Отводят нам глаза и похищают Докса. Вот это-то зачем? Ты сам говорил – они не знают наш язык, они ничего не знают о нас, кроме того, что мы способны убивать их. Тогда зачем второй волк тащит Докса сто метров в лес, затаскивает в заросли, чтобы их не было видно? Ведь он мог убить двоих или троих, мы бы не услышали – такой там стоял грохот.
– Да, этого я не могу понять.
– Вот и я не мог. Все думал над этим, думал, вертел так и эдак, пытался строить какие-то теории, а потом меня осенило.
– Как это, интересно? – усмехается Фолз.
– Будешь смеяться, Эйд, – я заткнусь, и сам будешь у Дубинина допытываться про волков.
– Ладно-ладно, не пугай, – говорит Адам, – ты же знаешь, я не серьезно. Просто давно не видел тебя, а сейчас время свободное появилось и захотелось немного посмеяться по старой привычке. Ты стал каким-то обидчивым, Майки, стареешь, что ли?
– Иди ты, Эйд, – добродушно ворчит Майкл. – С чего бы это у тебя свободное время появилось?
– Мы с Джеком-младшим уже закончили аэрофотосъемку. Дирижабли уже не могут забираться далеко – не хватает мощности радиосигнала для уверенной передачи изображений. Мы чуть не потеряли одну машину, но Джек молодец, справился с управлением.
– Хороший парень.
– Толковый. Так что ты там хотел сказать насчет…
– Я остановился на том, что не мог объяснить себе, зачем утащили парня в лес. Ведь явно не для того, чтобы съесть на досуге – слишком сложная комбинация для простой охоты. Если бы зверь хотел отомстить, то тело было бы больше изувечено. Мы нашли его с проломленной головой. Это явно было сделано одним ударом.
– Может, он почуял, как вы приближаетесь, ударил и убежал?
– Может быть, но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали: зачем волку вообще было утаскивать его?
– Да, загадка.
– Вот и нет, Эйд, – печально выдохнул Майкл, – никакая это не загадка, если подумать логически. Я поставил себя на их место. Подумал, чтобы я делал, если бы на меня, мою семью, моих людей напали неизвестные твари? Я подумал, что я бы вытащил одного из этих тварей и попытался бы узнать, кто они, чего хотят, чего добиваются.
– И опять мы упираемся в то, что уже говорилось, – раздраженно говорит Фолз. – Как волк мог узнать от Докса, кто мы и чего хотим? Провел спиритический сеанс? Влез в мозги?
– А что, если влез, Адам? Что, если он каким-то образом смог вытащить из парня нужную ему информацию?
– Ну, это уже бред.
– А ты предположи на минуту, что это правда, Эйд. Вспомни, Докс не знал или на тот момент не представлял себе опасность заграждений. Да наверняка волка это и не интересовало. Волк узнал самое главное – кто мы и зачем пришли. Вспомни, что было потом: волк погибает на проволоке. И все, как отрезало, никто из них больше на ограду не лез. Потом стреляют волка у ограды. Другой волк хочет вытащить и тоже погибает. Потом неделю мы никого не видим вообще. Насчет того случая с убийством сразу двоих у меня тоже есть кое-какие идеи. Во-первых, первый убитый волк был молодой. Дубинин сказал, что ему было всего года два-три, не больше. Может, ему просто было интересно посмотреть на поселок. Откуда им знать, что наши снайперы могут валить волков на расстоянии километра? Молодой выходит и получает пулю. Но смотри, Эйд, второй волк, постарше, выскочил из зарослей минуты три спустя. Значит, он прибежал на звук выстрела и увидел труп своего. Как бы поступили люди, нормальные солдаты, как ты и я? Ясное дело, постарались бы вытащить убитого. Второй выскакивает, пытается оттащить тело и его убивают наши.
– Некоторые животные тоже помогают своим сородичам.
– Эйд, ты преувеличиваешь. Тот, второй волк… он поступил, как поступают солдаты. Он не бросил своего.
– Ну, хорошо, я верю, что ты веришь в то, что эти животные – на самом деле не животные, а разумные существа, просто похожие на животных. Допустим, они способны узнавать информацию путем какого-то воздействия на сознание жертвы.
– Для этого им нужно находиться вблизи жертвы, – дополнил Майкл.
– Допустим. Они что-то узнают от Докса, но как они используют полученные сведения для своих целей?
– А тот факт, что они перестали выходить на открытую местность и не появляются вблизи ограды, разве не свидетельство того, что они знают больше, чем должны знать?
– А ты не думаешь, что они просто быстро учатся на своих ошибках? Они знают, что ограда смертельна – и не подходят к ней. Они поняли, что мы способны убивать на расстоянии – и поэтому не бродят открыто. Вот тебе и ответ.
– Они учатся слишком быстро.
– Ну, ты уперся, Майк. Ладно, они – разумные существа, почему же они оставили нас в покое на две недели? К твоему сведению: они не ушли далеко – камеры на дирижаблях периодически фиксируют их в лесу.
– Наши батальоны в лесу тоже видели их, не напрямую, конечно. А ответ на твой вопрос может тебе не понравиться – они что-то замышляют.
– Гениальная интуиция, мистер Холмс. «Что-то замышляют»… Супер!
– Заткнись, Эйд, – раздраженно проворчал Майкл. – Я тебя не узнаю – с самого начала твердишь, что они не просто звери, что они умные и хитрые, две недели назад ты чуть не плачешь над их трупами, а теперь ты думаешь, что они просто животные!
– Я просто делаю вид, что они животные, Майк, – Адам устало закрывает глаза ладонью, – все люди уверены, в том, что они просто хищники, людям, по большому счету, наплевать на то, что мы убиваем существ разумных. Они видят трупы, похожие на смесь огромных волков с огромными львами. Когти длиной с ладонь. И зубы, способные запросто разгрызть кирпич. И их не волнует, что эти звери могут думать и, наверняка, так же, как мы могут страдать, ненавидеть, любить.
– Зачем ты тогда притворяешься передо мной, старший?
– С ума схожу потихоньку, – через силу улыбается Адам. – А если серьезно, то мне с каждым днем все проще и проще считать их животными.
– Это еще почему?
– А ты что, не помнишь, как мы поступаем в том случае, когда нам приходится убивать? Мы считаем противника кем угодно, но только не нормальными людьми. Если видеть во враге, которого ты должен убить, чтобы не убили тебя, человека, равного тебе, то можно быстро сойти с ума. Поэтому мы представляем, что стреляем в …
– Зверей, – заканчивает Майкл.
– И здесь то же самое. Ничего не меняется, Майки. Какая разница, разумны они или нет, нам все равно придется убивать их, потому что они будут убивать нас.
– И все потому, что я открыл огонь.
– Нет, – в голосе Адама нет горечи, только грусть, – я думал об этом. Любой бы на твоем месте скомандовал стрелять, даже Ричард, будь он командиром. Даже я.
– Но это был я, Эйд.
– Какая разница, – Фолз перевернулся на спину и лег, заложив руки за спину.
Майкл молча сидел и смотрел на лес, но вряд ли что-нибудь видел: его глаза были широко открыты и смотрели в одну точку. Потом он моргнул, мотнул головой, как бы отгоняя назойливое насекомое и сказал:
– Они хотят напасть на нас, Эйд. Поэтому они оставили нас в покое. Чтобы мы расслабились. Они не оставят нас в покое. Только не после того, что мы с ними сделали…
В ночь шестнадцатого дня после Высадки огромное дерево, росшее на границе леса и Черной Пустоши, упало прямо на ограждения северного сектора. Две секции проволочного забора были раздавлены, но вся линия ограждений продолжала оставаться под напряжением – проволока профессора Нильсена выдержала массу двадцатитонного ствола. Сработала сигнализация, место повреждения было освещено прожекторами, солдаты батальона Майкла Фапгера бежали к месту пролома, сирены выли – в общем, все было, как должно быть по инструкции.
Дежурный электрик запросил по рации обстановку и, когда ему сказали, что на ограду упало дерево, он увидел, что нагрузка на сеть периметра существенно возросла. Он решил не отключать ток, подающийся на эту секцию до тех пор, пока к месту повреждения не прибудет аварийная команда.
Из-за громкого воя сирен в северном секторе никто, кроме поста охраны, расположенного за транспортами, в двадцати метрах от ограждения, не заметил, как еще одно дерево упало на ограду в южном секторе. Транспорты, оставленные Гончими почти на границе Пустоши были высотой семь метров, стояли они друг возле друга, как дома в жилых микрорайонах и закрывали ограждения южного сектора от палаточного городка, в котором жили гражданские колонисты. Участок периметра длиной около двухсот метров не просматривался никем, кроме часовых. Здесь было расположено два поста охранения, представлявших собой широкие капониры, окруженные земляной насыпью высотой около полуметра, к которым с двух сторон подходили окопы.
Защитная сетка была протянута на расстоянии двух-трех метров от границы леса, поэтому дерево высотой сорок метров, упавшее в южном секторе, почти достало своей пышной кроной до постов охранения. Завывания сирен сделали падение почти бесшумным. Нагрузка на сеть возросла в несколько раз, поэтому аварийное дополнительное освещение не было включено. Командир третьей роты батальона Дюморье, Кристофер Олбри, пытался доложить о падении дерева и возможной аварии, но не смог этого сделать – на всех диапазонах царил хаос: вызывали аварийную группу, дежурный электрик монотонно запрашивал у диспетчера параметры напряжения на северном участке, основной диапазон был забит разговорами солдат батальона Фапгера. Олбри, попытавшись несколько раз прорваться в эфир, раздраженно отложил микрофон и уже собирался послать одного из своих подчиненных к ближайшей подстанции, когда застыл в полном изумлении и ужасе.
Тут было чему удивляться – по стволу гигантского рухнувшего дерева, как по мосту через бурную горную реку, бесшумными и плавными длинными скачками неслись черные желтоглазые тени…
Первые волки уже взбегали на насыпь капониров, когда Кристофер Олбри приказал открыть огонь. С этой командой он запоздал, с соседнего капонира уже вовсю стреляли по волкам и промахивались в темноте. Олбри выхватил гранату, сорвал чеку и замахнулся, чтобы бросить гранату туда, откуда новые черные тени спрыгивали с дерева внутрь периметра. Сильное тело мощным рывком пролетело невысокий земляной вал и сбило Кристофера Олбри с ног. Мощные челюсти, отвратительно пахнущие протухшим мясом и кровью, легко прокусили правое плечо Кристофера Олбри, когти пронзили мягкие ткани живота и глубоко вошли в человеческое тело. Волк и человек упали на землю, пальцы руки, сжимавшие смертоносный кусок металла, начиненный взрывчаткой, бессильно разжались. Волк с рычанием покрепче сжал зубы. Кристофер Олбри еще успел почувствовать, как у него ломается правая ключица, и, когда волк рывком приподнял его, разрывая живот, успел подумать: «Быстрее бы все кончилось». Ему было очень больно. Волк трепал его, как фокстерьер трясет убитую мышь. Еще Кристофер Олбри успел услышать, как где-то рядом справа прозвучала короткая очередь из крупнокалиберного пулемета, только одна короткая очередь. И тут взорвалась граната…
Бой на сдвоенных постах южного сектора был коротким и жестким. Волки сумели войти в близкий контакт, стрелковое оружие оказалось бесполезным в стремительной и яростной рукопашной. Взрыв гранаты оставил мертвыми двух людей и трех волков, еще пятеро волков были застрелены, когда они бежали к постам.
Но когда звери спрыгнули в окопы и проникли внутрь открытых капониров, люди стали легкой добычей. Некоторые солдаты не могли стрелять, опасаясь попасть друг в друга, некоторые в панике стреляли в волков, но промахивались и попадали в своих товарищей.
В одном из капониров волки уподобились хорькам, сумевшим ночью пробраться в курятник. С легкостью призраков и скоростью падающего на жертву орла метались среди солдат, разбивали черепа, взмахами страшных когтей наносили ужасные рваные раны. Вонзив зубы в одну из жертв, волки перегрызали жизненно важные артерии, и оставляли раненых биться в агонии, чтобы напасть на следующего. Это была бойня, на этот раз устроенная не людьми.
Стрельбу в южном секторе, в первую очередь, услышали соседи – справа и слева от злополучного, «слепого», участка ограждений, были расположены посты батальона Дюморье. С двух сторон транспорты окружили солдаты из первой и третьей рот, два взвода, сформированные из гражданских, оставались в резерве. По команде Жана Дюморье, были выпущены осветительные ракеты и солдаты одновременно с двух сторон стали окружать сдвоенные посты, прозванные Двойкой. На них тут же напали волки, разделившиеся на две группы.
Волки пытались проникнуть в лагерь, обойдя транспорты с двух сторон, но напоролись на быстро отреагировавших на нападение солдат.
С левой стороны волки смогли рассечь строй и вклинились в толпу, щедро раздавая удары налево и направо. В них стреляли, попадая в спины разбегающихся товарищей. Было убито трое человек и ранено шестеро, прежде чем волков перебили прицельным огнем.
Справа волки наткнулись на шквальный огонь и отступили так же стремительно, как и появились.
Орали кругом много, но Дюморье и ротные командиры смогли заставить своих подчиненных прекратить панику. Они снова приказали наступать и люди успели занять посты Двойки раньше, чем последний волк успел покинуть лагерь. Еще двое волков были убиты, когда бежали из лагеря по упавшему дереву, а последний был застрелен снайпером у границы леса.
Волки ушли также стремительно, как и появились, оставив за собой два пролома в ограде, шестьдесят убитых солдат и лишь двадцать два своих трупа. Еще двенадцать человек были ранены, семеро тяжело, пятеро легко. Волки оставили за собой не только разрушения и смерть, они смогли поселить в людей страх, страх перед своей хитростью и жестокостью. Волки показали людям, как они могут убивать, и впервые смогли достойно отомстить за первую бойню – устроенную людьми. Об их силе и стремительности говорил тот факт, что из пятидесяти четырех человек, дежуривших на Двойке в ночь прорыва, в живых не осталось никого…
Был поднят батальон Ричардсона и, хотя все понимали, что волки сегодня больше не нападут, солдаты несли усиленное дежурство по всему периметру. Проломы в заграждения были освещены переносными прожекторами и аварийные бригады остаток ночи пилили поваленные деревья, чтобы восстановить целостность защитной сети. Нужно ли говорить, что до рассвета никто не сомкнул глаз…
* * *
…Мы смогли отомстить! Мы смогли попробовать их кровь на вкус! Мой план удался!
На языке их кровь отдавала привкусом металла. Но сегодня ночью даже этот мерзкий вкус не мог отбить у меня аппетит к охоте.
Как же это упоительно – снова почувствовать себя сильным! Как же хорошо снова чувствовать запах страха двуногих и знать, что причина этого страха – ты! Как приятно вонзить зубы в податливую теплую плоть, ощутить, как брызжет во все стороны кровь, как ломаются их хрупкие кости, когда обрушиваешься на них всем своим весом. Как приятно осознавать, что ты – снова охотник, а они – просто жертвы. Как приятно чувствовать мощь своих ударов, от которых их головы трескаются, как лесные орехи в зубах у белок!
Я убивал, да, я – убийца! Я убивал с наслаждением, я убивал своих врагов, я убивал бы их тысячу раз и буду убивать до тех пор, пока в моих жилах течет кровь. Каждый раз, когда я смотрел в их широко распахнутые от боли глаза, каждый раз, когда я чувствовал, когда дыхание затихало в их груди, с каждым ударом, с каждым рывком челюстей, я снова и снова видел, как падают на землю мои дети, и во мне не было ни капли жалости к чужакам, разорвавшим мой мир грохотом железа.
Мне хотелось крикнуть в их побелевшие от ужаса лица, в эти умирающие глаза, в эти беспомощно поднятые кверху руки, крикнуть во всю мощь своих легких, крикнуть так, чтобы мой крик услышали все, живые и мертвые:
– Моя дочь носила в чреве моего внука! Вы слышите, вы, пожиратели падали, навозные жуки, моя дочь могла стать матерью, если бы не вы!
Но я молчал. Они все равно бы не поняли. Они считают, что мы не способны говорить. Они не заслуживают объяснений. Они имеют только одно право – упасть замертво от моей руки…
* * *
У Адама не поворачивался язык назвать этот кошмар сюрпризом. Просто когда он услышал вой сирен, а потом крики, стрельбу и взрывы, у него заледенели руки и сердце замерло на миг, а потом забилось с удвоенной силой. У него не было никаких мыслей, когда он лихорадочно пытался завязать онемевшими пальцами шнурки высоких десантных ботинок. Только в голове билась, как попавший в сети мотылек, идиотская фраза: «А вот и сюрприз!»
Он не помнил, кто, когда и где произнес эти слова, было ли это в каком-нибудь фильме или же это был образ из книги. Он просто видел лицо рыжего клоуна, на лице которого была нарисована ярко-красной краской идиотская ухмылка до ушей. Эта голова выпрыгивала из черной шляпы, из которой фокусники достают белых кроликов, и истошно орала, обнажив зубы, покрытые налетом красной помады, похожей на кровь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Да, этого я не могу понять.
– Вот и я не мог. Все думал над этим, думал, вертел так и эдак, пытался строить какие-то теории, а потом меня осенило.
– Как это, интересно? – усмехается Фолз.
– Будешь смеяться, Эйд, – я заткнусь, и сам будешь у Дубинина допытываться про волков.
– Ладно-ладно, не пугай, – говорит Адам, – ты же знаешь, я не серьезно. Просто давно не видел тебя, а сейчас время свободное появилось и захотелось немного посмеяться по старой привычке. Ты стал каким-то обидчивым, Майки, стареешь, что ли?
– Иди ты, Эйд, – добродушно ворчит Майкл. – С чего бы это у тебя свободное время появилось?
– Мы с Джеком-младшим уже закончили аэрофотосъемку. Дирижабли уже не могут забираться далеко – не хватает мощности радиосигнала для уверенной передачи изображений. Мы чуть не потеряли одну машину, но Джек молодец, справился с управлением.
– Хороший парень.
– Толковый. Так что ты там хотел сказать насчет…
– Я остановился на том, что не мог объяснить себе, зачем утащили парня в лес. Ведь явно не для того, чтобы съесть на досуге – слишком сложная комбинация для простой охоты. Если бы зверь хотел отомстить, то тело было бы больше изувечено. Мы нашли его с проломленной головой. Это явно было сделано одним ударом.
– Может, он почуял, как вы приближаетесь, ударил и убежал?
– Может быть, но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали: зачем волку вообще было утаскивать его?
– Да, загадка.
– Вот и нет, Эйд, – печально выдохнул Майкл, – никакая это не загадка, если подумать логически. Я поставил себя на их место. Подумал, чтобы я делал, если бы на меня, мою семью, моих людей напали неизвестные твари? Я подумал, что я бы вытащил одного из этих тварей и попытался бы узнать, кто они, чего хотят, чего добиваются.
– И опять мы упираемся в то, что уже говорилось, – раздраженно говорит Фолз. – Как волк мог узнать от Докса, кто мы и чего хотим? Провел спиритический сеанс? Влез в мозги?
– А что, если влез, Адам? Что, если он каким-то образом смог вытащить из парня нужную ему информацию?
– Ну, это уже бред.
– А ты предположи на минуту, что это правда, Эйд. Вспомни, Докс не знал или на тот момент не представлял себе опасность заграждений. Да наверняка волка это и не интересовало. Волк узнал самое главное – кто мы и зачем пришли. Вспомни, что было потом: волк погибает на проволоке. И все, как отрезало, никто из них больше на ограду не лез. Потом стреляют волка у ограды. Другой волк хочет вытащить и тоже погибает. Потом неделю мы никого не видим вообще. Насчет того случая с убийством сразу двоих у меня тоже есть кое-какие идеи. Во-первых, первый убитый волк был молодой. Дубинин сказал, что ему было всего года два-три, не больше. Может, ему просто было интересно посмотреть на поселок. Откуда им знать, что наши снайперы могут валить волков на расстоянии километра? Молодой выходит и получает пулю. Но смотри, Эйд, второй волк, постарше, выскочил из зарослей минуты три спустя. Значит, он прибежал на звук выстрела и увидел труп своего. Как бы поступили люди, нормальные солдаты, как ты и я? Ясное дело, постарались бы вытащить убитого. Второй выскакивает, пытается оттащить тело и его убивают наши.
– Некоторые животные тоже помогают своим сородичам.
– Эйд, ты преувеличиваешь. Тот, второй волк… он поступил, как поступают солдаты. Он не бросил своего.
– Ну, хорошо, я верю, что ты веришь в то, что эти животные – на самом деле не животные, а разумные существа, просто похожие на животных. Допустим, они способны узнавать информацию путем какого-то воздействия на сознание жертвы.
– Для этого им нужно находиться вблизи жертвы, – дополнил Майкл.
– Допустим. Они что-то узнают от Докса, но как они используют полученные сведения для своих целей?
– А тот факт, что они перестали выходить на открытую местность и не появляются вблизи ограды, разве не свидетельство того, что они знают больше, чем должны знать?
– А ты не думаешь, что они просто быстро учатся на своих ошибках? Они знают, что ограда смертельна – и не подходят к ней. Они поняли, что мы способны убивать на расстоянии – и поэтому не бродят открыто. Вот тебе и ответ.
– Они учатся слишком быстро.
– Ну, ты уперся, Майк. Ладно, они – разумные существа, почему же они оставили нас в покое на две недели? К твоему сведению: они не ушли далеко – камеры на дирижаблях периодически фиксируют их в лесу.
– Наши батальоны в лесу тоже видели их, не напрямую, конечно. А ответ на твой вопрос может тебе не понравиться – они что-то замышляют.
– Гениальная интуиция, мистер Холмс. «Что-то замышляют»… Супер!
– Заткнись, Эйд, – раздраженно проворчал Майкл. – Я тебя не узнаю – с самого начала твердишь, что они не просто звери, что они умные и хитрые, две недели назад ты чуть не плачешь над их трупами, а теперь ты думаешь, что они просто животные!
– Я просто делаю вид, что они животные, Майк, – Адам устало закрывает глаза ладонью, – все люди уверены, в том, что они просто хищники, людям, по большому счету, наплевать на то, что мы убиваем существ разумных. Они видят трупы, похожие на смесь огромных волков с огромными львами. Когти длиной с ладонь. И зубы, способные запросто разгрызть кирпич. И их не волнует, что эти звери могут думать и, наверняка, так же, как мы могут страдать, ненавидеть, любить.
– Зачем ты тогда притворяешься передо мной, старший?
– С ума схожу потихоньку, – через силу улыбается Адам. – А если серьезно, то мне с каждым днем все проще и проще считать их животными.
– Это еще почему?
– А ты что, не помнишь, как мы поступаем в том случае, когда нам приходится убивать? Мы считаем противника кем угодно, но только не нормальными людьми. Если видеть во враге, которого ты должен убить, чтобы не убили тебя, человека, равного тебе, то можно быстро сойти с ума. Поэтому мы представляем, что стреляем в …
– Зверей, – заканчивает Майкл.
– И здесь то же самое. Ничего не меняется, Майки. Какая разница, разумны они или нет, нам все равно придется убивать их, потому что они будут убивать нас.
– И все потому, что я открыл огонь.
– Нет, – в голосе Адама нет горечи, только грусть, – я думал об этом. Любой бы на твоем месте скомандовал стрелять, даже Ричард, будь он командиром. Даже я.
– Но это был я, Эйд.
– Какая разница, – Фолз перевернулся на спину и лег, заложив руки за спину.
Майкл молча сидел и смотрел на лес, но вряд ли что-нибудь видел: его глаза были широко открыты и смотрели в одну точку. Потом он моргнул, мотнул головой, как бы отгоняя назойливое насекомое и сказал:
– Они хотят напасть на нас, Эйд. Поэтому они оставили нас в покое. Чтобы мы расслабились. Они не оставят нас в покое. Только не после того, что мы с ними сделали…
В ночь шестнадцатого дня после Высадки огромное дерево, росшее на границе леса и Черной Пустоши, упало прямо на ограждения северного сектора. Две секции проволочного забора были раздавлены, но вся линия ограждений продолжала оставаться под напряжением – проволока профессора Нильсена выдержала массу двадцатитонного ствола. Сработала сигнализация, место повреждения было освещено прожекторами, солдаты батальона Майкла Фапгера бежали к месту пролома, сирены выли – в общем, все было, как должно быть по инструкции.
Дежурный электрик запросил по рации обстановку и, когда ему сказали, что на ограду упало дерево, он увидел, что нагрузка на сеть периметра существенно возросла. Он решил не отключать ток, подающийся на эту секцию до тех пор, пока к месту повреждения не прибудет аварийная команда.
Из-за громкого воя сирен в северном секторе никто, кроме поста охраны, расположенного за транспортами, в двадцати метрах от ограждения, не заметил, как еще одно дерево упало на ограду в южном секторе. Транспорты, оставленные Гончими почти на границе Пустоши были высотой семь метров, стояли они друг возле друга, как дома в жилых микрорайонах и закрывали ограждения южного сектора от палаточного городка, в котором жили гражданские колонисты. Участок периметра длиной около двухсот метров не просматривался никем, кроме часовых. Здесь было расположено два поста охранения, представлявших собой широкие капониры, окруженные земляной насыпью высотой около полуметра, к которым с двух сторон подходили окопы.
Защитная сетка была протянута на расстоянии двух-трех метров от границы леса, поэтому дерево высотой сорок метров, упавшее в южном секторе, почти достало своей пышной кроной до постов охранения. Завывания сирен сделали падение почти бесшумным. Нагрузка на сеть возросла в несколько раз, поэтому аварийное дополнительное освещение не было включено. Командир третьей роты батальона Дюморье, Кристофер Олбри, пытался доложить о падении дерева и возможной аварии, но не смог этого сделать – на всех диапазонах царил хаос: вызывали аварийную группу, дежурный электрик монотонно запрашивал у диспетчера параметры напряжения на северном участке, основной диапазон был забит разговорами солдат батальона Фапгера. Олбри, попытавшись несколько раз прорваться в эфир, раздраженно отложил микрофон и уже собирался послать одного из своих подчиненных к ближайшей подстанции, когда застыл в полном изумлении и ужасе.
Тут было чему удивляться – по стволу гигантского рухнувшего дерева, как по мосту через бурную горную реку, бесшумными и плавными длинными скачками неслись черные желтоглазые тени…
Первые волки уже взбегали на насыпь капониров, когда Кристофер Олбри приказал открыть огонь. С этой командой он запоздал, с соседнего капонира уже вовсю стреляли по волкам и промахивались в темноте. Олбри выхватил гранату, сорвал чеку и замахнулся, чтобы бросить гранату туда, откуда новые черные тени спрыгивали с дерева внутрь периметра. Сильное тело мощным рывком пролетело невысокий земляной вал и сбило Кристофера Олбри с ног. Мощные челюсти, отвратительно пахнущие протухшим мясом и кровью, легко прокусили правое плечо Кристофера Олбри, когти пронзили мягкие ткани живота и глубоко вошли в человеческое тело. Волк и человек упали на землю, пальцы руки, сжимавшие смертоносный кусок металла, начиненный взрывчаткой, бессильно разжались. Волк с рычанием покрепче сжал зубы. Кристофер Олбри еще успел почувствовать, как у него ломается правая ключица, и, когда волк рывком приподнял его, разрывая живот, успел подумать: «Быстрее бы все кончилось». Ему было очень больно. Волк трепал его, как фокстерьер трясет убитую мышь. Еще Кристофер Олбри успел услышать, как где-то рядом справа прозвучала короткая очередь из крупнокалиберного пулемета, только одна короткая очередь. И тут взорвалась граната…
Бой на сдвоенных постах южного сектора был коротким и жестким. Волки сумели войти в близкий контакт, стрелковое оружие оказалось бесполезным в стремительной и яростной рукопашной. Взрыв гранаты оставил мертвыми двух людей и трех волков, еще пятеро волков были застрелены, когда они бежали к постам.
Но когда звери спрыгнули в окопы и проникли внутрь открытых капониров, люди стали легкой добычей. Некоторые солдаты не могли стрелять, опасаясь попасть друг в друга, некоторые в панике стреляли в волков, но промахивались и попадали в своих товарищей.
В одном из капониров волки уподобились хорькам, сумевшим ночью пробраться в курятник. С легкостью призраков и скоростью падающего на жертву орла метались среди солдат, разбивали черепа, взмахами страшных когтей наносили ужасные рваные раны. Вонзив зубы в одну из жертв, волки перегрызали жизненно важные артерии, и оставляли раненых биться в агонии, чтобы напасть на следующего. Это была бойня, на этот раз устроенная не людьми.
Стрельбу в южном секторе, в первую очередь, услышали соседи – справа и слева от злополучного, «слепого», участка ограждений, были расположены посты батальона Дюморье. С двух сторон транспорты окружили солдаты из первой и третьей рот, два взвода, сформированные из гражданских, оставались в резерве. По команде Жана Дюморье, были выпущены осветительные ракеты и солдаты одновременно с двух сторон стали окружать сдвоенные посты, прозванные Двойкой. На них тут же напали волки, разделившиеся на две группы.
Волки пытались проникнуть в лагерь, обойдя транспорты с двух сторон, но напоролись на быстро отреагировавших на нападение солдат.
С левой стороны волки смогли рассечь строй и вклинились в толпу, щедро раздавая удары налево и направо. В них стреляли, попадая в спины разбегающихся товарищей. Было убито трое человек и ранено шестеро, прежде чем волков перебили прицельным огнем.
Справа волки наткнулись на шквальный огонь и отступили так же стремительно, как и появились.
Орали кругом много, но Дюморье и ротные командиры смогли заставить своих подчиненных прекратить панику. Они снова приказали наступать и люди успели занять посты Двойки раньше, чем последний волк успел покинуть лагерь. Еще двое волков были убиты, когда бежали из лагеря по упавшему дереву, а последний был застрелен снайпером у границы леса.
Волки ушли также стремительно, как и появились, оставив за собой два пролома в ограде, шестьдесят убитых солдат и лишь двадцать два своих трупа. Еще двенадцать человек были ранены, семеро тяжело, пятеро легко. Волки оставили за собой не только разрушения и смерть, они смогли поселить в людей страх, страх перед своей хитростью и жестокостью. Волки показали людям, как они могут убивать, и впервые смогли достойно отомстить за первую бойню – устроенную людьми. Об их силе и стремительности говорил тот факт, что из пятидесяти четырех человек, дежуривших на Двойке в ночь прорыва, в живых не осталось никого…
Был поднят батальон Ричардсона и, хотя все понимали, что волки сегодня больше не нападут, солдаты несли усиленное дежурство по всему периметру. Проломы в заграждения были освещены переносными прожекторами и аварийные бригады остаток ночи пилили поваленные деревья, чтобы восстановить целостность защитной сети. Нужно ли говорить, что до рассвета никто не сомкнул глаз…
* * *
…Мы смогли отомстить! Мы смогли попробовать их кровь на вкус! Мой план удался!
На языке их кровь отдавала привкусом металла. Но сегодня ночью даже этот мерзкий вкус не мог отбить у меня аппетит к охоте.
Как же это упоительно – снова почувствовать себя сильным! Как же хорошо снова чувствовать запах страха двуногих и знать, что причина этого страха – ты! Как приятно вонзить зубы в податливую теплую плоть, ощутить, как брызжет во все стороны кровь, как ломаются их хрупкие кости, когда обрушиваешься на них всем своим весом. Как приятно осознавать, что ты – снова охотник, а они – просто жертвы. Как приятно чувствовать мощь своих ударов, от которых их головы трескаются, как лесные орехи в зубах у белок!
Я убивал, да, я – убийца! Я убивал с наслаждением, я убивал своих врагов, я убивал бы их тысячу раз и буду убивать до тех пор, пока в моих жилах течет кровь. Каждый раз, когда я смотрел в их широко распахнутые от боли глаза, каждый раз, когда я чувствовал, когда дыхание затихало в их груди, с каждым ударом, с каждым рывком челюстей, я снова и снова видел, как падают на землю мои дети, и во мне не было ни капли жалости к чужакам, разорвавшим мой мир грохотом железа.
Мне хотелось крикнуть в их побелевшие от ужаса лица, в эти умирающие глаза, в эти беспомощно поднятые кверху руки, крикнуть во всю мощь своих легких, крикнуть так, чтобы мой крик услышали все, живые и мертвые:
– Моя дочь носила в чреве моего внука! Вы слышите, вы, пожиратели падали, навозные жуки, моя дочь могла стать матерью, если бы не вы!
Но я молчал. Они все равно бы не поняли. Они считают, что мы не способны говорить. Они не заслуживают объяснений. Они имеют только одно право – упасть замертво от моей руки…
* * *
У Адама не поворачивался язык назвать этот кошмар сюрпризом. Просто когда он услышал вой сирен, а потом крики, стрельбу и взрывы, у него заледенели руки и сердце замерло на миг, а потом забилось с удвоенной силой. У него не было никаких мыслей, когда он лихорадочно пытался завязать онемевшими пальцами шнурки высоких десантных ботинок. Только в голове билась, как попавший в сети мотылек, идиотская фраза: «А вот и сюрприз!»
Он не помнил, кто, когда и где произнес эти слова, было ли это в каком-нибудь фильме или же это был образ из книги. Он просто видел лицо рыжего клоуна, на лице которого была нарисована ярко-красной краской идиотская ухмылка до ушей. Эта голова выпрыгивала из черной шляпы, из которой фокусники достают белых кроликов, и истошно орала, обнажив зубы, покрытые налетом красной помады, похожей на кровь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33