Затем один глаз восстановился до близорукого состояния, а другой разве что реагировал на свет. Знавший об этом Ефремов прекрасно понимал, что не умеющий водить пьяный и одноглазый водитель может сделать с его красной «девочкой». Поэтому берег он свою машину от меня пуще глаза. Но не уберег. В конце лета или начале осени 79-го года мы коллективно нажрались в студии ГИТИСа, где обычно записывали свои песни. Люди падали один за другим и засыпали, некоторые просыпались, выпивали и падали снова. В общем, часам к двум ночи единственным, кто еще мог передвигаться, был я. И тут я совершил поступок, за который мне, по идее, должно быть стыдно до сих пор.
Я залез Валерке в карман, достал оттуда ключи от машины, походкой зомбика вышел во двор и сел в новенькую, блестящую при лунном свете машинку. Сначала, честно признаюсь, я просто хотел посидеть, послушать музыку, подвигать рычагами и педалями. Но повернул ключ в зажигании сильнее, чем нужно, и мотор ожил. Поскольку я включал зажигание, как учил Ефремыч, на нейтралке, двигатель сразу не заглох. Я перевел рычаг на первую скорость и ощутил, что двигаюсь вместе с машиной, затем переключился на вторую и поехал. Прокатился по переулкам, затем добрался до улицы Горького (ныне Тверской). Пару раз, конечно, глох, сбил три-четыре урны, зацепил пару машин, но по Горького ехал уже на третьей. И угораздило же меня на глазах у мобильного милицейского патруля (он, наверное, был один на весь центр) зацепиться за столб. В общем, началась погоня. Ночной воздух сделал свое дело, и хмель из меня начал выветриваться. Я включил четвертую скорость и стал, как заяц, петлять по переулкам и проходным дворам, которые знал как свои пять пальцев. Перескакивая через какой-то бордюр с заборчиком, я порвал один из тормозных шлангов, и вечер окончательно перестал быть томным. С ментовской машиной на плечах я все же прорвался к ГИТИСу и даже спустился к двери в студию (без тормозов), к своему удивлению, не врезавшись в нее. На выходе из машины я был скручен силами правопорядка. Один из милиционеров, пытаясь вырвать ключ из замка зажигания, сломал его, оставив значительную часть внутри замка. Меня же обездвижили и, несмотря на робкие протесты, отвезли в обезьянник родного 108-го отделения милиции. Утро в тюрьме наступает рано, так что уже часам к восьми я начал звонить в студию. Трубку взял Олег. Я честно признался ему, что угнал Валеркину машину и нахожусь в милиции. Он посоветовал мне не дурить и повесил трубку. Второй мой звонок был более категоричен: «Идиот, посмотри во двор!» После того как он не увидел Валеркиной тачки (ее отбуксировали к отделению), Олег лишился дара речи. Зато очень речистым был обычно немногословный хозяин авто, приехавший в милицию, чтобы подписать бумагу о том, что не имеет ко мне претензий (все-таки друг и коллега). В общем, Валерка вызволил меня, отремонтировал машину и дал себе зарок хранить ключи от нее в недоступном для меня месте. Наивный, он просчитался!
Была у меня в те времена подруга по имени Наташа, которая проживала на Живописной улице. Да, та самая, которая потом стала моей женой. Проживал там и я. И как-то раз Ефремов опрометчиво приехал к нам в гости. Мы с ним очень прилично выпили водки, послушали музыку, поболтали, после чего он задремал в кресле. Наташа что-то готовила на кухне, а я, как последний гад, опять залез Ефремову в карман, достал ключи от машины и отправился во двор. Там я спокойно завел ее (благо был не так пьян, как в первый раз) и с часок рассекал по просторам Тушина и Строгина. Дома в это время творилось что-то страшное. Наташа, наслышанная о моих лунатических заездах, увидела, что я исчез вместе с машиной, и стала будить Валерку. Он проснулся, только услышав словосочетание «Петя и машина». Схватив топорик для разделки мяса, хозяин авто выскочил во двор. Хорошо, что я приехал не сразу, а то эти строки было бы писать просто некому. В общем, въехав во двор, я обнаружил нашего барабанщика с топориком в руках и плачущую Наташу, уговаривавшую его не убивать меня сразу. Смягчило ситуацию то, что на машине не было ни царапинки. Ефремов отнял у меня ключи и пошел спать. Так я научился водить автомобиль. Правда, «операция угон» была для профилактики проведена мной еще раз. Действуя по накатанной схеме, я увел «ушастый» «Запорожец» у своего приятеля, жившего в районе Дмитровского шоссе. Покатался на нем, разбил правый бок, аккуратно припарковался на том же месте и вернулся в квартиру, не забыв при этом положить ключи в карман хозяину. После этого я с чувством выполненного долга спокойно заснул. Утром я вместе с расстроенным хозяином ходил вокруг помятого «запора» и возмущался «той сволочью», которая угоняла машину ночью. Каюсь, в этом деле я так и не признался. Коррупция в медицинских учреждениях в то время была не меньшей, чем сейчас. Стодолларовая купюра резко поправила мне зрение. Понятное дело, мне, одноглазому, медицинскую справку «на вождение» просто так никто бы не выдал. Зато на права я сдавал честно и самостоятельно, а строгие экзаменаторы даже не догадывались о моем зрении.
После ухода из «Машины времени», году в 82-м, я купил себе первый собственный автомобиль – «Жигули» третьей модели. Приобрел я его опять же благодаря Наташе, которая работала в архиве Минобороны и получила открытку на получение автомобиля. Самое интересное, что покупка чуть было не сорвалась. У меня было отложено шесть тысяч рублей на машину. Лежали они лежали, а потом известный в будущем банкир и медиа-магнат Владимир Гусинский, преподававший в ГИТИСе и знавший об этих деньгах, попросил их у меня в долг. И не отдал. Думаю, что именно с моих шести тысяч началась финансовая империя Гусинского. Представляю, в какую сумму превратились бы эти деньги сегодня, если тогда на них без проблем можно было купить кооперативную квартиру. А проценты? Интересно будет, отреагирует ли г-н Гусинский на упоминание об этой истории, если кто-нибудь даст ему почитать мою книгу. И как он отреагирует?
Судьба у моей первой машинки была незавидная. Чтобы купить ее, пришлось перезанять деньги у Ованеса Мелик-Пашаева, который наивно думал, что Гусинский – приличный человек и вернет мне долг. Когда мы с Наташей поехали ставить машину на учет и она пошла за номерами, я лихо развернулся, не заметив за кустиками в гаишном дворе маленького железного заборчика. В результате задний бампер у меня несколько деформировался. Наташа была в шоке. Еще через неделю, когда уже она была за рулем, ей в зад въехал автомобиль «Волга», а через два месяца уставший ждать Гусинского Мелик-Пашаев забрал «трешку» «за долги». Но эта машина все-таки казалась мне лучшей из классической серии «Жигулей».
Правда, со временем я, как и большинство наших сограждан, знакомившихся с достижениями зарубежного автопрома, понял, что понятия «хороший», «лучший» и пр. – вещи весьма относительные. Ну примерно как разглядывать кучу навоза, определяя, какие экскременты «лучше», в то время как предметом исследования должны были быть, скажем, духи. Еще одно чудище было у меня в конце восьмидесятых – жигулевская «ноль вторая» с вырванной напрочь фарой, которая в нашем коллективе получила ласковое название «БМП» (Боевая машина Подго-родецкого). Вообще-то, мне в руки этот автомобиль попал практически новым. Как обычно, в выставочном центре на Красной Пресне проводилась выставка «Интер – что-то там». Фирма «Касио», наслышанная о моих способностях, пригласила меня за умеренную плату поработать, то есть демонстрировать их продукцию. Синтезаторы там были, в общем-то, довольно среднего уровня, но ведь у клавишника дело не в аппарате, а в руках. В общем, когда я садился за инструменты, вся выставка сбегалась к нашему стенду. Ну а поскольку я единственный мог объяснить почтенной публике, что умеет тот или иной инструмент, все обращались ко мне. Кого-то я отправлял заключать контракты, кому-то рассказывал, когда выйдет та или иная версия и пр. В общем, зарплату мне быстро повысили раз в пять. Мало того! У японцев родилась мысль о том, что такой известный и популярный артист как я должен играть на их лучшем синтезаторе. Но тут было одно «но».
По условиям выставки, фирма не могла продавать или дарить свои изделия – их задекларировали и обязательно должны были вернуть в Японию. И тут проявилась знаменитая японская хитрость. Японцы оставили инструмент в головном офисе и в течение двух-трех месяцев исправно демонстрировали его таможенникам: типа, вот он, родимый, стоит как образец. А через полгода, когда уже прошла еще пара выставок, у меня раздался звонок и приятный женский голос предложил мне приехать и забрать аппарат. Я привез новенький «Касио» домой, и примерно полгода он был моей любимой игрушкой. А затем мне предложили бартер: инструмент на новую «четверку». Я согласился. За полгода я «убил» машину почти полностью и продал ее ребятам, торговавшим компьютерами. Они решили, что на таком транспорте лучше всего возить технику в Самарканд. Машина проехала в Узбекистан, вернулась, а во время второй поездки сломалась. Больше я о ней не слышал.
А в девяносто втором году у меня, как и у других членов коллектива, появилась доступная японка фирмы «Мицубиси». Было ей лет шесть, и на крышке багажника красовалась гордая надпись «Талант». На правый руль я перешел без всяких проблем. Если уж с одним глазом можно водить машину, причем довольно успешно (у меня в жизни не было ни одной серьезной аварии), то правый руль – это вообще семечки. Не знаю, где находится сейчас этот автомобиль, но налоговые органы регулярно присылают мне бумажки с требованием «заплатить налоги и спать спокойно». Я не плачу и сплю, спокойно, между прочим.
Судя по базам данных ГИБДД, в 1993 году я изменил японке с новенькой вишневой «девяткой». Во всяком случае, там утверждается, что я 4 июня того года даже поставил ее на учет и получил государственные номерные знаки Ф3039 МН. И было это в родном мне 8-м отделе МРЭО ГАИ Центрального округа. Но самое интересное, что этой машины я не помню! Анекдот в тему: «Встречаются два приятеля, давно не видевшиеся. Один говорит: „Ну, давай выпьем за встречу!" Другой отвечает: „А я, ты знаешь, не пью". – „Почему?" – „Вот ты, к примеру, помнишь прошлое лето?" – „Ну конечно". – „А я – нет!"» В общем, что это была за «девятка», трудно сказать. Но, видимо, была.
Ура! Я наконец-то вспомнил, что это была за машина. Летом 93-го года мы с Маргулисом поехали в Тольятти веселить местную братву. Как водится, отыграв концерт, сели в бане, выпили. И тут главный авторитет поинтересовался у нас, на каких машинах мы, собственно, ездим. Я гордо заявил, что езжу на «Кадиллаке» (о нем – отдельно), а Маргулис, потупив взор, как настоящий бедный еврей, показал на свои кроссовки – типа, вот моя машина. Как же я жалел, что раскинул понты насчет «Кадиллака»! Братва засуетилась, и главный сказал, что завтра с утра Маргулису подарят машину. Самое интересное, поутру нас разбудили и показали стоящую у гостиницы новенькую «девятку» вишневого цвета. Женька, сославшись на отсутствие паспорта, попросил меня взять на себя оформление машины, ее перегон в Москву, а также постановку на учет там. Так что это, собственно, и была первая машина Евгения Шулимовича.
Вышеупомянутый мною «Кадиллак» был настоящей американской машиной. Он был не просто большим, он был огромным. Цельный диван из мягкой кожи, установленный впереди, делал салон похожим на обширную гостиную. Девушки, садившиеся рядом и утопавшие в сиденье, не нуждались после первых двух-трех километров проезда ни в какой дополнительной стимуляции. Машина делала все сама. Счастье владения золотистым чудом длилось недолго. После одного из концертов в «Метелице» летом 1993 года я не смог сдвинуть «кэдди» с места, а на следующий день уехал на гастроли, оставив автомобиль в переулке близ Нового Арбата. Там он простоял пару месяцев, а 2-3 октября во время известных событий толпа коммунистов и иже с ними перебила в машине окна и поломала все что можно. Продавал я остатки недорого как комплект запчастей. А жаль.
Через пару лет я купил себе первый джип – старенький «Ренджровер». По своему аферистическому складу характера, я, естественно, задействовал его по полной программе. Выяснилось, что этот автомобиль очень здорово вылезает из грязищи, преодолевает крутые склоны, канавы и даже водные преграды. Немного потренировавшись на пересеченной местности за городом, я окончательно решил стать гонщиком-экстремалом. Вступил в клуб «4x4» и начал «гоняться» на своем автомобиле в Крылатском. Правда, это уже было с другим джипом – почти новым «Лендро-вером Дискавери». Соревнования тогда проводились чуть ли не каждую неделю, и участвовать в них мог практически любой владелец внедорожника. Так что были там люди и вполне профессиональные, и дилетанты, и крепкие любители, к которым я не без гордости относил себя. Году в 96-м я даже вошел в число призеров очередных «покатушек». Водить джип мне так понравилось, что, отдав после «Лендровера» с полгода спортивному «Опелю», я пересел на белый «Ландкруизер». Он сильно грохотал, дымил, но функции свои выполнял весьма и весьма неплохо. А потом у меня появился «Мерседес» Е-класса в исполнении «купе». Тогда-то я и понял смысл немецкой пословицы «Есть плохие автомобили, хорошие автомобили, даже отличные автомобили, и есть „Мерседесы"». Рекламировать это чудо немецкого автомобилестроения я не буду, тем более что в один грустный денек я выглянул в окно (живу я на первом этаже) и не обнаружил рядом своего любимца.
Я настолько расстроился, что даже мыслей о покупке нового авто не допускал. Из «Машины» меня в то время выгнали, деньги от нечастых концертов я тратил на алкоголь и девчонок, а ездил на такси или вообще ходил пешком, благо рядом со мной есть несколько ночных клубов и ресторанов.
В ноябре 2000 года в мою жизнь вошла Ирка, притащившая с собой красный «Опель Корса». Конечно, по габаритам машина это была совсем не моя, но функции самодвижущейся тележки она выполняла. Тем более что у меня в лице будущей жены появился личный водитель. Затем, года через три дела пошли лучше, и мы приобрели вишневый 210-й «Мерседес» – «глазастик» выпуска конца девяностых годов. Это уже была ступень по пути к совершенству. Я даже иногда позволял себе сесть за руль и прокатить свою любимую куда-нибудь на дачу к Тарасу. Обратно меня, нетрезвого, везла уже Ира.
Осенью прошлого, 2005-го года, несколько финансово окрепнув, несмотря на то что нашу квартиру нагло обокрали какие-то гады, мы с Ирой решили поднапрячься и купить «Мерседес» S-класса. В Москве найти машину – нет проблем, а вот не «попасть» при ее приобретении – задача весьма сложная. Мы тупо искали автомобиль по Интернету, и, наконец, наше внимание привлекло объявление о продаже 220-го «Мерседеса» трех лет от роду с 320-м двигателем и необычным цветом «танзанит». И зря вы вспоминаете тут Д'Артаньяна с его «беарнским мерином», которого у него купили за необычный цвет. «Танзанит», как выяснилось, оказался очень благородным синевато-фиолетовато-каким-то там еще цветом типа металлик. Так что угонять нашу машину для продажи, в принципе, бессмысленно, поскольку в Москве такого цвета ни я, ни кто-либо из моих знакомых не видел. Больше всего, конечно, мне нравится тишина в салоне 220-го. Ни шума улицы, ни работающего двигателя, разве что чуть различимые звуки. Ну и управляемость, конечно, фантастическая. Так что без ложной скромности могу доложить, что среди всех бывших и нынешних участников «Машины времени» мой автомобиль если не самый дорогой, то самый лучший – это точно.
ХУЛИГАН
Меня за мои без малого пятьдесят лет довольно часто называли хулиганом. Причем гораздо реже за физические контакты с противоположной стороной, чем за вещи морального плана. В советские времена это вообще было словом, которое определяло любое нестандартное поведение того или иного человека в глазах людей традиционных взглядов. Ну, к примеру, носишь ты в семидесятые годы длинные волосы – хулиган, носишь в девяностые прическу «под ноль» – тоже хулиган, да еще и скинхед к тому же. Поешь песни на зарубежных языках – хулиганство, на русском, но не те – еще хуже. Под это понятие подходило все, что было интересно молодежи: западное кино, выпивка, секс, нудизм, даже занятия «не теми» видами спорта. И я, как и миллионы моих сверстников, хулиганил, хулиганил и еще раз хулиганил. С возрастом стремление «делать это» во мне не только не умерло, но даже и не притупилось, приобретая порой самые причудливые формы. Где я только не хулиганил!
Иногда, выезжая за город на дачу, где-то в диапазоне средних волн (метров 180–190) я наталкивался на какие-то удивительные передачи. Не знакомые мне, но явно знающие друг друга люди переговаривались между собой, передавали «88» любимой девушке (позднее я узнал, что это на радиоязыке обозначало «поцелуй») и ставили друг другу музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я залез Валерке в карман, достал оттуда ключи от машины, походкой зомбика вышел во двор и сел в новенькую, блестящую при лунном свете машинку. Сначала, честно признаюсь, я просто хотел посидеть, послушать музыку, подвигать рычагами и педалями. Но повернул ключ в зажигании сильнее, чем нужно, и мотор ожил. Поскольку я включал зажигание, как учил Ефремыч, на нейтралке, двигатель сразу не заглох. Я перевел рычаг на первую скорость и ощутил, что двигаюсь вместе с машиной, затем переключился на вторую и поехал. Прокатился по переулкам, затем добрался до улицы Горького (ныне Тверской). Пару раз, конечно, глох, сбил три-четыре урны, зацепил пару машин, но по Горького ехал уже на третьей. И угораздило же меня на глазах у мобильного милицейского патруля (он, наверное, был один на весь центр) зацепиться за столб. В общем, началась погоня. Ночной воздух сделал свое дело, и хмель из меня начал выветриваться. Я включил четвертую скорость и стал, как заяц, петлять по переулкам и проходным дворам, которые знал как свои пять пальцев. Перескакивая через какой-то бордюр с заборчиком, я порвал один из тормозных шлангов, и вечер окончательно перестал быть томным. С ментовской машиной на плечах я все же прорвался к ГИТИСу и даже спустился к двери в студию (без тормозов), к своему удивлению, не врезавшись в нее. На выходе из машины я был скручен силами правопорядка. Один из милиционеров, пытаясь вырвать ключ из замка зажигания, сломал его, оставив значительную часть внутри замка. Меня же обездвижили и, несмотря на робкие протесты, отвезли в обезьянник родного 108-го отделения милиции. Утро в тюрьме наступает рано, так что уже часам к восьми я начал звонить в студию. Трубку взял Олег. Я честно признался ему, что угнал Валеркину машину и нахожусь в милиции. Он посоветовал мне не дурить и повесил трубку. Второй мой звонок был более категоричен: «Идиот, посмотри во двор!» После того как он не увидел Валеркиной тачки (ее отбуксировали к отделению), Олег лишился дара речи. Зато очень речистым был обычно немногословный хозяин авто, приехавший в милицию, чтобы подписать бумагу о том, что не имеет ко мне претензий (все-таки друг и коллега). В общем, Валерка вызволил меня, отремонтировал машину и дал себе зарок хранить ключи от нее в недоступном для меня месте. Наивный, он просчитался!
Была у меня в те времена подруга по имени Наташа, которая проживала на Живописной улице. Да, та самая, которая потом стала моей женой. Проживал там и я. И как-то раз Ефремов опрометчиво приехал к нам в гости. Мы с ним очень прилично выпили водки, послушали музыку, поболтали, после чего он задремал в кресле. Наташа что-то готовила на кухне, а я, как последний гад, опять залез Ефремову в карман, достал ключи от машины и отправился во двор. Там я спокойно завел ее (благо был не так пьян, как в первый раз) и с часок рассекал по просторам Тушина и Строгина. Дома в это время творилось что-то страшное. Наташа, наслышанная о моих лунатических заездах, увидела, что я исчез вместе с машиной, и стала будить Валерку. Он проснулся, только услышав словосочетание «Петя и машина». Схватив топорик для разделки мяса, хозяин авто выскочил во двор. Хорошо, что я приехал не сразу, а то эти строки было бы писать просто некому. В общем, въехав во двор, я обнаружил нашего барабанщика с топориком в руках и плачущую Наташу, уговаривавшую его не убивать меня сразу. Смягчило ситуацию то, что на машине не было ни царапинки. Ефремов отнял у меня ключи и пошел спать. Так я научился водить автомобиль. Правда, «операция угон» была для профилактики проведена мной еще раз. Действуя по накатанной схеме, я увел «ушастый» «Запорожец» у своего приятеля, жившего в районе Дмитровского шоссе. Покатался на нем, разбил правый бок, аккуратно припарковался на том же месте и вернулся в квартиру, не забыв при этом положить ключи в карман хозяину. После этого я с чувством выполненного долга спокойно заснул. Утром я вместе с расстроенным хозяином ходил вокруг помятого «запора» и возмущался «той сволочью», которая угоняла машину ночью. Каюсь, в этом деле я так и не признался. Коррупция в медицинских учреждениях в то время была не меньшей, чем сейчас. Стодолларовая купюра резко поправила мне зрение. Понятное дело, мне, одноглазому, медицинскую справку «на вождение» просто так никто бы не выдал. Зато на права я сдавал честно и самостоятельно, а строгие экзаменаторы даже не догадывались о моем зрении.
После ухода из «Машины времени», году в 82-м, я купил себе первый собственный автомобиль – «Жигули» третьей модели. Приобрел я его опять же благодаря Наташе, которая работала в архиве Минобороны и получила открытку на получение автомобиля. Самое интересное, что покупка чуть было не сорвалась. У меня было отложено шесть тысяч рублей на машину. Лежали они лежали, а потом известный в будущем банкир и медиа-магнат Владимир Гусинский, преподававший в ГИТИСе и знавший об этих деньгах, попросил их у меня в долг. И не отдал. Думаю, что именно с моих шести тысяч началась финансовая империя Гусинского. Представляю, в какую сумму превратились бы эти деньги сегодня, если тогда на них без проблем можно было купить кооперативную квартиру. А проценты? Интересно будет, отреагирует ли г-н Гусинский на упоминание об этой истории, если кто-нибудь даст ему почитать мою книгу. И как он отреагирует?
Судьба у моей первой машинки была незавидная. Чтобы купить ее, пришлось перезанять деньги у Ованеса Мелик-Пашаева, который наивно думал, что Гусинский – приличный человек и вернет мне долг. Когда мы с Наташей поехали ставить машину на учет и она пошла за номерами, я лихо развернулся, не заметив за кустиками в гаишном дворе маленького железного заборчика. В результате задний бампер у меня несколько деформировался. Наташа была в шоке. Еще через неделю, когда уже она была за рулем, ей в зад въехал автомобиль «Волга», а через два месяца уставший ждать Гусинского Мелик-Пашаев забрал «трешку» «за долги». Но эта машина все-таки казалась мне лучшей из классической серии «Жигулей».
Правда, со временем я, как и большинство наших сограждан, знакомившихся с достижениями зарубежного автопрома, понял, что понятия «хороший», «лучший» и пр. – вещи весьма относительные. Ну примерно как разглядывать кучу навоза, определяя, какие экскременты «лучше», в то время как предметом исследования должны были быть, скажем, духи. Еще одно чудище было у меня в конце восьмидесятых – жигулевская «ноль вторая» с вырванной напрочь фарой, которая в нашем коллективе получила ласковое название «БМП» (Боевая машина Подго-родецкого). Вообще-то, мне в руки этот автомобиль попал практически новым. Как обычно, в выставочном центре на Красной Пресне проводилась выставка «Интер – что-то там». Фирма «Касио», наслышанная о моих способностях, пригласила меня за умеренную плату поработать, то есть демонстрировать их продукцию. Синтезаторы там были, в общем-то, довольно среднего уровня, но ведь у клавишника дело не в аппарате, а в руках. В общем, когда я садился за инструменты, вся выставка сбегалась к нашему стенду. Ну а поскольку я единственный мог объяснить почтенной публике, что умеет тот или иной инструмент, все обращались ко мне. Кого-то я отправлял заключать контракты, кому-то рассказывал, когда выйдет та или иная версия и пр. В общем, зарплату мне быстро повысили раз в пять. Мало того! У японцев родилась мысль о том, что такой известный и популярный артист как я должен играть на их лучшем синтезаторе. Но тут было одно «но».
По условиям выставки, фирма не могла продавать или дарить свои изделия – их задекларировали и обязательно должны были вернуть в Японию. И тут проявилась знаменитая японская хитрость. Японцы оставили инструмент в головном офисе и в течение двух-трех месяцев исправно демонстрировали его таможенникам: типа, вот он, родимый, стоит как образец. А через полгода, когда уже прошла еще пара выставок, у меня раздался звонок и приятный женский голос предложил мне приехать и забрать аппарат. Я привез новенький «Касио» домой, и примерно полгода он был моей любимой игрушкой. А затем мне предложили бартер: инструмент на новую «четверку». Я согласился. За полгода я «убил» машину почти полностью и продал ее ребятам, торговавшим компьютерами. Они решили, что на таком транспорте лучше всего возить технику в Самарканд. Машина проехала в Узбекистан, вернулась, а во время второй поездки сломалась. Больше я о ней не слышал.
А в девяносто втором году у меня, как и у других членов коллектива, появилась доступная японка фирмы «Мицубиси». Было ей лет шесть, и на крышке багажника красовалась гордая надпись «Талант». На правый руль я перешел без всяких проблем. Если уж с одним глазом можно водить машину, причем довольно успешно (у меня в жизни не было ни одной серьезной аварии), то правый руль – это вообще семечки. Не знаю, где находится сейчас этот автомобиль, но налоговые органы регулярно присылают мне бумажки с требованием «заплатить налоги и спать спокойно». Я не плачу и сплю, спокойно, между прочим.
Судя по базам данных ГИБДД, в 1993 году я изменил японке с новенькой вишневой «девяткой». Во всяком случае, там утверждается, что я 4 июня того года даже поставил ее на учет и получил государственные номерные знаки Ф3039 МН. И было это в родном мне 8-м отделе МРЭО ГАИ Центрального округа. Но самое интересное, что этой машины я не помню! Анекдот в тему: «Встречаются два приятеля, давно не видевшиеся. Один говорит: „Ну, давай выпьем за встречу!" Другой отвечает: „А я, ты знаешь, не пью". – „Почему?" – „Вот ты, к примеру, помнишь прошлое лето?" – „Ну конечно". – „А я – нет!"» В общем, что это была за «девятка», трудно сказать. Но, видимо, была.
Ура! Я наконец-то вспомнил, что это была за машина. Летом 93-го года мы с Маргулисом поехали в Тольятти веселить местную братву. Как водится, отыграв концерт, сели в бане, выпили. И тут главный авторитет поинтересовался у нас, на каких машинах мы, собственно, ездим. Я гордо заявил, что езжу на «Кадиллаке» (о нем – отдельно), а Маргулис, потупив взор, как настоящий бедный еврей, показал на свои кроссовки – типа, вот моя машина. Как же я жалел, что раскинул понты насчет «Кадиллака»! Братва засуетилась, и главный сказал, что завтра с утра Маргулису подарят машину. Самое интересное, поутру нас разбудили и показали стоящую у гостиницы новенькую «девятку» вишневого цвета. Женька, сославшись на отсутствие паспорта, попросил меня взять на себя оформление машины, ее перегон в Москву, а также постановку на учет там. Так что это, собственно, и была первая машина Евгения Шулимовича.
Вышеупомянутый мною «Кадиллак» был настоящей американской машиной. Он был не просто большим, он был огромным. Цельный диван из мягкой кожи, установленный впереди, делал салон похожим на обширную гостиную. Девушки, садившиеся рядом и утопавшие в сиденье, не нуждались после первых двух-трех километров проезда ни в какой дополнительной стимуляции. Машина делала все сама. Счастье владения золотистым чудом длилось недолго. После одного из концертов в «Метелице» летом 1993 года я не смог сдвинуть «кэдди» с места, а на следующий день уехал на гастроли, оставив автомобиль в переулке близ Нового Арбата. Там он простоял пару месяцев, а 2-3 октября во время известных событий толпа коммунистов и иже с ними перебила в машине окна и поломала все что можно. Продавал я остатки недорого как комплект запчастей. А жаль.
Через пару лет я купил себе первый джип – старенький «Ренджровер». По своему аферистическому складу характера, я, естественно, задействовал его по полной программе. Выяснилось, что этот автомобиль очень здорово вылезает из грязищи, преодолевает крутые склоны, канавы и даже водные преграды. Немного потренировавшись на пересеченной местности за городом, я окончательно решил стать гонщиком-экстремалом. Вступил в клуб «4x4» и начал «гоняться» на своем автомобиле в Крылатском. Правда, это уже было с другим джипом – почти новым «Лендро-вером Дискавери». Соревнования тогда проводились чуть ли не каждую неделю, и участвовать в них мог практически любой владелец внедорожника. Так что были там люди и вполне профессиональные, и дилетанты, и крепкие любители, к которым я не без гордости относил себя. Году в 96-м я даже вошел в число призеров очередных «покатушек». Водить джип мне так понравилось, что, отдав после «Лендровера» с полгода спортивному «Опелю», я пересел на белый «Ландкруизер». Он сильно грохотал, дымил, но функции свои выполнял весьма и весьма неплохо. А потом у меня появился «Мерседес» Е-класса в исполнении «купе». Тогда-то я и понял смысл немецкой пословицы «Есть плохие автомобили, хорошие автомобили, даже отличные автомобили, и есть „Мерседесы"». Рекламировать это чудо немецкого автомобилестроения я не буду, тем более что в один грустный денек я выглянул в окно (живу я на первом этаже) и не обнаружил рядом своего любимца.
Я настолько расстроился, что даже мыслей о покупке нового авто не допускал. Из «Машины» меня в то время выгнали, деньги от нечастых концертов я тратил на алкоголь и девчонок, а ездил на такси или вообще ходил пешком, благо рядом со мной есть несколько ночных клубов и ресторанов.
В ноябре 2000 года в мою жизнь вошла Ирка, притащившая с собой красный «Опель Корса». Конечно, по габаритам машина это была совсем не моя, но функции самодвижущейся тележки она выполняла. Тем более что у меня в лице будущей жены появился личный водитель. Затем, года через три дела пошли лучше, и мы приобрели вишневый 210-й «Мерседес» – «глазастик» выпуска конца девяностых годов. Это уже была ступень по пути к совершенству. Я даже иногда позволял себе сесть за руль и прокатить свою любимую куда-нибудь на дачу к Тарасу. Обратно меня, нетрезвого, везла уже Ира.
Осенью прошлого, 2005-го года, несколько финансово окрепнув, несмотря на то что нашу квартиру нагло обокрали какие-то гады, мы с Ирой решили поднапрячься и купить «Мерседес» S-класса. В Москве найти машину – нет проблем, а вот не «попасть» при ее приобретении – задача весьма сложная. Мы тупо искали автомобиль по Интернету, и, наконец, наше внимание привлекло объявление о продаже 220-го «Мерседеса» трех лет от роду с 320-м двигателем и необычным цветом «танзанит». И зря вы вспоминаете тут Д'Артаньяна с его «беарнским мерином», которого у него купили за необычный цвет. «Танзанит», как выяснилось, оказался очень благородным синевато-фиолетовато-каким-то там еще цветом типа металлик. Так что угонять нашу машину для продажи, в принципе, бессмысленно, поскольку в Москве такого цвета ни я, ни кто-либо из моих знакомых не видел. Больше всего, конечно, мне нравится тишина в салоне 220-го. Ни шума улицы, ни работающего двигателя, разве что чуть различимые звуки. Ну и управляемость, конечно, фантастическая. Так что без ложной скромности могу доложить, что среди всех бывших и нынешних участников «Машины времени» мой автомобиль если не самый дорогой, то самый лучший – это точно.
ХУЛИГАН
Меня за мои без малого пятьдесят лет довольно часто называли хулиганом. Причем гораздо реже за физические контакты с противоположной стороной, чем за вещи морального плана. В советские времена это вообще было словом, которое определяло любое нестандартное поведение того или иного человека в глазах людей традиционных взглядов. Ну, к примеру, носишь ты в семидесятые годы длинные волосы – хулиган, носишь в девяностые прическу «под ноль» – тоже хулиган, да еще и скинхед к тому же. Поешь песни на зарубежных языках – хулиганство, на русском, но не те – еще хуже. Под это понятие подходило все, что было интересно молодежи: западное кино, выпивка, секс, нудизм, даже занятия «не теми» видами спорта. И я, как и миллионы моих сверстников, хулиганил, хулиганил и еще раз хулиганил. С возрастом стремление «делать это» во мне не только не умерло, но даже и не притупилось, приобретая порой самые причудливые формы. Где я только не хулиганил!
Иногда, выезжая за город на дачу, где-то в диапазоне средних волн (метров 180–190) я наталкивался на какие-то удивительные передачи. Не знакомые мне, но явно знающие друг друга люди переговаривались между собой, передавали «88» любимой девушке (позднее я узнал, что это на радиоязыке обозначало «поцелуй») и ставили друг другу музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25