Не по своему желанию – обстоятельства, знаете ли. Сколько лет не видел настоящего капища! Раз я верую в Дагона, значит, можно все-таки войти?
Прежде чем Ровена успела вмешаться, К-Март рывком отодвинул дверь.
Пеленка ждала. Она вскинулась перед нами на дыбы – высокая, как человек, и вдвое шире человека. Дрожащая синяя стена криптоплоти. И эта большая Пеленка в отличие от знакомых мне маленьких испускала нашатырно-фекальное зловоние.
Похоже, малыш Берти серьезно потрудился над ее параметрами.
К-Март не успел выстрелить – на него навалилась Пеленка, вмиг обтянула, как облипучка-приставучка.
Завизжала Ровена. У меня тоже был лазик, но я не мог стрелять – боялся продырявить беспомощного К-Марта.
Кто-то пронесся мимо меня, тяжелый и стремительный, и задел, да так сильно, что я развернулся кругом. Когда снова утвердился на ногах, увидел, как наш Бульдог – сплошные клыки и когти – вцепился в Пеленку. Он нацелился на главный узел, вырвал его с кровавым пучком нитевидных отростков. Пеленка опала, как проколотый надувной матрац.
Я подошел к облепленному грязью К-Марту, помог встать. Мимо меня в комнату устремилась Ровена с криком: «Берти! Берти! Я пыталась им помешать!»
К-Март был здорово напуган, но невредим.
– Богиня Тара! Ну и запашок – как у нас в Казахстане, когда я провалился в нужник.
С лазиком на изготовку я проследовал за Ровеной в комнату. Однако, чтобы справиться с малышом Берти, оружие не потребовалось. Чудовищный кукловод, злоумышленник, манипулировавший убийцами-Пеленками, лежал в огромной байеровской люльке – такие применяются обычно для лечения обширных ожогов. Берти был голым, лишь прикрыт широченным матерчатым полотенцем. В безвольной руке лежал сонический инъектор фирмы «Аллеликс». Судя по лицу Бертрана, лишенному какого бы то ни было выражения, инъектор он зарядил слоновьей дозой «новорождина» или другого тропа с ретрогрессивным, синопсоразделяющим действием.
Заливаясь слезами, Ровена упала на колени перед колыбелью. Теперь эта парочка смахивала на безвкусную модерновую версию «Пиеты».
Подошел К-Март, покачал головой:
– Богиня Тара!
Я вспомнил, как сам был чокнутым:
– У всех у нас пупки крученые, К-Март. По крайней мере у тех, кто родился человеком.
Направляясь к выходу, я наткнулся на Бульдога – он уничтожал вещественное доказательство. В пылу схватки древние инстинкты одержали верх над служебной выучкой. Я хотел дать ему пинка, но передумал.
Бешеная помесь
Казалось, моя жизнь целиком и полностью уподобилась одной из самых мудреных симплектических моделей неотомистской катастрофы. Она носилась по орбитам странных аттракторов, по спиралям и синусоидам, – и невозможно было предсказать, во что упрется эта кривая дорожка. Вряд ли во что-нибудь хорошее.
Моя жизнь даже не просто изобиловала – она кишела переменами, их было побольше, чем зрелых трипсов на ткач-дереве перед сбором урожая. И уж всяко, перемен было достаточно, чтобы я решил провести несколько внеочередных сеансов у доктора Варелы из «Бихевиоральной прагматики», у спокойной и эрудированной дамы. В прошлом, когда я, покончив с частным сыском, сорвался в штопор, она помогла мне взяться за ум. Надо же – еще совсем недавно я думал, что судьба никогда больше не сведет нас.
С тех пор как я поступил на службу в бостонское отделение Протеиновой Полиции, жизнь пошла спокойная и ненапряжная. Правда, совсем уж без неурядиц и риска не обходилось, но все же до недавних пор я не видел причины обращаться к мозгоправу. Как вдруг все изменилось, и теперь доктору Вареле приходится выслушивать мои жалобы и кивать, и успокаивать, и копаться в своих учебниках, и прописывать курс лечения биометовским «тревогоном» и сайклоновским «нескучаем» в сочетании с сильнодействующими адренергетиками. Тропы вроде бы действовали, хотя я по-прежнему чувствовал себя разлаженным. Но все-таки я считал, что уверенно иду на поправку.
Все началось, когда умные головы, руководители Департамента внутренней разведки и охраны Североамериканского Союза (мы, Протеиновая Полиция, их отдел), скинули нам парочку новых директив.
Во-первых, больше не будет ни одной человеческой пары. У нас слишком большой недокомплект сотрудников, чтобы позволять себе такую роскошь. Причин на то уйма: гарантированное пособие по безработице, сокращение числа чистогенов и полноправных граждан, соблазны виртуальности, криминала и миллионов сект, культов, клубов по интересам и банд, представляющих самый широкий спектр гедонизма, нигилизма, пофигизма, да вообще всех «измов» на свете. Короче говоря, желающих вступить в наши ряды находилось немного. Разумеется, это же относилось и ко всем остальным секторам сасов-ской админисферы: без кибов, демонов и помесей вся система немедленно потерпела бы апоптоз. Так что старому партнерству «человек + человек» скоро придет конец. Это означает, что я расстанусь с К-Мартом Саундерсом, самым покладистым разъем-папой из тех, с кем мне приходилось иметь дело. Вместо него мне предложат на выбор трансгена или киба. Но после смерти моего верного Хомяка я не могу испытывать душевный комфорт в обществе помесей. Значит, остаются кибы.
Только что в широкую продажу поступили кибернеты четвертого уровня Тьюринга. «Пятерки» тоже применялись, но приобретать их могли только МВФ, Всемирный Банк, ВТО и прочие звезды админисферы, предпочитавшие всегда на корпус опережать управляемые ими массы. И, разумеется, на подходе были «шестерки», им предстояло вот-вот завершить свою полуавтономную эволюцию. Штаб Протеиновой Полиции в Торонто на днях получил месячный комплект «четверок» от Бангалорского филиала Сегасофт-Тогай-Мэджик и разослал их по континенту. «Мозги» кибов выглядели одинаковыми и имели те же габариты, что и устаревшие «тройки», что облегчало переоснащение, – непримечательные блестящие плитки толщиной с десяток древних CD-дисков. Однако новейшая схема, сокрытая в такой плитке, повышала возможности киба до уровня, который и не снился создателям их предшественников. Разнообразные же ходовые части были легкозаменяемы. Кроме тех, что уже состояли у нас на вооружении, прибыло еще несколько моделей, с новыми правоохранительными возможностями.
И вот – свершилось. Я получил в напарники синтетическое синкретическое существо в портативном виде, способное менять тела. В разгаре этой кошмарной реформы яйцеголовые настояли, чтобы все люди в штате подверглись соматическому апгрейду. Надоели, видите ли, нашим мудрецам «предотвратимые» потери офицерского состава в различных стычках с преступниками. Было признано, что базово-линейные организмы блюстителей закона давно уступают навороченным телам бандюков. Значит, мы должны срочно наверстать упущенное. Если у злодея семь пядей во лбу, то у любого из нас их должно быть двадцать семь. То же относится и ко всей прочей анатомии.
Я, как и большинство живущих на этом свете, уже получил свою долю имплантов, аддонов и апгрейдов; они неплохо помогали мне в работе, эти простенькие прибамбасы, такие как обостритель периферийного зрения, укрепитель костей, волевое шунтирование боли. Но в отличие от всяких там боди-артистов или головоломщиков я никогда не подвергался радикальным модификациям. Что хорошо для обычного геронта-ретрограда, то хорошо и для меня. А теперь мне говорят: изменись – или из полиции вылетишь.
Пришлось стиснуть зубы, проглотить свои опасения и нежелание терпеть начальственный произвол (как ни крути, я больше не свободный предприниматель) и отправиться в магазин тел и аксессуаров.
Наружу я вышел упакованный в чешую, точно доисторический ящер. Эта кожа, на ощупь мягкая, как замша, была способна выдержать удар колющего оружия или даже метательного снаряда, летящего с невысокой скоростью. Да к тому же мой новый покров от «Калипт-Биомед» умел реагировать на луч лазика, мгновенно меняя свой коэффициент преломления. Я когда-то читал,
что в природе самая быстрая базово-линейная реакция – у какого-то муравья, щелчок его челюстей длится треть миллисекунды. По части быстродействия наука здорово переплюнула природу.
Еще я приобрел паралимфатическую систему фирмы «Олимпус Биотекс» – это лютый враг всех микро– и нанопаразитов, Усилил артерии антихолестерином компании «Куратех», кости армировал инновировским камневолокном. Сердцу и легким достались хемациновские помощники-импланты. Пальцам – агуронова гипергибкость, усиленная осязательная и проприоцепторная чувствительность, а кроме того, кой-какие нейромодификации от «Биокрист», широкой общественности пока недоступные. И наконец, я теперь мог угостить своих недоброжелателей несколькими крайне опасными противопехотными цитокинами – их вырабатывали расположенные в нужных местах внешнесекреторные железы.
Короче говоря, силы законности и правопорядка получили в моем лице сверхэффективного бойца.
Который вдобавок ко всему прочему употребил полдюжины незнакомых тропов для интеграции своего нового облика и внутренних сенсорных устройств.
И вот, как только произошла эта метаморфоза, в моей жизни случился Последний Великий Перелом. Я повстречал Ксули Бет. И влюбился. Ксули Бет Воллбрахт родилась в Меркосуре и росла водной цыганкой. Ее родители, Рольф и Валентина, управляли секцией Гидровии. Семья кочевала по этому широкому искусственному водному пути, занимаясь торговлей, ремонтом и охраной. Получив образование и профессию ноя Глобального экологического фонда, Ксули Бет поработала за границей, обслуживая океаническо-атмосферную технику, повидала разные уголки АТЭС, Карикома и Скандибалтики, и наконец, судьба ее забросила в биорегион Нова-Англия.
Мы встретились на официальном приеме, устроенном ноями. Аквацыганам надо было проинструктировать Протеиновую Полицию насчет борьбы с бешеными микрокиборгами – стремительная эволюция водной псевдожизни делала их появление вполне вероятным. Силик-робовая технология считалась надежной, но без проблем, естественно, не обходилось.
К счастью для меня, Ксули Бет не прониклась отвращением к моему преобразованному эпидермису. Выяснилось, что одним из ее прежних любовников был гидровийский челорыб, он-то и привил ей вкус к нестандартным кожным покровам.
С появлением Ксули Бет моя жизнь вмиг изменилась к лучшему. Впервые с тех пор, как ушла жена, у меня было полноценное спаривание. И мне было хорошо.
Настолько хорошо, что я чувствовал: добром это не кончится. Вот-вот на мою голову упадет какая-то беда – как падает с ясного неба запрограммированный Ксули Бет ливень.
Первым знаком беды стало настойчивое попискивание моего гибкого экрана. В то утро я сидел за рабочим столом. Шел пятнадцатиминутный перерыв, я расслаблялся в квазимедитации, фокусом которой служил подарок Ксули Бет, он же – символ ее профессии. В стерильном цилиндрическом контейнере величиной примерно с капсулу для пневмопочты автономный миниатюрный силикробовый смерчик осуществлял свои гомеодинами-ческие деформации, подчиняясь только солнечному свету. Его бесконечные случайные превращения, в дополнение к повторяемым мной про себя даосским мантрам, очищали разум.
Но какие могут быть мантры, когда служебный долг велит вступить в слухоконтакт первой категории? Я задействовал разум и дал команду экрану включиться. На нем появилось лицо моего прямого начальника.
Джо Пристли имела взволнованный вид. Что совсем не просто для женщины, чья голова обрамлена складками кожи, а рот смахивает на зубастую пасть звероящера. На моих глазах преступники теряли сознание на допросах, когда она позволяла себе добродушную улыбку.
– Наш котеночек в городе, – сообщила она.
– Цума-Пума? – вспомнил я старого знакомого, вожака мелкой шайки. – Стоит ли беспокоиться?
– Если бы Цума-Пума! Нет, я имею в виду единственного представителя семейства кошачьих, из-за которого стоит беспокоиться. Это Чокнутый Кошак.
Вот теперь понятно, почему она так нервничает.
– Чувствую, вы припасли для меня клубочек. Может, покажете конец нити? Чтобы я не терял времени даром…
– Слышал, что было в Чикаго? Там Кошак чуть было не устроил Второй Потоп.
– Слышал, конечно. Но тогда он вроде бы сам здорово сел в лужу. Разве он не наследил, не оставил нам несколько своих клеток? По идее, чего проще – запрограммировать всех общественных нюхачей, чтобы стучали, когда он будет красться мимо них.
– Ты прав, мы расшифровали его геном, и это большая удача – ведь раньше об этом преступнике не было известно почти ничего. Но все же одного генома недостаточно. Кошак не светится на публике. Свои злодеяния он творит через друзей, союзников и сочувствующих, и недостатка в них нет. И помощников он вербует не только среди помесей. Хватает и чистогенов, одобряющих деятельность ФОТ, или по крайней мере ее нерадикалистские крылья, такие, как ОПЖОП, например. Кошаку легко пачкать нас дерьмом, не вылезая из своей норы. И не забывай о существовании частного транспорта – нюхачи не обратят внимания на пассажира экогерметизированной машины. Нет, мы должны как следует побегать, если хотим сорвать новые козни Кошака.
– Ну и перспективочка, – сказал я. – Уж лучше бы приказали залезть в Мешок и заняться любовью с накопительным кольцом на обратной стороне Луны.
Начальница была членом секты вырожденцев, а стало быть, убежденным врагом половых желез. Испещренные жилами кожистые складки покраснели и возмущенно затрепетали, а в следующий миг она исчезла с экрана. Прозвучал сигнал прекращения слухоконтакта, и по невидимым каналам пошла ориентировка на Кошака. Данных было так много, что они не поместились в буферы гибкого экрана. Я выделил парочку мыслящих спецпрограммок для работы в фоновом режиме, пусть собирают все общедоступные сведения о «почерке» супертеррориста.
А потом я приступил к долгому растрированию – благо, мое новое нейро допускало двухдорожечную обработку данных.
Чокнутый Кошак появился на свет лет десять назад, и произошло это при обстоятельствах поистине драматических. Его производителем был яйцеглав, носивший забавное прозвище Доктор Радиус. Док Радиус был «свободным художником», вернее, не совсем свободным, так как выполнял заказы концерна «Вивус-Неопат» и оказался вовлечен в очень секретный проект. Минуя сеть, «ВЫ» заключил тайный контракт на создание нового грансгена с особыми возможностями. Помесь должна была унаследовать свои черты от разных представителей семейства кошачьих (50%), человека (30%) и виверры (10%). Остальные 10% – полезные нуклеотиды, взятые у самых разных животных. Как только программа выпустит из автоутроб юные помеси, они, также без человеческого участия, будут помещены в частичный стазис и в таком виде развезены по адресам, которые, как потом выяснилось, принадлежали подставной фирме, а на самом деле – правительству Парижа.
Также стало известно, что мэр этого чудесного города решил отделиться вместе с подвластной ему территорией от Евросоюза. Ему не понравилось, когда «сверху» было аннулировано решение возобновить производственное задымление в черте города. Туризм дышал на ладан, и мэр предположил, что если вернуть «старинную атмосферу Парижа», то любознательные гости снова повалят толпами. Новые помеси от «ВН» – сплошь зубы, когти и коварство – должны были войти в корпус солдат-наемников, составить ядро будущей партизанской армии самообороны, опираясь на которую, мэр смог бы выполнить свой гениальный план.
Надо ли говорить, что и Евросоюз, и ВТО, и другие высшие структуры админисферы совсем не обрадовались таким новостям и свое неудовольствие выразили весьма энергично. Отставной мэр получил двадцать лет дестабилизации сознания. Заговор был раскрыт еще до развозки трансгенов, и власти обрушились на «ВН», как тонна антиматерии. Фирма уплатила драконовские штрафы и получила приказ ликвидировать все спецпомеси.
Но такой исход совсем не устроил Дока Радиуса. Будучи не просто художником, а художником полоумным и маниакально преданным своей работе, он относился к новым помесям не просто как к изделиям. Для него они были все равно что родные дети.
Док Радиус ухитрился вынести из лаборатории и спрятать один утробный плод. Более того, этот плод был создан не в рамках проекта по изготовлению спецтрансгенов – Док занимался им подпольно, выбирая для него черты внешности и характера на свой собственный вкус.
Вот из этого-то семени и произрос цветочек под названием Чокнутый Кошак. Произрос в изоляции, в обществе одного лишь эксцентричного Дока Радиуса, не отягощенный спецобучением, спецпитанием и татуном – клеймом владельца. И получилась в результате не простая помесь – получилось чудовище.
Как только Кошак приобрел способность рассуждать – а это случилось примерно через год после его рождения, год напряженной учебы и приема совершенно нелегальных тропов, – он зациклился на гибели своих неродившихся «братьев».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Прежде чем Ровена успела вмешаться, К-Март рывком отодвинул дверь.
Пеленка ждала. Она вскинулась перед нами на дыбы – высокая, как человек, и вдвое шире человека. Дрожащая синяя стена криптоплоти. И эта большая Пеленка в отличие от знакомых мне маленьких испускала нашатырно-фекальное зловоние.
Похоже, малыш Берти серьезно потрудился над ее параметрами.
К-Март не успел выстрелить – на него навалилась Пеленка, вмиг обтянула, как облипучка-приставучка.
Завизжала Ровена. У меня тоже был лазик, но я не мог стрелять – боялся продырявить беспомощного К-Марта.
Кто-то пронесся мимо меня, тяжелый и стремительный, и задел, да так сильно, что я развернулся кругом. Когда снова утвердился на ногах, увидел, как наш Бульдог – сплошные клыки и когти – вцепился в Пеленку. Он нацелился на главный узел, вырвал его с кровавым пучком нитевидных отростков. Пеленка опала, как проколотый надувной матрац.
Я подошел к облепленному грязью К-Марту, помог встать. Мимо меня в комнату устремилась Ровена с криком: «Берти! Берти! Я пыталась им помешать!»
К-Март был здорово напуган, но невредим.
– Богиня Тара! Ну и запашок – как у нас в Казахстане, когда я провалился в нужник.
С лазиком на изготовку я проследовал за Ровеной в комнату. Однако, чтобы справиться с малышом Берти, оружие не потребовалось. Чудовищный кукловод, злоумышленник, манипулировавший убийцами-Пеленками, лежал в огромной байеровской люльке – такие применяются обычно для лечения обширных ожогов. Берти был голым, лишь прикрыт широченным матерчатым полотенцем. В безвольной руке лежал сонический инъектор фирмы «Аллеликс». Судя по лицу Бертрана, лишенному какого бы то ни было выражения, инъектор он зарядил слоновьей дозой «новорождина» или другого тропа с ретрогрессивным, синопсоразделяющим действием.
Заливаясь слезами, Ровена упала на колени перед колыбелью. Теперь эта парочка смахивала на безвкусную модерновую версию «Пиеты».
Подошел К-Март, покачал головой:
– Богиня Тара!
Я вспомнил, как сам был чокнутым:
– У всех у нас пупки крученые, К-Март. По крайней мере у тех, кто родился человеком.
Направляясь к выходу, я наткнулся на Бульдога – он уничтожал вещественное доказательство. В пылу схватки древние инстинкты одержали верх над служебной выучкой. Я хотел дать ему пинка, но передумал.
Бешеная помесь
Казалось, моя жизнь целиком и полностью уподобилась одной из самых мудреных симплектических моделей неотомистской катастрофы. Она носилась по орбитам странных аттракторов, по спиралям и синусоидам, – и невозможно было предсказать, во что упрется эта кривая дорожка. Вряд ли во что-нибудь хорошее.
Моя жизнь даже не просто изобиловала – она кишела переменами, их было побольше, чем зрелых трипсов на ткач-дереве перед сбором урожая. И уж всяко, перемен было достаточно, чтобы я решил провести несколько внеочередных сеансов у доктора Варелы из «Бихевиоральной прагматики», у спокойной и эрудированной дамы. В прошлом, когда я, покончив с частным сыском, сорвался в штопор, она помогла мне взяться за ум. Надо же – еще совсем недавно я думал, что судьба никогда больше не сведет нас.
С тех пор как я поступил на службу в бостонское отделение Протеиновой Полиции, жизнь пошла спокойная и ненапряжная. Правда, совсем уж без неурядиц и риска не обходилось, но все же до недавних пор я не видел причины обращаться к мозгоправу. Как вдруг все изменилось, и теперь доктору Вареле приходится выслушивать мои жалобы и кивать, и успокаивать, и копаться в своих учебниках, и прописывать курс лечения биометовским «тревогоном» и сайклоновским «нескучаем» в сочетании с сильнодействующими адренергетиками. Тропы вроде бы действовали, хотя я по-прежнему чувствовал себя разлаженным. Но все-таки я считал, что уверенно иду на поправку.
Все началось, когда умные головы, руководители Департамента внутренней разведки и охраны Североамериканского Союза (мы, Протеиновая Полиция, их отдел), скинули нам парочку новых директив.
Во-первых, больше не будет ни одной человеческой пары. У нас слишком большой недокомплект сотрудников, чтобы позволять себе такую роскошь. Причин на то уйма: гарантированное пособие по безработице, сокращение числа чистогенов и полноправных граждан, соблазны виртуальности, криминала и миллионов сект, культов, клубов по интересам и банд, представляющих самый широкий спектр гедонизма, нигилизма, пофигизма, да вообще всех «измов» на свете. Короче говоря, желающих вступить в наши ряды находилось немного. Разумеется, это же относилось и ко всем остальным секторам сасов-ской админисферы: без кибов, демонов и помесей вся система немедленно потерпела бы апоптоз. Так что старому партнерству «человек + человек» скоро придет конец. Это означает, что я расстанусь с К-Мартом Саундерсом, самым покладистым разъем-папой из тех, с кем мне приходилось иметь дело. Вместо него мне предложат на выбор трансгена или киба. Но после смерти моего верного Хомяка я не могу испытывать душевный комфорт в обществе помесей. Значит, остаются кибы.
Только что в широкую продажу поступили кибернеты четвертого уровня Тьюринга. «Пятерки» тоже применялись, но приобретать их могли только МВФ, Всемирный Банк, ВТО и прочие звезды админисферы, предпочитавшие всегда на корпус опережать управляемые ими массы. И, разумеется, на подходе были «шестерки», им предстояло вот-вот завершить свою полуавтономную эволюцию. Штаб Протеиновой Полиции в Торонто на днях получил месячный комплект «четверок» от Бангалорского филиала Сегасофт-Тогай-Мэджик и разослал их по континенту. «Мозги» кибов выглядели одинаковыми и имели те же габариты, что и устаревшие «тройки», что облегчало переоснащение, – непримечательные блестящие плитки толщиной с десяток древних CD-дисков. Однако новейшая схема, сокрытая в такой плитке, повышала возможности киба до уровня, который и не снился создателям их предшественников. Разнообразные же ходовые части были легкозаменяемы. Кроме тех, что уже состояли у нас на вооружении, прибыло еще несколько моделей, с новыми правоохранительными возможностями.
И вот – свершилось. Я получил в напарники синтетическое синкретическое существо в портативном виде, способное менять тела. В разгаре этой кошмарной реформы яйцеголовые настояли, чтобы все люди в штате подверглись соматическому апгрейду. Надоели, видите ли, нашим мудрецам «предотвратимые» потери офицерского состава в различных стычках с преступниками. Было признано, что базово-линейные организмы блюстителей закона давно уступают навороченным телам бандюков. Значит, мы должны срочно наверстать упущенное. Если у злодея семь пядей во лбу, то у любого из нас их должно быть двадцать семь. То же относится и ко всей прочей анатомии.
Я, как и большинство живущих на этом свете, уже получил свою долю имплантов, аддонов и апгрейдов; они неплохо помогали мне в работе, эти простенькие прибамбасы, такие как обостритель периферийного зрения, укрепитель костей, волевое шунтирование боли. Но в отличие от всяких там боди-артистов или головоломщиков я никогда не подвергался радикальным модификациям. Что хорошо для обычного геронта-ретрограда, то хорошо и для меня. А теперь мне говорят: изменись – или из полиции вылетишь.
Пришлось стиснуть зубы, проглотить свои опасения и нежелание терпеть начальственный произвол (как ни крути, я больше не свободный предприниматель) и отправиться в магазин тел и аксессуаров.
Наружу я вышел упакованный в чешую, точно доисторический ящер. Эта кожа, на ощупь мягкая, как замша, была способна выдержать удар колющего оружия или даже метательного снаряда, летящего с невысокой скоростью. Да к тому же мой новый покров от «Калипт-Биомед» умел реагировать на луч лазика, мгновенно меняя свой коэффициент преломления. Я когда-то читал,
что в природе самая быстрая базово-линейная реакция – у какого-то муравья, щелчок его челюстей длится треть миллисекунды. По части быстродействия наука здорово переплюнула природу.
Еще я приобрел паралимфатическую систему фирмы «Олимпус Биотекс» – это лютый враг всех микро– и нанопаразитов, Усилил артерии антихолестерином компании «Куратех», кости армировал инновировским камневолокном. Сердцу и легким достались хемациновские помощники-импланты. Пальцам – агуронова гипергибкость, усиленная осязательная и проприоцепторная чувствительность, а кроме того, кой-какие нейромодификации от «Биокрист», широкой общественности пока недоступные. И наконец, я теперь мог угостить своих недоброжелателей несколькими крайне опасными противопехотными цитокинами – их вырабатывали расположенные в нужных местах внешнесекреторные железы.
Короче говоря, силы законности и правопорядка получили в моем лице сверхэффективного бойца.
Который вдобавок ко всему прочему употребил полдюжины незнакомых тропов для интеграции своего нового облика и внутренних сенсорных устройств.
И вот, как только произошла эта метаморфоза, в моей жизни случился Последний Великий Перелом. Я повстречал Ксули Бет. И влюбился. Ксули Бет Воллбрахт родилась в Меркосуре и росла водной цыганкой. Ее родители, Рольф и Валентина, управляли секцией Гидровии. Семья кочевала по этому широкому искусственному водному пути, занимаясь торговлей, ремонтом и охраной. Получив образование и профессию ноя Глобального экологического фонда, Ксули Бет поработала за границей, обслуживая океаническо-атмосферную технику, повидала разные уголки АТЭС, Карикома и Скандибалтики, и наконец, судьба ее забросила в биорегион Нова-Англия.
Мы встретились на официальном приеме, устроенном ноями. Аквацыганам надо было проинструктировать Протеиновую Полицию насчет борьбы с бешеными микрокиборгами – стремительная эволюция водной псевдожизни делала их появление вполне вероятным. Силик-робовая технология считалась надежной, но без проблем, естественно, не обходилось.
К счастью для меня, Ксули Бет не прониклась отвращением к моему преобразованному эпидермису. Выяснилось, что одним из ее прежних любовников был гидровийский челорыб, он-то и привил ей вкус к нестандартным кожным покровам.
С появлением Ксули Бет моя жизнь вмиг изменилась к лучшему. Впервые с тех пор, как ушла жена, у меня было полноценное спаривание. И мне было хорошо.
Настолько хорошо, что я чувствовал: добром это не кончится. Вот-вот на мою голову упадет какая-то беда – как падает с ясного неба запрограммированный Ксули Бет ливень.
Первым знаком беды стало настойчивое попискивание моего гибкого экрана. В то утро я сидел за рабочим столом. Шел пятнадцатиминутный перерыв, я расслаблялся в квазимедитации, фокусом которой служил подарок Ксули Бет, он же – символ ее профессии. В стерильном цилиндрическом контейнере величиной примерно с капсулу для пневмопочты автономный миниатюрный силикробовый смерчик осуществлял свои гомеодинами-ческие деформации, подчиняясь только солнечному свету. Его бесконечные случайные превращения, в дополнение к повторяемым мной про себя даосским мантрам, очищали разум.
Но какие могут быть мантры, когда служебный долг велит вступить в слухоконтакт первой категории? Я задействовал разум и дал команду экрану включиться. На нем появилось лицо моего прямого начальника.
Джо Пристли имела взволнованный вид. Что совсем не просто для женщины, чья голова обрамлена складками кожи, а рот смахивает на зубастую пасть звероящера. На моих глазах преступники теряли сознание на допросах, когда она позволяла себе добродушную улыбку.
– Наш котеночек в городе, – сообщила она.
– Цума-Пума? – вспомнил я старого знакомого, вожака мелкой шайки. – Стоит ли беспокоиться?
– Если бы Цума-Пума! Нет, я имею в виду единственного представителя семейства кошачьих, из-за которого стоит беспокоиться. Это Чокнутый Кошак.
Вот теперь понятно, почему она так нервничает.
– Чувствую, вы припасли для меня клубочек. Может, покажете конец нити? Чтобы я не терял времени даром…
– Слышал, что было в Чикаго? Там Кошак чуть было не устроил Второй Потоп.
– Слышал, конечно. Но тогда он вроде бы сам здорово сел в лужу. Разве он не наследил, не оставил нам несколько своих клеток? По идее, чего проще – запрограммировать всех общественных нюхачей, чтобы стучали, когда он будет красться мимо них.
– Ты прав, мы расшифровали его геном, и это большая удача – ведь раньше об этом преступнике не было известно почти ничего. Но все же одного генома недостаточно. Кошак не светится на публике. Свои злодеяния он творит через друзей, союзников и сочувствующих, и недостатка в них нет. И помощников он вербует не только среди помесей. Хватает и чистогенов, одобряющих деятельность ФОТ, или по крайней мере ее нерадикалистские крылья, такие, как ОПЖОП, например. Кошаку легко пачкать нас дерьмом, не вылезая из своей норы. И не забывай о существовании частного транспорта – нюхачи не обратят внимания на пассажира экогерметизированной машины. Нет, мы должны как следует побегать, если хотим сорвать новые козни Кошака.
– Ну и перспективочка, – сказал я. – Уж лучше бы приказали залезть в Мешок и заняться любовью с накопительным кольцом на обратной стороне Луны.
Начальница была членом секты вырожденцев, а стало быть, убежденным врагом половых желез. Испещренные жилами кожистые складки покраснели и возмущенно затрепетали, а в следующий миг она исчезла с экрана. Прозвучал сигнал прекращения слухоконтакта, и по невидимым каналам пошла ориентировка на Кошака. Данных было так много, что они не поместились в буферы гибкого экрана. Я выделил парочку мыслящих спецпрограммок для работы в фоновом режиме, пусть собирают все общедоступные сведения о «почерке» супертеррориста.
А потом я приступил к долгому растрированию – благо, мое новое нейро допускало двухдорожечную обработку данных.
Чокнутый Кошак появился на свет лет десять назад, и произошло это при обстоятельствах поистине драматических. Его производителем был яйцеглав, носивший забавное прозвище Доктор Радиус. Док Радиус был «свободным художником», вернее, не совсем свободным, так как выполнял заказы концерна «Вивус-Неопат» и оказался вовлечен в очень секретный проект. Минуя сеть, «ВЫ» заключил тайный контракт на создание нового грансгена с особыми возможностями. Помесь должна была унаследовать свои черты от разных представителей семейства кошачьих (50%), человека (30%) и виверры (10%). Остальные 10% – полезные нуклеотиды, взятые у самых разных животных. Как только программа выпустит из автоутроб юные помеси, они, также без человеческого участия, будут помещены в частичный стазис и в таком виде развезены по адресам, которые, как потом выяснилось, принадлежали подставной фирме, а на самом деле – правительству Парижа.
Также стало известно, что мэр этого чудесного города решил отделиться вместе с подвластной ему территорией от Евросоюза. Ему не понравилось, когда «сверху» было аннулировано решение возобновить производственное задымление в черте города. Туризм дышал на ладан, и мэр предположил, что если вернуть «старинную атмосферу Парижа», то любознательные гости снова повалят толпами. Новые помеси от «ВН» – сплошь зубы, когти и коварство – должны были войти в корпус солдат-наемников, составить ядро будущей партизанской армии самообороны, опираясь на которую, мэр смог бы выполнить свой гениальный план.
Надо ли говорить, что и Евросоюз, и ВТО, и другие высшие структуры админисферы совсем не обрадовались таким новостям и свое неудовольствие выразили весьма энергично. Отставной мэр получил двадцать лет дестабилизации сознания. Заговор был раскрыт еще до развозки трансгенов, и власти обрушились на «ВН», как тонна антиматерии. Фирма уплатила драконовские штрафы и получила приказ ликвидировать все спецпомеси.
Но такой исход совсем не устроил Дока Радиуса. Будучи не просто художником, а художником полоумным и маниакально преданным своей работе, он относился к новым помесям не просто как к изделиям. Для него они были все равно что родные дети.
Док Радиус ухитрился вынести из лаборатории и спрятать один утробный плод. Более того, этот плод был создан не в рамках проекта по изготовлению спецтрансгенов – Док занимался им подпольно, выбирая для него черты внешности и характера на свой собственный вкус.
Вот из этого-то семени и произрос цветочек под названием Чокнутый Кошак. Произрос в изоляции, в обществе одного лишь эксцентричного Дока Радиуса, не отягощенный спецобучением, спецпитанием и татуном – клеймом владельца. И получилась в результате не простая помесь – получилось чудовище.
Как только Кошак приобрел способность рассуждать – а это случилось примерно через год после его рождения, год напряженной учебы и приема совершенно нелегальных тропов, – он зациклился на гибели своих неродившихся «братьев».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25