Они шли на север, прочь от Темзы. В небе над головой кружились и кричали белые чайки.
– И ты слышал, как Ислингтон упомянул о том, что на всякий случай велел оставить в живых мою сестру. Может быть, я не единственная, кто выжил. К тому же ты спас мне жизнь. И не раз. – Она помолчала, а потом протараторила, словно боялась не сказать: – Ты был мне настоящим, самым настоящим другом, Ричард. И мне почти уже стало нравиться, когда ты рядом. Пожалуйста, не уходи.
Левой, покалеченной, рукой он неуклюже потрепал ее по затылку.
– Ну… мне тоже стало нравиться, когда ты рядом. Но я не принадлежу этому миру. В моем Лондоне… ну… самая большая опасность, какая может тебя поджидать, это спешащее куда-то такси. Ты мне тоже нравишься. Очень нравишься. Но я должен вернуться домой.
Она смотрела на него снизу вверх многоцветными глазами, в которых мешались зелень, голубизна и пламень.
– Тогда мы больше никогда не увидимся.
– Наверное, ты права.
– Спасибо за все, что ты сделал, – сказала она. А потом вдруг обхватила его шею руками и стиснула так крепко, что у него заболели синяки на ребрах, и он тоже обнял ее в ответ так же крепко – на что синяки отчаянно запротестовали, откликнулись болью, но ему было наплевать.
– Что ж, – наконец сказал он. – Очень рад был с тобой познакомиться.
Д'Верь изо всех сил моргала. Он даже спросил себя, не собирается ли она снова сказать, что ей соринка в глаз попала, но она только произнесла:
– Готов? Он кивнул.
– Ключ у тебя?
Поставив на землю сумку, он сунул здоровую руку в задний карман. Вынул ключ и протянул ей. Она подняла его на уровень груди, держа перед собой так, словно вставила в воображаемый замок.
– Ну вот, а теперь иди. И не оглядывайся.
Он начал спускаться с пологого холма, прочь от голубых вод Темзы. Над головой пронеслась серая чайка. У подножия холма он оглянулся. Д'Верь стояла на вершине, подсвеченная лучами восходящего солнца. Щеки у нее блестели.
Оранжевый свет солнечным зайчиком отразился от ключа.
Одним решительным движением д'Верь его повернула.

Мир погрузился во тьму, голову Ричарда заполнил низкий гул, точно обезумевший рык тысяч и тысяч разъяренных зверей.

Глава двадцатая

Мир погрузился во тьму, голову Ричарда заполнил низкий гул, точно обезумевший рык тысяч и тысяч разъяренных зверей. Он моргнул в темноте, крепче сжал ручку сумки и спросил себя, не сглупил ли, поспешив убрать нож.
Мимо проталкивались какие-то люди. Ричард от них отшатнулся.
Перед ним были ступени. Он стал по ним подниматься. И по мере того как он шел, мир становился все четче, обретал очертания и форму. Рык сменился ревом уличного движения – он выходил из подземного перехода на Трафальгарскую площадь.
Начинался теплый октябрьский день. Прижимая к груди сумку и моргая на яркий свет, Ричард стоял на краю площади, по которой с ревом мчались такси, машины и двухэтажные красные автобусы. Туристы бросали корм легиону жирных голубей и фотографировались на фоне колонны Нельсона и охраняющих ее огромных львов Лэндсира [24]. Небо было того безмятежно голубого цвета, каким бывает экран телевизора, настроенного на закончивший вещание канал.
Он шел по площади, спрашивая себя, реален ли он в этом мире. Японские туристы не обращали на него внимания. Он попытался заговорить с хорошенькой блондинкой, но она рассмеялась, покачала головой и сказала что-то на языке, который Ричард принял за итальянский, но который на самом деле был финским.
Неопределенного пола ребенок рассматривал голубей, сосредоточенно поглощая шоколадный батончик. Ричард присел рядом на корточки.
– Привет, малыш, – сказал он.
Дитя тщательно сосало батончик и не подавало никаких признаков того, что распознало в Ричарде человека.
– Привет, – повторил Ричард, в голос которого теперь вкралась нотка отчаяния. – Ты меня видишь? Малыш? Привет?
С перемазанного шоколадом личика на него сердито посмотрели маленькие глазки, и тут вдруг нижняя губка задрожала. А потом дитя сбежало, чтобы обхватить руками ноги ближайшей взрослой женщины, и загундосило:
– Мам? Этот человек ко мне пристает. Он ко мне пристает, мам.
Мамаша грозно повернулась к Ричарду.
– Что вам надо от нашей Лесли? – потребовала ответа она. – Для таких, как вы, специальные заведения придуманы.
Ричард расплылся в улыбке. В счастливой улыбке до ушей. Такую улыбку не стереть, даже ударив кирпичом по затылку.
– Честное слово, я ужасно извиняюсь, – сказал он, улыбаясь, как Чеширский Кот.
И, сжимая свою сумку, побежал по Трафальгарской площади, сопровождаемый хлопаньем крыльев, изумленных владельцев которых он заставил подняться в воздух.

Вынув из бумажника кредитную карточку, он вставил ее в банкомат. Банкомат распознал четырехзначный пин-код, посоветовал держать его в секрете и никому не разглашать и спросил, какая услуга ему требуется. Ричард попросил наличности и получил ее в изобилии. От радости он даже выбросил в воздух кулак, а потом, сконфузившись, сделал вид, что подзывает такси.
Такси перед ним остановилось – остановилось! – перед ним! – и, забравшись на заднее сиденье, он снова расплылся в улыбке. Он попросил таксиста отвезти его в офис. А когда таксист указал, что гораздо быстрее будет дойти пешком, Ричард усмехнулся еще шире и сказал, что ему все равно. Как только машина отъехала от тротуара, он стал просить – практически умолять – таксиста попотчевать его, Ричарда, своими взглядами на Проблемы Уличного Движения в Сити, Наилучшие Способы Борьбы с Преступностью и Самые Злободневные Политические Вопросы. В ответ таксист обвинил Ричарда в том, что он «придуривается», и дулся все пять минут езды до Стрэнда. Ричарду все было как с гуся вода. Он все равно дал водителю нелепо большие чаевые. А потом пошел в свой офис.
Входя в здание, он почувствовал, как улыбка сползает у него с лица. С каждым шагом ему становилось все беспокойнее, все тревожнее. Что, если у него все еще нет работы? Ладно, пусть его видят маленькие перемазанные шоколадом дети и таксисты, но что, если по какому-то ужасающему невезению для своих сослуживцев он так и остался невидимкой?
Охранник мистер Фиггис поднял глаза от выпуска «Шаловливых подростков-нимфеток», который прятал в раскрытой «Сан», и шмыгнул носом.
– Доброе утро, мистер Мейхью, – бросил он. Ничего даже отдаленно доброго в этом «доброе утро» не было. Такое пожелание доброго утра подразумевало, что говорившему, в сущности, наплевать, жив его собеседник или мертв, да и вообще все равно, утро сейчас или день.
– Фиггис! – радостно воскликнул Ричард. – И вам тоже здравствовать, мистер Фиггис, о, выдающийся охранник!
Ничего подобного прежде мистеру Фиггису не говорил никто, даже обнаженные дамы из его фантазий. Он подозрительно всматривался в Ричарда, пока тот не вошел в лифт и не исчез из виду. А после вернулся к шаловливым подросткам-нимфеткам, хотя начинал подозревать, что, изображены они с леденцами или без, всем им стукнуло самое малое тридцать.
Выйдя из лифта, Ричард с некоторой заминкой пошел по коридору.
«Все будет хорошо, – уговаривал он самого себя, – если только мой стол на месте. Если только мой стол на месте, все будет хорошо».
Он вошел в большой, разделенный на десятки кабинок офис, в котором проработал три года. Сослуживцы корпели за столами, говорили по телефону, рылись в картотечных шкафах, пили скверный чай и еще худший кофе. Это был его офис.
И вон место у окна, где когда-то стоял его стол, но теперь его занимали серое скопище картотечных шкафов и юкка в кадке. Он уже собирался повернуться и бежать, когда кто-то протянул ему пластмассовый стаканчик с чаем.
– Возвращение блудного сына, а? – улыбнулся Гарри. – Пей.
– Привет, Гарри, – отозвался Ричард. – А где мой стол?
– Пойдем. Как Майорка?
– Какая Майорка?
– Разве ты обычно не на Майорку ездишь? – удивился Гарри. Они поднимались по лестнице, ведущей на четвертый этаж.
– Не на сей раз.
– Как раз это я и хотел сказать. Ты почти не загорел.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Ричард. – Ну, сам понимаешь. Захотелось чего-нибудь новенького.
Гарри кивнул и указал на дверь, которая, сколько Ричард ее помнил, вела в помещение административной картотеки и канцелярских принадлежностей.
– Что-нибудь новенького? Ну, новенькое у тебя уж точно есть. И могу я первым тебя поздравить?
Латунная табличка на двери гласила:

P. O. МЕЙХЬЮ МЛАДШИЙ ПАРТНЕР

– Везучий, шельма, – ласково сказал Гарри.
И ушел по своим делам, а Ричард в полнейшем замешательстве толкнул дверь кабинета и переступил порог. Теперь это была уже не кладовка, все папки и канцпринадлежности из нее вынесли, покрасили стены белым, серым и черным, постелили новый ковролин. В середине комнаты располагался большой письменный стол. Осмотрев его, Ричард пришел к выводу, что это, несомненно, его собственный. Его тролли были аккуратно сложены в одном из ящиков, и, достав их, он расставил их по всему помещению. Теперь у него было собственное окно с приятным видом на бурую илистую реку и Южный берег за ней. Тут даже было большое растение с огромными восковыми листьями, такие обычно кажутся искусственными, но на самом деле настоящие. Его старый пыльный кремовый монитор заменили на обтекаемый черный, который занимал на столе гораздо меньше места.
Он подошел к окну и, прихлебывая чай, стал смотреть на грязную реку.
– Значит, ты все нашел? Все на своих местах?
Он поднял глаза. В дверях стояла Сильвия, бодрая и деловитая ЛАИД, и улыбалась ему.
– Э-э-э… Да. Послушай, мне надо дома кое с чем разобраться… Как по-твоему, можно я возьму отгул на остаток дня…
– Поступай как тебе удобно. Тебя все равно до завтрашнего дня тут никто не ждал.
– Не ждал? – переспросил он. – Ах да, вспомнил.
– Что у тебя с пальцем? – нахмурилась Сильвия.
– Сломал, – ответил он.
Она поглядела на его руку озабоченно.
– Ты ведь не подрался, правда?
– Подрался? Я? Она усмехнулась.
– Просто дразнюсь. Думаю, ты его дверью прищемил. С моей сестрой то и дело такое случается.
– Нет, – вырвалось у Ричарда. – У меня была схв… – Сильвия подняла бровь. – Это была дверь, – нескладно закончил он.
К своему старому дому он поехал на такси. Просто не был уверен, что не сломается, спустившись в метро. Еще слишком рано. Не имея ключа, он постучал в дверь своей квартиры и испытал разочарование, когда ему открыла женщина, с которой он познакомился – или, точнее, не сумел познакомиться – в собственной ванной. Представившись как прошлый жилец, он быстро установил, что а) он, Ричард, больше здесь не живет, и что б) она, миссис Буханан, понятия не имеет, что сталось с его личным имуществом. Сделав кое-какие заметки, он очень вежливо попрощался и снова взял такси, чтобы повидаться с пронырой в верблюжьем пальто.
Проныра в верблюжьем пальто на сей раз был не в пальто, да и вообще гораздо менее льстив и вкрадчив, чем раньше. Они сидели в его офисе, и обезверблюженный выслушивал упреки Ричарда с видом человека, нечаянно проглотившего живого паука и только-только почувствовавшего, как насекомое зашевелилось.
– М-да, – признал он, заглянув в несколько папок. – Теперь, когда вы об этом упомянули, кажется, действительно имелась какая-то проблема. Но я решительно не понимаю, как такое могло случиться.
– Думаю, уже не важно, как это случилось, – логично возразил Ричард. – Важно то, что, пока я несколько недель отсутствовал, вы сдали мою квартиру, – он справился со своими заметками, – Джорджу и Адель Бухананам. Которые не намереваются съезжать.
Обезверблюженный закрыл папку.
– Ошибки случаются, – сказал он. – Человеческий фактор. Боюсь, мы тут ничего не можем поделать.
Прежний Ричард, тот, который жил в квартире, ставшей теперь домом Бухананов, на этом месте бы сник, извинился за то, что занял столько времени, и ушел. Новый же Ричард сказал:
– Правда? Вы тут ничего не можете поделать? Вы сдаете собственность, которую я снимал по контракту с вашей компанией, кому-то другому и в процессе теряете все мое личное имущество, и вы тут ничего не можете поделать? А я вот думаю – и, уверен, мой адвокат будет того же мнения, – что вы можете сделать очень многое.
Вид у обезверблюженного стал такой, словно паук пополз назад из его желудка в горло.
– Но у нас нет в этом здании других свободных квартир – таких, как ваша. Есть только апартаменты в пентхаусе.
– Это мне, – холодно сказал ему Ричард, – как раз подойдет…
Обезверблюженный расслабился.
– …это что касается жилого помещения, – продолжал Ричард. – А теперь давайте поговорим о компенсации за мое утерянное имущество.

Новая квартира была гораздо симпатичнее той, которой он лишился. Тут было больше окон и балкон, просторная гостиная и настоящая гостевая спальня. Ричард бродил по ней без малейшего удовольствия. Обезверблюженный крайне неохотно обставил квартиру кроватью, диваном и несколькими стульями, а еще велел принести телевизор.
Нож Охотника Ричард положил на каминную доску.
Купив в индийском ресторане через дорогу карри навынос, он ел его, сидя на полу, и спрашивал себя, действительно ли ел карри поздно ночью на Ярмарке под открытым небом, устроенной на эсминце, поставленном на якорь у Большого Лондонского моста. Если вдуматься, казалось маловероятным.
В дверь позвонили. Встав, он пошел открывать.
– Мы нашли почти все ваши вещи, мистер Мейхью, – сказал проныра, снова облаченный в верблюжье пальто. – Оказалось, их сложили на склад. Ладно, ребята, заносите.
Двое дюжих грузчиков втащили несколько больших банановых коробок.
– Спасибо, – без улыбки сказал Ричард.
Открыв ближайшую, он развернул первый же предмет, который попался ему под руку, оказавшийся фотографией Джессики в золоченой рамке. Пусто поглядев на нее несколько мгновений, он положил ее на место.
В конце концов найдя коробку с одеждой, он ее распаковал, но остальные так и остались стоять нетронутые посреди гостиной. По мере того как шли дни, он все больше чувствовал себя виноватым, что их не распаковывает. Но не распаковывал.

Сидя у себя в кабинете, он задумчиво смотрел в окно, когда загудел интерком.
– Ричард? – спросила Сильвия. – ИД через двадцать минут собирает всех у себя в кабинете для обсуждения доклада Уэндсворта.
– Понял. Буду, – сказал он.
А потом, поскольку следующие десять минут делать ему было решительно нечего, взял оранжевоволосого тролля и грозно придвинул его к тому, что поменьше, зеленоволосому.
– Я величайший воин Под-Лондона. Приготовься к смерти! – сказал он страшным тролльским голосом, размахивая оранжевым троллем. Потом взял зеленоволосого и сказал: – Ага! Но сперва ты должен выпить чашку доброго чая…
В дверь постучали, и он поспешил виновато смахнуть троллей в ящик стола.
– Входите.
Дверь открылась, и на пороге застыла Она – как будто нервничала. Он совсем забыл, насколько она красива.
– Здравствуй, Ричард, – сказала она.
– Привет, Джесс, – отозвался он, но тут же поправился. – Извини… Джессика.
Улыбнувшись, она тряхнула волосами.
– А, сойдет и Джесс, – сказала она, и вид у нее был такой, словно она говорит почти искренне. – Джессика, Джесс. Никто уже целую вечность так меня не называл. Я даже скучаю.
– Что тебя привело… – начал Ричард, – чем обязан честью… ты… м-м-м…
– Просто хотела тебя повидать. Он не знал, что от него ожидается.
– Очень приятно.
Закрыв дверь кабинета, она сделала к нему несколько шагов.
– Знаешь, со мной произошло что-то странное. Я помню, что расторгла помолвку, но никак не могу вспомнить, из-за чего мы поссорились.
– Не можешь?
– Но это ведь не важно, правда? – Она оглядела кабинет. – Ты получил повышение?
– Да.
– Я за тебя рада. – Опустив руку в карман пальто, она вынула коричневую коробочку, которую положила на стол Ричарду.
Он все равно ее открыл, хотя в точности знал, что в ней.
– Это кольцо, которое ты подарил мне на помолвку. Я подумала, что, наверное, надо его вернуть, а потом, если… ну… все наладится, то однажды ты, может быть, снова мне его подаришь.
Бриллиант играл на солнце: самые большие деньги, которые он на что-либо тратил в своей жизни. Закрыв коробочку, он вернул ее ей.
– Оставь себе, Джессика, – сказал он и добавил: – Извини.
Она прикусила нижнюю губу.
– Ты встретил другую?
Он помешкал. Подумал про Ламию, Охотника и Анастезию, даже про д'Верь, но ни одна из них не была «другой» в том смысле, как подразумевала Джессика.
– Нет. Никого не встретил. – А потом сказал, сообразив вдруг, что говорит чистую правду: – Просто я изменился, вот и все.
Загудел интерком.
– Ричард? Мы тебя ждем. Он нажал на кнопку.
– Уже иду, Сильвия. – Он поднял глаза на Джессику. Она молчала: наверное, боялась открыть рот, боялась закричать или расплакаться. Поэтому просто ушла и тихонько прикрыла за собой дверь.
Одной рукой собрав со стола нужные документы, Ричард другой провел по лицу, будто что-то стирал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35