– Я уже дед. Можешь поверить, Хлоя? Дед!Она могла поверить. Он был уже достаточно стар. И все-таки сердце ее спрашивало: «Почему он бросил меня, когда я так его любила?» Долгие годы думала о нем. Память слишком долго жила в ней, память об их любви – до тех пор, пока она не встретила Джоша.– Я бы хотел увидеть тебя, Хло, – настойчиво прошептал Мэтт. – Я бы хотел познакомиться и с ней. Давай встретимся все вместе.– Нет, Мэтт. Нет. – Настал черед Хлои отвергнуть его.Она вспомнила бесконечные телефонные звонки в его офис, когда секретарь отвечала, что Мэтт обедает, ушел, вышел, занят – весь набор секретарских уловок на такие случаи.И не то чтобы месть была столь сладкой – Хлое это не было свойственно, – но эта встреча с Мэттом стала последней страницей в истории их любви.– Прощай, Мэтт, – прошептала Хлоя, прижавшись к его стариковской щеке своей хорошо сохранившейся щечкой. – Береги себя.– Прощай, дорогая, удачи тебе. Ты молодец, Хло! Сегодня ты утерла всем носы!Она смотрела ему вслед и, к своему удивлению, заметила, что он плачет.Через месяц все случившееся было забыто.
Эмералд решила, что пробы она прошла удачно. На этот раз она отбросила свой напускной блеск и вышла на площадку как рядовая актриса. И это сработало. Вся съемочная группа аплодировала, когда она закончила съемку. Затем она отправилась прямо домой, сняла с лица грим, распорядилась звать ее к телефону лишь в том случае, если позвонит Эдди де Левинь, и ударилась в запой.Три дня она провалялась в постели и пила только водку. Если она не получит эту роль, решила она про себя, то будет пить, пока не умрет. А иначе какой смысл в ее жизни? В этом бизнесе выжить очень трудно. Вести такой же роскошный образ жизни, как раньше, ей уже было не по карману. Она продала все свои драгоценности, оставив лишь одно ожерелье. Сейчас оно как раз было на ней, украшая рваный белый халат, в котором она третий день валялась в постели, бездумно переключая каналы телевизора, и пила водку прямо из бутылки.Эмералд не говорила, не плакала, не думала ни о чем. Она была словно в забытьи, ожидая или конца или нового взлета.В среду утром раздался звонок.– Эдди де Левинь на проводе, – услышала она в трубке голос Глории, своего секретаря.– Привет, Эдди. Что нового? – Актриса в ней все-таки взяла верх, и в голосе не осталось и следа от пьяного угара.Она говорила ровно и четко.– Ты получила роль, детка, – взволнованно произнес Эдди. – Бог знает что тебе помогло, Эмералд, но ты все-таки везучая, если тебе удалось это после твоей дурацкой выходки. Тюрьмы и всего прочего. Но Хогарту ты нравишься. Ему, наверное, пришлось перетрахать всю телекомпанию, чтобы пробить тебя.– Почему? – удивилась она. – Я ведь все еще звезда.– Ради Бога, Эмералд, детка, смотри правде в глаза: твоя игра слишком затянулась. Все это знают – и телекомпания, и студия, и даже публика.– Но я звезда с большой буквы, в Европе меня считают великой, – гордо сказала Эмералд. – Мне проходу не дают, когда я выхожу на Виа Кондотти.– То же можно сказать и о Пии Задора, дорогая. Ну и что? Послушай, Эмералд, Европа слишком мала для настоящего размаха, и, откровенно говоря, я не вижу, чтобы Дзеффирелли обивал твой порог – даже если тебя и считают великой на Виа Кондотти.– А он и не стал бы, – хихикнула она. – Он не любит девочек.– Ты уже не девочка. Смирись с этим, Эмералд. Сколько бы кобелей ты ни затащила к себе в постель, все равно ты останешься женщиной средних лет, которая быстро теряет свою привлекательность и силу – как на экране, так и в жизни.– Не надо так грубо, Эдди, – простонала она. – Я могу еще прекрасно выглядеть, и ты это знаешь.Она знала, что Эдди нарочно говорит с ней так жестко – это было своего рода предупреждением. Ведь речь шла о ее последнем шансе.– Они хотят тебя видеть в следующий вторник. Одиннадцать утра. Будь пунктуальна, куколка, хотя бы для разнообразия. Снимать начнут через неделю. Ты везучая, Эмералд, – нежно добавил он. – Не упусти свой шанс.Она знала, что Эдди прав. В последующие пять дней она бросила пить, села на холодную индейку, сбросила восемь фунтов, по два часа ежедневно проводила в спортзале, вернула серым корням своих волос их золотистый блеск и во вторник явилась в студию ровно в назначенное время, обновленная и неузнаваемая.«Никому другому не удалось бы вновь воскреснуть», – говорила она себе. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ 24 Джош зевнул, потянулся и раскинул руки.– Эй, подъем! – маленькая рыжая головка с тонкими завитыми волосами прореагировала на его слова сонным стоном.В последний раз. В Джоше вспыхнуло отвращение к самому себе при воспоминании о прошедшей ночи – выходках на сцене и после концерта. Вечер. Прием. Люди.Ипподром Манчестера был жалкой копией Бродвея и Лас-Вегаса, где он выступал когда-то с аншлагами.Шоу-бизнес был суровым поприщем, и это знали все, кто выбрал его своей профессией. Когда ты на излете, никому до тебя и дела нет. Все верно: человек человеку волк; зависть процветает; поклоняются успеху, закат встречают с безразличием. Джош как раз встречал свой закат, и он знал это. Жалость к самому себе и одновременно отвращение захлестывали его, и он потянулся к своему заветному мешочку, чтобы приготовить первую дозу, с которой и начнется его день.Он подогревал спичкой ложку и наблюдал, как белый порошок превращается в коричневатый сироп. Когда наркотик ударил в голову, он принялся изучать свою крошечную соседку по постели. Боже, эта была уж слишком молода. Он приподнял простыни. С виду не старше четырнадцати-пятнадцати. Даже для него это маловато. Об любил девочек в цвету – только-только созревших, налившихся первыми соками женственности, шестнадцати-семнадцати лет, это был его возраст. Однажды ему посчастливилось даже найти шестнадцатилетних двойняшек. Правда, они не смогли доставить ему настоящее удовольствие, не то что эта малышка, которая терпеливо сносила все его потуги выжать любовную лихорадку. Он потерпел неудачу. Возможно, становился слишком стар. Но сорок – это ведь не старость. Том Джонс все еще крутился на сцене, и Хулио Иглезиас, и Джаггер – Микк, кумир молодежи, а ведь он уже перешагнул сорокалетний рубеж. Не говоря уже о Маккартни, Роде Стюарте, Дэвиде Боуи. Сорок лет – это не фатально… или, может, все-таки да?– Привет, – пробурчала малышка.Боже, да она просто крохотная. Может, даже моложе четырнадцати. Невинные серые глаза смотрели на него с робкой улыбкой. Девочка вынырнула из постели в надежде на то, что он не будет больше пытаться делать то, над чем так утомительно трудился прошлой ночью.«Зачем я это сделала? – удивлялась она самой себе. – Он же мне в отцы годится. Нет, если хорошо подумать, пожалуй, даже в дедушки».Ее отцу было тридцать два, а Джошу, должно быть, не меньше пятидесяти. Она быстро оделась, мысленно сочиняя небылицы, которыми будет развлекать подруг в школе. Джошуа Браун, настоящий мужчина, большая звезда. Любимый артист ее матери. Девочка выросла на мелодиях его жалостливых баллад, которые доносились из проигрывателя матери. Мать была просто помешана на Джоше. Могла говорить о нем часами.«Нудный старый шут», – думала сейчас о нем малышка. С трудом даже поднял свою штуку, не говоря уже о том, чтобы трахнуть как следует. Дядя Фред был намного лучше.»Она с трудом натянула черные кружевные колготки, зеленые носки с люрексом и, пробормотав что-то насчет того, что опаздывает в школу, упорхнула.Джош вздохнул с облегчением. Теперь надо спланировать свой день. Встретиться с прессой, затем с актерами на репетиции, обсудить отклики на вчерашнее выступление. О, Боже, отклики. Как ему не хотелось говорить об этом. Вчера при исполнении заключительной баллады он заметил нескончаемый ручеек зрителей у выхода из зала. Когда упал занавес, аплодисменты были совсем жидкими. Режиссер программы из кожи вон лез, чтобы выжать два поднятия занавеса и вызова актера на бис.После вчерашнего концерта к Джошу на приеме пристал гнусного вида журналист из какой-то бульварной газетенки. Джош, зная силу прессы, всегда старался завоевать ее расположение. Сейчас ему это было просто необходимо, если хотел успеха своему шоу, но в глубине души Джош всегда с отвращением относился к этой братии. «Может, эта рептилия сможет сослужить мне службу», – подумал он. Джош рисовался перед ней целых четыре минуты, прежде чем «рептилия» задала такой ставший привычным для Джоша вопрос, которого он так опасался.– Итак, какая же Хлоя в действительности? – Джош притворился, что не расслышал. Газетчик не унимался. – Вы были женаты на ней больше десяти лет – она действительно похожа на Миранду?Хлоя. Эта женщина губила его жизнь своими чертовыми сериями и своей славой «героини за сорок». Думается, что сегодня она кумир. Выставляет свое тело в этих журналах, мелет чепуху о том, что женщины после сорока такие же сексуальные, как и двадцатилетние. Ересь. Откуда она может знать? Она же не мужчина. Молодая, здоровая плоть – вот что интересует большинство мужчин. Они ошибались, эти феминистки со своими призывами: «Посмотрите на нас, нам за сорок, а мы прекрасны!» Неужели они не знают, неужели не понимает этого Хлоя, что сорок – это уже далеко не то?Ему самому за сорок, но это нормально, он – мужчина. Но повсюду лезли эти сучки со своими диетами и упражнениями, «горячими» дисками и кассовыми рекордами. Тина – черт бы ее побрал – Тернер, Джейн – туда же и ее – Фонда. И вот теперь Хлоя.Словно с очередным оскорблением ему явилась она лишь вчера на первой странице «Дейли миррор» с «настоящим мужчиной» Луисом Мендозой. «Самые знойные «мыльные» любовники», – визжал заголовок, и статья смаковала мельчайшие подробности их страстных любовных сцен и колдовское очарование этой пары. «Впервые со времен Петруччио и Катарины на экране столь волнующая парочка», – распускал слюни автор заметки. «Луис Мендоза – самый сексуальный, самый горячий герой телеэкрана со времен Тома Селлека. Кинокомпании уже стоят в очереди с предложениями контрактов для него. Америка у его ног, и все благодаря «Саге» и горячей смеси Луиса и Хлои». Джош горько улыбнулся, стараясь не показать своей ревности перед этой журналистской рептилией.– О, Хлоя… Да… Прекрасна… Она молодчина. Заслуживает успеха. Да, конечно. Я рад за нее.Черт. Слова, которые он произносил уже в который раз, застревали в горле, и ему пришлось извиниться и удалиться в туалет, чтобы понюхать порошок.
Салли с тревогой следила за ним. Он был слишком бледен. Шоу проходили неважно. Она видела реакцию публики.Бедный старый отец. Она пыталась подбодрить его – так, как он любил, и посмотрела по сторонам, наткнувшись взглядом на крохотную рыжеволосую девочку, которая с восхищением глазела вслед уходящему Джошу. Салли подошла к ней.– Хочешь встретиться с ним? – непринужденно спросила она.– О, еще бы! – взвизгнула девчонка.Салли легко угадывала желания отца, хотя слово «спасибо» в последнее время совсем исчезло из его лексикона. Но Джош все равно должен был отметить трепетную заботу Салли о нем, думала дочь.Джош, довольный уходом девочки и подбодренный кокаином, оделся и отправился на обед с участием прессы в отеле «Метрополь».Какая-то ведьма с Флит-стрит, с пера которой явно сочилась злоба, притворно уделила Джошу пристальное внимание. Но ее интерес неизбежно сводился к Хлое. Заученные ответы легко соскальзывали с языка Джоша, хотя ему и было очень обидно. Когда-нибудь перестанут они терзать его своими вопросами о Хлое?– Папа, телефон. – Рядом возникла Салли, уводя его с собой.Журналистка казалась удовлетворенной. Она получила то, что хотела. Остальное додумает сама. Ей всегда удавалось это. Потому-то ее и прозвали «Барракуда Флит-стрит».Впрочем, ее рассказ был написан еще до этой встречи с Джошем. И назывался он «Погасшая звезда». «Когда-то он был суперзвездой Америки и всего мира. Сейчас же он влачит жалкое существование, подвизаясь на подмостках провинциальных театров Британии. Джошуа Браун, некогда кумир миллионов, теперь конченый человек – человек поломанной судьбы и несбывшихся мечтаний. Его бывшая жена, красавица Хлоя Кэррьер, стала звездой первой величины американского телевидения, в то время как Джош едва сводит концы с концами, гастролируя с посредственными мюзиклами». Статья продолжалась в том же ключе. Это был ураганный материал. Публика обожает такие истории – о бедности и богатстве, о восхождении из низов к вершинам славы, но еще больше публика любит, когда все возвращается на круги своя и поднявшийся к роскоши стремительно катится вниз. Джош как раз был из этого числа; его пьянство и наркотики, тюремные злоключения, скандалы, похождения с малолетками – все это очень колоритно. И публика просто жаждала видеть, как он расшибет себе физиономию.«Барракуда» припасла и соответствующие фотографии, которые должны были дополнить ее рассказ. Вот Джош в шестьдесят пятом, белозубый, с непослушными черными кудрями, в атласных брюках; микрофон зажат в руке, словно член; улыбка сексуальная, самодовольная; и рядом с этим фото – совсем недавнее, Джош, закутанный в пальто и шарф, бледное лицо, седоватые волосы, очки, сквозь которые он с подозрением оглядывается на камеру, щелкнувшую вспышкой, на руке виснет девчонка, которая по возрасту явно годится ему в дочери. Две фотографии – до и после. Как низко пал кумир! Смотрите, все вы, читатели!Две прелестные фотографии Хлои. Хлоя в шестьдесят втором – широко открытые глаза, невинный взгляд, черные волосы аккуратно подстрижены, скромная мини-юбка, гольфы. И Хлоя сейчас – в расшитом бисером платье от Рудольфо, с белой лисой на плечах, в бриллиантах, соблазнительно раскинулась в атласном кресле, искусно загримированное лицо, взгляд женщины, знающей себе цену и преуспевающей.Подобрано отлично. Журналистка была довольна своей работой. Джош ей в любом случае никогда не нравился. Очень уж заносчив. Пожал то, что посеял.
Хлоя прочитала заметку о Джоше неделю спустя. Она невольно огорчилась. Почему он позволил себе опуститься так низко? У него ведь было все. Если бы он нашел себе приличного агента, сходил бы к психиатру, отказался от наркотиков и малолеток и сосредоточился на работе, на своей музыке, у него бы опять все появилось. Может быть. Хотя, кто знает, может, и нет. В шоу-бизнесе не все так просто.Она вздохнула и взглянула на Филиппа, который лежал рядом, в их огромной постели с искусно декорированным изголовьем, на сиреневых шелковых простынях. Он смотрел Эм-ти-ви, свой любимый канал.Хлое казалось странным, что сорокалетний мужчина способен так млеть от телодвижений Мадонны и Майкла Джексона. Но Филипп мог часами смотреть свой музыкальный канал, если бывал свободен от банковских дел Хлои и не писал очередную статью для «Пари Матч».Филипп был всегда дома. Увидев в британской газете заметку о Джоше, он вновь повел атаку насчет женитьбы.– Когда ты рассчитываешь получить последние подписанные бумаги, cherie? – спросил он, массажируя ей плечи так, как она любила. – Почему ты никак не возьмешь их? Ведь тогда мы смогли бы пожениться. Избавиться от Джоша, cherie. Уже пора бы.«О, Боже, опять он за свое», – думала Хлоя.Все, что угодно, только бы не разговоры о женитьбе. Они жили вместе уже год, но Филипп постоянно заводил этот разговор. Это было необычно для мужчины. Но, как бы она его ни обожала, у нее совсем не возникало желания связывать себя с ним обязательствами на всю жизнь. Джош всегда оставался в подсознании.Стараясь говорить как можно тактичнее, Хлоя в очередной раз выступила против супружества. Его же это лишь раззадорило, и он дулся весь день под звуки Эм-ти-ви, включенного на полную громкость.Хлоя отправилась на студию, стараясь не думать о неприятностях Джоша и обидах Филиппа. Из машины она позвонила Джасперу.– Ну, и что они решили? – спросила она. – Они намерены поднять мою ставку на следующий сезон, Джаспер? Мы снимаем уже последнюю серию в этом сезоне. До конца съемки всего пять дней.Джаспер встречался с Эбби еще в самом начале сезона. Репутация Эбби как продюсера, который не терпел строптивых актеров, была легендарной. На публике он играл роль все понимающего, внимательного хозяина, в действительности же был безжалостен ко всем, кто выходил из-под его контроля. Несколько сотрудников компании были уволены за то, что запросили прибавки к жалованью.Джаспер передал Эбби недовольство Хлои тем, что после четырех лет съемки в «Саге», сделав очень многое для ее успеха, став одной из самых любимых на телевидении актрис, которой подражали, которой восхищались, она до сих пор получала жалованье ниже, чем Сэм и Сисси. Эбби и слышать не хотел о прибавке для Хлои. Стиснув зубы, он выдавил:– Передай, что, если она хочет продолжать работать в этом городе, ей лучше не поднимать шума. Если же она ослушается и создаст нам хоть малейшую трудность, ее здесь уже не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Эмералд решила, что пробы она прошла удачно. На этот раз она отбросила свой напускной блеск и вышла на площадку как рядовая актриса. И это сработало. Вся съемочная группа аплодировала, когда она закончила съемку. Затем она отправилась прямо домой, сняла с лица грим, распорядилась звать ее к телефону лишь в том случае, если позвонит Эдди де Левинь, и ударилась в запой.Три дня она провалялась в постели и пила только водку. Если она не получит эту роль, решила она про себя, то будет пить, пока не умрет. А иначе какой смысл в ее жизни? В этом бизнесе выжить очень трудно. Вести такой же роскошный образ жизни, как раньше, ей уже было не по карману. Она продала все свои драгоценности, оставив лишь одно ожерелье. Сейчас оно как раз было на ней, украшая рваный белый халат, в котором она третий день валялась в постели, бездумно переключая каналы телевизора, и пила водку прямо из бутылки.Эмералд не говорила, не плакала, не думала ни о чем. Она была словно в забытьи, ожидая или конца или нового взлета.В среду утром раздался звонок.– Эдди де Левинь на проводе, – услышала она в трубке голос Глории, своего секретаря.– Привет, Эдди. Что нового? – Актриса в ней все-таки взяла верх, и в голосе не осталось и следа от пьяного угара.Она говорила ровно и четко.– Ты получила роль, детка, – взволнованно произнес Эдди. – Бог знает что тебе помогло, Эмералд, но ты все-таки везучая, если тебе удалось это после твоей дурацкой выходки. Тюрьмы и всего прочего. Но Хогарту ты нравишься. Ему, наверное, пришлось перетрахать всю телекомпанию, чтобы пробить тебя.– Почему? – удивилась она. – Я ведь все еще звезда.– Ради Бога, Эмералд, детка, смотри правде в глаза: твоя игра слишком затянулась. Все это знают – и телекомпания, и студия, и даже публика.– Но я звезда с большой буквы, в Европе меня считают великой, – гордо сказала Эмералд. – Мне проходу не дают, когда я выхожу на Виа Кондотти.– То же можно сказать и о Пии Задора, дорогая. Ну и что? Послушай, Эмералд, Европа слишком мала для настоящего размаха, и, откровенно говоря, я не вижу, чтобы Дзеффирелли обивал твой порог – даже если тебя и считают великой на Виа Кондотти.– А он и не стал бы, – хихикнула она. – Он не любит девочек.– Ты уже не девочка. Смирись с этим, Эмералд. Сколько бы кобелей ты ни затащила к себе в постель, все равно ты останешься женщиной средних лет, которая быстро теряет свою привлекательность и силу – как на экране, так и в жизни.– Не надо так грубо, Эдди, – простонала она. – Я могу еще прекрасно выглядеть, и ты это знаешь.Она знала, что Эдди нарочно говорит с ней так жестко – это было своего рода предупреждением. Ведь речь шла о ее последнем шансе.– Они хотят тебя видеть в следующий вторник. Одиннадцать утра. Будь пунктуальна, куколка, хотя бы для разнообразия. Снимать начнут через неделю. Ты везучая, Эмералд, – нежно добавил он. – Не упусти свой шанс.Она знала, что Эдди прав. В последующие пять дней она бросила пить, села на холодную индейку, сбросила восемь фунтов, по два часа ежедневно проводила в спортзале, вернула серым корням своих волос их золотистый блеск и во вторник явилась в студию ровно в назначенное время, обновленная и неузнаваемая.«Никому другому не удалось бы вновь воскреснуть», – говорила она себе. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ 24 Джош зевнул, потянулся и раскинул руки.– Эй, подъем! – маленькая рыжая головка с тонкими завитыми волосами прореагировала на его слова сонным стоном.В последний раз. В Джоше вспыхнуло отвращение к самому себе при воспоминании о прошедшей ночи – выходках на сцене и после концерта. Вечер. Прием. Люди.Ипподром Манчестера был жалкой копией Бродвея и Лас-Вегаса, где он выступал когда-то с аншлагами.Шоу-бизнес был суровым поприщем, и это знали все, кто выбрал его своей профессией. Когда ты на излете, никому до тебя и дела нет. Все верно: человек человеку волк; зависть процветает; поклоняются успеху, закат встречают с безразличием. Джош как раз встречал свой закат, и он знал это. Жалость к самому себе и одновременно отвращение захлестывали его, и он потянулся к своему заветному мешочку, чтобы приготовить первую дозу, с которой и начнется его день.Он подогревал спичкой ложку и наблюдал, как белый порошок превращается в коричневатый сироп. Когда наркотик ударил в голову, он принялся изучать свою крошечную соседку по постели. Боже, эта была уж слишком молода. Он приподнял простыни. С виду не старше четырнадцати-пятнадцати. Даже для него это маловато. Об любил девочек в цвету – только-только созревших, налившихся первыми соками женственности, шестнадцати-семнадцати лет, это был его возраст. Однажды ему посчастливилось даже найти шестнадцатилетних двойняшек. Правда, они не смогли доставить ему настоящее удовольствие, не то что эта малышка, которая терпеливо сносила все его потуги выжать любовную лихорадку. Он потерпел неудачу. Возможно, становился слишком стар. Но сорок – это ведь не старость. Том Джонс все еще крутился на сцене, и Хулио Иглезиас, и Джаггер – Микк, кумир молодежи, а ведь он уже перешагнул сорокалетний рубеж. Не говоря уже о Маккартни, Роде Стюарте, Дэвиде Боуи. Сорок лет – это не фатально… или, может, все-таки да?– Привет, – пробурчала малышка.Боже, да она просто крохотная. Может, даже моложе четырнадцати. Невинные серые глаза смотрели на него с робкой улыбкой. Девочка вынырнула из постели в надежде на то, что он не будет больше пытаться делать то, над чем так утомительно трудился прошлой ночью.«Зачем я это сделала? – удивлялась она самой себе. – Он же мне в отцы годится. Нет, если хорошо подумать, пожалуй, даже в дедушки».Ее отцу было тридцать два, а Джошу, должно быть, не меньше пятидесяти. Она быстро оделась, мысленно сочиняя небылицы, которыми будет развлекать подруг в школе. Джошуа Браун, настоящий мужчина, большая звезда. Любимый артист ее матери. Девочка выросла на мелодиях его жалостливых баллад, которые доносились из проигрывателя матери. Мать была просто помешана на Джоше. Могла говорить о нем часами.«Нудный старый шут», – думала сейчас о нем малышка. С трудом даже поднял свою штуку, не говоря уже о том, чтобы трахнуть как следует. Дядя Фред был намного лучше.»Она с трудом натянула черные кружевные колготки, зеленые носки с люрексом и, пробормотав что-то насчет того, что опаздывает в школу, упорхнула.Джош вздохнул с облегчением. Теперь надо спланировать свой день. Встретиться с прессой, затем с актерами на репетиции, обсудить отклики на вчерашнее выступление. О, Боже, отклики. Как ему не хотелось говорить об этом. Вчера при исполнении заключительной баллады он заметил нескончаемый ручеек зрителей у выхода из зала. Когда упал занавес, аплодисменты были совсем жидкими. Режиссер программы из кожи вон лез, чтобы выжать два поднятия занавеса и вызова актера на бис.После вчерашнего концерта к Джошу на приеме пристал гнусного вида журналист из какой-то бульварной газетенки. Джош, зная силу прессы, всегда старался завоевать ее расположение. Сейчас ему это было просто необходимо, если хотел успеха своему шоу, но в глубине души Джош всегда с отвращением относился к этой братии. «Может, эта рептилия сможет сослужить мне службу», – подумал он. Джош рисовался перед ней целых четыре минуты, прежде чем «рептилия» задала такой ставший привычным для Джоша вопрос, которого он так опасался.– Итак, какая же Хлоя в действительности? – Джош притворился, что не расслышал. Газетчик не унимался. – Вы были женаты на ней больше десяти лет – она действительно похожа на Миранду?Хлоя. Эта женщина губила его жизнь своими чертовыми сериями и своей славой «героини за сорок». Думается, что сегодня она кумир. Выставляет свое тело в этих журналах, мелет чепуху о том, что женщины после сорока такие же сексуальные, как и двадцатилетние. Ересь. Откуда она может знать? Она же не мужчина. Молодая, здоровая плоть – вот что интересует большинство мужчин. Они ошибались, эти феминистки со своими призывами: «Посмотрите на нас, нам за сорок, а мы прекрасны!» Неужели они не знают, неужели не понимает этого Хлоя, что сорок – это уже далеко не то?Ему самому за сорок, но это нормально, он – мужчина. Но повсюду лезли эти сучки со своими диетами и упражнениями, «горячими» дисками и кассовыми рекордами. Тина – черт бы ее побрал – Тернер, Джейн – туда же и ее – Фонда. И вот теперь Хлоя.Словно с очередным оскорблением ему явилась она лишь вчера на первой странице «Дейли миррор» с «настоящим мужчиной» Луисом Мендозой. «Самые знойные «мыльные» любовники», – визжал заголовок, и статья смаковала мельчайшие подробности их страстных любовных сцен и колдовское очарование этой пары. «Впервые со времен Петруччио и Катарины на экране столь волнующая парочка», – распускал слюни автор заметки. «Луис Мендоза – самый сексуальный, самый горячий герой телеэкрана со времен Тома Селлека. Кинокомпании уже стоят в очереди с предложениями контрактов для него. Америка у его ног, и все благодаря «Саге» и горячей смеси Луиса и Хлои». Джош горько улыбнулся, стараясь не показать своей ревности перед этой журналистской рептилией.– О, Хлоя… Да… Прекрасна… Она молодчина. Заслуживает успеха. Да, конечно. Я рад за нее.Черт. Слова, которые он произносил уже в который раз, застревали в горле, и ему пришлось извиниться и удалиться в туалет, чтобы понюхать порошок.
Салли с тревогой следила за ним. Он был слишком бледен. Шоу проходили неважно. Она видела реакцию публики.Бедный старый отец. Она пыталась подбодрить его – так, как он любил, и посмотрела по сторонам, наткнувшись взглядом на крохотную рыжеволосую девочку, которая с восхищением глазела вслед уходящему Джошу. Салли подошла к ней.– Хочешь встретиться с ним? – непринужденно спросила она.– О, еще бы! – взвизгнула девчонка.Салли легко угадывала желания отца, хотя слово «спасибо» в последнее время совсем исчезло из его лексикона. Но Джош все равно должен был отметить трепетную заботу Салли о нем, думала дочь.Джош, довольный уходом девочки и подбодренный кокаином, оделся и отправился на обед с участием прессы в отеле «Метрополь».Какая-то ведьма с Флит-стрит, с пера которой явно сочилась злоба, притворно уделила Джошу пристальное внимание. Но ее интерес неизбежно сводился к Хлое. Заученные ответы легко соскальзывали с языка Джоша, хотя ему и было очень обидно. Когда-нибудь перестанут они терзать его своими вопросами о Хлое?– Папа, телефон. – Рядом возникла Салли, уводя его с собой.Журналистка казалась удовлетворенной. Она получила то, что хотела. Остальное додумает сама. Ей всегда удавалось это. Потому-то ее и прозвали «Барракуда Флит-стрит».Впрочем, ее рассказ был написан еще до этой встречи с Джошем. И назывался он «Погасшая звезда». «Когда-то он был суперзвездой Америки и всего мира. Сейчас же он влачит жалкое существование, подвизаясь на подмостках провинциальных театров Британии. Джошуа Браун, некогда кумир миллионов, теперь конченый человек – человек поломанной судьбы и несбывшихся мечтаний. Его бывшая жена, красавица Хлоя Кэррьер, стала звездой первой величины американского телевидения, в то время как Джош едва сводит концы с концами, гастролируя с посредственными мюзиклами». Статья продолжалась в том же ключе. Это был ураганный материал. Публика обожает такие истории – о бедности и богатстве, о восхождении из низов к вершинам славы, но еще больше публика любит, когда все возвращается на круги своя и поднявшийся к роскоши стремительно катится вниз. Джош как раз был из этого числа; его пьянство и наркотики, тюремные злоключения, скандалы, похождения с малолетками – все это очень колоритно. И публика просто жаждала видеть, как он расшибет себе физиономию.«Барракуда» припасла и соответствующие фотографии, которые должны были дополнить ее рассказ. Вот Джош в шестьдесят пятом, белозубый, с непослушными черными кудрями, в атласных брюках; микрофон зажат в руке, словно член; улыбка сексуальная, самодовольная; и рядом с этим фото – совсем недавнее, Джош, закутанный в пальто и шарф, бледное лицо, седоватые волосы, очки, сквозь которые он с подозрением оглядывается на камеру, щелкнувшую вспышкой, на руке виснет девчонка, которая по возрасту явно годится ему в дочери. Две фотографии – до и после. Как низко пал кумир! Смотрите, все вы, читатели!Две прелестные фотографии Хлои. Хлоя в шестьдесят втором – широко открытые глаза, невинный взгляд, черные волосы аккуратно подстрижены, скромная мини-юбка, гольфы. И Хлоя сейчас – в расшитом бисером платье от Рудольфо, с белой лисой на плечах, в бриллиантах, соблазнительно раскинулась в атласном кресле, искусно загримированное лицо, взгляд женщины, знающей себе цену и преуспевающей.Подобрано отлично. Журналистка была довольна своей работой. Джош ей в любом случае никогда не нравился. Очень уж заносчив. Пожал то, что посеял.
Хлоя прочитала заметку о Джоше неделю спустя. Она невольно огорчилась. Почему он позволил себе опуститься так низко? У него ведь было все. Если бы он нашел себе приличного агента, сходил бы к психиатру, отказался от наркотиков и малолеток и сосредоточился на работе, на своей музыке, у него бы опять все появилось. Может быть. Хотя, кто знает, может, и нет. В шоу-бизнесе не все так просто.Она вздохнула и взглянула на Филиппа, который лежал рядом, в их огромной постели с искусно декорированным изголовьем, на сиреневых шелковых простынях. Он смотрел Эм-ти-ви, свой любимый канал.Хлое казалось странным, что сорокалетний мужчина способен так млеть от телодвижений Мадонны и Майкла Джексона. Но Филипп мог часами смотреть свой музыкальный канал, если бывал свободен от банковских дел Хлои и не писал очередную статью для «Пари Матч».Филипп был всегда дома. Увидев в британской газете заметку о Джоше, он вновь повел атаку насчет женитьбы.– Когда ты рассчитываешь получить последние подписанные бумаги, cherie? – спросил он, массажируя ей плечи так, как она любила. – Почему ты никак не возьмешь их? Ведь тогда мы смогли бы пожениться. Избавиться от Джоша, cherie. Уже пора бы.«О, Боже, опять он за свое», – думала Хлоя.Все, что угодно, только бы не разговоры о женитьбе. Они жили вместе уже год, но Филипп постоянно заводил этот разговор. Это было необычно для мужчины. Но, как бы она его ни обожала, у нее совсем не возникало желания связывать себя с ним обязательствами на всю жизнь. Джош всегда оставался в подсознании.Стараясь говорить как можно тактичнее, Хлоя в очередной раз выступила против супружества. Его же это лишь раззадорило, и он дулся весь день под звуки Эм-ти-ви, включенного на полную громкость.Хлоя отправилась на студию, стараясь не думать о неприятностях Джоша и обидах Филиппа. Из машины она позвонила Джасперу.– Ну, и что они решили? – спросила она. – Они намерены поднять мою ставку на следующий сезон, Джаспер? Мы снимаем уже последнюю серию в этом сезоне. До конца съемки всего пять дней.Джаспер встречался с Эбби еще в самом начале сезона. Репутация Эбби как продюсера, который не терпел строптивых актеров, была легендарной. На публике он играл роль все понимающего, внимательного хозяина, в действительности же был безжалостен ко всем, кто выходил из-под его контроля. Несколько сотрудников компании были уволены за то, что запросили прибавки к жалованью.Джаспер передал Эбби недовольство Хлои тем, что после четырех лет съемки в «Саге», сделав очень многое для ее успеха, став одной из самых любимых на телевидении актрис, которой подражали, которой восхищались, она до сих пор получала жалованье ниже, чем Сэм и Сисси. Эбби и слышать не хотел о прибавке для Хлои. Стиснув зубы, он выдавил:– Передай, что, если она хочет продолжать работать в этом городе, ей лучше не поднимать шума. Если же она ослушается и создаст нам хоть малейшую трудность, ее здесь уже не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39