«Успенский Л. Ты и твое имя. Рассказы об именах»: Детская литература; Л.; 1972
Аннотация
Книга о языке, о специальной, мало кому известной, но чрезвычайно интересной области лингвистики — ономатологии, науке о личных именах людей.
Что значило и значит для человека имя? Почему одни имена живут, а другие устарели? Об именах — языческих и христианских, восточных и западных, об именах литературных персонажей и героев прошедших эпох вы узнаете в этой книге. Автор, оперируя то забавными, то парадоксально и неправдоподобно звучащими, но всегда научно точными примерами, рассказывает о происхождении имен собственных, отчеств и фамилий в нашей стране и за рубежом.
Лев УСПЕНСКИЙ
ТЫ И ТВОЕ ИМЯ
(Рассказы об именах)
От автора
Знание и понимание
Два столетия назад великий немецкий мастер слова и мыслитель Лессинг написал:
«Мне представляется странным уже то, что нам известны не только вещи, а и имена этих вещей. Тем не менее я хочу большего: не просто понимать смысл слов, но еще знать, почему они звучат так, а не иначе.»
Это — мысль мудреца. Но тот же самый вопрос приходит иной раз в голову даже окончательному простаку.
— Интересно, откуда взялось на свете слово «куртка»? — внезапно, среди пустой болтовни, спотыкается о неожиданную загадку озадаченный мистер Арпад, далеко не мудрый герой современного английского писателя А. Коппарда.
— Ха-ха! — равнодушно пожимает плечами мистер Платнер, его собутыльник. — Вот уж шут его знает, откуда! Кто может это сказать?
— Гм! — удивляется Арпад. — Такое простенькое словцо! Должно же было оно появиться откуда-нибудь.
Кое-кто из моих читателей присоединится, пожалуй, к мистеру Платнеру. В самом деле, я знаю вещь — одежду определенного покроя. Знаю я ее название : «куртка» (если называть эту «вещь» по-русски). Следовательно, значение слова мне совершенно понятно. Чего же еще желать?
Однако более живой ум не остановится на этом. Он согласится с Арпадом, а значит, и с Лессингом. Пусть известны и вещь и название вещи; хочется все же знать, — откуда оно взялось? По какой причине эту штуку назвали именно курткой , а не «мурткой», не «корткой», «вырткой» или еще как-нибудь? Можно до этого дознаться?
«Вообще — да! — скажет вам языковед. — Происхождением отдельных слов, исследованием вопроса о том, откуда то или другое из них появилось в нашем языке, занимается особый отдел языковедения — этимология.
Узнать все это значит «раскрыть этимологию слова». И опытный этимолог без большого труда ответит вам на данный вопрос. Может быть, правда, ответ его покажется вам несколько неожиданным.
«Куртка, — скажет он вам, — прежде всего слово по происхождению своему нерусское. Его в допетровские времена у нас еще не было, да и быть не могло: ведь наши предки никаких курток не знали и не носили. Они ходили тогда в долгополой одежде — кафтанах, азямах, охабнях. Потом мало-помалу стало прививаться „кургузое немецкое“ (то есть иностранное) платье. Шили его сначала иноземцы-портные, главным образом французы; они называли его по-своему. По-французски „куртка вообще“ зовется „вэст“ (veste), а „короткая куртка“— „вэст курт“ (veste courte); слово „курт“ как раз и значит „короткая“. Вот из этого-то французского прилагательного „курт“, слыша его от портных-французов, и создали наши прапрадеды много лет назад русское существительное „куртка“.
Вам это кажется неправдоподобным? Напрасно. Возьмите другое привычное слово, означающее еще одну деталь одежды, короткие штанишки, — «трусики». Откуда пошло их обозначение? От глагола «трусить», то есть «бояться»? От существительного «трусик», значащего «кролик»? От другого глагола — «трусить», то есть «двигаться впробежку, мелкой рысцой»?
Представьте, ни от того, ни от другого, ни от третьего, а опять-таки от французского прилагательного. По-французски «жюп труссэ» (jupe troussйe) — подобранная юбка, «кюлотт труссэ» (culotte troussйe) — закатанные засученные и вообще «короткие штаны». Те же иноземцы-портные, несомненно, вместе с курткой занесли нам и слово «труссэ», а мы, так сказать, выкроили из него себе «трусы» по своему вкусу…
Очень многие наши слова (особенно не слишком древние по происхождению) легко поддаются подобному раскрытию — этимологизации . Некоторые этимологизируются много труднее. Есть и такие, относительно которых ученые пока что оказываются бессильными: очень уж далеко в глубь времен уходит их происхождение.
Само собой разумеется, в любом языке слова имеют свою этимологию . Мистер Арпад, в рассказе англичанина Коппарда, интересовался, конечно, не русским словом «куртка», а своим английским словом «джэкит» (jacket), которое означает ту же самую вещь. Я не стану сейчас заниматься подробным ответом на его вопрос, но английские этимологи, несомненно, могли бы сделать это. Может быть, они скажут, что слово «джэкит» обязано своим происхождением какому-нибудь искусному портняжке или старинному моднику по имени Джек; может статься, предположат, будто оно родилось от термина «джэк» (jake), когда-то означавшего сначала кожаный мех для вина, бурдюк, а потом покрой военной верхней одежды. Может быть, оно пришло из французского языка, где есть похожее слово «жакет» (первоначально «мужицкий» — «Жаков», то есть «Яшкин», — полукафтан, простонародное одеяние). Возможно, решение окажется и совсем иным: это уж их дело.
Мы же с вами обратим сейчас внимание на другое. Видимо, языковед в каждом слове, кроме его значения , может заинтересоваться и его происхождением , его связью с другими словами, в каком бы языке они ни присутствовали. Но все это хорошо для тех слов, у которых есть значение . А как быть с теми, у которых никакого значения нет , которые ничего не значат ?
Позвольте, да разве существуют на свете слова без значения, без смысла?
А вот посмотрите сами.
От слова к имени
Допустим, вы спросили у вашего друга: «Кто там шумит на дворе?» Друг отвечает несколько непочтительно, но вразумительно: «Да так, один дылда…» Или: «А! Какой-то нюня!»
Надо сказать, вы мгновенно поймете: в первом случае речь идет о человеке долговязом, во втором — о некоем плаксе. Попробуйте заглянуть в любой словарь и прочтете: «Нюня — плаксивый, бесхарактерный человек…» Слово «нюня» можно даже просто заменить словом «плакса», — значение почти не изменится. То же и с «дылдой». скажите «дубина» или «коломенская верста» — смысл останется тем же.
А теперь представьте себе другую картину. Вы повторили ваш вопрос: «Кто шумит во дворе?» — и услышали ответ: «Это Вовка!» Поняли вы вашего собеседника? Еще бы, великолепно! Но, спрашивается, что же именно поняли вы? Что значит слово «Вовка»? Какое значение оно имеет? Поразмыслите, и вам начнет казаться, что, пожалуй,—никакого… Пожалуй, это даже и не слово совсем.
Позвольте, как же не слово?! Это не только слово, это имя существительное ничем не хуже других. Оно стоит в единственном числе. Его удобно склонять: «Вовка, Вовки, Вовке, Вовку…» Можно сказать только: «Вовка сидит»; «Вовка сидят» будет неправильно. Можно написать: «милый Вовка», а «милая Вовка» — бессмыслица. Значит, с «Вовкой» по всем правилам согласуются другие слова: это бесспорно слово. И все-таки значения у него решительно никакого нет!
Чтобы такое утверждение не показалось вам опрометчивым, рассмотрим вопрос поглубже. Когда слово имеет значение, мы всегда можем это значение выразить более или менее точно одним или несколькими другими словами. Поразмыслив, каждое, из них можно также перевести на иностранный язык. Это ясно.
Вот, например, слово «телега». Его нетрудно объяснить хотя бы так: это «деревянная повозка для перевозки тяжестей». Можно вместо этого подобрать несколько близких слов, способных отчасти его заменить: «дроги», «качка», «фура», «арба»… По-французски «телега» будет «шар» (char), по-немецки «ваген» (Wagen), по-испански «карро» (сагго), по-турецки «талика» (talika) или «араба» (araba)… Каждый язык имеет для этого понятия свое собственное слово .
А попытайтесь поступить так же с нашим «Вовкой». Попробуйте объяснить мне, что такое «Вовка», или передать это понятие словами других языков.
Конечно, Вовка — мальчишка. Но ведь и Петя, и Олег, и Кимка, и даже Бобочка — тоже мальчишки. Нельзя сказать: «У меня два брата; один — Вовка, а другой — мальчишка». «Мальчишка» и «Вовка» — не синонимы и не антонимы.
И другое: как будет Вовка по-китайски? А как, по-вашему, будет Джим или Топси по-русски? Это перевести нельзя: (Может показаться, что я здесь неправ. Западному имени Теодор как будто соответствует Федор. Английское Джон у нас нередко объясняют как Иван. Разве это не перевод?
Разумеется, нет; это лишь приспособление звуков одного языка к обычаям и вкусам другого, при нем и речи нет о передаче значения слова. Потом мы увидим в переводе на русский язык слово Теодор звучало бы как Богдан , и Джон — тоже как Богдан . Но такие переводы нас пока не интересуют.) за этими словами нет тех значений, тех понятий , к которым можно подогнать слова иноязычные… Да и русских равнозначных слов подобрать к ним невозможно. Легко, конечно, вместо того же Вовки, назвать парня Володей или даже Владимиром; но ведь это не более чем если бы «крокодильчика» объяснять то «крокодилушкой», то «крокодилищем».
В чем же тут дело? Очень просто: перед нами не обычное слово, а «особенное» — имя собственное . Сказав так, мы назвали это явление. Но назвать — полдела; надо его уразуметь, понять, что оно собою представляет. А едва вы вдумаетесь в этот вопрос, как увидите: имя собственное — престранная штука!
Крещу и перекрещиваю
Вот стакан воды . Эту воду можно назвать и льдом , однако нужно, чтобы она предварительно замерзла , — иначе получится ошибка.
Вас сейчас зовут девочкой . Потом вас станут звать гражданкой или даже тетенькой. Но это случится лишь после того, как вы изменитесь , вырастете. И студенткой вас никто не назовет, пока вы еще школьница: чтобы изменилось слово, надо заметить изменение вещи, которую оно называет; не так ли?
Но вот, например, Алексей Максимович Пешков с определенного времени начал подписываться: «Максим Горький». И все стали его называть так, хотя он остался тем же самым человеком.
Бывает и еще удивительнее. Во Франции в 1804 году родилась девочка, по фамилии Дюдеван . Окрестили ее Авророй . Она выросла и стала знаменитой писательницей, но всю жизнь подписывалась не Аврора Дюдеван, а Жорж Санд , как будто была мужчиной, Каждый культурный человек знает про писательницу Жорж Санд, но куда меньше людей, которые ответят вам, кто такая Аврора Дюдеван . Окрестили, перекрестили, и никаких неудобств это не вызвало. Не странно ли?
Или возьмите известный город, столицу Норвегии. В глубокой древности она именовалась Осло. В 1624 году ее переименовали в Христианию, а в 1924 — опять в Осло. Каждому ясно, что город этот ничуть и ни в чем не менялся в тот миг, когда люди спокойно перекрещивали его на новый лад. А если вы предложите, допустим, слона с завтрашнего дня назвать «кроликом», ваше предложение не завоюет успеха, даже если вы пообещаете когда-нибудь потом снова переименовать его «обратно в слона».
Конечно, такие, пользуясь выражением писателя Лескова, «повертоны», возможны только потому, что у имен собственных со стоящими за ними предметами не совсем такие отношения, как у имен нарицательных . Чаще всего приходится наблюдать, что между ними просто нет никакой связи, что у имен собственных нет значения, того «прямого предметного значения», которое имеется у всех других слов. Они называют, а не значат .
Действительно, смысл имен нарицательных связан с различными вещами очень тесно, и притом независимо от нашего желания; расторгнуть эту связь не в нашей власти. Когда из-под земли пробивается маленький зеленый стебелек, человек опытный, приглядевшись к нему, сразу говорит: «Вот березка!» или: «Это дубок!»
И понятно: с одной стороны, каждая юная березка во многом похожа на все остальные березы, даже на самые большие деревья этой породы; с другой стороны, она во многом отличается от всех на свете дубов, кленов, елей и осин, даже самых маленьких.
Если вы про молодой дуб скажете: «Ишь какой здесь огурец растет!» — над вами посмеются: вы ошиблись.
А увидев на улице незнакомую девочку, вы, каким бы вы ни были наблюдательным и опытным человеком, никоим образом не определите — Оля перед вами или Танечка? Может быть, это даже Василиса!
Поэтому-то при рождении ребенка никто никогда не говорит родителям: «Эх, вы! У вас родился типичный Фотий, а вы его Кирюшей назвали!» Это нелепость; ни про одного Кирилла нельзя сказать, что он чем-то похож на остальных Кириллов мира или что он резко отличается от любого Фотия или Степана.
Каким бы именем собственным ни окрестили вы появившегося на свет щенка, назовете вы его Бутькой, Шариком, Бобиком или Трезором, никто никогда не сможет уличить вас в ошибке. Однако, если вы начнете всерьез уверять людей, что перед ними кролик или росомаха, — увидите, что получится… Видимо, между именами нарицательными и именами собственными — существенная и прелюбопытная разница.
Различие или сходство
Было бы удобно, если бы с этой бросающейся в глаза разницей не соединялось сбивающее с толку сходство. Вот имена: Вася, Шура, Олег, Лев, Вера, Любовь. Что до первых трех, о них не скажешь ничего нового по сравнению с тем, что я уже вам сообщил: ни с одним из них у вас тоже не связывается никакого внутреннего смысла, никакого реального значения. Что значит Шура? Только Шура, и ничего более. Ну, Саня или Саша… Имя — и все тут! Вполне понятно, почему в старое время, вступая в «побратимство», названые братья легко и спокойно менялись именами: Шура становился Васей, Вася — Шурой; никаких неудобств в связи с этим не возникало. Никого не смутило, когда немецкая принцесса София, став русской императрицей, вдруг превратилась в Екатерину (Вторую). (Прекрасно, по совершенно другому поводу, замечает В. Б. Шкловский в своей книге «Художественная проза» (стр. 476): «Когда мы узнаём, что женщину зовут Катерина, то все наше знание про нее состоит в том, что она, вероятно, христианка…». Значит, никакого значения в имени мы не находим и не можем найти.). Имя — не сущность человека, его переменить ничего не стоит. Казалось бы, иначе и не может быть.
Однако последние три из названных мною имен, каждое по-своему, нарушают это впечатление простоты и ясности.
Вера — имя собственное, к нему полностью относятся все наши рассуждения. Да, но ведь и в то же время «вера» — это и имя нарицательное. «Вера» — свойство того, кто верит или верует. Слово «вера» без всякого затруднения можно перевести на любой язык мира: по-французски «вера» — «ля фуа» (la foi); по-немецки— «дер глаубен» (der Glauben), на турецком языке— «инан» или «итикат», и так далее. Не так уж сложно подобрать и слова, имеющие прямо противоположное значение: «неверие», «атеизм», «сомнение»… А попробуйте-ка подберите слово с противоположным значением к имени Олег!
Выходит, что «вера» может быть одновременно (или попеременно) как собственным, так и нарицательным именем. Но тогда как же надо это понимать: это одно слово или два разных, хотя и совпадающих по звукам? Связаны ли оба они между собою общим происхождением? Может быть, одно из них произошло от другого? Но если это так, то которое же из них слово — родитель и которое слово — дитя?
«Вера», конечно, не исключение. Те же вопросы возникают и в связи с именем Лев. Оно вовсе не равно слову «лев». От слова «лев» можно произвести прилагательное «львиный», а от имени «Лев» — нельзя. «Площадь Льва Толстого» совсем не то же, что «Площадь толстого льва».
Наоборот, от имени Лев легко отпочковать уменьшительное Лёва, а назвать «лёвой» даже самого смирного варварийского льва можно лишь смеха ради, в шутку. Если Лев — человек, то мы с вами спокойно зовем его детей Львовичами, однако никому не придет в голову серьезно рассказывать: «В клетке, знаете, сидела львица с двумя маленькими Львовичами» Напротив того: мы почти никогда не образуем уменьшительного «львенок» от мужского имени Лев; мы не способны всерьез сказать: «А вон идет Марья Петровна со своими двумя львятами », даже если мужа Марьи Петровны зовут Львом.
Спрашивается опять-таки: какое же отношение существует в языке между этими двумя такими сходными и вместе такими во многом различными, словами — именами нарицательным и собственным? Между львом и Львом, надеждой и Надеждой?
Видимо, это совершенно разные слова. А между тем все время чувствуется, что они тесно связаны между собой, что одно из них, несомненно, родилось от другого. Только вот — где предок и где потомок?
Это не бессмысленный вопрос; он приводит нас к другому, более широкому и важному: откуда вообще появились на свете человеческие имена? Давайте же попробуем составить себе по этому поводу хотя бы первое и приблизительное представление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29