Чем-то он напомнил ей Гарета, хотя она никогда не разделяла страсть Гарета так, как страсть Перри в эту ночь. Грейс вздрогнула.
— Леди Лейла Уолш говорила вчера вечером, будто ходят слухи, что принц-регент посетит бал у герцогини Ньюкасл на следующей неделе, — сообщила Присцилла. — Как вы думаете, это правда? Я просто умру от восторга, если это так!
Глава 9
Следующие недели прошли на удивление спокойно. Перигрин и Грейс понимали, что медовый период их брака завершился и предстоит совсем иной — трудный и, возможно, губительный. Оба отвергали перемены и отчаянно цеплялись за искреннюю привязанность, к которой привыкли за год с лишним.
Они вместе были в опере. Любовались в парке великолепным маршем военных, слушали пасхальные службы в соборе Святого Павла, посетили художественные выставки, присутствовали не только на многолюдных балах и раутах, но и на куда более скромных приемах.
Супруги участвовали во многих блестящих увеселениях, но оба понимали, что это время в их жизни надолго не затянется. Они не говорили друг с другом о своих сокровенных желаниях, но каждый хотел уехать домой, прочь из Лондона, прочь от всех тех сил, которые словно бы составляли зловещий заговор против их счастья.
Они не раз встречали лорда Сандерсфорда, но Грейс ухитрялась не оставаться с Гаретом наедине. Так, в опере отклонила его предложение выйти с ним в антракте подышать свежим воздухом, хотя виконт взглядом попросил разрешения у Перигрина и получил в ответ молчаливое согласие. Весь спектакль Грейс сидела рядом с Перри, но руки их не соприкасались, разговор в антракте не клеился, и оба были подавлены, в то время как Мартин и Этель, Присцилла и мистер Джонсон непрерывно обменивались оживленными репликами.
Однажды утром они заехали на Кавендиш-сквер и нашли Присциллу в состоянии бурной радости и в то же время отчаяния. Четыре юные леди и три юных джентльмена договорились вместе посетить ботанический сад Кью-Гарденз во второй половине дня.
— Но Люсинда говорит, что не поедет, потому что у нее нет кавалера, — жаловалась Присцилла. — Я ей твердила, что мистер Джонсон с восторгом предложит ей свою свободную руку, что неравное количество людей ничего не значит.
— Однако, Присцилла, представь себе, как бы ты себя чувствовала, если бы тебя некому было сопровождать, — сказала дочери Этель.
— Я бы умерла! — заявила Присцилла. Перигрин расхохотался.
— Если мисс Стеббинс, в свою очередь, не скончается от ужаса при мысли о том, что ее будет сопровождать твой старый женатый дядюшка, дорогая Присцилла, то я готов пополнить компанию до нужного количества лиц мужского пола. Ты не против, Грейс? Кажется, у нас нет особых планов на вторую половину дня.
Грейс одобрила такое решение. Это было вполне в духе Перри — с полной сердечностью предложить свою помощь и выручить бедную девочку. Перри вернулся домой довольно поздно и сразу прошел в гостиную, где Грейс сидела за вышиванием. Рухнул в удобное кресло и заявил, что должен немедленно рассказать все. Ему кажется, что он приобрел смертельного врага в лице мистера Фрэнсиса Хартвелла, который был вынужден все время занимать мисс Стеббинс, поскольку леди Лейла Уолш предъявила права на него, Перигрина.
Он весело смеялся, рассказывая о происшествии, а потом спросил:
— Не думаешь ли ты, Грейс, что мне придется по случаю вызова на дуэль мерзнуть в предрассветный час на какой-нибудь заиндевелой пустоши? Мне такая перспектива кажется чертовски непривлекательной.
— Я не думаю, Перри, что в это время года можно отыскать заиндевелую пустошь даже на рассвете, так что ты в безопасности.
— Хвала небесам за трезвый разум супруги! — воскликнул он и снова рассмеялся. — А, я вижу, ты закончила вышивать эту цветущую веточку. Мне следовало бы остаться дома и посмотреть, как ты работаешь. Какая жалость! Кью-Гарденз и в сравнение не идет с этой прелестью.
— Глупости, — произнесла Грейс, но тем не менее повернула ткань таким образом, чтобы Перри лучше было видно.
И все же Грейс чувствовала некоторое беспокойство. Не ревность, вовсе нет. Она не испытывала ревности к молодой и полной жизни леди Лейле, ни в чем не подозревала и не обвиняла мужа. Просто ей казалось, что общество леди Лейлы и остальных молодых людей более естественно для Перри, чем общество жены. Может, он тоже понимает это? Или поймет позже?
Их собственный парадный обед и вечерний прием были назначены за неделю до того, как они должны были провести два дня в загородном имении лорда Сандерсфорда. Супруги не могли не пригласить его к себе; это означало бы, что каждый из них признает в глубине души возможность взрыва, равно нежелательного для обоих. Пригласили также и всех близких из двух семей, в том числе матушку Перри, его тетушку и кузена, которые приехали из Шотландии, а также кое-кого из молодежи, чтобы было веселее.
Грейс немного побаивалась встречи со свекровью, но когда они нанесли ей визит на Чарлз-стрит накануне своего званого обеда, то были приняты в высшей степени благожелательно. Мать Перигрина подставила ему щеку для поцелуя, а потом обняла. Она протянула Грейс обе руки, окинула ее внимательным взглядом с головы до ног, заявила, что она прекрасно выглядит, и обняла ее. Перри весело подмигнул Грейс через голову матери.
Тетушка Перигрина миссис Кэмпбелл приветствовала Грейс любезно и сердечно; она не преминула рассказать, что до сих пор не простила Перри его ужасный поступок: он так безжалостно передразнивал шотландский выговор ее покойного мужа, что лакей, подававший на стол, разразился смехом, опрокинул на скатерть супницу и едва не был уволен.
— Я протестую, тетя, — возразил Перигрин. — Мне в ту пору было не больше четырнадцати, и, как выразился покойный дядя, “эта-ат мальчишка еще не-е научился, па-нимаете ли, хорошим манэрам”.
Он перехватил руку тетушки на пути к своему уху, обнял милую старую даму за талию и влепил ей в щеку смачный поцелуй.
— Грейс, дорогая, я просто не могу представить, как вы его терпите! — воскликнула миссис Кэмпбелл.
Все засмеялись, и Грейс была принята в семейный круг.
Во время долгого обеда на следующий день она продолжала удерживать в себе теплое чувство принадлежности к этой дружной семье. Она смотрела на противоположный конец длинного стола, где сидел Перигрин с матерью по правую руку и Этель — по левую, и снова и снова думала о том, как чудесно быть замужней женщиной с определенным положением в обществе. И снова дивилась тому, как могла прожить столько лет у Пола в роли безропотной служанки.
Внезапно Грейс поймала насмешливый взгляд Гарета, сидевшего наискосок, и поняла, что ей не удастся избежать общения с ним. Пробежавший по спине холодок страха вынудил отказаться от любимого десерта и смешаться в разговоре с мистером Стеббинсом, сидевшим рядом с ней.
Предполагалось, что молодежь захочет потанцевать, но никто не выразил подобного желания. Некоторое время они развлекались тем, что играли на фортепиано и пели, а потом разделились на две команды и принялись за веселые шарады. Перигрина тоже втянули в игру. Он настолько преуспел в разгадывании шарад, что противоположная команда громогласно обвинила его в мошенничестве.
Грейс сидела за чайным столиком, разговаривая с леди Эмберли и свекровью, пока обе дамы, услышав особенно громкий взрыв хохота в другом конце гостиной, не встали и не направились туда узнать, что произошло. Грейс ничуть не удивилась, когда лорд Сандерсфорд немедленно занял их место.
— В этом положении есть нечто странное, Грейс, — заговорил он. — Большая часть ваших гостей развлекается с неуемным усердием, а ты сидишь возле чайника как истинная любительница домашнего уюта. Грейс, которую я знал, была бы центром этого веселья.
— Грейс, которую ты знал, была моложе, Гарет. Будет весьма странно, если матрона в моем возрасте шумно начнет резвиться в кругу самых молодых.
— Но твой муж принимает в этом участие. Грейс ничего не ответила и принялась поаккуратнее расставлять чашки на подносе.
— Я мог бы прибегнуть к насилию, Грейс, только бы вывести тебя из твоего оцепенения.
— Ты крайне далек от реальности, считая, что я такая же, как пятнадцать лет назад. Тогда мне было чуть за двадцать. Теперь уже недалеко до сорока. Я не могу оставаться вечно юной.
— Чепуха! — вспыхнул Гарет. — При чем здесь возраст? Тогда ты была живой. Теперь ты полумертвая. Ты упорно избегаешь меня, Грейс. Ты боишься меня?
— Разумеется, нет, — ответила она, поспешно отводя взгляд. — Но ты не вправе ожидать, чтобы я искала встреч с тобой. Я замужем.
Сандерсфорд крепко стиснул зубы и после мучительной паузы процедил:
— Я могу кончить убийством. Посмотри на него, Грейс. Посмотри на мужчину, по отношению к которому ты так стараешься быть лояльной. Он мальчишка. Беспечный, веселый, пустоголовый. Могу тебя поздравить только с тем, что он красивый мальчишка, И ты называешь его своим мужем? Я не в состоянии примириться с этим и обязан предупредить тебя, что мое терпение на исходе. И не говори, что ты испытываешь по отношению к нему какие-то чувства, разве что благодарность. Он выручил тебя после смерти Пола, но я уверен, если бы ты знала, что я овдовел и вернулся домой, то приехала бы ко мне.
Молчание Грейс было непробиваемым.
— Он посетил на прошлой неделе Кью-Гарденз с леди Лейлой Уолш. Ты об этом знала? Перри не забыл упомянуть об этом? О нет, разумеется, не вдвоем с ней, при сем присутствовали и другие молодые леди и джентльмены. Для респектабельности. Но твой муж поехал туда ради нее, и только ради нее. Тебе не известно, что Лейла намерена завладеть им и что Перри вовсе не против? Если это уже не совершившийся факт. Ты слепа или просто не желаешь ничего замечать?
— А ты надеешься овладеть мною, Гарет? — с нескрываемой злостью спросила Грейс. — И полагаешь, что я положительно отнесусь к таким намерениям?
— Нет, на твой второй вопрос я отвечаю отрицательно. Ты трусиха, Грейс. Ты боишься заглянуть в глубины своего сердца и поступить в соответствии с тем, что ты там обнаружишь. Ты боишься скандала? Боишься, что твой Перигрин с тобой разведется? Смею тебя заверить, это маловероятно. Он будет рад предоставить тебе возможность идти своим путем, а сам пойдет своим. И меня лично не слишком беспокоит, сможем мы вступить в законный брак или нет, когда ты придешь ко мне. Мы принадлежим друг другу. Мы будем в полном смысле мужем и женой.
— Да, я уже знаю, что ты не придаешь особого значения браку, Гарет.
Он рассмеялся и хотел взять ее за руку, но Грейс не позволила ему этого, ухватившись за спасительный чайник. Да, она опасалась Гарета, как опасалась всегда его широких плеч и рук с длинными и сильными пальцами, его подчеркнуто мужественного лица. Опасалась и была испугана. Грейс чувствовала его обволакивающую силу, но не могла разобраться в природе этой силы. Любит ли она его до сих пор? Или ненавидит? Боится ли она его? Или боится самой себя?
— Иногда, — продолжал виконт, — я с большой радостью замечаю в тебе черты прежней Грейс. В твоих последних словах, дорогая, прозвучал настоящий гнев. Ты до сих пор сердишься за то, что я тебя бросил, правда?
— Мой сын прожил всю свою короткую жизнь без отца.
— Да, это так, но я не повинен в его преждевременной смерти.
— И он прожил эту жизнь как незаконнорожденный ублюдок.
— Я убежден, члены твоей семьи слишком хорошо воспитаны для того, чтобы употреблять эти слова в его присутствии.
— Но они употребляли их при мне. — Грейс уже с трудом сохраняла спокойствие. — И произносили их после его смерти мне в утешение. Им казалось, что я должна чувствовать облегчение при мысли о том, что Джереми не станет взрослым и не узнает о своем несчастье.
— Продолжай, — произнес Гарет, на сей раз уже мрачным тоном. — Это необходимо высказать, прежде чем мы с тобой придем к какому-то решению. Мы даже можем поссориться. Но ты права, я хочу владеть тобой, Грейс. А ты хочешь меня. В основе твоего гнева лежит любовь, твоя любовь ко мне. Продолжай. Говори еще.
— Они ставили клеймо не на том, на ком следовало, — сказала Грейс. — На самом деле ублюдком был его отец. Он и есть ублюдок. Ты снова пытаешься искалечить мою жизнь, Гарет. Я была счастлива больше года. Счастлива! Но ты должен убить и это счастье. Я ненавижу тебя сейчас так же, как ненавидела все эти годы.
— Это уже лучше, — усмехнулся он. — Мы приближаемся к правде. Еще не дошли до нее, но идем по верному пути. Говори дальше.
— Нет! — Грейс подняла чайник слегка дрожащими руками и налила чаю в свою пустую чашку. — Не выйдет, Гарет. На этот раз я не забуду об окружающих, как это случилось на балу. Нет. — Она перевела дыхание. — Расскажи мне об имении твоей покойной жены, об имении, в которое ты пригласил нас на следующей неделе. Оно большое?
— Достаточно большое, чтобы нам было где уединиться, Грейс. Мы продолжим дискуссию там и, возможно, закончим ее. Мы выпустим на свободу все, что терзало твою душу долгие годы. У тебя будет шанс отдубасить меня кулаками или исцарапать, если ты пожелаешь. Но я не упущу момент. Я тебе это обещаю. Скажите, леди Лэмпмен, вы хотели бы еще что-нибудь узнать о моей собственности?
— Нет, благодарю вас, милорд. Вы дали очень точное описание.
Грейс встретила взгляд Перигрина и даже не попыталась спрятать свою боль. Она теперь знала, что тоска и тревога не уйдут и нельзя ожидать от Перри, что он избавит ее от этой боли.
* * *
Особняк лорда Сандерсфорда в Хаммерсмите выходил фасадом на реку и был так красив, что, как удивлялась Этель, даже странно, почему его лордство не живет здесь постоянно. Однако в ответ виконт улыбнулся и заметил, что настоящий дом должен занимать место в сердце, войти в плоть и кровь и вовсе не обязательно, чтобы он отличался какой-то особенной красотой.
Часть гостей из Лондона приглашена была провести здесь ночь, в их числе Этель, Мартин и Присцилла, семейство Стеббинсов и два кузена покойной жены виконта. И разумеется, Лэмпмены.
Перигрин, так же как и Грейс, знал, чего ради они здесь, и понимал, что эти два дня за городом в какой-то мере знаменуют кризис их семейных отношений. Он понял это, когда было получено приглашение, вероятно, понимал и раньше, но совершенно ясно увидел в своем доме неделю назад. Он ожидал тогда, что Сандерсфорд найдет возможность поговорить с его женой наедине. Ожидал увидеть на их лицах то же напряженное выражение, которое заметил на балу. Ожидал также, что Грейс после этого не будет счастлива, что почувствует себя виноватой и неуверенной.
Кризис приближался. Разумеется, его можно предотвратить, если Перигрин заявит права мужа и воспользуется теми способами, которые есть у него в распоряжении при подобном решении проблемы. Например, мог бы увезти жену домой. Выход самый простой. Или мог сообщить Грейс, что ему известна суть дела, и запретить ей разговаривать с виконтом наедине. Грейс подчинилась бы мужу. И наверное, была бы рада сбросить с себя всю тяжесть создавшегося положения.
Однако ни то ни другое Перри не устраивало. Он мог выбрать лишь тот путь, который, как правило, несвойствен мужчинам: вести себя спокойно, предоставив жене свободу самой определить свою судьбу. Видимо, именно за ту неделю, когда Перигрин чувствовал себя невероятно несчастным, он и осознал полностью, какие чувства питает к Грейс. И в то же время понял до конца природу любви. Природу поистине пугающую. Потому что любовь ничего не может требовать только для себя. Она может лишь отдавать, она полностью открыта, она беззащитна перед болью, пустотой и отверженностью.
И Перигрин повез свою жену на прием к Сандерсфорду, словно не замечая бледности ее лица и того, что глаза ее оставались потухшими всю дорогу, которую они проделали в карете вместе с Присциллой и Люсиндой Стеббинс.
В Хаммерсмите он предоставил Грейс возможность оставаться с ним рядом, ни единым словом или жестом не понуждая ее к этому. Он позволил жене держать себя под руку все то время, пока они в сопровождении хозяина осматривали дом, прекрасно понимая, что этот самый хозяин слишком опытен для того, чтобы допустить подобное положение вещей на весь остаток дня и следующее утро.
Они задержались в галерее, которая выходила окнами на реку, и настолько увлеклись редкостным собранием китайского фарфора, что даже не обратили внимания на великолепный вид из окон, вызвавший восторженные восклицания гостей. В музыкальном салоне их привели в восхищение разнообразные музыкальные инструменты, собранные тещей лорда.
— Как хорошо, что у нас нет подобных вещей, Перри, — сказала Грейс, — иначе я, чего доброго, извела бы половину твоего состояния на музыкальные уроки, чтобы научиться играть на всех инструментах.
— А я истратил бы вторую половину, чтобы тоже научиться играть на них, — ответил на это Перигрин. — И тогда, лишившись состояния, мы с тобой вынуждены были бы зарабатывать на хлеб своим музыкальным искусством, бродя по дорогам, как менестрели в старину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Леди Лейла Уолш говорила вчера вечером, будто ходят слухи, что принц-регент посетит бал у герцогини Ньюкасл на следующей неделе, — сообщила Присцилла. — Как вы думаете, это правда? Я просто умру от восторга, если это так!
Глава 9
Следующие недели прошли на удивление спокойно. Перигрин и Грейс понимали, что медовый период их брака завершился и предстоит совсем иной — трудный и, возможно, губительный. Оба отвергали перемены и отчаянно цеплялись за искреннюю привязанность, к которой привыкли за год с лишним.
Они вместе были в опере. Любовались в парке великолепным маршем военных, слушали пасхальные службы в соборе Святого Павла, посетили художественные выставки, присутствовали не только на многолюдных балах и раутах, но и на куда более скромных приемах.
Супруги участвовали во многих блестящих увеселениях, но оба понимали, что это время в их жизни надолго не затянется. Они не говорили друг с другом о своих сокровенных желаниях, но каждый хотел уехать домой, прочь из Лондона, прочь от всех тех сил, которые словно бы составляли зловещий заговор против их счастья.
Они не раз встречали лорда Сандерсфорда, но Грейс ухитрялась не оставаться с Гаретом наедине. Так, в опере отклонила его предложение выйти с ним в антракте подышать свежим воздухом, хотя виконт взглядом попросил разрешения у Перигрина и получил в ответ молчаливое согласие. Весь спектакль Грейс сидела рядом с Перри, но руки их не соприкасались, разговор в антракте не клеился, и оба были подавлены, в то время как Мартин и Этель, Присцилла и мистер Джонсон непрерывно обменивались оживленными репликами.
Однажды утром они заехали на Кавендиш-сквер и нашли Присциллу в состоянии бурной радости и в то же время отчаяния. Четыре юные леди и три юных джентльмена договорились вместе посетить ботанический сад Кью-Гарденз во второй половине дня.
— Но Люсинда говорит, что не поедет, потому что у нее нет кавалера, — жаловалась Присцилла. — Я ей твердила, что мистер Джонсон с восторгом предложит ей свою свободную руку, что неравное количество людей ничего не значит.
— Однако, Присцилла, представь себе, как бы ты себя чувствовала, если бы тебя некому было сопровождать, — сказала дочери Этель.
— Я бы умерла! — заявила Присцилла. Перигрин расхохотался.
— Если мисс Стеббинс, в свою очередь, не скончается от ужаса при мысли о том, что ее будет сопровождать твой старый женатый дядюшка, дорогая Присцилла, то я готов пополнить компанию до нужного количества лиц мужского пола. Ты не против, Грейс? Кажется, у нас нет особых планов на вторую половину дня.
Грейс одобрила такое решение. Это было вполне в духе Перри — с полной сердечностью предложить свою помощь и выручить бедную девочку. Перри вернулся домой довольно поздно и сразу прошел в гостиную, где Грейс сидела за вышиванием. Рухнул в удобное кресло и заявил, что должен немедленно рассказать все. Ему кажется, что он приобрел смертельного врага в лице мистера Фрэнсиса Хартвелла, который был вынужден все время занимать мисс Стеббинс, поскольку леди Лейла Уолш предъявила права на него, Перигрина.
Он весело смеялся, рассказывая о происшествии, а потом спросил:
— Не думаешь ли ты, Грейс, что мне придется по случаю вызова на дуэль мерзнуть в предрассветный час на какой-нибудь заиндевелой пустоши? Мне такая перспектива кажется чертовски непривлекательной.
— Я не думаю, Перри, что в это время года можно отыскать заиндевелую пустошь даже на рассвете, так что ты в безопасности.
— Хвала небесам за трезвый разум супруги! — воскликнул он и снова рассмеялся. — А, я вижу, ты закончила вышивать эту цветущую веточку. Мне следовало бы остаться дома и посмотреть, как ты работаешь. Какая жалость! Кью-Гарденз и в сравнение не идет с этой прелестью.
— Глупости, — произнесла Грейс, но тем не менее повернула ткань таким образом, чтобы Перри лучше было видно.
И все же Грейс чувствовала некоторое беспокойство. Не ревность, вовсе нет. Она не испытывала ревности к молодой и полной жизни леди Лейле, ни в чем не подозревала и не обвиняла мужа. Просто ей казалось, что общество леди Лейлы и остальных молодых людей более естественно для Перри, чем общество жены. Может, он тоже понимает это? Или поймет позже?
Их собственный парадный обед и вечерний прием были назначены за неделю до того, как они должны были провести два дня в загородном имении лорда Сандерсфорда. Супруги не могли не пригласить его к себе; это означало бы, что каждый из них признает в глубине души возможность взрыва, равно нежелательного для обоих. Пригласили также и всех близких из двух семей, в том числе матушку Перри, его тетушку и кузена, которые приехали из Шотландии, а также кое-кого из молодежи, чтобы было веселее.
Грейс немного побаивалась встречи со свекровью, но когда они нанесли ей визит на Чарлз-стрит накануне своего званого обеда, то были приняты в высшей степени благожелательно. Мать Перигрина подставила ему щеку для поцелуя, а потом обняла. Она протянула Грейс обе руки, окинула ее внимательным взглядом с головы до ног, заявила, что она прекрасно выглядит, и обняла ее. Перри весело подмигнул Грейс через голову матери.
Тетушка Перигрина миссис Кэмпбелл приветствовала Грейс любезно и сердечно; она не преминула рассказать, что до сих пор не простила Перри его ужасный поступок: он так безжалостно передразнивал шотландский выговор ее покойного мужа, что лакей, подававший на стол, разразился смехом, опрокинул на скатерть супницу и едва не был уволен.
— Я протестую, тетя, — возразил Перигрин. — Мне в ту пору было не больше четырнадцати, и, как выразился покойный дядя, “эта-ат мальчишка еще не-е научился, па-нимаете ли, хорошим манэрам”.
Он перехватил руку тетушки на пути к своему уху, обнял милую старую даму за талию и влепил ей в щеку смачный поцелуй.
— Грейс, дорогая, я просто не могу представить, как вы его терпите! — воскликнула миссис Кэмпбелл.
Все засмеялись, и Грейс была принята в семейный круг.
Во время долгого обеда на следующий день она продолжала удерживать в себе теплое чувство принадлежности к этой дружной семье. Она смотрела на противоположный конец длинного стола, где сидел Перигрин с матерью по правую руку и Этель — по левую, и снова и снова думала о том, как чудесно быть замужней женщиной с определенным положением в обществе. И снова дивилась тому, как могла прожить столько лет у Пола в роли безропотной служанки.
Внезапно Грейс поймала насмешливый взгляд Гарета, сидевшего наискосок, и поняла, что ей не удастся избежать общения с ним. Пробежавший по спине холодок страха вынудил отказаться от любимого десерта и смешаться в разговоре с мистером Стеббинсом, сидевшим рядом с ней.
Предполагалось, что молодежь захочет потанцевать, но никто не выразил подобного желания. Некоторое время они развлекались тем, что играли на фортепиано и пели, а потом разделились на две команды и принялись за веселые шарады. Перигрина тоже втянули в игру. Он настолько преуспел в разгадывании шарад, что противоположная команда громогласно обвинила его в мошенничестве.
Грейс сидела за чайным столиком, разговаривая с леди Эмберли и свекровью, пока обе дамы, услышав особенно громкий взрыв хохота в другом конце гостиной, не встали и не направились туда узнать, что произошло. Грейс ничуть не удивилась, когда лорд Сандерсфорд немедленно занял их место.
— В этом положении есть нечто странное, Грейс, — заговорил он. — Большая часть ваших гостей развлекается с неуемным усердием, а ты сидишь возле чайника как истинная любительница домашнего уюта. Грейс, которую я знал, была бы центром этого веселья.
— Грейс, которую ты знал, была моложе, Гарет. Будет весьма странно, если матрона в моем возрасте шумно начнет резвиться в кругу самых молодых.
— Но твой муж принимает в этом участие. Грейс ничего не ответила и принялась поаккуратнее расставлять чашки на подносе.
— Я мог бы прибегнуть к насилию, Грейс, только бы вывести тебя из твоего оцепенения.
— Ты крайне далек от реальности, считая, что я такая же, как пятнадцать лет назад. Тогда мне было чуть за двадцать. Теперь уже недалеко до сорока. Я не могу оставаться вечно юной.
— Чепуха! — вспыхнул Гарет. — При чем здесь возраст? Тогда ты была живой. Теперь ты полумертвая. Ты упорно избегаешь меня, Грейс. Ты боишься меня?
— Разумеется, нет, — ответила она, поспешно отводя взгляд. — Но ты не вправе ожидать, чтобы я искала встреч с тобой. Я замужем.
Сандерсфорд крепко стиснул зубы и после мучительной паузы процедил:
— Я могу кончить убийством. Посмотри на него, Грейс. Посмотри на мужчину, по отношению к которому ты так стараешься быть лояльной. Он мальчишка. Беспечный, веселый, пустоголовый. Могу тебя поздравить только с тем, что он красивый мальчишка, И ты называешь его своим мужем? Я не в состоянии примириться с этим и обязан предупредить тебя, что мое терпение на исходе. И не говори, что ты испытываешь по отношению к нему какие-то чувства, разве что благодарность. Он выручил тебя после смерти Пола, но я уверен, если бы ты знала, что я овдовел и вернулся домой, то приехала бы ко мне.
Молчание Грейс было непробиваемым.
— Он посетил на прошлой неделе Кью-Гарденз с леди Лейлой Уолш. Ты об этом знала? Перри не забыл упомянуть об этом? О нет, разумеется, не вдвоем с ней, при сем присутствовали и другие молодые леди и джентльмены. Для респектабельности. Но твой муж поехал туда ради нее, и только ради нее. Тебе не известно, что Лейла намерена завладеть им и что Перри вовсе не против? Если это уже не совершившийся факт. Ты слепа или просто не желаешь ничего замечать?
— А ты надеешься овладеть мною, Гарет? — с нескрываемой злостью спросила Грейс. — И полагаешь, что я положительно отнесусь к таким намерениям?
— Нет, на твой второй вопрос я отвечаю отрицательно. Ты трусиха, Грейс. Ты боишься заглянуть в глубины своего сердца и поступить в соответствии с тем, что ты там обнаружишь. Ты боишься скандала? Боишься, что твой Перигрин с тобой разведется? Смею тебя заверить, это маловероятно. Он будет рад предоставить тебе возможность идти своим путем, а сам пойдет своим. И меня лично не слишком беспокоит, сможем мы вступить в законный брак или нет, когда ты придешь ко мне. Мы принадлежим друг другу. Мы будем в полном смысле мужем и женой.
— Да, я уже знаю, что ты не придаешь особого значения браку, Гарет.
Он рассмеялся и хотел взять ее за руку, но Грейс не позволила ему этого, ухватившись за спасительный чайник. Да, она опасалась Гарета, как опасалась всегда его широких плеч и рук с длинными и сильными пальцами, его подчеркнуто мужественного лица. Опасалась и была испугана. Грейс чувствовала его обволакивающую силу, но не могла разобраться в природе этой силы. Любит ли она его до сих пор? Или ненавидит? Боится ли она его? Или боится самой себя?
— Иногда, — продолжал виконт, — я с большой радостью замечаю в тебе черты прежней Грейс. В твоих последних словах, дорогая, прозвучал настоящий гнев. Ты до сих пор сердишься за то, что я тебя бросил, правда?
— Мой сын прожил всю свою короткую жизнь без отца.
— Да, это так, но я не повинен в его преждевременной смерти.
— И он прожил эту жизнь как незаконнорожденный ублюдок.
— Я убежден, члены твоей семьи слишком хорошо воспитаны для того, чтобы употреблять эти слова в его присутствии.
— Но они употребляли их при мне. — Грейс уже с трудом сохраняла спокойствие. — И произносили их после его смерти мне в утешение. Им казалось, что я должна чувствовать облегчение при мысли о том, что Джереми не станет взрослым и не узнает о своем несчастье.
— Продолжай, — произнес Гарет, на сей раз уже мрачным тоном. — Это необходимо высказать, прежде чем мы с тобой придем к какому-то решению. Мы даже можем поссориться. Но ты права, я хочу владеть тобой, Грейс. А ты хочешь меня. В основе твоего гнева лежит любовь, твоя любовь ко мне. Продолжай. Говори еще.
— Они ставили клеймо не на том, на ком следовало, — сказала Грейс. — На самом деле ублюдком был его отец. Он и есть ублюдок. Ты снова пытаешься искалечить мою жизнь, Гарет. Я была счастлива больше года. Счастлива! Но ты должен убить и это счастье. Я ненавижу тебя сейчас так же, как ненавидела все эти годы.
— Это уже лучше, — усмехнулся он. — Мы приближаемся к правде. Еще не дошли до нее, но идем по верному пути. Говори дальше.
— Нет! — Грейс подняла чайник слегка дрожащими руками и налила чаю в свою пустую чашку. — Не выйдет, Гарет. На этот раз я не забуду об окружающих, как это случилось на балу. Нет. — Она перевела дыхание. — Расскажи мне об имении твоей покойной жены, об имении, в которое ты пригласил нас на следующей неделе. Оно большое?
— Достаточно большое, чтобы нам было где уединиться, Грейс. Мы продолжим дискуссию там и, возможно, закончим ее. Мы выпустим на свободу все, что терзало твою душу долгие годы. У тебя будет шанс отдубасить меня кулаками или исцарапать, если ты пожелаешь. Но я не упущу момент. Я тебе это обещаю. Скажите, леди Лэмпмен, вы хотели бы еще что-нибудь узнать о моей собственности?
— Нет, благодарю вас, милорд. Вы дали очень точное описание.
Грейс встретила взгляд Перигрина и даже не попыталась спрятать свою боль. Она теперь знала, что тоска и тревога не уйдут и нельзя ожидать от Перри, что он избавит ее от этой боли.
* * *
Особняк лорда Сандерсфорда в Хаммерсмите выходил фасадом на реку и был так красив, что, как удивлялась Этель, даже странно, почему его лордство не живет здесь постоянно. Однако в ответ виконт улыбнулся и заметил, что настоящий дом должен занимать место в сердце, войти в плоть и кровь и вовсе не обязательно, чтобы он отличался какой-то особенной красотой.
Часть гостей из Лондона приглашена была провести здесь ночь, в их числе Этель, Мартин и Присцилла, семейство Стеббинсов и два кузена покойной жены виконта. И разумеется, Лэмпмены.
Перигрин, так же как и Грейс, знал, чего ради они здесь, и понимал, что эти два дня за городом в какой-то мере знаменуют кризис их семейных отношений. Он понял это, когда было получено приглашение, вероятно, понимал и раньше, но совершенно ясно увидел в своем доме неделю назад. Он ожидал тогда, что Сандерсфорд найдет возможность поговорить с его женой наедине. Ожидал увидеть на их лицах то же напряженное выражение, которое заметил на балу. Ожидал также, что Грейс после этого не будет счастлива, что почувствует себя виноватой и неуверенной.
Кризис приближался. Разумеется, его можно предотвратить, если Перигрин заявит права мужа и воспользуется теми способами, которые есть у него в распоряжении при подобном решении проблемы. Например, мог бы увезти жену домой. Выход самый простой. Или мог сообщить Грейс, что ему известна суть дела, и запретить ей разговаривать с виконтом наедине. Грейс подчинилась бы мужу. И наверное, была бы рада сбросить с себя всю тяжесть создавшегося положения.
Однако ни то ни другое Перри не устраивало. Он мог выбрать лишь тот путь, который, как правило, несвойствен мужчинам: вести себя спокойно, предоставив жене свободу самой определить свою судьбу. Видимо, именно за ту неделю, когда Перигрин чувствовал себя невероятно несчастным, он и осознал полностью, какие чувства питает к Грейс. И в то же время понял до конца природу любви. Природу поистине пугающую. Потому что любовь ничего не может требовать только для себя. Она может лишь отдавать, она полностью открыта, она беззащитна перед болью, пустотой и отверженностью.
И Перигрин повез свою жену на прием к Сандерсфорду, словно не замечая бледности ее лица и того, что глаза ее оставались потухшими всю дорогу, которую они проделали в карете вместе с Присциллой и Люсиндой Стеббинс.
В Хаммерсмите он предоставил Грейс возможность оставаться с ним рядом, ни единым словом или жестом не понуждая ее к этому. Он позволил жене держать себя под руку все то время, пока они в сопровождении хозяина осматривали дом, прекрасно понимая, что этот самый хозяин слишком опытен для того, чтобы допустить подобное положение вещей на весь остаток дня и следующее утро.
Они задержались в галерее, которая выходила окнами на реку, и настолько увлеклись редкостным собранием китайского фарфора, что даже не обратили внимания на великолепный вид из окон, вызвавший восторженные восклицания гостей. В музыкальном салоне их привели в восхищение разнообразные музыкальные инструменты, собранные тещей лорда.
— Как хорошо, что у нас нет подобных вещей, Перри, — сказала Грейс, — иначе я, чего доброго, извела бы половину твоего состояния на музыкальные уроки, чтобы научиться играть на всех инструментах.
— А я истратил бы вторую половину, чтобы тоже научиться играть на них, — ответил на это Перигрин. — И тогда, лишившись состояния, мы с тобой вынуждены были бы зарабатывать на хлеб своим музыкальным искусством, бродя по дорогам, как менестрели в старину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22