«Несмотря на открытие пе­кинского (бейджинского) человека оставалась необходимость найти новые, достаточно полные останки питекантропа для доказательства человеческой природы обсуждаемых ископа­емых находок».
Фон Кенигсвальд прибыл на Яву в январе 1931 года. В августе того же года один из его коллег обнаружил в Нгандонге (Ngandong), на Соло Ривер, кое-какие ископаемые останки гоминида. Фон Кенигсвальд определил найденные образцы как яванскую разновидность неандертальца, отнеся находку к более позднему, чем Pithecanthropus erectus , времени.
История предков человека на Яве постепенно прояснялась, но все-таки требовалось сделать еще очень много. В 1934 году фон Кенигсвальд отправился в расположенное к западу от Тринила, на берегу Соло Ривер, местечко Сангиран (Sangiran). С собой он взял нескольких яванских рабочих и своего подготовленного коллектора Атму, который был также за повара и прачку.
Фон Кенигсвальд писал: «В связи с нашим приездом в поселке поднялся ажиотаж. Мужчины собрали все челюсти и зубы, которые только смогли, и предлагали нам их купить. Не отставали от мужчин даже всегда скромные представитель­ницы слабого пола». Когда думаешь, что многие приписывае­мые фон Кенигсвальду находки на самом деле были сделаны местными жителями или рабочими, которым платили «по­штучно», описанная сцена не может не вызывать некоторого беспокойства.
В конце 1935 года, в самый разгар охватившего мир эко­номического кризиса, должность фон Кенигсвальда в Геоло­гическом управлении на Яве была сокращена. Лишившись ме­ста, он все же удержал своего слугу и других работавших с ним в Сангиране людей, оплачивая их труд за счет средств, поступавших к нему от жены и некоторых коллег на Яве.
В этот период удалось отыскать окаменелую правую по­ловину верхней челюсти взрослого Pithecanthropus erectus . При изучении отчетов фон Кенигсвальда не удается найти сделанного им описания того, как этот образец был обнару­жен. Но в 1975 году британский исследователь К. П. Окли и ряд его коллег заявили, что образец был найден в 1936 году нанятыми фон Кенигсвальдом рабочими на поверхности вы­шедших из воды озерных отложений, к востоку от Калидосо (центральная часть Явы). Так как челюсть была найдена на поверхности, точно определить ее возраст было невозможно.
Антрополог может сказать, что фрагмент этой челюсти несет черты, присущие Homo erectus , как сейчас называют Pithecanthropus erectus . Следовательно, этот обломок должен был залегать в отложениях, возраст которых равен по мень­шей мере нескольким сотням тысяч лет, несмотря на то, что найден он был на поверхности. Но что если в недавние, с гео­логической точки зрения, времена или даже сегодня сущест­вовали (или существуют) редкие виды гоминида, физические черты которых сходны с Homo erectus ? В этом случае не пред­ставляется возможным автоматически определить возраст данного костного образца только на основании его физических характеристик. В главе 11 можно будет ознакомиться со сви­детельством того, что существа, подобные Homo erectus , жили еще в недавние времена, и возможно даже, что отдельные их представители живут и сегодня.
В трудном 1936 году, когда история находки ископаемой челюсти оставалась вне поля зрения научной общественнос­ти, к безработному фон Кенигсвальду прибыл замечательный гость – Пьер Тейяр де Шарден (Pierre Teilhard de Chardin), которого тот еще раньше приглашал проинспектировать от­крытия на Яве. Всемирно известный археолог и иезуитский священник Тейяр де Шарден до прибытия на Яву находился в Пекине, где принимал участие в раскопках Пекинского чело­века.
Во время своего визита на Яву Пьер Тейяр де Шарден посоветовал фон Кенигсвальду обратиться с письмом к Джону Мерриаму (John С. Merriam), президенту фонда Карнеги (Carnegie Institution). Фон Кенигсвальд так и поступил, сооб­щив Мерриаму, что находится накануне новых важных от­крытий по Pithecanthropus erectus .
На письмо фон Кенигсвальда Мерриам дал положитель­ный ответ, пригласив его участвовать в проводимом Фондом Карнеги симпозиуме по проблеме древнего человека, который должен был состояться в Филадельфии в марте 1937 года. Там фон Кенигсвальд присоединился к ведущим ученым мира, ра­ботающим в области древнейшей истории человека.
Одной из главных целей встречи было образование исполнительного комитета, который бы отвечал за финансиро­вание Фондом Карнеги работ по палеоантропологии. И, к удивлению доведенного до нищеты фон Кенигсвальда, ему предложили должность помощника по научным исследовани­ям Фонда Карнеги, которая предполагала возможность распо­ряжаться значительными денежными средствами.
Роль Фонда Карнеги
Признавая исключительно важную роль, которую игра­ют частные фонды в финансировании исследований по эволюции человека, важно понять мотивы деятельности этих организации и их исполнительных органов. Фонд Кар­неги и Джон Мерриам (John С. Merriam) являются великолеп­ным примером. В десятой главе мы рассмотрим роль Фонда Рокфеллера в финансировании раскопок пекинского челове­ка.
Фонд Карнеги был основан в январе 1902 года в столице США Вашингтоне; его доработанный устав был принят кон­грессом в 1904 году. Фондом управляли попечительский совет из 24 членов и исполнительный комитет, собиравшийся время от времени в течение года. Фонд был разделен на двенадцать отделов по направлениям научных исследований, включая и вопросы эволюции. Фонд, в частности, финансировал Уилсоновскую обсерваторию (Mt. Wilson Observatory), где в резуль­тате первого систематического исследования возникло пред­положение, что мы живем в расширяющейся Вселенной. Таким образом, Фонд Карнеги активно работал в двух облас­тях (изучение проблем эволюции и расширяющейся Вселен­ной), лежащих в основе научно-космологического видения и сменивших существовавшие ранее религиозные представле­ния о строении и законах развития Вселенной.
Знаменательно, что Эндрю Карнеги (Andrew Carnegie) и другие подобные ему люди, традиционно направлявшие бла­готворительность на общественное благополучие, религию, больницы и образование, теперь распространили свою дея­тельность также и на поддержку научных исследований, ла­бораторий и обсерваторий. Это явилось отражением того, что с наукой стали связывать главные надежды на прогресс чело­вечества. И понимание этого все глубже укоренялось в обще­ственном сознании, особенно в умах наиболее состоятельных и влиятельных людей.
Президент Фонда Карнеги Джон Мерриам полагал, что наука «внесла огромный вклад в создание основных филосо­фий и верований». Именно в этом контексте следует рассмат­ривать его поддержку палеонтологических экспедиций фон Кенигсвальда на Яву. Организации, подобные Фонду Карнеги, имеют возможность влиять на философию и религию путем выборочного финансирования отдельных научных исследова­ний и пропаганды их результатов. «Число неизученных науч­ных проблем бесконечно велико, – писал Мерриам. – Но все­гда важно выбирать те вопросы, решение которых может принести науке и всему человечеству наибольшую пользу в данный отрезок времени».
Вопрос эволюции человека соответствовал этому требо­ванию. «Посвятив значительную часть моей жизни продвиже­нию исследований по истории жизни, – сказал Мерриам, – я проникся мыслью, что эволюция, или принцип поступатель­ного развития и роста, представляет собой одну из важней­ших научных истин».
Палеонтолог по профессии, Мерриам в то же время был христианином. Но вера всегда опиралась на науку. «Впервые я встретился с наукой, – вспоминал Мерриам в 1931 году, – когда, придя из школы, передал своей матери, как учитель в течение пятнадцати минут рассказывал нам, что описывае­мые в Книге Бытия дни творения – не обычные, состоящие из двадцати четырех часов, дни, а более длинные отрезки време­ни. Мы с мамой посоветовались – а она была шотландской пресвитерианкой – и решили, что это явная ересь. Но зерно уже было брошено. И я возвращался к этому все последующие десятилетия. Теперь я понимаю, что научное знание примени­тельно к сотворению мира представляет собой первозданную и неизменную запись деяний Создателя».
Разделавшись таким образом с духовными аспектами творения, Мерриам превратил эволюционную теорию Дарви­на в своего рода религию. Выступая в Университете имени Джорджа Вашингтона в 1924 году, он сказал об эволюции сле­дующее: «В духовном смысле для нашей жизни нет ничего важнее возможности предвидеть результаты развития или совершенствования».
Мерриам утверждал, что наука даст человеку возможность принять на себя присущую Всевышнему роль и направ­лять эволюцию. «Научные исследования – это средство, при помощи которого человек сможет участвовать в своем собст­венном будущем, – заявил Мерриам в 1925 году в обращении к членам попечительского совета Фонда Карнеги. – Я уверен: имей он (человек) выбор между тем, чтобы эволюцию направ­ляло некое высшее Существо, которое бы просто заботилось о человеке в течение всей его жизни, и между тем, чтобы какая-то внешняя сила установила определенные законы и позволи­ла человеку пользоваться ими самостоятельно, он предпочел бы второе, взяв на себя свою долю ответственности».
«Согласно древнему преданию, – продолжал Мерриам, – человека изгнали из Эдема, чтобы он не познал слиш­ком многого, чтобы он не стал господином самому себе. На вос­токе, у Сада Эдемского, был поставлен пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни. И чело­век должен был теперь работать, возделывать землю, чтобы познать ценность своего труда. Теперь он учится пахать окру­жающие его поля и жить согласно законам природы. Когда-нибудь в далеком будущем может появиться книга, в которой будет сказано, что человек достиг, наконец, такого уровня знаний, чтобы вернуться в Сад. И что у восточных ворот Сада он завладел пламенным мечом – символом власти – и поднял его над собой, как факел, освещающий ему дорогу к древу жизни». Завладеть пламенным мечом, получить власть над древом жизни? Интересно, хватило бы тогда в Эдеме места и для Бога, и для такого одержимого наукой человека, как Мер­риам?
Возвращение на Яву
Заручившись финансовой поддержкой Фонда Карнеги, фон Кенигсвальд в июне 1937 года возвращается на Яву. Немедленно по прибытии на остров он нанимает сотни местных жителей и посылает их на поиски ископаемых остан­ков. И таковые были найдены. Но практически все, что было обнаружено, являлось челюстно-черепными фрагментами, взятыми на поверхности земли близ Сангирана. Информация же о месте и обстоятельствах находок была весьма скудной и ненадежной. Это затруднило правильное определение их воз­раста.
Все время пока шли поиски в Сангиране, поисков фон Кенигсвальд оставался в Бандунге, примерно в 200 милях от места раскопок, хотя иногда, после получения сообщения об очередной находке, он туда и приезжал.
Осенью 1937 года Атма, один из коллекторов фон Кенигсвальда, отослал ему почтой височную кость, по всей видимо­сти принадлежавшую окаменелому черепу гоминида. В со­проводительной записке сообщалось, что образец был найден неподалеку от берега реки Кали Тжеморо (Kali Tjemoro), как раз в том месте, где она прорывается через песчаник Кабухской (Kabuh) формации в Сангиране.
Сев на вечерний поезд, отправлявшийся в центральную часть Явы, утром следующего дня фон Кенигсвальд уже был на месте. «Мы собрали максимальное число рабочих, – рас­сказывает фон Кенигсвальд. – Полученную по почте височ­ную кость я захватил с собой. Показав ее всем присутствую­щим, я пообещал 10 центов за каждый новый фрагмент, принадлежащий черепу. Это были большие деньги. За обыч­ный зуб я платил от 1/2 до 1 цента. Мы вынуждены были дер­жать расценки на таком низком уровне, потому что за каждую новую находку платили наличными, и когда яванец, к приме­ру, находил три зуба, он уже больше не занимался поисками до тех пор, пока находку не продавал. Таким образом, мы бы­ли вынуждены покупать огромное количество сломанных и бесполезных зубных осколков, чтобы затем выбросить их в Бандунге. Иначе, если бы мы делали это в Сангиране, рабочие предлагали бы нам купить их снова и снова».
Имея такой великолепный стимул, команда быстро набирала искомые черепные фрагменты. Позже фон Кенигсвальд скажет: «Там, на берегах небольшой речки, почти пе­ресыхающей в это время года, лежат вымытые из песка водой остатки черепов и конгломераты, содержащие тринильскую фауну. В компании возбужденных туземцев я карабкался по крутым берегам реки, не пропуская ни одного костного фраг­мента. Я пообещал платить по 10 центов за каждый осколок того черепа. Но я недооценил способности моих цветных коллег делать „большой бизнес“. Результат оказался ужасным! За моей спиной они разбивали кости на части, чтобы увели­чить количество предлагаемых мне фрагментов!.. Мы сумели собрать около сорока фрагментов, тридцать из которых при­надлежали нашему черепу… И они составили почти идеаль­ную черепную коробку существа, именуемого Pithecanthropus erectus . Наконец мы получили то, что так упорно искали!»
Но каким же образом фон Кенигсвальд узнал, что найденные на поверхности холма фрагменты относились, по его утверждению, к Кабухской формации периода среднего плей­стоцена? Ведь вполне возможно, что туземные рабочие где-то нашли этот череп и разбили его, отослав одну часть фон Кенигсвальду и разбросав оставшиеся по берегам Кали Тжемо­ро.
Фон Кенигсвальд реконструировал череп из находившихся в его распоряжении 30 фрагментов, назвал его Pithecanthropus II и отправил Дюбуа предварительный отчет о результатах работ. Этот череп оказался намного совершен­нее, чем обнаруженный Дюбуа в Триниле. Фон Кенигсвальд всегда считал, что череп питекантропа, реконструированный Дюбуа, имеет слишком низкий профиль. А только что найден­ные фрагменты, по его мнению, позволяли увидеть череп бо­лее похожим на человеческий. Дюбуа, пришедший к тому вре­мени к выводу, что его Pithecanthropus есть не что иное, как ископаемая обезьяна, не принял предлагавшуюся фон Кенигсвальдом реконструкцию осколков черепной коробки и об­винил его в мошенничестве. Позже он снял свое обвинение и заявил, что ошибки, которые он видит в произведенной фон Кенигсвальдом реконструкции, скорее всего не были предна­меренными.
Тем не менее позиция фон Кенигсвальда получила растущую поддержку. В 1938 году Франц Вайденрайх (Franz Weidenreich), инспектор проводившихся в Чжоукоудяне рас­копок пекинского человека, в популярном журнале «Nature» ут­верждал, что новые находки фон Кенигсвальда окончательно утвердили Pithecanthropus в качестве предка человека, раз­веяв все подозрения в том, что это, по утверждению Дюбуа, гиббон.
В 1941 году один из находившихся в Сангиране местных рабочих фон Кенигсвальда послал ему в Бандунг фрагмент гигантской нижней челюсти. Согласно фон Кенигсвальду, она несла несомненные признаки челюсти прародителя человека, которого он назвал Meganthropus paleojavanicus (гигантский человек древней Явы), так как найденная челюсть была вдвое больше челюсти современного человека.
Несмотря на тщательное изучение отчетов фон Кенигсвальда, нам не удалось обнаружить описание точного место­нахождения челюсти и имя ее первооткрывателя. Если он где-то и сообщал об этой находке, то подробности нам неизвестны. По крайней мере в трех отчетах он сообщал о Meganthropus (мегантроп), однако не счел нужным посвятить читателя в об­стоятельства и местоположение находки. Он лишь упомянул, что челюсть была извлечена из Путджанганской формации, и ничего больше. Таким образом, мы знаем наверняка только одно: какой-то безымянный рабочий прислал фрагмент челю­сти фон Кенигсвальду. Если подходить к вопросу со строго научных позиций, возраст находки остается неопределенным.
По мнению фон Кенигсвальда, Meganthropus был крупным ответвлением от основной линии эволюции человека. Фон Кенигсвальд нашел также несколько больших, похожих на человеческие зубов и приписал их существу еще более ги­гантскому, которое он назвал Gigantopithecus (гигантопитек).
Согласно фон Кенигсвальду, Gigantopithecus был крупной и относительно недавно жившей обезьяной. Но Вайденрайх по­сле изучения челюстей Meganthropus и зубов Gigantopithecus вышел с новой теорией. Он предположил, что два эти созда­ния были предками человека. По Вайденрайху, Homo sapiens эволюционировал от Gigantopithecus , пройдя в своем разви­тии через стадии Meganthropus и Pithecanthropus . Каждый предшествующий вид был крупнее последующего.
Тем не менее большинство современных научных авторитетов считают гигантопитека разновидностью обезьяны, жившей в эпоху среднего и раннего плейстоцена и не находив­шейся в прямой связи с предками человека. Сегодня сущест­вует мнение, что челюсти мегантропа больше походят на че­люсти яванского человека (Homo erectus), чем это предполагал фон Кенигсвальд. В 1973 году Т. Жакоб (Т. Jacob) предположил, что по обнаруженным костным останкам и Meganthropus можно было бы классифицировать как Australopithecus .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49