Теперь всем процессом управлял компьютер, и Лоувелл сосредоточился на таймере обратного отсчета. За 30 секунд до запуска на дисплее замигали цифры «06:40», говорившие командиру, что двигатель готов к зажиганию. Через двадцать две с половиной секунды, за 7.5 секунд до включения зажигания, вокруг корабля появятся слабые реактивные струи, чтобы выполнить осадку топлива. Лоувелл, Хэйз и Суиджерт почувствовали легкий толчок, так как ЛЭМ слегка сместился у них под ногами.
– Выполняется осадка топлива, – сказал офицер УПРАВЛЕНИЯ.
Лоувелл продолжал следить за компьютерным дисплеем, и за 5 секунд до запуска там замигали знакомые цифры «99:40», задававшие командиру вопрос, уверен ли он в необходимости этого маневра. Без колебаний Лоувелл нажал кнопку «Продолжить», и снова легкая вибрация распространилась по кораблю.
– Выполняется зажигание, малая тяга, – сказал офицер УПРАВЛЕНИЯ.
Лоувелл держал эту нагрузку в течение 5 секунд, а затем поднял до уровня 30 процентов. Вибрация вокруг него усилилась.
– Сорок процентов, – сообщил он на Землю.
– Сорок процентов, – повторил УПРАВЛЕНИЕ, – Показатели в норме.
– Показатели держатся в норме, а? – неуверенно спросил Ланни.
– Выглядят хорошо, – заверил его УПРАВЛЕНИЕ.
– Так, «Водолей», все идет хорошо, – сказал Лусма.
Лоувелл кивнул, продолжая удерживать пульт стабилизации, так как вокруг него продолжалась вибрация.
– Все пока идет хорошо, – повторил УПРАВЛЕНИЕ.
Лоувелл опять кивнул, его глаза скользнули с приборной панели к часам на его запястье, а потом обратно. Двигатель работал 10 секунд, 20 секунд, 30 секунд, раздался предупредительный сигнал. Через 0.72 секунды зажигание выключилось, и двигатель затих – ни мгновением больше, чем рассчитал компьютер Центра управления.
– Отключение, – вызвал УПРАВЛЕНИЕ.
– Автоотключение, – ответил Лоувелл.
Лоувелл на корабле и операторы на Земле одновременно посмотрели на приборы измерения траектории и скорости. Они улыбнулись увиденному. Скорость корабля увеличилась почти точно на требуемую величину. Перилуний увеличился с 60 миль, которые были бы удобны для выхода на лунную орбиту, до 130 миль, которые были нужны для возврата домой.
Лоувелл ожидал команды Хьюстона на поправочный запуск: этот маневр, представляющий собой короткий импульс стабилизаторов, обычно требовался для уточнения траектории после запуска маршевого двигателя. Бун, Реник, Бостик, Дейтерих и другие офицеры по навигации посмотрели на свои терминалы, чтобы рассчитать поправочный импульс, но были ошеломлены: импульс вообще не требовался. Числа на мониторах противоречили здравому смыслу и полетным правилам: запуск двигателя был выполнен столь совершенно, что «Аполлон-13» перешел на орбиту вокруг Луны, направляющую его затем точно на Землю.
С некоторым скептицизмом в голосе Лусма вызвал корабль:
– «Водолей», норма. Поправка не нужна.
– Ты сказал, не нужна? – спросил Хэйз, посмотрев на Лоувелла.
– Подтверждаю. Поправка не требуется.
– Принято, – сказал Лоувелл с улыбкой.
– Хорошо, – тоже улыбаясь, откликнулся Хэйз.
Отпрянув от приборной панели, Лоувелл протер глаза тыльной стороной ладоней. Он был свободен, но ненадолго. В то время как индикаторы траектории выглядели обнадеживающе, этого нельзя было сказать обо всех остальных данных. Опустив глаза на индикаторы системы жизнеобеспечения и энергии, он не смог удержаться от грубых вычислений. Если корабль будет следовать прежним курсом и скорость не изменится, то экипаж достигнет Земли на 152 часу полетного времени – примерно через 91 час. Три дня и три четверти – это вдвое больше того, что мог обеспечить ЛЭМ с двумя членами экипажа на борту. Хотя Земля была занята подготовкой предстоящего запуска «ПК+2», у Лоувелла не было на этот счет никаких сомнений. Однако, даже если он сумеет выжать все из посадочного двигателя, когда они будут пролетать над обратной стороной Луны, и сожжет все топливо без остатка, он не может сэкономить более одного дня путешествия. Все равно остаются как минимум одни сутки за пределами скупых возможностей системы жизнеобеспечения ЛЭМа. Сейчас было 2:43 ночи вторника, четырнадцатого апреля. Как полагал Лоувелл, самое раннее они вернутся домой рано утром в пятницу, семнадцатого. Его ЛЭМ был не готов к такому путешествию.
– Если мы хотим вернуться домой, – сказал Лоувелл Суиджерту и Хэйзу, – мы должны придумать другой способ использования этого корабля.

В комнате 210 Центра управления Боб Хеселмейер сделал свои собственные черновые вычисления. В отличие от Лоувелла специалисты по жизнеобеспечению из команды «Тигр» обладали ручками, бумагой, блокнотами, справочниками, схемами питания и командой поддержки, которая помогала им производить расчеты. Но, как и Лоувелл, он не обрадовался полученным результатам.
Из всех ресурсов, которые требовались экипажу в обратном путешествии, очевидный интерес вызывал кислород. Но, как казалось, кислород был наименьшей проблемой. Первоначальный полетный план предписывал Лоувеллу и Хэйзу провести два дня на лунной поверхности, совершив две независимые исследовательские вылазки. Это предполагало, что атмосферу кабины придется дважды выветривать и снова заполнять. Для этого «Водолей» был снабжен гораздо большим запасом кислорода, чем ЛЭМы всех предыдущих «Аполлонов»: 9, 10, 11 или 12. Даже с тремя астронавтами на борту кислород будет расходоваться со скоростью 0.1 кг в час, что опустошит баки не ранее, чем через неделю.
Другой проблемой было уменьшение содержания углекислого газа. Как и командный модуль ЛЭМ был оснащен картриджами с гидроксидом лития, или «LiOH», предназначенными улавливать молекулы углекислого газа, отфильтровывая их из воздуха. На корабле находились два первичных картриджа, которые могли работать более суток, и три дополнительных, которые устанавливались вместо первых, когда те насыщались. Все вместе эти пять очистителей воздуха могли работать только 53 часа, и только, если в ЛЭМе будут находиться два человека по штатному расписанию. Дополнительный пассажир сокращал срок службы картриджей до 36 часов. Элементы же гидроксида лития «Одиссея» должны были оставаться нетронутыми в течение всего полета. Но их нельзя было позаимствовать для «Водолея», так как системы фильтрации углекислого газа модулей отличались друг от друга, и квадратные картриджи командного модуля не могли быть установлены в круглые посадочные места ЛЭМа. Не имело значения, сколько кислорода было на борту лунного модуля, так как ядовитый углекислый газ вскоре начнет вытеснять необходимый для дыхания кислород из воздуха, и экипаж задохнется примерно в три часа дня в среду.
Электричества было совсем мало. Полностью функционирующий ЛЭМ потреблял 55 ампер. Для того чтобы протянуть четыре дня вместо двух, корабль должен был снизить потребление до 24 ампер. Такое понижение было драконовским, но все-таки выполнимым.
Бок о бок с электричеством на борту шла проблема снабжения водой. Все электрическое оборудование ЛЭМа производило тепло. Если его не отводить, то приборы могли выйти из строя и отключиться. Все бортовые системы были пронизаны паутиной охлаждающих трубок, несущих раствор воды и гликоля. По мере того, как смесь прокачивалась через трубки, она отнимала избыток тепла и переносила его в поглотитель, где вода испарялась и в виде пара выбрасывалась в космическое пространство, унося ненужное тепло. Находящийся наверху ЛЭМа бак чистой воды был предназначен удовлетворять как непрекращающуюся жажду охлаждающей системы, так и совсем немаловажную жажду экипажа. Но никто не предполагал, что придется растянуть этот бак на четыре предстоящих дня эксплуатации ЛЭМа. Вообще говоря, на корабле находилось 153 кг воды, которая потреблялась оборудованием со скоростью 2.9 кг в час. Чтобы продержаться на обратном путешествии к Земле, потребление необходимо было снизить до 1.6 кг. А для этого придется еще больше снизить электропотребление – почти до 17 ампер.
Мучаясь над этими параметрами, Хеселмейер, как и Лоувелл, отвел глаза и протер их рукой. ЛЭМ не был рассчитан на такой полет. Никто, за исключением людей в «Грумман», не знал, что ЛЭМ все же способен на этот полет. Хеселмейер нахмурился и повернулся к людям, сидевшим вокруг него.
– Если мы хотим вернуть их домой, – сказал он, – нам придется придумать другой способ использования этого корабля.

В 2:45 ночи, когда только отключился посадочный двигатель ЛЭМа, в аэропорту Ла-Гвардиа приземлились Том Келли и Говард Райт. Обещанный частный самолет уже ждал их в Логане, и перелет из Бостона в Нью-Йорк занял чуть больше часа. Бетпэйдж был расположен меньше, чем в получасе езды от аэропорта, но на этот раз это заняло немного больше времени. В отличие от Бостона, где температура уже соответствовала середине апреля, в Нью-Йорке господствовал холод, типичный для ранней весны. Шел легкий дождь, все было погружено в туман, термометр показывал около нуля, а дороги Лонг-Айленда блестели ото льда. Келли и Райт ехали из аэропорта на завод так быстро, как только могли, но иногда им приходилось ползти слишком медленно, чтобы не слететь в кювет.
Когда автомобиль, наконец, прибыл на завод, Келли выглянул в окно и был ошеломлен увиденным. Обычно в это время ночи старое здание авиационного завода из красного кирпича и его громадный металлический корпус сборки ЛЭМа были пустынны. Инженерная команды обеспечения, которая находилась здесь во время лунных экспедиций для мониторинга ЛЭМа, состояла всего из нескольких человек, а их машины стояли на асфальтовых площадках вокруг зданий.
Но в эту ночь картина была разительно другой. Как мог понять Келли, здесь находились ночная смена, вечерняя смена, команда конструкторов, команда сборщиков и другие команды, названия которых он не знал. Даже в случае аварийных ситуаций «Грумман» не вызывала столько людей посреди ночи. Очевидно, здесь были сотрудники, которые сами узнали об аварии, случившейся в космосе, и самостоятельно прибыли на завод без всякого вызова.
Когда Келли вошел в здание, коридоры были забиты, насколько позволяло пространство. Как только сотрудники узнавали руководителя, они перехватывали его с вопросами, могут ли они чем-нибудь помочь. Келли протискивался сквозь толпу, немного удивленный, успокаивая каждого, кого встречал на пути.
– Мы найдем вам занятие, – говорил он, – Мы найдем всем вам занятие. Нам нужна помощь каждого из вас.
Келли достиг комнаты инженерной команды обеспечения, где в момент аварии на дежурстве находилась небольшая группа специалистов, а сейчас она многократно увеличилась. С того момента, как он встретился с Райтом в аэропорте Бостона, Келли догадывался о том, какие данные получили Хеселмейер и другие специалисты в Хьюстоне. Однако теперь появился шанс получить эти данные из первых рук, чтобы можно было обдумать ситуацию.
Включившись в обсуждение остальных специалистов «Груммана» с Центром управления, он взглянул на эти числа. Но лучше бы он этого не делал: параметры были шокирующими. Келли никогда не приходилось управлять кораблем с таким низким энергопотреблением, и он надеялся, что никогда не придется. Он понял, что если он разгонит свой ЛЭМ слишком сильно, то, скорее всего, потеряет весь корабль, но если он этого не сделает, то вероятно потеряет экипаж.
Келли знал только одну вещь со всей определенностью: он не обманывал, что ему понадобится помощь.

7


Январь 1958 года

Когда Джим Лоувелл прибыл в Авиационный испытательный центр ВМФ в Патуксент-Ривер (Мэрилэнд), его вряд ли можно было назвать отдохнувшим. Двадцатидевятилетний лейтенант только что совершил переезд через всю страну из северной Калифорнии с женой на шестом месяце беременности, двухлетним сыном, четырехлетней дочерью и пятилетним псом Чеви, которого приходилось выпускать из машины практически в каждом штате от побережья Сан-Франциско до Чесапикского залива. Семья Лоувеллов свернула на Пакс-Ривер в мрачный промозглый день – один из тех пасмурных дней на побережье, когда слишком тепло для снега и слишком холодно для дождя, а небеса извергают унылый мокрый снег. Вряд ли это было радушным приемом для водителя, который пропахал 2900 миль. Но как бы плохо не чувствовал себя Джим Лоувелл, пока выгуливал Чеви вокруг незнакомой авиабазы, Мэрилин было еще хуже.
Последние четыре года семья Лоувеллов жила в предместьях Сан-Франциско, в небольшом микрорайоне неподалеку от авиабазы Мофетт-Филд, и Мэрилин очень полюбила свой дом. Будучи уроженкой Милуоки, которая перебралась на восток в Вашингтон к своему кавалеру из Военно-морской академии, она никогда не думала об ужасных среднезападных зимах и знойном лете Потомака (ПРИМ.ПЕРЕВ. – Потомак – это названная в честь индейского племени местность в Мэриленде и река). Когда ВМФ предписал ее мужу прибыть на авиабазу в умеренный климат калифорнийского побережья, у нее не было времени для сбора вещей.
По прибытии в Саннивейл (ПРИМ.ПЕРЕВ. – в Калифорнии, недалеко от Сан-Хосе и Сан-Франциско) Мэрилин начала с поиска дома, соответствующего ее представлениям о жизни на западном побережье, и довольно быстро нашла его: милое бунгало на милой улочке «Сюзан Вэй». В первый год жизни здесь Мэрилин сосредоточилась на обстановке дома: развешивала занавески, клеила обои, покупала мебель, которую позволяла им зарплата мужа, и засаживала небольшой участок вокруг дома лилиями, тюльпанами, геранью и голубыми гиацинтами, которые бурно разрастались под калифорнийским солнцем.
Супруги жили в это доме с шестнадцатимесячной дочерью Барбарой, когда у них родился первый сын Джей. Когда в 1958 году семья получила свое назначение, Мэрилин была снова беременна. Пока они с Джимом собирали вещи, они решили, что если это будет девочка, то назовут ее Сюзан в честь прекрасной улицы, которую они теперь оставляли позади.
Их жизнь в Мэриленде не была столь прекрасной, как в Калифорнии. Джим Лоувелл прибыл на восток в звании лейтенанта и должности помощника пилота-испытателя, но ни то и ни другое не давали особых привилегий или доходов. Служебные дома при базе, предназначенные молодым офицерам с семьями, находились в жилом комплексе, который они называли «кирпичи». Оправдывая свое название, дома представляли собой ряды коробок с похожими на бункер квартирами, выстроенными в военном стиле, выкрашенными слишком мрачно, чтобы назвать их белыми, слишком ярко для серого и не столь утонченно для цвета слоновой кости.
Внутри квартиры выглядели еще более отталкивающе: карликовые окна, низкие потолки, торчащие повсюду трубы, выходящие из пола, пересекающие стены и исчезающие в потолке. Независимо от наличия детей ВМФ выделял восемьдесят квадратных метров на одну семью. Когда любимец Лоувеллов Чеви остановился перед такой модернистской коробкой, настроение Мэрилин упало. Разгружая коробки на мокрую дорожку перед их новым домом, Лоувелл украдкой взглянул на свою жену.
– Да, – произнес он, – Я полагаю, это не совсем Калифорния.
– Нет, – ответила Мэрилин, в пятый раз сверяя адрес по забрызганной дождем карточке, выданной клерком-распорядителем жилья, – это не Калифорния.
– Боюсь, немного тебе удастся вырастить здесь цветов, – сказал Лоувелл.
– М-м-да.
– Как думаешь, ты сможешь с этим смириться на время?
– Я вышла замуж за военного летчика, а это часть его жизни.
– Я так и полагал, – успокоено ответил Лоувелл.
– Но я знаю точно, – сказала Мэрилин, – если у нас будет четвертый ребенок, мы не станем называть его кирпичом.
ВМФ считал эти хилые бараки приемлемыми в основном из-за того, что жены пилотов-испытателей, подобные Мэрилин, были слишком хорошо воспитаны в духе военных традиций, чтобы возмущаться, а сами пилоты, которые занимались испытаниями самолетов, слишком нечасто бывали дома, чтобы замечать окружающую обстановку.
Работа Лоувелла была мало привлекательна для обычного пилота, но для летчика с бойцовым характером она была самой желанной. И в то же время, она, несомненно, была опасной.
В любой момент пилоты, дремлющие у себя в квартире, или составляющие отчет за своим рабочим столом, могли услышать, или, точнее, почувствовать, страшный звук удара самолета, вонзающегося в землю в паре миль от них, рев пожарных машин и скорой помощи, вой сирен и черный-черный дым, поднимающийся над горизонтом.
Часто у пилота было время, чтобы катапультироваться из кабины неисправного падающего самолета, и, плавно опустившись на парашюте, сообщить конструкторам о неисправности вверенной ему машины. Но не редко у него не было времени на спасение: очередной доброволец, решившийся на опасную жизнь пилота в Пакс-Ривер, уже физически не мог вызваться добровольцем куда-нибудь еще. В то время, как пилоты наслаждались полной опасностей работой, их жены – и в частности, жена военного с двухлетним сыном, четырехлетней дочерью и пятилетним псом Чеви, который и помыслить не мог о прогулке без хозяина – не испытывали такого энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55