друг детства Джейсона смотрел на него, как на чужака.
– Джейсон, – произнес Даэррин. Слово упало кусочком льда – ни тепла, ни гнева. С тех пор как Джейсон видел его в последний раз, гном не переменился: крепкий, кряжистый, почти одинаковый ввысь и вширь. Макушкой по грудь Джейсону, плечами он мог бы сравниться лишь с Джейсоновым отцом. Над побитой сединой каштановой бородой нависал неожиданно крючковатый нос и остро блестели бусинки глаз. Выражение худого лица Даэррина в неверном свете было не разобрать.
И вдруг оно расплылось в улыбке – такой широкой, что человеческое лицо от нее разорвалось бы пополам.
– Джейсон! – повторил гном, стискивая юношу с такой силой, что у того затрещали кости. – Джейсон, малыш, до чего ж приятно тебя видеть. – Он выпустил Джейсона и отступил. – Будь я проклят, если ты не стал шире в плечах. – Лицо его омрачилось. – Слышал о твоем отце. Мне жаль.
Джейсон кивнул:
– Мне тоже.
Микин молчал – просто смотрел на Джейсона.
Гном хлопнул Джейсона по плечу, чуть не сбив его с ног.
– Я слышал и про Армина – что ты для него сделал. Добро. – Он улыбнулся. Убийства не волновали Даэррина: они были его работой. – Ты уверен, что эта сволочь мертва? Помнится, твой отец тоже считал, что убил его.
Джейсон вернул гному ровный взгляд.
– Я видел его мозги.
– Тогда молодец. Гордость матери. – Гном начал было отворачиваться. – Еще кое-что…
– Да?
Гном повернулся к дракону.
– Эй, Эллегон, отключись на минутку, идет? – крикнул он и снова повернулся к Джейсону.
«Ты же не станешь…»
– Вот тебе, щенок! – Огромный кулак врезался в скулу Джейсона; встав дыбом, мир ударил его по спине, на миг выбив из него дух. Юноша попытался сесть – но сознание угрожающе заволоклось тьмой.
– Тэннети, та хават! – рявкнул Дарайн. – Я сказал – успокойтесь, все!
– Заткни свои приказы себе в задницу! – прорычала Тэннети. – Вы едва не прикончили меня только за то, что я коснулась его – а теперь ты намерен…
– Тэннети, молчать! Всем опустить оружие! – раздался из тьмы крик Эйи. – Эллегон!..
«Всем успокоиться. Не происходит ничего, из-за чего стоило бы умирать. – Драконово пламя разорвало ночь – а заодно и мглу, что клубилась в голове Джейсона. – Джейсон, вставай».
Микин взглянул на него сверху вниз.
– Это не искупление. Но возможно – только возможно – начало его. – Он протянул Джейсону руку.
Джейсон принял ее и какой-то миг боролся с искушением врезать дружку детства по яйцам. Пару раз. И от всей души.
Но он отказался от этой мысли и, ухватившись за руки Даэррина и Микина, поднялся.
– Из-за тебя легло чуть не пол-отряда. – Ноздри гнома трепетали. Он до боли сжал руку Джейсона. – Мне бы надо дать ребятам по розге – и пусть бы они прогнали тебя по углям. И я бы это сделал – не будь ты чертовым будущим Императором. Но ты – он, так что сделать я ничего не могу, и, значит, придется жить с тем, что есть.
Ты можешь быть Наследником, можешь быть хоть самим Императором и его сыном – но никогда не поступай так больше или то, что я сделал, покажется тебе матушкиным поцелуем по сравнению с тем, что я сделаю. Понял меня, Джейсон Куллинан?
– Понял. – Джейсон высвободил руки. Его пошатывало.
«Успокойтесь – все. Ничего не случилось».
Поодаль Тэннети и Кетол все еще стояли нос к носу с тремя воинами Даэррина, Эйя и Дарайн – между ними. У всех – мечи наголо, пистолеты – наготове, но выстрелы еще не прозвучали, и кровь не пролилась.
Ничего не случилось.
Дракон возвышался над ними, струйки пара вились из ноздрей.
«Скажи им сам».
– Та хават! – Джейсон поднял руку. – Успокоились, все, идет? – Он сделал шаг. Вроде ничего не болит – кроме головы. Голова гудела отчаянно.
Почти сотня воинов, собравшись вокруг костра, смотрела, как Даэрриновы каптенармусы делят привезенные Эллегоном припасы. Припасы делились на три части: оружие, одежда и все остальное.
Одежды было в достатке – по паре смен на каждого. Воины получали смену и исчезали: спускались по чуть подсвеченной тропе к ближнему ручью. Там они мылись, обтирались, дрожа, натягивали чистое и возвращались, чтобы отдать снятое для стирки в Приюте.
Пороха и пуль тоже не пожалели, прислали и несколько ружей – обменять на те, что нельзя починить в походных условиях.
«Разновсякостей», как называл их Уолтер Словотский, было больше всего. По этому списку проходили: фонари, нитки, иголки, несколько сосудов с целительными бальзамами, кожаные ремни, мотки веревки, связки стрел, болтов и перьев к ним, небольшой мешок с почтой… но никакой еды. Считалось, что провизией и фуражом летучие отряды обеспечивают себя сами, так что тратить на них вяленое мясо и сухофрукты – недопустимое расточительство.
На сей раз дело обстояло не так.
Даэррин тихонько выругался.
– Истинное удовольствие видеть здесь тебя, – обратился он к Эйе, и лишь самое тонкое ухо расслышало бы в его голосе нотку сарказма, – и уж тем паче – ваше баронство. – Он преувеличенно низко поклонился Брену Адахану. – А уж Дарайн и вовсе услада для глаз…
Великан хмыкнул.
Гном сплюнул в костер и какое-то время созерцал шипящий плевок.
– Но я предпочел бы, чтобы вместо вас сюда прилетели картошка и сливы.
Его заместитель, долговязый, с выбитыми передними зубами, пожал плечами.
– Жначит, жавтра пошлем шеловека в город. Жа провижией.
– Можно бы. Но… – Гном немного подумал. – Не люблю я без особой нужды мозолить глаза работорговцам.
Джейсон вопросительно приподнял бровь.
– Работорговцы в городе. – Даэррин снова сплюнул. – Большой караван – слишком большой, не по нашим зубам. Но вот как надумают они в Пандатавэй ворочаться, я тут же – гонца к Франдреду: объединимся, мол, да перехватим их у Метрейля, ежели они той дорогой пойдут.
«Большой караван?» – Крылья Эллегона тревожно затрепетали.
Большие караваны почти всегда сопровождали арбалетчики с болтами, смазанными «драконьим роком».
Гном кивнул:
– Ага. Поэтому-то, если мне посылать нынче кого-то в город, я бы и хотел, чтоб ты здесь завис до завтра. Нейтрален там Энкиар, не нейтрален… Лети в холмы, спрячься там на день – но нам может понадобиться срочная помощь.
Дракон зашипел; меж зубов вылетели струйки пара. «Но из такого далека я не смогу ни с кем говорить – и не услышу никого, кроме Джейсона».
«Вот спасибо, так спасибо».
– Джейсон! – Даэррин огладил бороду. – Как ты насчет сходить в город?
«Больше никогда, – подумал Джейсон. – Больше я не сбегу». Он тряхнул головой.
– Нет проблем, Даэррин. Схожу.
Тэннети кивнула:
– И я. Прикрою твою спину.
– Нет.
Это сказал Брен Адахан. Все головы повернулись к нему.
– Твое мнение меня не волнует, барон, – произнесла Тэннети.
Брен Адахан отмахнулся.
– Тебя слишком хорошо знают. Стоит кому-то заметить боевую кошку Карла Куллинана – и они тут же примутся высматривать, кого ты прикрываешь. Куда в большей безопасности Джейсон будет в окружении пары-тройки таких же обычных людей, как он сам. Так легче слиться с толпой.
– Барон говорит дело, – кивнул Дарайн. – Пойдем мы.
– Нет, – повторил Брен Адахан.
Кетол склонил голову набок.
– Какие возражения на сей раз?
– Смешанный отряд. Как тебе работать с теми, кого не знаешь? Лучше, чтоб Джейсона страховала сработанная команда. Они привыкли действовать заодно, они поймут сигналы, которые я либо Дарайн можем просто не заметить.
Кетол прикусил губу, но потом кивнул.
– Может, ты и прав. Пусть лучше Даэррин работает со своими – так Джейсону безопасней.
– Это мое дело, и ничье больше. – Даэррин словно точку поставил. – Я пойду сам, со своими – и Джейсон. Джейсон, я, Микин, Аррикол и Фалхерен. А теперь – как тебя называть? Выбирай имя.
– Тарен, – сказал Джейсон. – Я к нему привык.
Гном повысил голос.
– Так, говорю всем – это Тарен. Мы все должны привыкнуть называть его так – и только так. Кто оговорится – отстоит пять ночных страж и потеряет двадцатую часть доли в ближайший дележ. На первый раз. За вторую оговорку штраф удваивается. Третьей быть не должно. – Он хлопнул мясистыми ладонями. – Ладно. Давайте распаковывать дальше.
Глава 9
«ВОИН ЖИВ»
По сути своей все кабаки одинаковы – если рассматривать их только как место, где напиваешься.
Уолтер Словотский
Впереди на дороге, у караульни, заработал сигнальными флагами стражник. Высокий, костлявый, он двигался так легко, будто не чувствовал ни веса стального шлема, ни тяжести старой кольчуги. Белое и алое полотнища бешено летали на стучащих, бьющихся друг о друга долгих деревянных древках, потом обвисали на миг – только чтобы вновь взлететь и затрепетать в жарком мареве полдня.
Джейсон, прямо сидя на крупном гнедом мерине, следил за внимательно глядящим на флаги Даэррином.
– Понимаешь?
Даэррин ответил легким кивком.
– Немного, Тарен. – Гном пожал плечами. – Это не сигнал опасности. Знаки тревоги короче. Мы вряд ли нарвемся на неприятности: Энкиар – открытый город.
– Обычно, Тарен, у нас в Энкиаре неприятностей не бывает, – заметил Микин. Как и все остальные, он при каждом удобном случае повторял взятое Джейсоном имя. Джейсон надеялся, что это прекратится до того, как они с кем-нибудь встретятся: народ может удивиться, с чего это имя «Тарен» так треплют.
– Ты все еще на связи с драконом? – спросил Даэррин.
Джейсон пожал плечами. Сказать было трудно. Ему казалось, что он ощущает отдаленное присутствие Эллегона, но уверен в этом он не был. Кроме того, сейчас это не имело значения; это будет иметь значение, когда – и если – в Энкиаре дела пойдут плохо.
Лучше было бы спросить – будет ли от этого вообще хоть какой-то прок. Эллегону понадобится несколько минут, чтобы явиться в ответ даже на самый ясно слышимый зов; а чтобы превратить живого человека в труп, достанет и пары секунд.
Они подъезжали медленно, убрав руки с оружия – хотя никто из них толком вооружен не был: у четверки людей – только мечи и кинжалы, а Даэррин выбрал немыслимое сочетание короткого шеста и палицы. В телеге, которой правил Даэррин, лежали пять ружей, но пользоваться ими не собирались: настоящих ружей в Энкиар не возили.
Таможня состояла из пары низких каменных зданий, в каждом из которых могло бы находиться не больше чем по двадцать человек. Примерно в полете стрелы за ней стояла городская стена, и попасть внутрь можно было лишь через открытые сейчас ворота.
Даэррина в Энкиаре знали – во всяком случае, знали таможенники и стражники, – так что понадобились пара минут, монета и пожатие рук, чтобы их, после самого поверхностного досмотра, пропустили. Ружья пришлось отдать, но, так как с собой у них были работорговые пукалки, стреляющие магическим «водяным» порохом, потеря их никого не огорчила. Порох работорговцев вот уже сколько лет как перестал быть тайной – просто он был страшно дорог.
Отряд въехал под арку.
– И вообще, – заметил Даэррин, убирая в кошель точенные из кости пропускные бирки, – пусть-ка призадумаются. – Его некрасивое лицо озарилось усмешкой. – Загадали мы им задачку: пользуемся ли мы по сю пору приютским порохом или тайна сия умерла сами-знаете-с-кем.
Смысла в этом не было – ни капли. Изготовление пороха было инженерной тайной, известной лишь самому Инженеру и его самым близким и доверенным помощникам. Остальные потусторонники, возможно, тоже кое-что знали, но никто из них – кроме Инженера – не разбирался во всех деталях этого невероятного по сложности и точности химического процесса.
Джейсон считал, что размышляет про себя, но что-то, вероятно, отразилось на его лице. Микин фыркнул.
– Я тоже так не считаю, но есть полным-полно народу, кто думает – он что-то в этом смыслил.
– Может, и смыслил, Микин, – сказал Аррикол – высокий светловолосый салк с волосами, по-моряцки заплетенными в косу. Он волновался: щелкнув языком, потянулся к перевязи, на дюйм вытащил меч из ножен, сунул обратно, принялся похлопывать по кинжалу, потом поймал себя на этом и унялся.
Фалхерен – 71 он сидел на низком облучке телеги – мягко натянул вожжи.
– Рынок в другой стороне, Даэррин. Ты не туда едешь.
Гном улыбнулся.
– Хочу показать, что мы уверены в себе. Ежели это не сделать – могут решить, что мы волнуемся. Или опасаемся. А это ведь не так, верно?
Фалхерен не вернул улыбку.
Джейсон сглотнул комок.
Главные улицы Энкиара, достаточно широкие, чтобы на них свободно разминулись две повозки, были вымощены древними кошкиными лбами – верхушки камней стесались, промежутки меж ними заполняли слежавшаяся от времени земля и свежая грязь. Похоже было, что едешь по хорошо утоптанному тракту, а не по мощенной булыжником мостовой: ни тебе тряски, ни оскальзываний.
Был полдень, и полдень погожий, улицы бурлили жизнью. Множество оборванных ребятишек, играя в салочки, гонялись друг за другом, шныряя в толпе на главной улице и ныряя в проулки. Плотная женщина в линялом крестьянском платье вперевалочку шла вдоль улицы, локтями прижимая к себе откормленных трепыхающихся темно-ореховых кур. Ее прямые волосы покрывал и стягивал сзади ядовито-красный платок.
Поодаль, в кузне, трудился у наковальни толстяк-кузнец: небритое лицо, голая грудь и огромное брюхо – в поту от жара горна, густую черную поросль на теле в дюжине мест прорезают белые отметины шрамов, показывая, сколько раз он неосторожно касался горячего металла.
За ближним прилавком склонилась над железной жаровней гибкая женщина. Погрузив шумовку в котелок с варевом, она покрутила ею, выловила куски мяса и овощей, положила их на решетку, отложила шумовку, взяла лучинку и осторожно поднесла ее к углям. В воздухе поплыл запах наваристого бульона и жареной баранины.
Два невысоких человека в плоских широкополых шляпах склонились друг к другу над пустым бочонком для зерна – один, не переставая, тряс маленьким кожаным кошелем, другой мотал головой и, брызгая слюной, твердил без умолку: «Прибавь! Прибавь!»
Обычный рыночный день.
– Там дальше – Птичий рынок, Тарен, – сказал Даэррин.
За последним каменным домом начинались ряды низких загонов. Пахло скотом. Джейсон терпеть не мог этот запах: нанюхался, перегоняя гурт из Метрейля в Пандатавэй.
У загонов лениво торговались трое загорелых мужиков – Джейсон решил, что они кабатчики. То и дело обращаясь за поддержкой друг к другу, они осматривали скотину в загоне, тыкали в нее пальцами и переглядывались, что, судя по всему, не очень-то нравилось торговцу.
За загоном скота располагались свиньи. За свиньями стояли клетки с птицей. За птичьим рядом возвышались три высокие стальные клети, в каждой – по двенадцать человек.
У клетей стояли трое охранников, ни на одном из них не было ало-коричневой формы городской стражи. Работорговцы.
Они вовсе не выглядели лиходеями. Просто три мечника в металле и коже. Ничего необычного – если не обращать внимания на пристальный, оценивающий прищур их суженных глаз.
Подчас зло невозможно определить с первого взгляда. Возможно, именно поэтому Гирен Энкиарский в войне между Приютом и Работорговой гильдией не принял ничьей стороны. Он именовал себя Гиреном Нейтральным – именовал гордо, словно можно гордиться нейтральностью в борьбе между Добром и Злом.
Ну, возможно, Добро тоже не всегда выглядит как добро. Джейсон далеко не всегда бывал добр, благороден, верен и храбр – однажды он дезертировал и не раз поддавался страху. Но рабовладельцем он не был.
Центральная клеть была пустой, две другие – почти полны. В одной содержалось с десяток мужчин самого разного возраста – от подростков до чуть ли не стариков; в другой сбился в кучку пяток женщин – заплаканных и оборванных.
Мог ли быть среди них кто-то из Керната? Джейсон ударил мерина пятками и, направив его к клетям, выкрикнул во весь голос:
– Есть здесь кернатцы? Кто-то из Бима?..
Один из работорговцев потянулся было к сигнальному рогу на поясе, но другой покачал головой.
– Та хават, – сказал он, вытягивая ладонь навстречу Джейсону. – Имперец?
Джейсон кивнул.
– По рождению, не по службе, – отозвался он. – По крайней мере – сейчас.
Позади нетерпеливо фыркнула и заплясала лошадь Даэррина.
– Та хават, Тарен, – проговорил гном. – Сейчас ты служишь Приюту, а не империи. – Гном глядел на работорговцев, широко, пренебрежительно улыбаясь. – Я зовусь Даэррин, парень. Слыхал обо мне?
Работорговец кивнул:
– Узнал – по описанию.
Гном возвратил кивок.
– Тогда что ж не вспотел, как твой приятель? – Он мотнул головой на другого рабовладельца. – Или не обделался – как твой второй дружок?
– Потому что волноваться нам не о чем. – Работорговец тоже улыбнулся. – Слухи не зовут тебя глупцом – во всяком случае, не таким глупцом, чтобы затеять свару в Энкиаре и закрыть для себя и своих город. – Он повернулся к Джейсону. – Неприятности нам ни к чему, Тарен. Они не имперцы; все – с Разодранного архипелага. Товара из Холтуна или Бима у меня не было вот уже сколько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Джейсон, – произнес Даэррин. Слово упало кусочком льда – ни тепла, ни гнева. С тех пор как Джейсон видел его в последний раз, гном не переменился: крепкий, кряжистый, почти одинаковый ввысь и вширь. Макушкой по грудь Джейсону, плечами он мог бы сравниться лишь с Джейсоновым отцом. Над побитой сединой каштановой бородой нависал неожиданно крючковатый нос и остро блестели бусинки глаз. Выражение худого лица Даэррина в неверном свете было не разобрать.
И вдруг оно расплылось в улыбке – такой широкой, что человеческое лицо от нее разорвалось бы пополам.
– Джейсон! – повторил гном, стискивая юношу с такой силой, что у того затрещали кости. – Джейсон, малыш, до чего ж приятно тебя видеть. – Он выпустил Джейсона и отступил. – Будь я проклят, если ты не стал шире в плечах. – Лицо его омрачилось. – Слышал о твоем отце. Мне жаль.
Джейсон кивнул:
– Мне тоже.
Микин молчал – просто смотрел на Джейсона.
Гном хлопнул Джейсона по плечу, чуть не сбив его с ног.
– Я слышал и про Армина – что ты для него сделал. Добро. – Он улыбнулся. Убийства не волновали Даэррина: они были его работой. – Ты уверен, что эта сволочь мертва? Помнится, твой отец тоже считал, что убил его.
Джейсон вернул гному ровный взгляд.
– Я видел его мозги.
– Тогда молодец. Гордость матери. – Гном начал было отворачиваться. – Еще кое-что…
– Да?
Гном повернулся к дракону.
– Эй, Эллегон, отключись на минутку, идет? – крикнул он и снова повернулся к Джейсону.
«Ты же не станешь…»
– Вот тебе, щенок! – Огромный кулак врезался в скулу Джейсона; встав дыбом, мир ударил его по спине, на миг выбив из него дух. Юноша попытался сесть – но сознание угрожающе заволоклось тьмой.
– Тэннети, та хават! – рявкнул Дарайн. – Я сказал – успокойтесь, все!
– Заткни свои приказы себе в задницу! – прорычала Тэннети. – Вы едва не прикончили меня только за то, что я коснулась его – а теперь ты намерен…
– Тэннети, молчать! Всем опустить оружие! – раздался из тьмы крик Эйи. – Эллегон!..
«Всем успокоиться. Не происходит ничего, из-за чего стоило бы умирать. – Драконово пламя разорвало ночь – а заодно и мглу, что клубилась в голове Джейсона. – Джейсон, вставай».
Микин взглянул на него сверху вниз.
– Это не искупление. Но возможно – только возможно – начало его. – Он протянул Джейсону руку.
Джейсон принял ее и какой-то миг боролся с искушением врезать дружку детства по яйцам. Пару раз. И от всей души.
Но он отказался от этой мысли и, ухватившись за руки Даэррина и Микина, поднялся.
– Из-за тебя легло чуть не пол-отряда. – Ноздри гнома трепетали. Он до боли сжал руку Джейсона. – Мне бы надо дать ребятам по розге – и пусть бы они прогнали тебя по углям. И я бы это сделал – не будь ты чертовым будущим Императором. Но ты – он, так что сделать я ничего не могу, и, значит, придется жить с тем, что есть.
Ты можешь быть Наследником, можешь быть хоть самим Императором и его сыном – но никогда не поступай так больше или то, что я сделал, покажется тебе матушкиным поцелуем по сравнению с тем, что я сделаю. Понял меня, Джейсон Куллинан?
– Понял. – Джейсон высвободил руки. Его пошатывало.
«Успокойтесь – все. Ничего не случилось».
Поодаль Тэннети и Кетол все еще стояли нос к носу с тремя воинами Даэррина, Эйя и Дарайн – между ними. У всех – мечи наголо, пистолеты – наготове, но выстрелы еще не прозвучали, и кровь не пролилась.
Ничего не случилось.
Дракон возвышался над ними, струйки пара вились из ноздрей.
«Скажи им сам».
– Та хават! – Джейсон поднял руку. – Успокоились, все, идет? – Он сделал шаг. Вроде ничего не болит – кроме головы. Голова гудела отчаянно.
Почти сотня воинов, собравшись вокруг костра, смотрела, как Даэрриновы каптенармусы делят привезенные Эллегоном припасы. Припасы делились на три части: оружие, одежда и все остальное.
Одежды было в достатке – по паре смен на каждого. Воины получали смену и исчезали: спускались по чуть подсвеченной тропе к ближнему ручью. Там они мылись, обтирались, дрожа, натягивали чистое и возвращались, чтобы отдать снятое для стирки в Приюте.
Пороха и пуль тоже не пожалели, прислали и несколько ружей – обменять на те, что нельзя починить в походных условиях.
«Разновсякостей», как называл их Уолтер Словотский, было больше всего. По этому списку проходили: фонари, нитки, иголки, несколько сосудов с целительными бальзамами, кожаные ремни, мотки веревки, связки стрел, болтов и перьев к ним, небольшой мешок с почтой… но никакой еды. Считалось, что провизией и фуражом летучие отряды обеспечивают себя сами, так что тратить на них вяленое мясо и сухофрукты – недопустимое расточительство.
На сей раз дело обстояло не так.
Даэррин тихонько выругался.
– Истинное удовольствие видеть здесь тебя, – обратился он к Эйе, и лишь самое тонкое ухо расслышало бы в его голосе нотку сарказма, – и уж тем паче – ваше баронство. – Он преувеличенно низко поклонился Брену Адахану. – А уж Дарайн и вовсе услада для глаз…
Великан хмыкнул.
Гном сплюнул в костер и какое-то время созерцал шипящий плевок.
– Но я предпочел бы, чтобы вместо вас сюда прилетели картошка и сливы.
Его заместитель, долговязый, с выбитыми передними зубами, пожал плечами.
– Жначит, жавтра пошлем шеловека в город. Жа провижией.
– Можно бы. Но… – Гном немного подумал. – Не люблю я без особой нужды мозолить глаза работорговцам.
Джейсон вопросительно приподнял бровь.
– Работорговцы в городе. – Даэррин снова сплюнул. – Большой караван – слишком большой, не по нашим зубам. Но вот как надумают они в Пандатавэй ворочаться, я тут же – гонца к Франдреду: объединимся, мол, да перехватим их у Метрейля, ежели они той дорогой пойдут.
«Большой караван?» – Крылья Эллегона тревожно затрепетали.
Большие караваны почти всегда сопровождали арбалетчики с болтами, смазанными «драконьим роком».
Гном кивнул:
– Ага. Поэтому-то, если мне посылать нынче кого-то в город, я бы и хотел, чтоб ты здесь завис до завтра. Нейтрален там Энкиар, не нейтрален… Лети в холмы, спрячься там на день – но нам может понадобиться срочная помощь.
Дракон зашипел; меж зубов вылетели струйки пара. «Но из такого далека я не смогу ни с кем говорить – и не услышу никого, кроме Джейсона».
«Вот спасибо, так спасибо».
– Джейсон! – Даэррин огладил бороду. – Как ты насчет сходить в город?
«Больше никогда, – подумал Джейсон. – Больше я не сбегу». Он тряхнул головой.
– Нет проблем, Даэррин. Схожу.
Тэннети кивнула:
– И я. Прикрою твою спину.
– Нет.
Это сказал Брен Адахан. Все головы повернулись к нему.
– Твое мнение меня не волнует, барон, – произнесла Тэннети.
Брен Адахан отмахнулся.
– Тебя слишком хорошо знают. Стоит кому-то заметить боевую кошку Карла Куллинана – и они тут же примутся высматривать, кого ты прикрываешь. Куда в большей безопасности Джейсон будет в окружении пары-тройки таких же обычных людей, как он сам. Так легче слиться с толпой.
– Барон говорит дело, – кивнул Дарайн. – Пойдем мы.
– Нет, – повторил Брен Адахан.
Кетол склонил голову набок.
– Какие возражения на сей раз?
– Смешанный отряд. Как тебе работать с теми, кого не знаешь? Лучше, чтоб Джейсона страховала сработанная команда. Они привыкли действовать заодно, они поймут сигналы, которые я либо Дарайн можем просто не заметить.
Кетол прикусил губу, но потом кивнул.
– Может, ты и прав. Пусть лучше Даэррин работает со своими – так Джейсону безопасней.
– Это мое дело, и ничье больше. – Даэррин словно точку поставил. – Я пойду сам, со своими – и Джейсон. Джейсон, я, Микин, Аррикол и Фалхерен. А теперь – как тебя называть? Выбирай имя.
– Тарен, – сказал Джейсон. – Я к нему привык.
Гном повысил голос.
– Так, говорю всем – это Тарен. Мы все должны привыкнуть называть его так – и только так. Кто оговорится – отстоит пять ночных страж и потеряет двадцатую часть доли в ближайший дележ. На первый раз. За вторую оговорку штраф удваивается. Третьей быть не должно. – Он хлопнул мясистыми ладонями. – Ладно. Давайте распаковывать дальше.
Глава 9
«ВОИН ЖИВ»
По сути своей все кабаки одинаковы – если рассматривать их только как место, где напиваешься.
Уолтер Словотский
Впереди на дороге, у караульни, заработал сигнальными флагами стражник. Высокий, костлявый, он двигался так легко, будто не чувствовал ни веса стального шлема, ни тяжести старой кольчуги. Белое и алое полотнища бешено летали на стучащих, бьющихся друг о друга долгих деревянных древках, потом обвисали на миг – только чтобы вновь взлететь и затрепетать в жарком мареве полдня.
Джейсон, прямо сидя на крупном гнедом мерине, следил за внимательно глядящим на флаги Даэррином.
– Понимаешь?
Даэррин ответил легким кивком.
– Немного, Тарен. – Гном пожал плечами. – Это не сигнал опасности. Знаки тревоги короче. Мы вряд ли нарвемся на неприятности: Энкиар – открытый город.
– Обычно, Тарен, у нас в Энкиаре неприятностей не бывает, – заметил Микин. Как и все остальные, он при каждом удобном случае повторял взятое Джейсоном имя. Джейсон надеялся, что это прекратится до того, как они с кем-нибудь встретятся: народ может удивиться, с чего это имя «Тарен» так треплют.
– Ты все еще на связи с драконом? – спросил Даэррин.
Джейсон пожал плечами. Сказать было трудно. Ему казалось, что он ощущает отдаленное присутствие Эллегона, но уверен в этом он не был. Кроме того, сейчас это не имело значения; это будет иметь значение, когда – и если – в Энкиаре дела пойдут плохо.
Лучше было бы спросить – будет ли от этого вообще хоть какой-то прок. Эллегону понадобится несколько минут, чтобы явиться в ответ даже на самый ясно слышимый зов; а чтобы превратить живого человека в труп, достанет и пары секунд.
Они подъезжали медленно, убрав руки с оружия – хотя никто из них толком вооружен не был: у четверки людей – только мечи и кинжалы, а Даэррин выбрал немыслимое сочетание короткого шеста и палицы. В телеге, которой правил Даэррин, лежали пять ружей, но пользоваться ими не собирались: настоящих ружей в Энкиар не возили.
Таможня состояла из пары низких каменных зданий, в каждом из которых могло бы находиться не больше чем по двадцать человек. Примерно в полете стрелы за ней стояла городская стена, и попасть внутрь можно было лишь через открытые сейчас ворота.
Даэррина в Энкиаре знали – во всяком случае, знали таможенники и стражники, – так что понадобились пара минут, монета и пожатие рук, чтобы их, после самого поверхностного досмотра, пропустили. Ружья пришлось отдать, но, так как с собой у них были работорговые пукалки, стреляющие магическим «водяным» порохом, потеря их никого не огорчила. Порох работорговцев вот уже сколько лет как перестал быть тайной – просто он был страшно дорог.
Отряд въехал под арку.
– И вообще, – заметил Даэррин, убирая в кошель точенные из кости пропускные бирки, – пусть-ка призадумаются. – Его некрасивое лицо озарилось усмешкой. – Загадали мы им задачку: пользуемся ли мы по сю пору приютским порохом или тайна сия умерла сами-знаете-с-кем.
Смысла в этом не было – ни капли. Изготовление пороха было инженерной тайной, известной лишь самому Инженеру и его самым близким и доверенным помощникам. Остальные потусторонники, возможно, тоже кое-что знали, но никто из них – кроме Инженера – не разбирался во всех деталях этого невероятного по сложности и точности химического процесса.
Джейсон считал, что размышляет про себя, но что-то, вероятно, отразилось на его лице. Микин фыркнул.
– Я тоже так не считаю, но есть полным-полно народу, кто думает – он что-то в этом смыслил.
– Может, и смыслил, Микин, – сказал Аррикол – высокий светловолосый салк с волосами, по-моряцки заплетенными в косу. Он волновался: щелкнув языком, потянулся к перевязи, на дюйм вытащил меч из ножен, сунул обратно, принялся похлопывать по кинжалу, потом поймал себя на этом и унялся.
Фалхерен – 71 он сидел на низком облучке телеги – мягко натянул вожжи.
– Рынок в другой стороне, Даэррин. Ты не туда едешь.
Гном улыбнулся.
– Хочу показать, что мы уверены в себе. Ежели это не сделать – могут решить, что мы волнуемся. Или опасаемся. А это ведь не так, верно?
Фалхерен не вернул улыбку.
Джейсон сглотнул комок.
Главные улицы Энкиара, достаточно широкие, чтобы на них свободно разминулись две повозки, были вымощены древними кошкиными лбами – верхушки камней стесались, промежутки меж ними заполняли слежавшаяся от времени земля и свежая грязь. Похоже было, что едешь по хорошо утоптанному тракту, а не по мощенной булыжником мостовой: ни тебе тряски, ни оскальзываний.
Был полдень, и полдень погожий, улицы бурлили жизнью. Множество оборванных ребятишек, играя в салочки, гонялись друг за другом, шныряя в толпе на главной улице и ныряя в проулки. Плотная женщина в линялом крестьянском платье вперевалочку шла вдоль улицы, локтями прижимая к себе откормленных трепыхающихся темно-ореховых кур. Ее прямые волосы покрывал и стягивал сзади ядовито-красный платок.
Поодаль, в кузне, трудился у наковальни толстяк-кузнец: небритое лицо, голая грудь и огромное брюхо – в поту от жара горна, густую черную поросль на теле в дюжине мест прорезают белые отметины шрамов, показывая, сколько раз он неосторожно касался горячего металла.
За ближним прилавком склонилась над железной жаровней гибкая женщина. Погрузив шумовку в котелок с варевом, она покрутила ею, выловила куски мяса и овощей, положила их на решетку, отложила шумовку, взяла лучинку и осторожно поднесла ее к углям. В воздухе поплыл запах наваристого бульона и жареной баранины.
Два невысоких человека в плоских широкополых шляпах склонились друг к другу над пустым бочонком для зерна – один, не переставая, тряс маленьким кожаным кошелем, другой мотал головой и, брызгая слюной, твердил без умолку: «Прибавь! Прибавь!»
Обычный рыночный день.
– Там дальше – Птичий рынок, Тарен, – сказал Даэррин.
За последним каменным домом начинались ряды низких загонов. Пахло скотом. Джейсон терпеть не мог этот запах: нанюхался, перегоняя гурт из Метрейля в Пандатавэй.
У загонов лениво торговались трое загорелых мужиков – Джейсон решил, что они кабатчики. То и дело обращаясь за поддержкой друг к другу, они осматривали скотину в загоне, тыкали в нее пальцами и переглядывались, что, судя по всему, не очень-то нравилось торговцу.
За загоном скота располагались свиньи. За свиньями стояли клетки с птицей. За птичьим рядом возвышались три высокие стальные клети, в каждой – по двенадцать человек.
У клетей стояли трое охранников, ни на одном из них не было ало-коричневой формы городской стражи. Работорговцы.
Они вовсе не выглядели лиходеями. Просто три мечника в металле и коже. Ничего необычного – если не обращать внимания на пристальный, оценивающий прищур их суженных глаз.
Подчас зло невозможно определить с первого взгляда. Возможно, именно поэтому Гирен Энкиарский в войне между Приютом и Работорговой гильдией не принял ничьей стороны. Он именовал себя Гиреном Нейтральным – именовал гордо, словно можно гордиться нейтральностью в борьбе между Добром и Злом.
Ну, возможно, Добро тоже не всегда выглядит как добро. Джейсон далеко не всегда бывал добр, благороден, верен и храбр – однажды он дезертировал и не раз поддавался страху. Но рабовладельцем он не был.
Центральная клеть была пустой, две другие – почти полны. В одной содержалось с десяток мужчин самого разного возраста – от подростков до чуть ли не стариков; в другой сбился в кучку пяток женщин – заплаканных и оборванных.
Мог ли быть среди них кто-то из Керната? Джейсон ударил мерина пятками и, направив его к клетям, выкрикнул во весь голос:
– Есть здесь кернатцы? Кто-то из Бима?..
Один из работорговцев потянулся было к сигнальному рогу на поясе, но другой покачал головой.
– Та хават, – сказал он, вытягивая ладонь навстречу Джейсону. – Имперец?
Джейсон кивнул.
– По рождению, не по службе, – отозвался он. – По крайней мере – сейчас.
Позади нетерпеливо фыркнула и заплясала лошадь Даэррина.
– Та хават, Тарен, – проговорил гном. – Сейчас ты служишь Приюту, а не империи. – Гном глядел на работорговцев, широко, пренебрежительно улыбаясь. – Я зовусь Даэррин, парень. Слыхал обо мне?
Работорговец кивнул:
– Узнал – по описанию.
Гном возвратил кивок.
– Тогда что ж не вспотел, как твой приятель? – Он мотнул головой на другого рабовладельца. – Или не обделался – как твой второй дружок?
– Потому что волноваться нам не о чем. – Работорговец тоже улыбнулся. – Слухи не зовут тебя глупцом – во всяком случае, не таким глупцом, чтобы затеять свару в Энкиаре и закрыть для себя и своих город. – Он повернулся к Джейсону. – Неприятности нам ни к чему, Тарен. Они не имперцы; все – с Разодранного архипелага. Товара из Холтуна или Бима у меня не было вот уже сколько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21