Я говорю о владении в том смысле, как его понимает любой воспитанный человек.
– То есть?
– Я заказал карету в полдень, а ты, по словам Хатберта, заказала карету в шесть. Значит, эта, приехавшая первой, – моя. А вот та, – он указал на запряженную четверкой лошадей позолоченную карету, показавшуюся из-за поворота, – вот та – твоя.
– В приличном обществе, – высокомерно ответила Розалинда, – джентльмен из вежливости занял бы вторую карету, независимо от того, когда она была заказана.
Он наклонился и расплылся в самой язвительной из своих улыбок.
– Но я не джентльмен, я – морской волк.
– Скорее обычный пират. – процедила она, стиснув зубы. Находясь так близко от нее и чувствуя терпкий запах ее духов, Дрейк вдруг задался нелепым вопросом, надушила ли она чувственную ложбинку на груди и то местечко на шее, где пульсировала нежная жилка. В горле у него вдруг пересохло. Господи! Да что такое с ним происходит? Пытаясь избавиться от наваждения, он саркастически улыбнулся. Но прелестница даже не дрогнула. Ха! А что он ожидал? Она будет стоять насмерть, даже если встретится с самим сатаной.
– Подвиньтесь, леди Розалинда. Раз уж я пират, то иду на абордаж.
Он вскочил в карету и, устроившись рядом ней, постучал по крыше. Получив сигнал, кучер громко свистнул, щелкнул кнутом, и карета сорвалась с места.
– Стой! – закричала Розалинда, но колеса уже вовсю стучали по гравию. За окном быстро мелькали деревья, превращаясь в темные силуэты на фоне багряного заката.
Кипя от ярости, она откинулась назад и скрестила руки на груди.
– Ты, я вижу, как обычно, присваиваешь себе то, что тебе не принадлежит.
– А я вижу, что ты не стала мягче и нежнее за те десять лет, что мы не виделись.
– Да, и буду такой же спустя еще десять лет.
Рассердившись, она, как всегда, раскраснелась. Он сотни раз видел эти признаки гнева и сотни раз испытывал непонятное удовлетворение.
– Ты в бешенстве, Розалинда. – В его голосе прозвучали торжествующие нотки.
– Разве?
Она холодно взглянула на него, и в сумерках он с трудом различил ее веснушки. Милое сердцу несовершенство! Он пожалел, что она не покрыла лицо белилами, тогда бы он не видел этих влекущих точек и не вспоминал бы ее ребенком, когда…
– Я не сержусь, – заявила она, высокомерно выгнув рыжеватую бровь и прервав его воспоминания. – И куда это ты уставился?
Он глубоко вздохнул и некоторое время созерцал сгущавшиеся сумерки.
– Роз, ты когда-нибудь вспоминаешь о том, какими мы были в детстве?
– Да, я стараюсь думать об этом. Как можно меньше.
– Ты все еще ненавидишь меня так же сильно, как и тогда?
Она улыбнулась без всякой издевки:
– У меня никогда не было ненависти к тебе, Дрейк, только жалость.
В сердце его что-то резко кольнуло.
– Но сегодня я намерена быть милой.
– А разве ты умеешь?
Яростно сверкнув глазами, она с кислой улыбкой продолжила:
– Сегодня я буду любезной, стану вести с тобой светскую беседу, ибо совершенно уверена в том, что, как только мы увидим дядю Тедиеса, сразу станет ясно, что Торнбери-Хаус мой, и ты исчезнешь тихо, как морской дьявол в тумане.
– Как поэтично! – Он сердито посмотрел в окно. Вдалеке виднелись крыши домов и остроконечные пики соборов Лондона. – Ты все еще сочиняешь сонеты? – В ответ раздалось шуршание тафты, и он почувствовал на себе ее острый взгляд. – Значит, пишешь?
Она открыла было рот, чтобы честно ответить, но тотчас спросила, игнорируя вопрос:
– Как ты полагаешь, сколько народу будет сегодня у леди Блант?
– По меньшей мере человек двести, если ее желание произвести впечатление столь же сильно, что и прежде. – Он галантно позволил ей сменить тему разговора о сонетах, решив вернуться к ней позже.
– А я думаю, это будет скромный вечер, – торопливо возразила Розалинда. – Я слышала, что королевы не будет, а значит, многие придворные останутся при ней.
– Понятно. – Дрейк погладил бороду и взглянул на молодую луну. Странно, солнце ведь только-только скрылось за горизонтом. – Они не увидят этот молодой месяц.
– А я предпочитаю полную луну. – Она наклонилась, чтобы посмотреть в окно, и он почувствовал у своего уха ее теплое дыхание. – Она куда величественнее.
Дрейк повернулся так, что его губы почти касались ее уха.
– А как насчет солнца? – прошептал он. – Тебе нравится его сияние или же ты сейчас скажешь, что предпочитаешь темные облака?
Она встретилась с ним взглядом; глаза ее в темноте казались яркими и огромными. Явно растерявшись, она смущенно перевела дыхание. На Дрейка пахнуло удивительным ароматом. Боже, такой близости с ней он не испытывал с тех самых пор, как спас ее, тонувшую в пруду.
– А что предпочитаешь ты? – прошептала она.
– Солнечный свет, – хрипло произнес он.
– Тогда я предпочитаю облака.
С надменным видом Розалинда откинулась назад, словно и не было этого мгновения близости между ними. Словно она и не почувствовала какую-то невидимую силу, которая влекла их друг к другу, связывала, словно луну и солнце в извечном танце Вселенной, Она была чертовски упряма, в этом нет никаких сомнений.
Устав от спора, Дрейк высунулся в окно.
– Добрый вечер, господин! – прокричал какой-то мужчина при виде проезжавшей кареты.
Дрейк посмотрел вслед удалявшейся в сумерках фигуре с висевшими на плечах шкурами. Наверное, кожевник. Дрейк никогда бы не освоил это ремесло, если бы не лорд Даннингтон, поскольку отец оставил их с матерью без средств к существованию. Внезапно загрустив, Дрейк откинулся назад и пригладил рукой растрепавшиеся на ветру волосы.
– Я помню тот день, когда вернулся в Торнбери-Хаус по просьбе твоего отца, – заговорил он. – Я вошел в холл и замер, впитывая величественную атмосферу. В голове моей тотчас пронеслись воспоминания детства до краха Ротвеллов – жареные павлины в Рождество и вкуснейшее вино с пряностями, смех отца, эхом разносившийся по галерее, визит королевы и ее явный интерес к Торнбери-Хаусу. А потом появилась ты на парадной лестнице, с застенчивой улыбкой на прелестном лице. Я подумал, что эта девочка – самое красивое создание из всех, что мне довелось видеть. Ты была добра ко мне в тот вечер. Лишь на следующее утро… охладела. Думаю, к тому моменту ты решила, что я – бродяга. – Он переменил позу. – Не могу тебя винить. Пожалуй, если бы я вырос в роскоши, то, наверное, чувствовал бы такую же неприязнь к бедняку.
– Дело было вовсе не в этом! – категорически заявила Розалинда, а Дрейк тем временем гадал, поняла ли она, что опустила руку ему на колено. Ее нежная ладонь жгла как раскаленное железо, вызывая, впрочем, не боль, а наслаждение, волнующее его чресла. – Я не презираю бедных, – продолжала она. – Ты считаешь меня эгоистичной и жестокой? Просто я тогда поняла, что ты… что…
– Что я останусь навсегда?
Она протяжно вздохнула, убрала руку и посмотрела в окно.
– Стоит ли говорить о прошлом? Это так утомительно. Уверена, что не вспомню своих тогдашних мыслей. Столько времени прошло!
Он изучал ее затылок, потому что она намеренно прятала лицо. Волосы ее были забраны наверх изящным гребнем из золота и янтаря, в освещенных лунным светом рыжих локонах переливались драгоценные камни. Воспоминания о ее неприязни уже не причиняли ему боли. Он научился жить с ними. В те дни, когда он только начал свою карьеру торговца, и у него случались неудачи. Но стоило ему только вспомнить надменное лицо Розалинды, как его вновь снедала решимость добиться успеха. Чтобы доказать ей, что она ошибалась.
– Ты права, Розалинда. Не стоит думать о прошлом. Столько лет прошло! Когда-то я был любящим ребенком. Теперь я мужчина и научился быть жестким. И намерен взять то, что по праву принадлежит мне.
– А я уже не наивная девочка. Я – женщина и тоже полна решимости сохранить свою собственность. – Своим горящим взглядом она словно бросала ему вызов.
Впрочем, Дрейк заметил легкую дрожь ее руки, когда она коснулась своей шеи, и его охватило почти неодолимое желание прижаться к ней губами.
Но он лишь откинулся назад и торжествующе улыбнулся: ему снова удалось ее задеть.
Глава 8
Великолепный дом леди Блант расположился на берегу Темзы; из его окон открывался прекрасный вид на реку. Отсюда было рукой подать до дворца Уайтхолл в модном Вест-Энде. Неподалеку располагались еще два огромных поместья – Арундел-Хаус и Сомерсет-Хаус, а на востоке – Эссекс-Хаус, дом скандально известного графа Роберта Деверо.
Выйдя из кареты, Розалинда услышала смех и музыку, доносившиеся из распахнутых окон, почувствовала резкий запах только что вспыхнувшего фейерверка. Леди Блант славилась своими фейерверками – гости наблюдали за ними даже с лодок на реке. Непонятно, правда, на какие средства она устраивала такие празднества. При дворе ходили слухи, что вдова истратила почти все состояние своего покойного мужа и не имела сбережений, земель или дела, благодаря которым могла пополнить свой кошелек. У нее, несомненно, должен быть какой-то план спасения Крэнстон-Хауса от продажи. Будучи владелицей большого поместья, Розалинда очень хотела узнать, как леди Блант планирует выжить.
– Ах, дорогая, как я рада вас видеть, – приветствовала Розалинду хозяйка дома с пыхтящей мальтийской болонкой на руках. – И господин Дрейк! Какой сюрприз! Вы приехали вместе? Как же это, что за новости?
– Никакой новости, – ответила Розалинда, прижимаясь щекой к пухлой щеке леди Блант. – Просто так удобнее, уверяю вас. Нам не захотелось утомлять восемь лошадей, когда достаточно и четырех.
– Чтобы побыстрее доставить нас на ваше радостное… торжество, – добавил Дрейк с низким поклоном. – Всегда к услугам, ваша милость.
В душе Розалинды что-то дрогнуло, ибо даже сейчас, после этой вызвавшей у нее раздражение поездки в карете, она не могла отрицать привлекательности Дрейка. От ее внимания не ускользнул и тот факт, что и леди Блант, порозовевшей даже сквозь толстый слой белил на лице, далеко не безразличен обезоруживающий блеск его дьявольски голубых глаз.
– Счастлива видеть вас на моем торжестве, господин Дрейк. – Она многозначительно взглянула на Розалинду, затем вновь перевела взгляд на Дрейка. – Честное слово, господин Дрейк, мне следует осудить вас, ведь вы развлекаете самую богатую невесту Лондона.
– Да, мужчины умирают ради встречи с ней, – весело сказал Дрейк. – Можете спросить покойного сеньора де Монтейла.
Розалинда гневно сверкнула глазами:
– Я увлечена Дрейком не больше, чем могла бы увлечься змеей, леди Блант. Представьте его леди Эшенби или любой другой вдове. Вы окажете девушкам Лондона огромную услугу, если будете держать его как можно дальше от их нежных и доверчивых сердец. А теперь прошу меня простить. Я должна найти дядю.
– Тедиеса? Он где-то здесь. Бегите, дорогая, и веселитесь.
– Я поищу на террасе, – учтиво склонив голову, Дрейк удалился.
– Если найдешь дядю Тедиеса, немедленно приведи его ко мне! – раздраженно бросила Розалинда ему вслед. Конечно, хорошо бы он не успел переговорить с Тедиесом наедине, но, в конце концов, не могла же она контролировать каждый его шаг!
– Надеюсь, нам еще представится возможность поговорить, леди Блант, а сейчас мне спешно нужно отыскать дядю. – Розалинда уже повернулась, чтобы уйти, но вдова схватила ее за руку пухлыми и на удивление цепкими пальцами.
– Розалинда, – прошипела леди Блант, забыв о хороших манерах, – прошу, скажите, зачем вернулся Мандрейк Ротвелл?
– Он полагает, что Торнбери-Хаус принадлежит ему, но он ошибается.
– Это единственная причина?
– Никакая другая причина мне и в голову не приходила. А вы что имеете в виду?
Твердо сжатые маленькие губы леди Блант смягчились, и она снова улыбнулась.
– О, ничего-ничего, дитя мое! Бегите и веселитесь. И если увидите моего сына, непременно поздоровайтесь с ним. Годфри всегда так тепло о вас отзывается.
Розалинда кивнула и заторопилась прочь: не дай Бог, хозяйка дома вновь задаст какой-нибудь каверзный вопрос. Интересно, на что она намекала? Что же еще могло вынудить Дрейка оставить успешную торговлю в Ост-Индии, если не огромное наследство?
Пробираясь сквозь толпу разодетых гостей, Розалинда двинулась прямо к парадному залу, откуда доносилась музыка. Наверное, Тедиес там – ведь он обожает танцевать.
Под веселую музыку флейт и лютен кружились танцующие пары: вот, подхватив своих партнерш, мужчины разом крикнули: «Поворот!» Все вокруг рассмеялись, ибо откуда ни возьмись появился арлекин в черно-белом трико.
Не найдя Тедиеса, Розалинда приблизилась к толпе. И только тут она как следует рассмотрела арлекина. Огромный, вздыбившийся член, похожий на рыбу, торчал у него между ног.
Она ахнула, но тут же закрыла рот. Не могла же она после собственного непристойного выступления выказать всем, какая она на самом деле трусиха, когда дело касается любовных утех.
– Прошу, дамочка, получить очередную порцию рыбки, – сказал арлекин блондинке в платье лавандового цвета. – Ты ведь любишь треску, признайся!
Дама смело повернулась к наглому шуту, и Розалинда увидела, что квадратный вырез платья едва ли не до талии обнажает гостью.
– Я не пробовала хорошей трески с прошлой пятницы, – заявила она с чувственным смешком и, к радости особенно похотливых мужчин, наклонилась так, что ее кринолин взлетел вверх, обнажив ягодицы.
– Осторожнее, миледи, это скользкая штучка! – отозвался арлекин и, прижавшись членом к ее юбкам, задышал часто и громко.
Мужчины покатились со смеху. Кое-кто из женщин отвернулся, а Розалинда побледнела, чувствуя, как ее прошиб холодный пот.
Что с ней такое? Она же и раньше видела подобные выходки. Да, она каждый раз отворачивалась, но ей никогда не было плохо. Что же изменилось сейчас? В душе ее вновь возникло то тревожное чувство, что она испытала в карете, какое-то загадочное ощущение, проникавшее до глубины души.
Сценка закончилась грубой пародией на тот апогей страсти, который переживают любовники: с преувеличенными криками, стонами и вздохами облегчения. Арлекин тотчас убежал шокировать других. Розалинда наконец перевела дыхание, наблюдая, как молодая дама оправляет платье, смеясь над собственной выходкой. Как она была весела, как непринужденна!
Розалинда ринулась сквозь толпу. Отвращение подогревало ее решимость найти Тедиеса. В зале его не оказалось, и она поспешила на галерею.
Внезапно в глубине ниши она заметила Франческу, страстно целующуюся с тем актером, с которым ее познакомили днем в театре. Жак… как его там. Его руки – чрезвычайно выразительные и сильные – зарылись в волосы Фрэнни. Губы флиртующих слились в бесконечном поцелуе.
«Я должна отвернуться, не надо смотреть», – решила Розалинда.
Но она не отвернулась. Слишком завораживающим был вид ее подруги, вдовы, которую так чувственно, так безоглядно целовал этот юноша «Но какой же все-таки я ребенок!» – подумала Розалинда. А чего она ожидала? Что желание Фрэнни быть любимой умрет вместе с ее браком? Или что за все годы жизни с престарелым мужем в ней ни разу не проснулась страсть? Вряд ли.
А дело было в том, что Розалинда просто никогда не думала о Фрэнни в этой связи. Да, кстати, и о себе тоже. Слишком долго она служила королеве, которая дорожила своей девственностью, в то время как окружение ее без зазрения совести предавалось разврату.
О, конечно, Розалинда мечтала. Просыпаясь, она вспоминала ночные грезы, которые заставляли ее желать чего-то такого, что она никогда не испытывала, чему и названия не знала. Теперь она поняла, что желала того, что сейчас доставляло наслаждение Франческе.
– Розалинда, это ты? – спросила Франческа, услышав шелест юбок подруги, пытавшейся поспешно скрыться.
Розалинда обернулась, а Фрэнни, без тени смущения, как можно было бы ожидать, мило улыбнулась:
– Я тебе нужна?
– Добрый вечер, мадемуазель. – Жак почтительно склонил голову перед Розалиндой.
– Добрый вечер, мсье. Фрэнни… Я искала Тедиеса. Ты его случайно не видела?
– Видела, когда приехала. Кажется, он выходил посмотреть фейерверк. Должно быть, он на реке. Что такое, Розалинда? Что-то случилось?
– Нет, ничего такого. – Розалинда грустно улыбнулась. – Прошу прощения за вторжение.
Она кинулась прочь, не обращая внимания на приветствия друзей. Она была в полной растерянности. Действительно ли она знает себя как женщину, которая способна распоряжаться своей судьбой? Уверена ли она в себе так, как королева Елизавета? Ведь даже Елизавета испытала и печаль, и утраты. Она правила железной рукой, без мужа, но и без детей, а сейчас осталась без молодости и красоты, которыми когда-то так дорожила и использовала с выгодой для себя. Как же одинока оказалась теперь королева! Именно поэтому она все еще не назвала преемника. Она знает, что никто не станет боготворить заходящее солнце, когда за ним встает новое, молодое и яркое.
Когда Розалинда наконец добралась до террасы, с баржи на Темзе вновь стали запускать фейерверк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– То есть?
– Я заказал карету в полдень, а ты, по словам Хатберта, заказала карету в шесть. Значит, эта, приехавшая первой, – моя. А вот та, – он указал на запряженную четверкой лошадей позолоченную карету, показавшуюся из-за поворота, – вот та – твоя.
– В приличном обществе, – высокомерно ответила Розалинда, – джентльмен из вежливости занял бы вторую карету, независимо от того, когда она была заказана.
Он наклонился и расплылся в самой язвительной из своих улыбок.
– Но я не джентльмен, я – морской волк.
– Скорее обычный пират. – процедила она, стиснув зубы. Находясь так близко от нее и чувствуя терпкий запах ее духов, Дрейк вдруг задался нелепым вопросом, надушила ли она чувственную ложбинку на груди и то местечко на шее, где пульсировала нежная жилка. В горле у него вдруг пересохло. Господи! Да что такое с ним происходит? Пытаясь избавиться от наваждения, он саркастически улыбнулся. Но прелестница даже не дрогнула. Ха! А что он ожидал? Она будет стоять насмерть, даже если встретится с самим сатаной.
– Подвиньтесь, леди Розалинда. Раз уж я пират, то иду на абордаж.
Он вскочил в карету и, устроившись рядом ней, постучал по крыше. Получив сигнал, кучер громко свистнул, щелкнул кнутом, и карета сорвалась с места.
– Стой! – закричала Розалинда, но колеса уже вовсю стучали по гравию. За окном быстро мелькали деревья, превращаясь в темные силуэты на фоне багряного заката.
Кипя от ярости, она откинулась назад и скрестила руки на груди.
– Ты, я вижу, как обычно, присваиваешь себе то, что тебе не принадлежит.
– А я вижу, что ты не стала мягче и нежнее за те десять лет, что мы не виделись.
– Да, и буду такой же спустя еще десять лет.
Рассердившись, она, как всегда, раскраснелась. Он сотни раз видел эти признаки гнева и сотни раз испытывал непонятное удовлетворение.
– Ты в бешенстве, Розалинда. – В его голосе прозвучали торжествующие нотки.
– Разве?
Она холодно взглянула на него, и в сумерках он с трудом различил ее веснушки. Милое сердцу несовершенство! Он пожалел, что она не покрыла лицо белилами, тогда бы он не видел этих влекущих точек и не вспоминал бы ее ребенком, когда…
– Я не сержусь, – заявила она, высокомерно выгнув рыжеватую бровь и прервав его воспоминания. – И куда это ты уставился?
Он глубоко вздохнул и некоторое время созерцал сгущавшиеся сумерки.
– Роз, ты когда-нибудь вспоминаешь о том, какими мы были в детстве?
– Да, я стараюсь думать об этом. Как можно меньше.
– Ты все еще ненавидишь меня так же сильно, как и тогда?
Она улыбнулась без всякой издевки:
– У меня никогда не было ненависти к тебе, Дрейк, только жалость.
В сердце его что-то резко кольнуло.
– Но сегодня я намерена быть милой.
– А разве ты умеешь?
Яростно сверкнув глазами, она с кислой улыбкой продолжила:
– Сегодня я буду любезной, стану вести с тобой светскую беседу, ибо совершенно уверена в том, что, как только мы увидим дядю Тедиеса, сразу станет ясно, что Торнбери-Хаус мой, и ты исчезнешь тихо, как морской дьявол в тумане.
– Как поэтично! – Он сердито посмотрел в окно. Вдалеке виднелись крыши домов и остроконечные пики соборов Лондона. – Ты все еще сочиняешь сонеты? – В ответ раздалось шуршание тафты, и он почувствовал на себе ее острый взгляд. – Значит, пишешь?
Она открыла было рот, чтобы честно ответить, но тотчас спросила, игнорируя вопрос:
– Как ты полагаешь, сколько народу будет сегодня у леди Блант?
– По меньшей мере человек двести, если ее желание произвести впечатление столь же сильно, что и прежде. – Он галантно позволил ей сменить тему разговора о сонетах, решив вернуться к ней позже.
– А я думаю, это будет скромный вечер, – торопливо возразила Розалинда. – Я слышала, что королевы не будет, а значит, многие придворные останутся при ней.
– Понятно. – Дрейк погладил бороду и взглянул на молодую луну. Странно, солнце ведь только-только скрылось за горизонтом. – Они не увидят этот молодой месяц.
– А я предпочитаю полную луну. – Она наклонилась, чтобы посмотреть в окно, и он почувствовал у своего уха ее теплое дыхание. – Она куда величественнее.
Дрейк повернулся так, что его губы почти касались ее уха.
– А как насчет солнца? – прошептал он. – Тебе нравится его сияние или же ты сейчас скажешь, что предпочитаешь темные облака?
Она встретилась с ним взглядом; глаза ее в темноте казались яркими и огромными. Явно растерявшись, она смущенно перевела дыхание. На Дрейка пахнуло удивительным ароматом. Боже, такой близости с ней он не испытывал с тех самых пор, как спас ее, тонувшую в пруду.
– А что предпочитаешь ты? – прошептала она.
– Солнечный свет, – хрипло произнес он.
– Тогда я предпочитаю облака.
С надменным видом Розалинда откинулась назад, словно и не было этого мгновения близости между ними. Словно она и не почувствовала какую-то невидимую силу, которая влекла их друг к другу, связывала, словно луну и солнце в извечном танце Вселенной, Она была чертовски упряма, в этом нет никаких сомнений.
Устав от спора, Дрейк высунулся в окно.
– Добрый вечер, господин! – прокричал какой-то мужчина при виде проезжавшей кареты.
Дрейк посмотрел вслед удалявшейся в сумерках фигуре с висевшими на плечах шкурами. Наверное, кожевник. Дрейк никогда бы не освоил это ремесло, если бы не лорд Даннингтон, поскольку отец оставил их с матерью без средств к существованию. Внезапно загрустив, Дрейк откинулся назад и пригладил рукой растрепавшиеся на ветру волосы.
– Я помню тот день, когда вернулся в Торнбери-Хаус по просьбе твоего отца, – заговорил он. – Я вошел в холл и замер, впитывая величественную атмосферу. В голове моей тотчас пронеслись воспоминания детства до краха Ротвеллов – жареные павлины в Рождество и вкуснейшее вино с пряностями, смех отца, эхом разносившийся по галерее, визит королевы и ее явный интерес к Торнбери-Хаусу. А потом появилась ты на парадной лестнице, с застенчивой улыбкой на прелестном лице. Я подумал, что эта девочка – самое красивое создание из всех, что мне довелось видеть. Ты была добра ко мне в тот вечер. Лишь на следующее утро… охладела. Думаю, к тому моменту ты решила, что я – бродяга. – Он переменил позу. – Не могу тебя винить. Пожалуй, если бы я вырос в роскоши, то, наверное, чувствовал бы такую же неприязнь к бедняку.
– Дело было вовсе не в этом! – категорически заявила Розалинда, а Дрейк тем временем гадал, поняла ли она, что опустила руку ему на колено. Ее нежная ладонь жгла как раскаленное железо, вызывая, впрочем, не боль, а наслаждение, волнующее его чресла. – Я не презираю бедных, – продолжала она. – Ты считаешь меня эгоистичной и жестокой? Просто я тогда поняла, что ты… что…
– Что я останусь навсегда?
Она протяжно вздохнула, убрала руку и посмотрела в окно.
– Стоит ли говорить о прошлом? Это так утомительно. Уверена, что не вспомню своих тогдашних мыслей. Столько времени прошло!
Он изучал ее затылок, потому что она намеренно прятала лицо. Волосы ее были забраны наверх изящным гребнем из золота и янтаря, в освещенных лунным светом рыжих локонах переливались драгоценные камни. Воспоминания о ее неприязни уже не причиняли ему боли. Он научился жить с ними. В те дни, когда он только начал свою карьеру торговца, и у него случались неудачи. Но стоило ему только вспомнить надменное лицо Розалинды, как его вновь снедала решимость добиться успеха. Чтобы доказать ей, что она ошибалась.
– Ты права, Розалинда. Не стоит думать о прошлом. Столько лет прошло! Когда-то я был любящим ребенком. Теперь я мужчина и научился быть жестким. И намерен взять то, что по праву принадлежит мне.
– А я уже не наивная девочка. Я – женщина и тоже полна решимости сохранить свою собственность. – Своим горящим взглядом она словно бросала ему вызов.
Впрочем, Дрейк заметил легкую дрожь ее руки, когда она коснулась своей шеи, и его охватило почти неодолимое желание прижаться к ней губами.
Но он лишь откинулся назад и торжествующе улыбнулся: ему снова удалось ее задеть.
Глава 8
Великолепный дом леди Блант расположился на берегу Темзы; из его окон открывался прекрасный вид на реку. Отсюда было рукой подать до дворца Уайтхолл в модном Вест-Энде. Неподалеку располагались еще два огромных поместья – Арундел-Хаус и Сомерсет-Хаус, а на востоке – Эссекс-Хаус, дом скандально известного графа Роберта Деверо.
Выйдя из кареты, Розалинда услышала смех и музыку, доносившиеся из распахнутых окон, почувствовала резкий запах только что вспыхнувшего фейерверка. Леди Блант славилась своими фейерверками – гости наблюдали за ними даже с лодок на реке. Непонятно, правда, на какие средства она устраивала такие празднества. При дворе ходили слухи, что вдова истратила почти все состояние своего покойного мужа и не имела сбережений, земель или дела, благодаря которым могла пополнить свой кошелек. У нее, несомненно, должен быть какой-то план спасения Крэнстон-Хауса от продажи. Будучи владелицей большого поместья, Розалинда очень хотела узнать, как леди Блант планирует выжить.
– Ах, дорогая, как я рада вас видеть, – приветствовала Розалинду хозяйка дома с пыхтящей мальтийской болонкой на руках. – И господин Дрейк! Какой сюрприз! Вы приехали вместе? Как же это, что за новости?
– Никакой новости, – ответила Розалинда, прижимаясь щекой к пухлой щеке леди Блант. – Просто так удобнее, уверяю вас. Нам не захотелось утомлять восемь лошадей, когда достаточно и четырех.
– Чтобы побыстрее доставить нас на ваше радостное… торжество, – добавил Дрейк с низким поклоном. – Всегда к услугам, ваша милость.
В душе Розалинды что-то дрогнуло, ибо даже сейчас, после этой вызвавшей у нее раздражение поездки в карете, она не могла отрицать привлекательности Дрейка. От ее внимания не ускользнул и тот факт, что и леди Блант, порозовевшей даже сквозь толстый слой белил на лице, далеко не безразличен обезоруживающий блеск его дьявольски голубых глаз.
– Счастлива видеть вас на моем торжестве, господин Дрейк. – Она многозначительно взглянула на Розалинду, затем вновь перевела взгляд на Дрейка. – Честное слово, господин Дрейк, мне следует осудить вас, ведь вы развлекаете самую богатую невесту Лондона.
– Да, мужчины умирают ради встречи с ней, – весело сказал Дрейк. – Можете спросить покойного сеньора де Монтейла.
Розалинда гневно сверкнула глазами:
– Я увлечена Дрейком не больше, чем могла бы увлечься змеей, леди Блант. Представьте его леди Эшенби или любой другой вдове. Вы окажете девушкам Лондона огромную услугу, если будете держать его как можно дальше от их нежных и доверчивых сердец. А теперь прошу меня простить. Я должна найти дядю.
– Тедиеса? Он где-то здесь. Бегите, дорогая, и веселитесь.
– Я поищу на террасе, – учтиво склонив голову, Дрейк удалился.
– Если найдешь дядю Тедиеса, немедленно приведи его ко мне! – раздраженно бросила Розалинда ему вслед. Конечно, хорошо бы он не успел переговорить с Тедиесом наедине, но, в конце концов, не могла же она контролировать каждый его шаг!
– Надеюсь, нам еще представится возможность поговорить, леди Блант, а сейчас мне спешно нужно отыскать дядю. – Розалинда уже повернулась, чтобы уйти, но вдова схватила ее за руку пухлыми и на удивление цепкими пальцами.
– Розалинда, – прошипела леди Блант, забыв о хороших манерах, – прошу, скажите, зачем вернулся Мандрейк Ротвелл?
– Он полагает, что Торнбери-Хаус принадлежит ему, но он ошибается.
– Это единственная причина?
– Никакая другая причина мне и в голову не приходила. А вы что имеете в виду?
Твердо сжатые маленькие губы леди Блант смягчились, и она снова улыбнулась.
– О, ничего-ничего, дитя мое! Бегите и веселитесь. И если увидите моего сына, непременно поздоровайтесь с ним. Годфри всегда так тепло о вас отзывается.
Розалинда кивнула и заторопилась прочь: не дай Бог, хозяйка дома вновь задаст какой-нибудь каверзный вопрос. Интересно, на что она намекала? Что же еще могло вынудить Дрейка оставить успешную торговлю в Ост-Индии, если не огромное наследство?
Пробираясь сквозь толпу разодетых гостей, Розалинда двинулась прямо к парадному залу, откуда доносилась музыка. Наверное, Тедиес там – ведь он обожает танцевать.
Под веселую музыку флейт и лютен кружились танцующие пары: вот, подхватив своих партнерш, мужчины разом крикнули: «Поворот!» Все вокруг рассмеялись, ибо откуда ни возьмись появился арлекин в черно-белом трико.
Не найдя Тедиеса, Розалинда приблизилась к толпе. И только тут она как следует рассмотрела арлекина. Огромный, вздыбившийся член, похожий на рыбу, торчал у него между ног.
Она ахнула, но тут же закрыла рот. Не могла же она после собственного непристойного выступления выказать всем, какая она на самом деле трусиха, когда дело касается любовных утех.
– Прошу, дамочка, получить очередную порцию рыбки, – сказал арлекин блондинке в платье лавандового цвета. – Ты ведь любишь треску, признайся!
Дама смело повернулась к наглому шуту, и Розалинда увидела, что квадратный вырез платья едва ли не до талии обнажает гостью.
– Я не пробовала хорошей трески с прошлой пятницы, – заявила она с чувственным смешком и, к радости особенно похотливых мужчин, наклонилась так, что ее кринолин взлетел вверх, обнажив ягодицы.
– Осторожнее, миледи, это скользкая штучка! – отозвался арлекин и, прижавшись членом к ее юбкам, задышал часто и громко.
Мужчины покатились со смеху. Кое-кто из женщин отвернулся, а Розалинда побледнела, чувствуя, как ее прошиб холодный пот.
Что с ней такое? Она же и раньше видела подобные выходки. Да, она каждый раз отворачивалась, но ей никогда не было плохо. Что же изменилось сейчас? В душе ее вновь возникло то тревожное чувство, что она испытала в карете, какое-то загадочное ощущение, проникавшее до глубины души.
Сценка закончилась грубой пародией на тот апогей страсти, который переживают любовники: с преувеличенными криками, стонами и вздохами облегчения. Арлекин тотчас убежал шокировать других. Розалинда наконец перевела дыхание, наблюдая, как молодая дама оправляет платье, смеясь над собственной выходкой. Как она была весела, как непринужденна!
Розалинда ринулась сквозь толпу. Отвращение подогревало ее решимость найти Тедиеса. В зале его не оказалось, и она поспешила на галерею.
Внезапно в глубине ниши она заметила Франческу, страстно целующуюся с тем актером, с которым ее познакомили днем в театре. Жак… как его там. Его руки – чрезвычайно выразительные и сильные – зарылись в волосы Фрэнни. Губы флиртующих слились в бесконечном поцелуе.
«Я должна отвернуться, не надо смотреть», – решила Розалинда.
Но она не отвернулась. Слишком завораживающим был вид ее подруги, вдовы, которую так чувственно, так безоглядно целовал этот юноша «Но какой же все-таки я ребенок!» – подумала Розалинда. А чего она ожидала? Что желание Фрэнни быть любимой умрет вместе с ее браком? Или что за все годы жизни с престарелым мужем в ней ни разу не проснулась страсть? Вряд ли.
А дело было в том, что Розалинда просто никогда не думала о Фрэнни в этой связи. Да, кстати, и о себе тоже. Слишком долго она служила королеве, которая дорожила своей девственностью, в то время как окружение ее без зазрения совести предавалось разврату.
О, конечно, Розалинда мечтала. Просыпаясь, она вспоминала ночные грезы, которые заставляли ее желать чего-то такого, что она никогда не испытывала, чему и названия не знала. Теперь она поняла, что желала того, что сейчас доставляло наслаждение Франческе.
– Розалинда, это ты? – спросила Франческа, услышав шелест юбок подруги, пытавшейся поспешно скрыться.
Розалинда обернулась, а Фрэнни, без тени смущения, как можно было бы ожидать, мило улыбнулась:
– Я тебе нужна?
– Добрый вечер, мадемуазель. – Жак почтительно склонил голову перед Розалиндой.
– Добрый вечер, мсье. Фрэнни… Я искала Тедиеса. Ты его случайно не видела?
– Видела, когда приехала. Кажется, он выходил посмотреть фейерверк. Должно быть, он на реке. Что такое, Розалинда? Что-то случилось?
– Нет, ничего такого. – Розалинда грустно улыбнулась. – Прошу прощения за вторжение.
Она кинулась прочь, не обращая внимания на приветствия друзей. Она была в полной растерянности. Действительно ли она знает себя как женщину, которая способна распоряжаться своей судьбой? Уверена ли она в себе так, как королева Елизавета? Ведь даже Елизавета испытала и печаль, и утраты. Она правила железной рукой, без мужа, но и без детей, а сейчас осталась без молодости и красоты, которыми когда-то так дорожила и использовала с выгодой для себя. Как же одинока оказалась теперь королева! Именно поэтому она все еще не назвала преемника. Она знает, что никто не станет боготворить заходящее солнце, когда за ним встает новое, молодое и яркое.
Когда Розалинда наконец добралась до террасы, с баржи на Темзе вновь стали запускать фейерверк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32