбирая дороги, не обращая внимания на раны от падений и столкновений. В это время глаза отказываются служить – страшная боль ослепляет, как удар молнии. Ужас парализует, сковывает тело, как будто сильнейшим холодом. Эти чары приходят в виде светящегося тумана и вселяют страх во все живое.
Единственный способ не поддаться влиянию чар – представить себя мертвым, отключить сознание, вообразить, как будто ты – кусок дерева или холодный камень. Нельзя думать ни о чем – чары чувствуют тебя и набросятся на тебя с утроенной силой, если ты позволишь своему разуму проявить слабость.
Все старики советовали, как только тебя охватывает Полночный Ужас – нужно бежать без оглядки, иначе – смерть. Тебя не спасет способность установить барьер против этих чар в своем сознании. С каждым мгновением чары будут усиливаться и даже самая крепкая защита неизбежно рухнет под их натиском. Если не убежишь – потеряешь рассудок.
Мы увидели, как холм заволокло призрачной завесой. Многие из нас понимали, что убежать не удастся – мы подошли слишком близко к проклятому месту.
Но нам повезло – эта сила была слишком старой. Мы почувствовали, как слабеет давление на наше сознание, как чары постепенно сходят на нет, а потом и вовсе пропадают без следа. Свечение над холмом померкло и предательский туман растаял.
Мы замерли, в испуге глядя друг на друга, многие не успели защититься, и теперь в запоздалом ужасе оглядывались по сторонам, как бы спрашивая, каким образом они оказались здесь. Мы стояли и с опаской смотрели на холм, не зная, что нам делать дальше…
* * *
Гудение перешло в писк, вскоре растворившийся во внезапно наступившей тишине. Ричард обалдело тряс головой, Майкл прижимал ладони к глазам.
Боль отступила, как будто бы ее не было. Кто-то простонал, уже не заботясь о том, чтобы не шуметь:
– Господи боже, что это была за чертовщина?
Многие терли зудящие глаза. Некоторые, у которых были пломбы в зубах, морщились от боли.
– Черт, мне показалось, что мои коронки сейчас повылетают к чертовой матери.
– Я как-то попал на маленьком самолете в грозу, – тихо сказал кто-то из снайперов, – рядом с нами ударила молния, все приборы сгорели, как свечки, а мой напарник так же, как сейчас, схватился за челюсти и заорал.
– Майки, ты как? – спросил Ричард, хорошо помня о том, что половина зубов Майкла были искусственными.
– Показалось, что моя челюсть запрыгала, как заводная лягушка, – проворчал Майкл, – наверное, хотела убежать в лес, к волкам.
– Ладно, ребята, – громко сказал Майкл, – что бы это ни было, оно уже кончилось. Будьте начеку. Как там наши зверюшки? – спросил он у Ричарда.
– Майки, – прошептал Ричард, его челюсть бессильно отвисла, как у дряхлого старика.
– Что? – повернулся к нему Майкл и тут же осекся.
Мониторы термовизоров были черными, как нефть. В окулярах оптических прицелов ночного видения навсегда поселилась темнота. Во всем Форте погас свет. Все приборы, всё оборудование, питавшееся от аккумуляторов, вышло из строя…
* * *
– Братья, прогоните страх! – разнесся крик Велора. – Это было очень старое колдовство, и вы сами почувствовали, что оно было очень слабым. Вспомните, зачем мы пришли сюда! Мы должны уничтожить людей!
Мы, сейры, по натуре своей не склонны отказываться от своих намерений, чего бы нам этого не стоило. Когда мы выходим на битву, у нас есть только два пути – победа или смерть, третьего не дано.
– Загонщики, вы знаете, что делать! – прокричал Велор и эхо повторило его крик…
* * *
– Ричи, ты за главного! – прокричал Майкл, рывком вскакивая на ноги. – Я – вниз!
– Хорошо.
Майкл слетел по бешено раскачивающейся лестнице, успев подумать, что еще пара таких подъемов или спусков – и на крышу придется лезть по веревке. Внизу возле аккумуляторов на корточках возились трое солдат и Седжвик, остальные напряженно вглядывались в темноту, сжимая в руках оружие.
– Что тут, Дон? – спросил Майкл, чувствуя, как у него всё холодеет внутри.
– Всё сдохло, – с отвращением отбросил в сторону пассатижи Седжвик. – Эй, – закричал он, поднимаясь на ноги, – первое отделение! Бегом на улицу! Занять позиции на флангах! Я хочу, чтобы через двадцать секунд вся территория была освещена!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33