– Но, мосье Ано, я вовсе не придерживаюсь подобной точки зрения, – энергично запротестовал Джим. – Счастлив вас заверить, что между нами не должно быть никакого антагонизма. В противном случае я бы оказался в проигрыше. Не сомневаюсь, что вами движет только стремление добиться истины. Мое же желание состоит в том, чтобы вы смотрели на меня как на скромного коллегу, который в случае удачи может оказать вам посильную помощь.
На лице Ано мелькнула улыбка, и оно вновь стало добродушным.
– Грубая лесть всегда идет на пользу, – усмехнулся он. – О какой помощи вы говорите, мистер Фробишер?
– При мне два письма Бориса Ваберского с требованием денег, причем второе из них содержит угрозы. Оба получены моей фирмой до того, как он предъявил обвинения, и, разумеется, остались без ответа.
Джим достал письма из продолговатого конверта и передал их через стол Ано, который медленно прочитал их, переводя в уме текст на французский. Фробишер наблюдал за ним, ожидая увидеть на его лице облегчение или удовлетворение. Но никаких изменений не произошло, а когда Ано посмотрел на него, в его взгляде светилась досада.
– Несомненно, эти два письма достаточно важны. Но мы не должны преувеличивать их значение. Дело очень сложное.
– Сложное? – вскричал Джим. Ему казалось, будто он тщетно колотит в непробиваемую стену тупости. Тем не менее сидящий перед ним человек отнюдь не выглядел тупым. – Не понимаю! Ведь это самый явный случай шантажа, какой только можно вообразить.
– Шантаж – скверное слово, мистер Фробишер, – предупредил его Ано.
– И скверное деяние, – отозвался Джим. – Если Борис Ваберский живет во Франции, мосье Ано, вы должны что-то о нем знать. У вас наверняка имеется досье…
Ано расплылся в улыбке, весело погрозив посетителю пальцем.
– Досье! Я ожидал этого слова. Вы тоже верите в великую легенду о Франции и ее досье, мистер Фробишер. Если в стране иссякнут угольные копи, она сможет согреться, сжигая свои досье! В тот момент, когда вы впервые высаживаетесь в Кале, на вас заводится досье, куда вносятся все ваши поступки – едете ли вы в Париж, обедаете ли в отеле «Риц», ходите ли туда, куда ходить не следует, и так далее. А если вы возвращаетесь в отель позже обычного, вам не по себе, так как вы уверены, что где-то в ночи шестеро чернобородых чиновников при свете ламп с зелеными абажурами записывают все это в ваше досье! Погодите!
Ано внезапно поднялся со стула, приложив палец к губам и широко открыв глаза. На цыпочках он подошел к двери, бросил быстрый взгляд на Фробишера, бесшумно повернул ручку и открыл дверь внутрь. Этот классический способ застигнуть подслушивающего врасплох, применяемый в сотнях комедий и фарсов, был спародирован настолько точно, что Джим даже здесь, в одном из кабинетов Сюртэ, почти ожидал увидеть любопытную горничную, от неожиданности упавшую лицом вниз. Но он не увидел ничего, кроме мрачного коридора, освещенного электричеством, где люди терпеливо ждали своей очереди. Ано закрыл дверь, облегченно вздохнув.
– Премьер-министр нас не подслушивает. Мы в полной безопасности, – громким шепотом объявил он и, вернувшись к Фробишеру той же бесшумной походкой, удивительной для его массивной фигуры, наклонился и зашептал на ухо ошеломленному молодому человеку: – Я могу рассказать вам об этих досье. На девять десятых они состоят из сплетен, которые консьерж передает полицейскому, считающему, что каждому было бы лучше пребывать в тюрьме. «Во вторник этот мистер Фробишер вернулся в час ночи, – сообщает консьерж, – а в четверг – в три, причем в маскарадном костюме», полицейский докладывает, что мистер Фробишер ведет беспорядочную жизнь, и эти сведения попадают в ваше досье. Но мы здесь в Сюртэ, подобно вашей мисс Бетти Харлоу, отмахиваемся от них.
Джим Фробишер обладал упорядоченным умом и не привык к столь быстрым переменам настроения. Минуту назад Ано был серьезным служителем закона, а сейчас без всякой подготовки ударился в буффонаду, предаваясь ей с наслаждением подростка или клоуна. Джиму казалось, что он слышит звон бубенцов на его шутовском колпаке. Он молча уставился на Ано, который с печальной улыбкой опустился на свой стул.
– Если нам предстоит совместная работа в Дижоне, мосье Фробишер, она не доставит мне такого удовольствия, как работа с моим дорогим другом мосье Рикардо в Эксе. Он бы наблюдал эту маленькую пантомиму, выпучив глаза и шепча: «Значит, премьер-министр приходит по утрам подслушивать у вашей двери?» Его бы это потрясло до глубины души. А вы холодно смотрите на меня и думаете: «Этот Ано обычный фигляр!»
– Вовсе нет, – серьезно возразил Джим. – Я очень рад, так как ваши слова подали мне надежду, что мы будем работать вместе.
Ано склонился вперед, опираясь локтями на стол.
– Вы были искренни и откровенны со мной, – дружелюбно сказал он, – поэтому я облегчу вам душу. Ни префект полиции Дижона, ни я не принимаем всерьез обвинение этого Ваберского. Но раз речь идет об убийстве, необходимо тщательное расследование.
– Разумеется.
– И конечно, за этим что-то кроется, – продолжал Ано, удивив Джима тем, что произнес почти ту же фразу, что и мистер Хэзлитт вчера, хотя один из них говорил по-английски, а другой по-французски. – Как адвокат, вы должны это знать. Какой-то мелкий, но неприятный факт, который лучше держать при себе. Но дело достаточно простое, а с этими двумя письмами, которые вы принесли мне, оно станет еще проще. Мы попросим Ваберского объяснить эти письма и некоторые другие вещи. Посмотрим, как ему это удастся. Тело мадам Харлоу сегодня будет эксгумировано, врачи дадут свое заключение, после чего дело, несомненно, закроют и вы сможете разбираться с Ваберским, как вам будет угодно.
– Л тот маленький секрет? – спросил Джим.
Ано пожал плечами.
– Разумеется, он станет известен. Но какое это имеет значение, если эта известность ограничится кабинетом магистрата?
– Никакого, – согласился Джим.
– Мы вовсе не так болтливы, и ваша юная клиентка сможет спать спокойно, не опасаясь, что ей причинят вред.
– Благодарю вас, мосье Ано! – горячо воскликнул Джим Фробишер, удивляясь испытываемому им колоссальному облегчению. Он был охвачен жалостью к незнакомой девушке в большом доме, преследуемой полубезумным негодяем и не имеющей ни одного защитника, кроме подруги своего возраста. – Для меня это хорошая новость.
Но его тут же одолело сомнение в искренности человека, сидящего напротив. Каким бы неопытным ни был Джим, он не желал, чтобы его подцепили на крючок и выбросили на берег, как безмозглую рыбу. Не являлась ли теперешняя искренность Ано столь же притворной, как и его иные настроения? Сначала неумолимый судья, потом шут, а теперь друг! Что было притворством, а что правдой? К счастью, существовал вопрос «на засыпку», который только вчера задал мистер Хэзлитт, глядя в окно на Расселл-сквер. Джим повторил его.
– Говорите, дело простое?
– Проще не бывает.
– Тогда, мосье Ано, почему полицейский судья Дижона счел необходимым обратиться за помощью к одному из шефов парижской Сюртэ?
По-видимому, Ано ожидал этого вопроса. Он устремил на Джима оценивающий взгляд и кивнул.
– Я расскажу вам все, если вы дадите слово, что это останется строго между нами. Дело очень серьезное.
На сей раз Джим не сомневался ни в искренности, ни в Дружелюбии Ано. Они буквально озаряли его лицо, словно яркое пламя.
– Даю вам слово, – сказал Джим и протянул руку.
Ано пожал ее.
– Тогда я могу говорить свободно. – Он достал голубую пачку абсолютно черных сигарет. – Закуривайте.
Двое мужчин зажгли сигареты, и Ано начал объяснения сквозь голубоватое облако табачного дыма.
– Я еду в Дижон совсем по другому делу. Обвинение Ваберского – всего лишь предлог. Полицейский судья, который меня вызвал, стремится, как гласит весьма выразительная английская идиома, спасти свое лицо. Вы убедитесь, друг мой, что оно очень в этом нуждается. Меня бросает в жар, когда я думаю об этом человеке! – Он вытер лоб платком. – В маленьких городках, где жизнь не слишком веселая и людям хватает времени интересоваться делами соседей, существуют специфические преступления, самым пагубным из которых, возможно, являются анонимные письма. Они появляются внезапно, как чума, полные злобных обвинений, которые трудно опровергнуть и которые иногда оказываются правдивыми. Адресаты хранят молчание. Если у них требуют денег, они безропотно платят, а если автором движет исключительно злоба, все равно держат язык за зубами. Но каждый начинает подозревать своего соседа. Жизнь в городе пропитывается ядом. Над ним нависает пелена страха, которая опускается все ниже, покуда стук почтальона, которого при обычных обстоятельствах ожидают с нетерпением, не начинает вызывать дрожь и не происходят ужасные события.
Голос Ано был настолько серьезным, что Джим поежился, несмотря на то что он мог видеть солнечные блики, играющие на воде, и слышать шум парижских улиц. Но в ушах у него звучал стук почтальона, а перед глазами стояло смертельно бледное лицо, на котором застыло отчаяние.
– Такая чума обрушилась на Дижон, – продолжал Ано. – Она бушует уже больше года. Но полиция не обращалась в Париж за помощью, надеясь решить проблему самостоятельно. Письма поступали снова и снова, а горожане жаловались. «Спокойно! – увещевала их полиция. – У магистрата есть ключ к разгадке. Дайте ему время». А спустя год Бог послал дело Ваберского, и префект с магистратом решили: «Мы обратимся к Ано с просьбой разобраться в этом простом деле, а он найдет для нас автора анонимных писем. Мы пошлем за ним тайно, а если кто-нибудь узнает его на улице и закричит: «Это Ано!», мы скажем, что он расследует дело Ваберского. Таким образом, автор писем не будет встревожен, а мы спасем наши лица». Но, к сожалению, они послали за мной только сейчас, потеряв целый год!
– И в течение этого года происходили ужасные события? – спросил Джим.
Ано мрачно кивнул.
– Одинокий старик, который никому не причинял вреда, бросился под Средиземноморский экспресс. Влюбленная пара застрелилась в Муассоньерском лесу. Молодая девушка вернулась домой с бала, весело пожелав друзьям доброй ночи, и утром ее обнаружили повесившейся на бальном платье в своей спальне, а в камине нашли обгорелые клочки одного из анонимных писем. Сколько их получила бедняжка, прежде чем это последнее довело ее до отчаяния? Ох уж этот магистрат со своим лицом!
Открыв ящик стола, Ано достал оттуда зеленый конверт.
– Здесь два письма, – сказал он, протянув Фробишеру два листа бумага с отпечатанным на машинке текстом. – Похоже, это не слишком приятный десерт к вашему завтраку? – добавил он при виде отвращения на лице собеседника.
– Они ужасны! – отозвался Джим. – Никогда бы не поверил… – Он оборвал фразу и воскликнул: – Одну минуту, мосье Ано! – Снова склонившись над двумя листами, Джим начал сравнивать их. Здесь было всего две опечатки, которые он заметил сразу же. Но какие опечатки! Для человека, имеющего некоторый опыт в обращении с пишущими машинками, они могли резко ограничить круг поисков.
– Мосье Ано, я могу оказать вам еще кое-какую помощь! – с энтузиазмом заговорил Джим, не замечая довольной улыбки, внезапно осветившей лицо детектива. – Помощь, которая способна очень быстро привести вас к автору этих писем!
– В самом деле? Говорите, мой юный друг! Не заставляйте меня дрожать от нетерпения! Только если вы имеете в виду, что письма отпечатаны на машинке «Корона», нам это уже известно.
Джим покраснел как рак. Именно это он и заметил, гордясь своей проницательностью. В одном месте текста вместо заглавного «Д» в начале фразы стоял символ процента, а в другом вместо заглавного «С» – знак доллара. Джим был хорошо знаком с машинкой «Корона» и помнил, что, если по ошибке использовать регистр цифр вместо регистра заглавных букв, возникают подобные опечатки. Видя перед собой улыбающееся лицо Ано, он понял, что Сюртэ не упустила эти указания, даже если их проглядел магистрат в Дижоне, и тоже улыбнулся.
– Я сам на это напросился, верно? – сказал Джим, возвращая письма. – Но я был прав, мосье, выражая радость, что мы не противостоим друг другу.
Лицо детектива вновь стало серьезным.
– Не преувеличивайте мои достоинства, молодой человек, иначе вас может постигнуть разочарование. Даже лучшие из нас всего лишь слуги Удачи. Наш опыт помогает нам ухватить ее за подол, когда он мелькает у нас перед глазами в течение доли секунды.
Спрятав анонимные письма в зеленый конверт, Ано положил его в ящик, а потом вернул Джиму два письма Бориса Ваберского.
– Они понадобятся вам в Дижоне. Вы едете туда сегодня?
– Да, во второй половине дня.
– Отлично! – кивнул Ано. – Я отправляюсь ночным экспрессом.
– Я мог бы вас подождать, – предложил Джим.
Но Ано покачал головой.
– Нам лучше не ехать вместе и не останавливаться в одном отеле. В Дижоне быстро пронюхают, что вы английский поверенный мисс Харлоу, и тот, кто находится в вашей компании, тоже станет меченым. Кстати, каким образом ваша фирма узнала, что я веду это дело?
– Мы получили телеграмму, – ответил Джим.
– Вот как? Любопытно, от кого же?
– От мисс Харлоу.
От Джима Фробишера не ускользнуло, что Ано второй раз за время их беседы выглядит раздосадованным. Некоторое время детектив сидел неподвижно, покуда сигарета едва не обожгла ему губы, потом посмотрел на Джима и горько усмехнулся.
– Знаете, чем я занимаюсь сейчас, мосье Фробишер? – спросил он. – Задаю себе загадку. Ответьте на нее, если сможете! Какая страсть самая сильная в мире? Алчность? Любовь? Ненависть? Как бы не так! Стремление одного государственного чиновника огреть другого дубиной по затылку! В субботу все было устроено таким образом, чтобы я тайно приехал в Дижон, имея определенный шанс на успех. А уже в понедельник мои коллеги так широко распространили эту новость, что во вторник утром мисс Харлоу смогла сообщить вам о ней телеграфом! Какая любезность! Могу я взглянуть на эту телеграмму?
Фробишер достал телеграмму из продолговатого конверта и протянул Ано, который положил ее на стол и стал читать так медленно, что Джим подумал, не слышит ли детектив сквозь строчки, как в телефонной трубке, жалобный крик о помощи, который слышал он сам. Когда Ано поднял голову, досада исчезла с его лица.
– Бедняжка здорово напугана. Она уже не отмахивается от угрозы, не так ли? Ну, через несколько дней мы сумеем ей помочь.
– Безусловно, – уверенно подтвердил Джим.
– А пока что я, с вашего позволения, порву эту телеграмму. Здесь упомянуто мое имя, а это лишнее. Все клочки бумаги в этом кабинете к вечеру сжигаются. – И он взмахнул телеграммой перед глазами Джима.
– Разумеется, – кивнул Фробишер.
Ано разорвал телеграмму на мелкие кусочки и бросил их в корзину.
– Вот так! А теперь скажите мне вот что. В Мезон-Гренель проживает еще одна молодая англичанка?
– Энн Апкотт, – кивнул Джим.
– Расскажите мне о ней.
Джим ответил Ано так же, как мистеру Хэзлитту:
– Я никогда в жизни ее не видел и не слышал о ней до вчерашнего дня.
Но если мистер Хэзлитт воспринял ответ с удивлением, то Ано оставил его без комментариев.
– Значит, мы оба познакомимся с этой юной леди в Дижоне, – сказал он с улыбкой и поднялся.
Джим Фробишер чувствовал, что разговор, начавшийся достаточно скверно и продолжившийся сердечно и искренне, завершается на не слишком приятной ноте. Он ощущал едва уловимую перемену в поведении Ано. Не то чтобы детектив стал держаться менее дружелюбно, но… Джим мог охарактеризовать эти изменения только фразой самого Ано. Казалось, детектив поймал за подол Удачу, когда она мелькнула у него перед глазами. Но в какой момент это произошло, Джим не имел понятия.
Он взял шляпу и трость. Ано уже стоял у двери.
– До свидания, мосье Фробишер. Искренне благодарен вам за ваш визит.
– Увидимся в Дижоне, – сказал Джим.
– Разумеется, – с улыбкой согласился Ано. – И не раз. Возможно, в кабинете магистрата и, несомненно, в Мезон-Гренель.
Однако Джим не был удовлетворен. Еще несколько минут назад Ано, казалось, с нетерпением ожидал подлинного сотрудничества. Сейчас же он, напротив, уклонялся от него.
– Но если мы собираемся работать вместе… – начал Джим.
– Вы можете захотеть быстро связаться со мной, – продолжал Ано. – А мне может понадобиться связаться с вами, если не быстро, то тайно. – Он задумался. – Полагаю, вы остановитесь в Мезон-Гренель?
– Нет, – ответил Джим, не без некоторого злорадства наблюдая за разочарованием на лице собеседника. – Борис Ваберский больше не сможет ничего предпринять. Обе девушки в безопасности.
– Пожалуй, – согласился Ано. – Тогда отправляйтесь в большой отель на плас Дарси. Я остановлюсь в менее заметном месте и под чужим именем. Как бы мало шансов ни оставалось на соблюдение секретности, я ими воспользуюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26