Ему стало не по себе. Но он пытался рассуждать логично. Что это ему дает? Да ничего. Даже ответа на вопрос, зачем кому-то вообще понадобилось подделывать чьи-то открытки.
И все равно что-то его сильно встревожило.
Этим надо заняться серьезно. Если что-то случилось, то мы опоздали на два месяца.
Он сходил за кофе. Было уже четверть одиннадцатого. Он перечитал лежавшее в папке описание развития событий, но никаких зацепок не обнаружил.
Молодые люди, близкие друзья, решили вместе отпраздновать Иванов день. Потом надумали попутешествовать. С дороги посылают открытки. Вот и все.
Валландер собрал письма и сложил в папку вместе с открытками. Больше ничего он сегодня сделать не мог. Завтра поговорит с Мартинссоном и остальными. Надо решить, объявлять розыск или нет.
Валландер погасил лампу и вышел. Из-за неплотно прикрытой двери кабинета Анн-Бритт Хёглунд пробивался свет. Он, стараясь ступать неслышно, подошел к двери и заглянул. Она сидела, уставясь на пустой письменный стол.
Он застыл в нерешительности. Она обычно старалась не задерживаться на работе, всегда торопилась к детям. Ее муж, квалифицированный электромонтажник, постоянно уезжал в командировки. Он вспомнил ее утреннюю реакцию. А теперь она сидит и смотрит на пустой стол.
Скорее всего, ей хочется побыть одной. Не следует навязывать ей свое общество. А может быть, ей нужно с кем-то поговорить.
В конце концов, она всегда может попросить меня оставить ее одну, решил Валландер, постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в комнату.
– Увидел, что у тебя горит свет, – сказал он. – Ты обычно не сидишь так поздно, если нет причины.
Она молча смотрела на него.
– Если хочешь, чтобы я ушел, просто скажи.
– Нет, – пробормотала она. – Кажется, не хочу. А что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?
Валландер тяжело опустился на стул, ощущая себя толстым и бесформенным стариком.
– Да эти ребята, что исчезли на Иванов день.
– Что-то новое?
– Собственно говоря, нет. Просто мне пришла в голову мысль, и я решил ее проверить. Но мне кажется, надо повнимательнее приглядеться к этой истории. Ева Хильстрём с ума сходит от волнения. Правда, из всех родителей только она.
– А что могло случиться?
– В том-то и вопрос.
– Объявляем розыск?
Валландер развел руками:
– Пока не знаю. Завтра определимся.
В комнате была полутьма. Свет настольной лампы падал на пол.
– Сколько ты уже в полиции? – вдруг спросила она.
– Долго. Иногда кажется, что слишком долго. Но я понял, что я полицейский и останусь полицейским, пока не уйду на пенсию.
Она долго смотрела на него. Потом спросила:
– И как ты выдерживаешь?
– Не знаю.
– Но, во всяком случае, выдерживаешь?
– Не всегда. Почему ты спрашиваешь?
– Я сегодня сорвалась утром. Там, в столовой. Я сказала тебе, что отпуск был ни к черту. Он и был ни к черту. У меня проблемы с мужем. Его никогда нет. Когда он возвращается, мы неделю привыкаем друг к другу, а когда наконец все более или менее утрясается, ему опять надо уезжать. Мы подумываем о разводе, а это всегда непросто. Особенно когда есть дети.
– Я знаю, – сказал Валландер.
– И в то же время я не совсем понимаю, чем мы тут занимаемся. Открываю утром газету – группа полицейских в Мальмё арестована. Скупка краденого. Вчера показали по телевизору – полицейские боссы плещутся в бассейне, а бассейн принадлежит известному мафиози. Или гуляют на свадьбе у бандита где-нибудь на модном курорте – как же, почетные гости. Тебе не кажется, что такое случается все чаще? И я начинаю сомневаться, что выдержу на этой службе еще тридцать лет.
– Все трещит по швам, – сказал Валландер. – И давно трещит. В системе гниль – это никакая не новость. Всегда среди полицейских были подонки. Сейчас их, может быть, побольше. Именно поэтому важно, важнее, чем когда-либо, чтобы такие, как ты, могли этому противостоять.
– А ты?
– Меня это тоже касается.
– Но как ты выдерживаешь?
Она сказала это с напором, даже агрессивно, и он узнал самого себя – он тоже не раз сидел так, уставясь в пустоту и стараясь найти хоть единое светлое пятно в своей работе.
– Я утешаю себя тем, что без меня было бы еще хуже, – сказал он. – Все-таки утешение, хоть и слабое. Другого нет.
Она вскинула голову:
– Что происходит с этой страной?
Валландер ждал продолжения, но она больше не произнесла ни слова. По улице прогрохотал грузовик.
– Помнишь эту жуткую историю в Свартё? Весной?
Она помнила.
– Двое мальчишек четырнадцати лет напали на третьего, которому было двенадцать. Без всякой на то причины. Сшибли с ног. И, когда он лежал на земле, уже без сознания, начали пинать его в грудь. Когда это кончилось, он был уже мертв. Тогда я понял – в жизни действительно что-то изменилось. Дрались всегда. Но раньше драка кончалась, когда кто-то падал. Он был побежден. Лежачего не бьют. Можно называть это как угодно. Правила игры. Или просто – нечто само собой разумеющееся. Теперь не так. Потому что детей никто этому не учит. Словно бы целое поколение оказалось брошено своими родителями. Или мы возвели равнодушие в норму? Вдруг оказывается, что ты, как полицейский, должен учиться заново. Твой опыт устарел.
Он замолчал.
– Не знаю, что я себе напридумывала, когда поступала в Высшую школу полиции, – сказала она. – Но только не это.
– И все равно надо держаться. Не уверен, чтобы ты, скажем, когда-нибудь думала, что тебя в один прекрасный день подстрелят.
– Как ни странно, думала. На занятиях по стрельбе. Пыталась представить, что вот этот выстрел, который я только что сделала, достался мне самой. Но эту боль нельзя себе представить. И конечно, на самом деле всерьез я в это не верила – что в меня будут стрелять.
Из коридора послышались голоса. Проходившие мимо дежурные разговаривали о каком-то пьяном водителе. Потом опять стало тихо.
– А как ты сейчас?
– Ты имеешь в виду – после ранения?
Он кивнул.
– Мне это снится, – сказала она. – Мне снится, что я умираю. Или что пуля попала в голову. Это самое страшное.
– Так и бывает – человек начинает бояться. Это вполне объяснимо.
Она встала.
– В тот день, когда я начну бояться по-настоящему, я уйду с работы. Сейчас боюсь, но, видимо, не настолько. Спасибо, что зашел. Обычно я сама решаю свои проблемы. Но сегодня вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной.
– Чтобы это признать, надо найти в себе силу.
Она надела куртку и слабо улыбнулась. Валландер поинтересовался, хорошо ли она спала, но Анн-Бритт не ответила.
– Поговорим завтра об этих автомобильных контрабандистах? – спросила она.
– Лучше после обеда. С утра, не забудь, у нас на повестке пропавшие юнцы.
Она внимательно посмотрела на него:
– Тебя что-то беспокоит?
– Ева Хильстрём. Меня беспокоит, что она в такой тревоге. Мимо этого не пройдешь.
Они вышли на улицу. Он огляделся – машины Анн-Бритт на стоянке не было. Он предложил ее подвезти, но она отказалась.
– Мне надо пройтись, – сказала она. – Подумать только, как тепло!
– Жара. Самая жаркая пора.
Они попрощались. Валландер поехал домой, выпил кофе, полистал «Истадскую смесь» и лег, оставив окно настежь – в спальне было жарко.
Уснул он мгновенно.
Он проснулся от резкой боли в ноге.
Левую икру свела судорога. Он опустил ногу на пол и напряг что было сил. Боль прошла. Он осторожно прилег опять, боясь, что судорога повторится. Часы на ночном столике показывали половину второго.
Ему снова снился отец. Какие-то бессвязные обрывки. Они идут по улице в незнакомом городе. Кого-то ищут. Кого – так и осталось непонятно.
Занавеска на окне тихонько шевелилась. Он подумал о матери Линды, Моне, на которой когда-то был женат. Сейчас у нее новый муж. Он играет в гольф, и у него наверняка нормальный сахар крови.
Мысли блуждали. Вдруг он увидел себя самого с Байбой на бескрайнем песчаном пляже Скагена. Скаген – полуостров на севере Дании.


Потом она исчезла.
Сон как рукой сняло. Он сел в постели. Откуда взялась эта мысль, он не знал, но вдруг все остальное стало неважным. Сведберг.
Совершенно невероятно, чтобы он не сообщил, если, скажем, внезапно заболел. К тому же он никогда не болел. Если случилось что-то непредвиденное – все равно, он должен был сообщить. Не мог не сообщить. Ему надо было подумать об этом раньше. Если Сведберг не дал о себе знать, это может означать только одно.
Сведберг находится в такой ситуации, что не может с ними связаться.
Валландеру вдруг стало страшно. Глупый, иррациональный страх, подумал он. Что может случиться со Сведбергом?
Но страх не проходил. Он опять посмотрел на часы, вышел в кухню и начал искать телефон Сведберга. Набрал номер. После нескольких сигналов ответил автоответчик – голосом Сведберга. Теперь Валландер был совершенно уверен – что-то случилось. Он оделся и спустился к машине. Дул довольно сильный ветер, но жара не спадала. Через несколько минут он поставил машину на Центральной площади и пошел пешком к Малой Норрегатан, где жил Сведберг. В окне горел свет. Валландер почувствовал облегчение, но только на секунду. Почему он не снимает трубку, если он дома? Валландер подергал подъездную дверь – заперто. Кода он не знал. Он достал из кармана перочинный нож, выбрал самое толстое лезвие и осторожно просунул в щель. Замок открылся.
Сведберг жил на самом верхнем, третьем этаже. Валландер, задыхаясь, взбежал по лестнице и прижал ухо к двери. Ни звука. Открыл лючок для газет. Тишина. Он нажал кнопку и услышал в квартире звонок.
Он позвонил трижды, потом начал колотить в дверь.
Попытался обдумать ситуацию. Он не должен ничего предпринимать в одиночестве – святое полицейское правило. Сунул руку в карман – мобильник, разумеется, остался на кухонном столе. Он спустился вниз, подложил камень, чтобы дверь не закрылась, и нашел телефон-автомат на Центральной площади. Набрал номер Мартинссона.
– Извини, что разбудил. Но мне нужна твоя помощь.
– А что случилось?
– Ты нашел Сведберга?
– Нет.
– Значит, случилось.
Воцарилось тягостное молчание. Валландер понял, что Мартинссон принял его слова более чем всерьез.
– Я жду тебя на Малой Норрегатан.
– Максимум десять минут, – сказал Мартинссон.
Валландер дошел до машины и открыл багажник. Там лежали кое-какие инструменты, завернутые в грязный пластик. Он достал монтировку и вернулся к дому Сведберга.
Через десять минут рядом с ним затормозила машина Мартинссона. Валландер заметил, что Мартинссон надел пиджак прямо на пижаму.
– О чем ты думаешь?
– Не знаю.
Они поднялись по лестнице. Валландер попросил Мартинссона позвонить еще раз. Никто не открывал.
Мужчины переглянулись.
– Может быть, у него запасной ключ в кабинете?
Валландер мотнул головой:
– Слишком долго.
Мартинссон отошел в сторону – он знал, что сейчас последует. Валландер достал монтировку и взломал замок.

4

Ночь на 9 августа 1996 была, пожалуй, одной из самых долгих в жизни Курта Валландера. Когда он на рассвете покинул дом на Малой Норрегатан, у него по-прежнему было ощущение, что это происходит не с ним и, во всяком случае, не наяву; он словно спал, и снился ему совершенно непостижимый кошмар.
Но все, что он видел этой ночью, было реальностью, и реальность эта была хуже любого кошмара. Много раз за свою жизнь он видел последствия жестоких и кровавых драм. Но, взламывая замок на двери Сведберга, он даже предположить не мог, что его ждет. У него еще до этого были нехорошие предчувствия. И он был прав.
Они, стараясь ступать тихо, словно на вражеской территории, вошли в темную прихожую – он впереди, Мартинссон чуть сзади. Из-за закрытой двери в гостиную пробивался свет. Валландер слышал за спиной тяжелое дыхание Мартинссона. Он открыл дверь и отпрянул, так что чуть не сшиб Мартинссона. Тот перегнулся и тоже заглянул в комнату.
Валландеру показалось, что Мартинссон застонал. Этого ему никогда не забыть. Как Мартинссон стонал, словно больной ребенок, глядя на то немыслимое, что предстало их глазам.
Сведберг лежал на полу гостиной, с ногой, переброшенной через опрокинутый стул, – в странной позе, как будто у него вдруг не стало позвоночника.
Валландер стоял в дверях, окаменев от ужаса. Это был Сведберг. И он был мертв. Человека, с которым он проработал много лет, больше нет. Его странно перекрученный труп лежит перед ним на полу. Он никогда не сядет на свое обычное место, на длинной стороне стола, не будет почесывать лысину карандашом.
Впрочем, теперь у Сведберга не было лысины. Половина черепа была снесена.
Чуть поодаль лежала охотничья двухстволка. Брызги крови были повсюду, даже на стене в нескольких метрах от упавшего стула.
Валландер стоял неподвижно, с колотящимся сердцем. Он знал, что эта картина никогда не исчезнет из его памяти. Мертвый Сведберг, его изуродованная голова, опрокинутый стул и ружье на красном ковре с голубым кантом.
Вдруг пришла в голову идиотская мысль – теперь Сведберга не будет мучить его паническая боязнь ос.
– Что произошло? – срывающимся голосом спросил Мартинссон.
Валландеру показалось, что Мартинссон вот-вот заплачет. Сам он словно бы не до конца осознавал происшедшее. Сведберг погиб? Это невероятно, этого не может быть. Сорокалетний полицейский, почему он должен погибнуть? Он должен сегодня сидеть на оперативке. Сведберг с его лысиной, боязнью ос, с привычкой в одиночестве ходить в сауну по пятницам.
Тот, кто лежит на полу, не может быть Сведбергом. Это кто-то другой, похожий на Сведберга.
Валландер инстинктивно посмотрел на часы. Десять минут третьего. Они постояли несколько мгновений в дверях и снова вышли в прихожую. Валландер включил бра и увидел, что Мартинссона бьет крупная дрожь. Интересно, как он сам выглядит со стороны.
– Полный наряд, – тихо сказал он.
На столе в прихожей стоял телефон. Но автоответчика тут не было.
Мартинссон кивнул и взялся было за трубку.
– Подожди, – остановил его Валландер. – Надо подумать.
А что было думать? Может быть, он все еще надеялся на чудо? Что Сведберг вдруг встанет у них за спиной и скажет, что все это им только померещилось?
– Ты помнишь номер Лизы Хольгерссон? – спросил он.
У Мартинссона была редкостная способность запоминать адреса и телефонные номера. Их было двое таких – Мартинссон и Сведберг. Теперь остался один Мартинссон.
Мартинссон, заикаясь, пробормотал номер. Лиза Хольгерссон взяла трубку после второго сигнала. Наверное, телефон стоит у нее на ночном столике.
– Валландер. Извини, что разбудил.
В ее голосе не было ни малейших признаков, что она спросонья.
– Хорошо бы ты сюда приехала. Мы с Мартинссоном в квартире Сведберга на Малой Норрегатан. Сведберг мертв.
Он услышал, как она застонала.
– Что случилось?
– Не знаю. Выстрел в голову.
– Ужас какой! То есть убийство?
Валландер подумал про ружье на полу.
– Не знаю. Убийство или самоубийство. Не знаю.
– С Нюбергом уже говорил?
– Решил сначала позвонить тебе.
– Сейчас оденусь и приеду.
Валландер пальцем нажал рычаг и протянул трубку Мартинссону.
– Начни с Нюберга, – сказал он.
В гостиную вели две двери. Пока Мартинссон говорил по телефону, Валландер пошел в обход, через кухню.
На полу валялся вынутый из буфета ящик. Дверца в угловом шкафу открыта, бумаги и квитанции тоже на полу.
Валландер старался запомнить всю эту картину. Из прихожей доносился голос Мартинссона, объяснявшего ситуацию криминалисту по фамилии Нюберг. Валландер пошел дальше, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Спальня. Постель не застелена, одеяло на полу. Простыня в цветочек, горестно подумал он. Сведберг спал словно на лужайке. Между спальней и гостиной был маленький кабинет – книжные полки, письменный стол. Сведберг любил порядок. В его комнате на работе стол был всегда педантично прибран, никаких ненужных бумаг. Здесь же книги и пустые ящики стола валялись на полу, повсюду были разбросаны какие-то бумаги.
Он вошел в гостиную, на этот раз с другой стороны. Теперь перед ним лежало ружье и чуть подальше – изувеченный труп Сведберга. Он стоял не шевелясь, силясь понять, что здесь произошло. Он старался не упустить ни одной детали, ничего из того, что осталось после разыгравшейся здесь драмы. В голове роились вопросы. Кто-то же должен был слышать выстрел. Или выстрелы. Когда все это произошло? И что произошло?
В дверях появился Мартинссон.
– Едут, – сказал он.
Валландер медленно пошел назад тем же путем. Остановился на секунду в кухне и вдруг услышал лай собаки и раздраженный голос Мартинссона. Он поспешил в прихожую. На лестничной площадке стоял полицейский с собакой, за его спиной маячили несколько фигур в домашних халатах. Полицейского звали Эдмундссон, он служил в Истаде совсем недавно.
– Я приехал по тревоге, – неуверенно сказал он, увидев Валландера. – Сказали, что здесь взломали квартиру какого-то Сведберга.
Валландер сообразил, что Эдмундссон просто не понял, о каком Сведберге идет речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56