– У меня есть еще одна книга того же автора. Тебе стоит прочесть ее, когда закончишь эту, – сказала мисс Блайд прежде, чем девушка ушла.
Присцилла привела в порядок свою комнату, хотя в ней уже успела убраться служанка, и аккуратно раскрыла постель, готовясь принять своего первого клиента, который должен был явиться ближе к вечеру. После этого она взяла книгу и вышивку и спустилась вниз, в общую комнату для девушек, собираясь почитать, если получится, или повышивать и поболтать с кем-то из девушек.
Ей хотелось бы снова выйти на улицу, пройтись по Сент-Джеймсскому парку и полюбоваться красками пробудившейся природы, но оказалось сложно найти девушку, готовую гулять в прохладную погоду, – было слишком ветрено и свежо. На утренней прогулке ее сопровождала Сэди, но потому только, что мисс Блайд приказала ей больше двигаться и следить за весом, если она рассчитывает остаться в заведении. Бедняжке Сэди запретили есть сладкое, делая исключение только для воскресных дней.
Устроившись в гостиной, Присцилла взялась за вышивку. В комнате была только Тереза. Она спала, откинув голову на спинку кресла и чуть приоткрыв рот.
Сейчас, с наступлением весны, Присцилла сильно скучала по деревне. И еще ей очень не хватало отца. И Бродерика. После того как умерла ее мать, когда ей самой было всего десять лет, они очень сблизились. Она ощущала тепло и доброту отца и брата и не спешила выходить замуж, хоть ей и сделали два вполне приемлемых предложения. Она хотела дождаться, когда полюбит, когда встретит кого-то, кто сравнится с ее отцом или братом.
Это время так и не наступило. Прошлой осенью отец запустил простуду, подхваченную на охоте, и умер от пневмонии через три недели. С последним вздохом он заверил ее, что Бродерик о ней позаботится. Все было обговорено уже очень давно. Бродерик в тот момент находился в Италии.
Его срочно вызвали домой. Но известие о смерти отца не успело до него дойти: он сам внезапно умер от брюшного тифа. И Бродерик, которому к моменту смерти исполнилось всего двадцать шесть лет (он был на четыре года старше сестры), не оставил завещания.
Все досталось кузену Присциллы – Освальду Уэн-туорту. Все. Даже те дорогие вещи самой Присциллы, которые хранились у ее отца. И Освальд, и его жена стали обращаться с ней даже хуже, чем со слугами. Айрин любила напоминать ей, что слуги хотя бы работают в обмен на содержание. Трудная, почти неразрешимая ситуация стала наконец невыносимой, когда Освальд и в самом деле начал обращаться с ней как с прислугой – вернее, как некоторые джентльмены ведут себя со своими служанками. Она обнаружила, что опасно находиться с ним наедине в комнате или встречаться в пустом коридоре. Он начал прикасаться к ней, целовать ее и шептать на ухо непристойности.
У нее оставался единственный выход – уехать. Она решила ехать в Лондон, чтобы присоединиться к своей бывшей гувернантке, с которой регулярно переписывалась. Она не сомневалась, что мисс Блайд даст ей место учительницы или помощницы в своем пансионе для благородных девиц либо воспользуется своими связями, чтобы найти Присцилле место в какой-нибудь другой школе.
Освальд, поддержанный Айрин, прямо заявил ей, что она может не рассчитывать, что ее снова примут дома. Она не должна ждать, что он и дальше станет ей помогать. Присцилла уехала.
Только когда она без предупреждения явилась к дверям мисс Блайд и была препровождена к ней в гостиную, она узнала, что «пансион», о котором говорилось в письмах ее бывшей гувернантки, на самом деле был борделем.
Тереза вдруг захрапела и, вздрогнув, проснулась.
– А, Присси! – сказала она, потягиваясь. – Опять занята? Ты все время чем-то занята.
Присцилла улыбнулась:
– Я так отдыхаю. Ты устала?
– Устала жить, – заявила Тереза. – Как тебе удается всегда казаться такой жизнерадостной? Иногда я думаю, что с тем же успехом я могла бы броситься в Темзу.
– Не надо этого делать! – горячо воскликнула Присцилла, подаваясь вперед и ветревоженно глядя на свою собеседницу. – Радуйся тому, что у тебя есть, Тереза. У нас хотя бы есть хороший дом и все, что нам необходимо. И мы знаем, что здесь нас не заставят заниматься тяжелым физическим трудом и не будут мучить. Мы знаем, что, когда больше не сможем работать, о нас позаботятся.
Тереза скорчила рожицу.
– Тебе нужен какой-то интерес, – добавила Присцилла, – что-то, чем бы ты заняла свои руки и мысли, чтобы не останавливать внимание на неприятном. Право, нам за многое надо быть благодарными. Почему бы тебе не научиться читать? Я ведь уже предлагала тебя научить. И по-прежнему готова.
Тереза поморщилась и встала.
– Я пойду и лягу, – сказала она, – и посплю, пока можно. Потом я буду занята.
Присцилла вспомнила, как чувствовала себя пойманной, лишенной всякого выбора. Но поначалу все было не так.
Она думала, что найдет работу. Она вполне способна стать учительницей, гувернанткой или компаньонкой какой-нибудь немолодой аристократки, или даже прислугой. Но в агентствах по трудоустройству ее не приняли: у нее не было рекомендаций. В Лондоне она знала одну только мисс Блайд – ее отец был человеком необщительным. На объявление, помещенное в газете, никто не откликнулся.
У Присциллы не было родственников, к которым она могла бы обратиться. Никого, хотя она отчаянно пыталась что-нибудь придумать. Помимо ее собственной семьи, был только Освальд. И потому пришел день, когда она вынуждена была написать Освальду и объявить о своем намерении вернуться домой. Она в панике думала, что, возможно, сумеет каким-то образом дать знак одному из тех джентльменов, которые делали ей предложение, что теперь она готова принять его руку.
Но ей не дали возможности даже попытаться. Ее письмо вернулось обратно с короткой припиской управляющего ее кузена, что мистер Уэнтуорт не признает за собой никаких обязательств в отношении бедных родственников.
У нее не было дома. Ей некуда было ехать. Не было работы, которая давала бы средства к существованию. И она почувствовала, как у нее на шее постепенно затягивается петля.
И тогда она приняла решение. Мисс Блайд пыталась возражать. Она всегда любила свою бывшую воспитанницу, и, несмотря на то что строго вела дела и порой была довольно сурова со своими девицами, сердце у нее было доброе. Но Присцилла знала, что, хотя ее и не прогонят, она не может пользоваться гостеприимством своей бывшей гувернантки неопределенно долгий срок. Значит, ей надо работать. Куда ей идти, если она решит уехать? – спросила Присцилла у расстроенной мисс Блайд. На улицу?
Мисс Блайд наконец сдалась – после того, как две ее девицы, выступавшие от лица остальных, попросили о частной беседе и выразили недовольство тем, что они работают, тогда как мисс Присцилла Уэнтуорт остается простой паразиткой.
– И они не совсем не правы, – сказала мисс Блайд, вызвав Присциллу к себе. – Боюсь, что тебе все же придется принимать непростое решение, милая. Ты должна будешь или уехать, или зарабатывать здесь так же, как это делают другие девушки.
– Я буду зарабатывать, – спокойно сказала Присцилла, чувствуя, как ее душит петля.
Панический ужас поставил ее на грань обморока, но она гордо подняла голову, сохраняя внешнее спокойствие, и даже сумела улыбнуться.
– Я никогда не восхищалась тобой так, как сейчас, моя милая, – сказала мисс Блайд, целуя ее в щеку.
А потом она решительно перешла к делу.
Присцилла прошла тщательное и непростое обучение, которое ожидало всех девиц, поступающих в заведение, за исключением занятий по правильной речи и манерам. Как и все другие девицы, она начинала работать постепенно, с испытательным сроком, и в течение первой недели принимала ежедневно всего по одному клиенту.
Она старалась не вспоминать об этой первой неделе.
Наконец Присцилла притерпелась к своему существованию, постаравшись приспособиться в меру своих сил. Она всегда была девушкой жизнерадостной и практичной. Она была занята всего три часа в день самое большее и научилась ценить этот факт. В течение этого времени она работала, применяя свои умения на практике и хорошо исполняя свое дело. Она гордилась тем, что умеет дарить наслаждение, за которое ее клиенты щедро платят. Она гордилась тем, что работает не меньше других девушек, хотя всем было известно, что она – любимица.
Присцилла была вполне осведомлена о том, какие преимущества дает статус любимицы мисс Блайд. Всех клиентов ей подбирали персонально. Она это знала. Она не без трепета слушала рассказы некоторых девиц, хотя, конечно, даже им не приходилось выносить унижения от одного и того же джентльмена более одного раза. Мисс Блайд содержала поистине очень строгий дом.
А когда Присцилла не работала, то старалась не думать о своей профессии и тех джентльменах, что регулярно приходили к ней, чтобы получить наслаждение. Она много читала и размышляла над прочитанным, и порой часами сидела у мисс Блайд, обсуждая с ней свои мысли. Она пыталась писать рассказы и стихи. Она вышивала, вязала и плела кружева. И она рисовала и играла на клавесине, который стоял в столовой в углу. Она старалась как можно чаще выходить на прогулки и наслаждалась теми природными красотами, которые можно было отыскать в парках Лондона.
Двадцать один час в сутки она была свободна. Присцилла отказывалась испытывать жалость к себе. Она сказала Терезе чистую правду. Ей действительно было за что благодарить судьбу.
Неожиданно и без всякой причины она вдруг подумала о своем новом клиенте, приходившем накануне вечером, которому, возможно, предстояло стать постоянным. Он определенно собирался прийти через три дня.
Сэр Джеральд Стейплтон. Единственный титулованный джентльмен, которого ей приходилось принимать. Он был баронетом. А еще он был самым молодым из посещавших ее джентльменов и самым приятным на вид. И он был единственным, кто потребовал, чтобы она лежала тихо и исполняла свои обязанности совершенно пассивно. Доставить ему наслаждение казалось ей удивительно легким делом.
Присцилла редко предавалась фантазиям во время работы. Это правило неоднократно подчеркивалось во время ее обучения. Работа была просто работой, бездумной демонстрацией определенных умений. Но с сэром Джеральдом Стейплтоном она немного нарушила это правило. Во время его визита она представила себе, что он ее муж, что они лежат на супружеской постели у них дома и что он хочет, чтобы у них появились дети.
По крайней мере она какое-то время воображала это – пока не поняла, насколько сильно нарушила правила. Ее учили – да она и сама поняла бы это, – что самодисциплина крайне необходима в ее деле, чтобы жизнь оставалась для нее терпимой.
Она неподвижно лежала, пока сэр Джеральд спал в ее объятиях остаток положенного ему часа, и намеренно на-поминала себе, что он незнакомец. Она не знала о нем абсолютно ничего, кроме, возможно, его предпочтений в постели. Он был просто джентльменом, который регулярно посещал бордель ради наслаждения, а она была шлюхой, которой поручили дать ему это наслаждение.
Присцилла сложила вышивку. Она открыла книгу и приготовилась войти в мир «Гордости и предубеждения». Да, в будущем надо будет избегать некоторых фантазий. Теперь, когда она обнаружила, что такие фантазии возможны (а ее предупреждали, что это так), ей необходимо следить за тем, чтобы подобное не повторялось.
В целом она надеялась, что в ближайшие дни сэр Джеральд Стейплтон передумает и все-таки вернется к Соне.
Глава 2
Сэр Джеральд Стейплтон считал себя рабом привычек, хотя иногда это казалось ему нелепым. Иногда ему хотелось быть свободным даже от своей собственной природы.
– Так, значит, ты тратишь у Кит целое состояние? – со смехом спросил Джеральда его друг, новоиспеченный граф Северн.
Они вдвоем сидели в кабинете графа в его городском особняке на Гросвенор-сквер, где его сиятельство поселился на неделю, чтобы заняться какими-то делами, связанными с его новым статусом. Он находился в глубоком трауре по поводу смерти своего предшественника и не появлялся в обществе.
Сэр Джеральд пожал плечами:
– Ее девицы – самые лучшие. В этом все сходятся.
– Но три раза в неделю, Джер? – Граф снова засмеялся. – Ты ведь сказал «три»?
Да, он действительно сказал «три». И когда эту цифру повторил его друг, она и в самом деле показалась чрезмерно большой. Раньше он ходил туда один раз. Потом, месяца два назад, он перешел на два визита. А в последние несколько недель это были три раза – и дни между ними начали идти невыносимо медленно.
– Ну… – проговорил он, хмурясь и глядя на остаток бренди в своей рюмке, – я давно поклялся, что никогда не буду заводить любовницу, Майлз. Она обязательно станет чересчур требовательной, а порывать отношения всегда дьявольски неловко. Проще просто ходить к Кит.
– Но три раза в неделю! – (Сэр Джеральд не без раздражения подумал, что его друг слишком много смеется.) – И каждый раз это одна и та же девица, Джер?
Сэр Джеральд уже жалел о том, что вообще рассказал о своей привязанности. Возможно, он и не сделал бы этого, если бы граф не спросил у него, как дела у Кит. Раньше они изредка ходили туда вместе.
– Присси, – ответил он. – Она мне подходит. Ведет себя так, как ее просят, и все такое.
– И как давно ты проторил тропу к ее постели? – спросил лорд Северн.
Джеральд с досадой отметил, что его лицо и голос по-прежнему насмешливо-веселые. Он снова пожал плечами:
– Не знаю. Кажется, с начала весны. Кажется, это было в марте. Помню, что в первый раз она говорила о весенних цветах.
– Два месяца. – Граф встал, взял у сэра Джеральда опустевшую рюмку и прошел к письменному столу, на который был водружен графин. – Мне надо будет познакомиться с этим чудом. Хороша собой, Джер? Горячая красотка? Но, наверное, я зря тебя спрашиваю, раз ты навещаешь ее три раза в неделю?
Сэр Джеральд еще сильнее пожалел о том, что завел этот разговор. Он начинал чувствовать непонятное раздражение, хоть и не мог бы объяснить, чем оно вызвано.
– Да, она хорошенькая, – сказал он. – Она мне подходит, Майлз.
– Ну, – проговорил граф, вручая другу вновь наполненную рюмку, – насколько я знаю, все девицы Кит хорошо обучены удовлетворять потребности мужчин. Дьявольщина, Джер, у меня уже целый век не было ни одной женщины. То, что я теперь граф и ношу траур, ужасно ограничивает мою свободу, мягко говоря. А моя мать и сестры твердят о моих обязанностях перед человечеством, а тем более перед графским титулом. Я сильно подозреваю, что мне придется отправиться на рынок невест, как только я сниму этот траур. Я завидую тебе из-за Кит и твоей Присси.
Разговор перешел на другие темы.
Однако когда сэр Джеральд возвращался домой в конце этого вечера, он задумался над тем, что посещает эту девицу уже два месяца, причем гораздо чаще, чем посещал других. Но Присси так ему подходила! Она не прибегала ни к каким из этих постельных уловок. Она привлекала его другим – тем, как приветствовала его каждый раз. Она встречала его так, словно он был единственным мужчиной в ее жизни, который был ей дорог. Присси излучала тепло, заставляя его забывать о том, что она всего лишь шлюха, занимающаяся своим ремеслом, – даже когда его разум прекрасно помнил, что ничем иным это быть не могло.
Конечно, он и не хотел бы, чтобы это было чем-то иным. Ему не нужны были никакие обязательства и связи, совершенно не нужны. Он посещал Присси так часто просто потому, что она была хороша в постели. Вот и все. Она была единственной женщиной из всех, которых он знал, кто делал именно то, что он хотел. Все ее предшественницы, похоже, не верили в то, что его вкусы в постели настолько просты.
Присси же хорошо знала, как доставить ему наслаждение, и делала именно то, что ему было нужно. По правде говоря, она делала это настолько хорошо, что он стал посещать ее чересчур часто. Надо будет как-нибудь зайти к Кит и потребовать другую девицу. Или ему не следует приходить туда несколько недель. Может, стоит попробовать какое-нибудь другое заведение.
Возможно, ему вообще следует попытаться какое-то время воздерживаться. Вот только, несмотря на весь его страх перед обязательствами, мысль об этом его ничуть не привлекала. Он нуждался в большей близости к другому человеческому существу, чем та близость, какую дает общество его приятелей-мужчин. А это могло означать только бездумное совокупление с какой-нибудь профессионалкой.
На следующий вечер у него был назначен визит к Присси. Он к ней пойдет, а потом заглянет к Кит, чтобы договориться о встрече с кем-то еще, или пока вообще прекратит эти посещения.
Если он этого не сделает, то будет чувствовать себя обязанным ходить к Присси бесконечно долго, а она сама и Кит будут уверены в том, что он приходит только ради нее. Он порвал с Соней через три месяца. И теперь он намерен порвать с Присси через два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24