– Ты ошибаешься, – ровно сказала она. – Рана на груди высоко, почти у плеча. А голова едва задета.
Томас только покачал головой.
– Я видел тело, Кристина…
– Я тоже. Только рана в живот серьезная.
Томас пожал плечами:
– Как бы то ни было, результат таков. Прости.
– Нет.
Он поднял на нее глаза. В них были нетерпение, досада, невысказанное горе.
– Кристина, – сказал Томас, – я знаю, что ты любила его. Но любовь не может никого воскресить. – Жестокость и боль были в словах Томаса: – Он мертв.
– Томас, я видела…
– И я тоже. И Клейборн. И Сэм, если ты нам не веришь.
– Я хочу видеть! Ах… подожди… – Новые схватки.
Она переводила дыхание, желая поскорее избавиться от своего груза и продолжить разговор. Но давление нарастало. Она закусила губы.
– Томас… – Кристина протянула к нему руку.
Когда он взял ее за руку, на его лице отразилась паника.
– Доктор! – крикнул он и обошел вокруг кровати, пытаясь поддержать Кристину.
Торопливо вошел врач.
Кристина поднималась к спинке кровати. Но мышцы живота тянули ее вниз.
– Не тужьтесь! – резко приказал доктор.
Кристина была в замешательстве: тело требовало одного, доктор велел другое.
Нахмурясь, врач наклонился над простыней.
– Это не головка, а ягодицы. Ребенок не повернулся в утробе.
Он повыше закатал рукава и достал из сумки инструменты. Его настроение изменилось, он стал сосредоточенным и забеспокоился.
Сжав губы, Кристина с тревогой смотрела на врача. Что-то холодное – медицинский инструмент – коснулось ее.
– Теперь тужьтесь, – сказал доктор.
Это походило на освобождение. Она тужилась, боль, казалось, трансформировалась в неестественную энергию. Все шло нормально. Доктор, хирург, которого хотел видеть Адриан, знал, как справиться с перевернутым плодом, с перевернутой жизнью…
Кристина думала об Адриане. Как она хотела, чтобы он был здесь! Чтобы он поддерживал ее, прикасался к ней.
Но был только Томас.
– Ах… о… Господи…
Три коротких выдоха, и она снова тужилась. Потом на ее лице появилась слабая улыбка, тихий свет успеха. Ребенок появился на свет. Кристина тяжело и часто дышала, смеялась и плакала. Потом раздался звук, которого она никогда прежде не слышала, и ей поднесли здорового мальчика.
– Адриан! – вскрикнула она.
Удлиненные пропорции, головка покрыта густыми черными волосиками, ясные глазки.
Стоявший позади Томас мягко опустил Кристину и поцеловал в макушку. Потом подошел к стоявшему в углу тазу. Его рвало.
Три дня спустя Кристина еще оставалась в постели.
Вопреки всем советам она с новорожденным сыном перебралась в Лондон. Там, из спальни в доме Адриана на Ганновер-сквер, она вела дела с его агентами, банкирами и юристами. Она пыталась сохранить его владения и предотвратить передачу дела в суд по наследственным делам.
– Всего хорошего, леди Хант, – кивнул ей адвокат, выходя из спальни. Его шаги эхом отдавались на лестнице.
Стоявший у французского окна Томас обернулся.
– Какая ты глупая, Кристина. Адриан не вернется. Тебе нужно прийти в себя, продолжать жить…
У двери послышались тихие шаги. Вошла няня.
– Он снова проснулся, мадам. Принести его?
– Да. – Кристина повернулась к Томасу: – Я просто делаю то, что должна. Суд не начнется, пока я не получу ответы на свои вопросы. И теперь, – она столкнула с колен стопку бумаг, – когда ты уже высказал свое мнение, я буду тебе очень благодарна, если впредь ты станешь держать его при себе. Это напоминает мне время, когда твой брат уехал учиться в школу. И ты сказал: поскольку он уехал навсегда, я должна играть с тобой.
– Черт побери, я видел тело…
– С обезображенным лицом?
– Да, он был ранен в лицо.
– Не был. – И немного тише: – Откуда Клейборн узнал, что Адриан прибывает именно в это утро и на этом корабле?
Томас пришел в замешательство.
– Я… я не понимаю, о чем ты говоришь, – заикаясь, ответил он.
– Боюсь, понимаешь. Кто угодно может поверить в сказку про наемных убийц, только не я. Это люди Клейборна. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Томас снова повернулся к окну.
– Это ты? – мягко спросила Кристина. – Ты сказал Клейборну?
Повисла долгая пауза, прежде чем Томас ответил. Его голос был бесцветным и отстраненным:
– Я не думал, что он убьет его, Кристина. Поверь.
– Почему? – спросила она. – Вы были друзьями. Мы были друзьями.
– Мы и сейчас друзья, – поправил Томас. – Я сделал это, чтобы ты могла освободиться от него. Я думал, что Клейборн арестует его, задержит. И тогда ты сможешь уйти. Ведь ты этого хотела? Во Франции, помнишь? – Он сел в кресло у окна и уронил голову на руку. – Господи! Почему все так запуталось?
Няня принесла ребенка. Маленького Ксавьера. Кристина произносила это имя на французский манер, как звал бы сына Адриан. Ее маленький спаситель. Улыбнувшись, она взяла сверток.
Томас нахмурился, потом подошел ближе. Снова он встал в изножье кровати и прислонился к столбику, поддерживающему полог.
– Ты хочешь, чтобы я собрал вещи и ушел? – Томас провел ночь в этом доме.
– Нет. – Кристина из скромности набросила на плечи накидку, потом приложила младенца к груди. – Я совершила ужасные ошибки. Из-за глупости и ревности. И не собираюсь облегчать тебе жизнь, просто выставив за дверь. Вместо этого я предложу тебе возможность искупить свою вину.
– Как?
– Помоги мне.
– Что надо сделать?
– Найди его.
Томас скептически рассмеялся.
– Ты такая же безумная, как он.
– Ты поможешь или нет? – сухо посмотрела на него Кристина.
Он тяжело вздохнул:
– Конечно.
– Хорошо. – Она опустила взгляд. Рядом в куче бумаг лежало свидетельство о смерти. Адриан Филипп Чарлз Ксавьер Хант, тридцать пять лет. – Сдается мне, если Адриан не умер, то достоверны два факта. Первый: не его тело находится в могиле Хантов в церкви Святой Марии. И второй: какой-нибудь врач должен где-то лечить мужчину с тяжелой раной живота…
Глава 35
– Сюда, доктор.
Доктор спускался за Эдвардом Клейборном по узкой крутой лестнице. Порой он едва не задевал плечами каменные стены. Доктор был крупнее Клейборна. И моложе, хотя ненамного.
Свет, падающий сверху, медленно тускнел. Стены поднимались все выше и выше. Ангус Таунсенд покорно шел за покачивающейся в руке Клейборна лампой, хотя, вероятно, сам мог бы найти дорогу по этой ведущей в темноту лестнице. Он не раз спускался по этим ступенькам, в последний раз – три дня назад. Обычно он приходил в эту тюрьму, чтобы подписать свидетельство о смерти. Но иногда, как сейчас, Клейборну были нужны его медицинские навыки. Министр был уверен в молчании доктора. Это само собой подразумевалось, отчасти из-за увесистого мешочка монет в конце каждого визита. Делай, что тебе говорят, и молчи. Это были главные правила Ангуса. Поэтому он и выжил в трудном браке с женщиной, которая теперь не вызывала у него даже симпатии. Он делал, что ему говорят, и молчал. И брался за дополнительную работу, даже тюремную, если это давало ему возможность держаться подальше от дома.
– Как жена? – непринужденно болтал Клейборн.
– Все так же. А ваш клиент? Как он?
Три дня назад Таунсенд извлек пулю из живота «особого узника» Клейборна.
– Хорошо. Наверное, даже слишком хорошо. Сами увидите. У него бычье здоровье.
Ключи звякнули у двери. Свет лампы выхватил из тьмы маленькую комнату. Лежавший на койке узник поднял связанные в запястьях руки и заслонил глаза.
– Что ж, по крайней мере, он в сознании. Это улучшение. – Доктор поставил сумку на маленький столик и огляделся. Комната чище, чем другие камеры в этой тюрьме. Аскетизм. Койка. Одно одеяло. Ни окон. Ни света.
– Если бы не безотлагательная необходимость перевезти его, я бы вас не побеспокоил, – заявил Клейборн. – Но его немного лихорадило.
– Ничего страшного.
– Тогда помогите мне повернуть его на спину. Осторожнее!
Узник ударил связанными руками английского министра. Клейборн отскочил назад.
– Что, ты не такой прыткий, как обычно, Ла Шассе? Не можешь дотянуться до старика? Но тебе повезло. Ты будешь жить. Пуля, которая могла убить тебя, только раздвинула твои кишки, как вилка спагетти. – Старик хихикнул, его все это очень веселило. – Поскольку ты проснулся, мы дадим тебе дополнительное укрепляющее. Стража! – крикнул он через плечо, взглянув на дверь. Потом доктору: – Пожалуйста, будьте осторожнее. Он может быть и ягненком, и сущим наказанием. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.
Сущее наказание. Вытаскивая инструменты, Таунсенд обдумывал это. Он заметил, что человек на койке уже весь покрылся испариной. Мускулы его рук подергивались от непроизвольных спазмов. А он всего лишь повернулся. Доктор покачал головой. Менее опасным мог быть только мертвый.
И все-таки в комнату шумно ввалились три охранника. Они принесли еще две лампы. Камера буквально засияла от света, длинные тени побежали по стенам. Узник отвернулся.
– Мы снимем эти веревки, – сказал Клейборн стражникам. – Ты держи его за руки, а ты – за ноги.
Сопротивления не было. Один из стражников крепко схватил руки узника и отвел назад. Другой налег на его ноги. Смехотворная предосторожность. Брюки узника были распороты на одной ноге до талии, давая доступ к повязкам на его бедре и животе. Старые руки главного мучителя начали дергать и неумело мять бинты.
Доктор поднес лампу к лицу раненого. Узник дернулся. И у доктора вырвалось изумленное восклицание. Рот раненого был туго заткнут кляпом! Абсурд, но Таунсенд все больше и больше начинал чувствовать себя мучителем, а не врачевателем. Неужели раненый мог представлять такую угрозу, что его держат связанным с кляпом во рту в темной комнате?
Доктор наклонился повернуть голову узника.
– Дай мне осмотреть твои глаза, сынок.
Но раненый резко отвернулся.
– Держи его голову, – приказал Клейборн третьему охраннику, стоявшему у двери.
Подойдя, тот схватил узника за волосы и потянул его голову назад, на шее раненого вздулись вены.
– Он не слишком сговорчив, Ангус, – заметил старый министр.
– Он был бы сговорчивее, если бы с ним не обращались как с диким животным.
Старый министр перестал возиться с бинтами и взглянул на доктора.
– Я вижу ваше неодобрение. Но позвольте прояснить ситуацию. За последние тринадцать лет моей жизни этот человек причинил мне больше хлопот, чем дюжина других. Предосторожности, которые я предпринял, необходимы.
– Но кляп! Он действительно…
– …необходим? Да. До вчерашнего дня я не приказывал этого. Надеюсь, это моя последняя ошибка. Он наболтал складную историю. И один очень глупый стражник поверил его обещаниям. Дурак! Он заплатил за свою глупость. И сейчас сидит в такой же камере. – Министр многозначительно посмотрел на Таунсенда. – Нет оправдания тому, кто поможет этому человеку. Вы поняли, о чем я говорю?
Да, Ангус Таунсенд очень хорошо понимал. Обычная деловитость в случае с этим узником исчезла. Старый министр превратился в страшного врага, обладавшего неограниченной властью и полной свободой.
Таунсенд снял очки и протер их полой сюртука.
– Мне нужно осмотреть его глаза.
Доктору освободили место, чтобы он мог подойти ближе. Повернули голову небритого узника.
Не это лицо доктор был готов увидеть. Конечно, он видел узника, когда тот был без сознания. Но когда раненый пришел в себя, его вид ошеломил Таунсенда. Это было умное лицо человека, прекрасно понимающего ситуацию. Полное нескрываемой враждебности. То, что обычно делает людей безропотными, приводило этого узника в ярость. Какой стыд, подумал Таунсенд, решив, что оказался в сомнительном положении.
Доктор коснулся длинной раны на одной выбритой щеке. Кто-то наложил на нее швы. Рана хорошо заживала. Но она будет портить это поразительно красивое лицо. Точеные черты. Необычный цвет кожи. В ту ночь, когда его вызвали к необычному пациенту, Таунсенд был слишком занят тем, чтобы сохранить этому человеку жизнь, и не замечал деталей. Кто этот человек? – задумался он.
Доктор сосредоточился на осмотре глаз узника, стараясь не обращать внимания на то, что Клейборн в это время с садистской радостью вел односторонний разговор с раненым, которого держали трое стражников.
– У тебя ведь не было никаких шансов, да, Ла Шассе? – Он весело похлопал по ране на бедре мужчины, сняв последние бинты. – Мои люди так ловко изобразили смертельный выстрел, что он едва таким не оказался. Но с другой стороны, нужно было завершить это дело. Нечего и говорить, я в восторге, что ты жив. – Старые пальцы начали развязывать бинты на животе. – К несчастью для тебя, больше радоваться некому. Для остального мира ты умер.
Узник не обращал на это внимания, он снова покрылся испариной. Напряжение, охватившее его тело, говорило об ожидании боли.
Старик его не разочаровал. Узник вздрогнул от слов министра, едва сознавая их.
– Торжественные похороны героя были очень трогательными. Я сам выступил на погребении с волнующей речью. Ты стал слишком опасен для обычного обвинения и суда, дорогой мой. Даже если бы я нашел закон, который ты нарушил, в глазах большинства ты был бы выше закона. Но не вне моей досягаемости.
Когда Клейборн начал расстегивать рубашку узника, доктор вспомнил одну из причин, по которой этот раненый выжил: он крепок и силен.
– Великолепное создание, – подтвердил мысли доктора старческий голос. Сморщенные руки пробежали по груди узника. – Я так рад, что сумел в определенном смысле сохранить тебя. Кстати, у тебя родился сын. Мне говорили, что он очень похож на тебя. Только ты его никогда не увидишь.
Узник закрыл глаза. Словно мог отстранить себя от всей той боли, которую обрушивал на него Клейборн.
– Он спит? – перебил доктор и, отодвинув Клейборна, снял последнюю повязку с основной раны.
– Не знаю. Не думаю…
Доктор взглянул на Клейборна.
– Вы давали ему успокоительное, которое я оставил?
– Нет.
– Почему?
– Я решил сохранить ему жизнь, но не собираюсь сделать ее сладкой.
– Вы должны давать ему лекарство. Если он не будет спать, то ослабеет.
– Да он чертовски силен, я едва могу удержать его. Его связали, потому что в первую ночь после операции он так ударил стражника, что тот потерял сознание.
– Но если бы ему дали успокоительное, он бы этого не сделал. – Таунсенд закончил обрабатывать рану и подошел к сумке за чистыми бинтами. – Он испытывает сильную боль.
– Хорошо…
– Я сказал это не для вашего удовольствия. – Доктор принес бинты. – Посмотрите. Мышцы его живота непроизвольно сокращаются при малейшем прикосновении. Он покрывается испариной. Вам придется послушаться меня, Клейборн. Выдадите ему болеутоляющее, или он не проживет и двух дней. И задолго до этого потеряет сознание от лихорадки.
Клейборну это не понравилось. Он нахмурился.
– Уберите кляп, – инструктировал доктор. – Я хочу послушать его дыхание. И если вы хотите сохранить раненому жизнь, то нужно каждый час давать ему по чашке воды, чтобы справиться с лихорадкой. Руки и ноги должны свободно двигаться. Это улучшит кровообращение. Ему нужны дополнительные одеяла и теплая чистая одежда…
Клейборн рассмеялся.
– Он королевский заключенный, а не путешествующий принц крови. Заключенный, Таунсенд.
Доктор пожал плечами.
– Вам придется решить, кто он: ваш узник или мой пациент?
Когда Таунсенд взял ножницы, чтобы срезать кляп, то думал, что его остановят. Доктор не знал, что принесет его смелость этому человеку и ему самому, но что-то нужно делать.
Узник открыл глаза. Его взгляд двинулся к Клейборну, потом опять переместился на доктора.
– Я немного говорю по-французски. На каком языке вы предпочитаете говорить со мной? – спросил заключенного Таунсенд.
Клейборн быстро вмешался:
– Он был бы скверным шпионом, если бы не говорил по-английски, правда? Я хочу точно знать, о чем вы будете разговаривать.
– Здесь болит? – Доктор ощупывал живот пациента, проверяя, нет ли крови в полости раны. Узник облизал губы, пытаясь заговорить, потом отрицательно покачал головой. – Кто-нибудь, дайте ему воды. – Потом Таунсенд повернулся к узнику: – После операции у вас работал кишечник?
Узник отрицательно покачал головой.
– Ну так будет. У вас в животе бурчит. Это хороший признак. Несмотря на рану, ваши органы восстанавливаются.
На губах узника мелькнула улыбка. У него были прекрасные зубы. Крепкие, очень белые. Они свидетельствовали о хорошей пище и хорошем здоровье. Он кивнул.
– А теперь… – Принесли воду, узник отпил. – Расскажите, как ваша голова? Болит?
Раненый утвердительно кивнул.
– Где? Как? Зрение в порядке?
Снова короткий кивок. В ответе узника не было ни малейшего акцента, безупречный английский высших классов.
– Нормальное. – Он закрыл глаза, потом открыл их, сглотнул. – Но я не могу сказать вам, где болит голова. И такое чувство, что… что в животе топор.
– Знаю. Я оставлю вам настойку опия.
Узник покачал головой:
– Понадобится больше литра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34